— О нет… — Иккинг чувствует, как вся стая начинает наполняться злостью и он сам сжимает голову руками от боли.

Вспышки, крики, свист чьих-то крыльев: всё перемешивается, и остров вопит сотнями голосов и истекает сотней ран. Вигго проклинает сбежавшего драконоубийцу, но его взгляд обращается к самому важному — Иккинг падает на колени, схватившись за голову. Он отдергивает его за руку и тащит подальше от дурмана. Позади злятся Игнис и Вардис друг на друга, скаля рты и хлопая крыльями, но пока что не нападая.

— Иккинг, приди в себя, прошу! — Вигго смотрит в родные глаза, но не узнает их: они задернуты туманом, пустые и странные.

Шумит и пенится море, слышится треск, а потом гул пробирает всех драконов на острове. Из-под воды наконец-то выходят смутьяны, единственные не почуявшие дурман проклятого корня, и зовут всю стаю к себе. Вигго облегченно выдыхает. Иккинг, поддерживаемый руками избранного, приходит в себя и свистит, и тогда громмели и шёпоты смерти летят к площади.

Кровь останавливается, крики затихают, но деревня по-прежнему шумная и беспокойная. Люди бегут за оружием, а шёпоты смерти утаскивают корень и бросают его в ближайший костёр. Дым начинает валить из него чёрными клубами, когда драконьи носы закидывают его углём. Только тогда Иккинг вспоминает про главного врага.

Его смех колет и режет, когда даже зов смутьянов не действует на его смертохватов. Он насмехается над их беспомощностью:

— Приди и срази меня, если осмелишься!

Гриммель скалится и даже в непроглядной темноте Иккинг чувствует его оскал на своей коже, как ожог. Злость закипает новым цветом. Смертохваты уворачиваются от потока льда, выдохнутого Гейрмундом и смутьян разъяренно рычит им вслед. Яд в их венах не позволяет им откликнуться на его приказ, но его ненависть они отчетливо чувствуют на своих шкурах.

— Сейчас же к оружию! Весь остров! — Иккинг наконец-то смотрит на деревню трезвым взглядом, — Трубите в горн, снаряжайте всю стаю, пока есть время!

Корабли ещё тянутся и у них есть мгновения, чтобы снарядить и себя, и драконов. Пока все хватают оружие, Иккинг бежит по улице. Огонь, жравший стены его дома, уже затих, и он мчится сначала туда за броней и Инферно, а потом, оседлав Беззубика, торопится к дому его родителей. Вигго верхом на Вардисе следует за ним по пятам.

— Куда мы?! — Вигго кричит ему в спину, пока Вардис ловко перепрыгивает через камни и обломки некоторых крыш.

— Комета! Там Комета!

Беззубик воет, но самый страшный кошмар рассеивается, когда Иккинг видит своих родителей и дом целым. Он может выдохнуть, и Валка тут же обнимает его со всей силы, когда выбегает из дома. Её глаза тревожно блестят, как и у Стоика.

— Драконоубийца? — Она заглядывает в его лицо и Иккинг молча кивает, а затем торопится пройти в дом.

Его отец отдает приказы вместе с Вигго, пока он припадает лбом к встревоженной Комете. Яйца целы, она сама тоже, драконоубийцы здесь не было, как они и думали.

— Оставайся здесь и защищай их. Мы вернёмся.

На улице слышатся сразу два горна: звонкий и стрекочущий от драконьих всадников и глубокий и грозный, исходивший от охотничьих кораблей. После этого Иккинг седлает Беззубика, поднимаясь в небо вместе с остальной стаей.

* * *

Ночь беспощадна, но горящие корабли охотников освещают её, как многочисленные солнца. Люди кричат, когда огонь касается их кожи, плавит железные доспехи прямо в их тела и даже холодные волны не спасают их, ведь на глубине их ждут разъяренные пасти морских существ. Драконы танцуют среди стрел и огня, разметают искры и пепел под своими крыльями и некогда звёздное небо начинает затягиваться густой пеленой из дыма.

Последнее, что видят многие из охотников — раскрытые огненные рты, которые расцветают в темноте, как цветы.

До тех пор, пока с кораблей в воду и на ледяные перья не полетят новые драконьи корни, и теперь драконы начинают убивать и умирать в когтях друг друга. Вслед за корнями летят и бочки с олеандром, пропитывая всё до чего смогут коснуться ядом, а в море одного за другим охотники выпускают угрей: жирных и огромных, как жёлто-чёрные змеи. Волны начинают пениться и бесноваться от невидимой людскому глазу битвы, которая зарождается в их глубине.

Иккинг чувствует и видит, как гибнет его стая и отзывает всех на высоту, где не пахнет дурманом. Наступает временное затишье, когда драконы отлетают, ведомые и зовом альфы, и приказом смутьянов, но недолго: море разрывается, когда Гейрмунд вырывается из глубин и крушит ближайшие корабли. Его не останавливают ни угри, ни железо на бортах, ни машины, которые хрустят и лопаются под его бивнями, как стальные жуки.

В облаках из пепла начинает греметь гром и первые молнии бьют по людям. На поле битвы медленно вылетает скрилл во главе грядущей бури.

Слышится вопль вражеского горна, но другой и ритмичный, и Иккинг замечает, как корабли начинают перестраиваться. Ближе к драконам выплывают самые большие и самые тяжёлые судна и на них он с ужасом видит арбалеты, стрелявшие не стрелами, а целыми копьями. Он свистит и раскачивает посохом, но и сами драконы чувствуют, что он хочет сделать: они снова вступают в бой, но уже по-другому и вместе с ним.

Морские драконы теперь кружат там, где нет смутьянов, но не выпрыгивают из воды, а дробят и рушат дна лодок и кораблей. Там, где течет олеандр плывут кипятильники, там, куда закидывают угрей летят и жрут их тайфумеранги, шёпоты смерти ловят и сжигают корни, другие драконы летают высокими кругами, как огненные узоры в небе и жгут корабли одним слаженным хороводом. Красным и бирюзовым, летучим и морским. С небес им помогает гром и молнии скрилла и напалмы ночной и дневной фурии.

Гейрмунд протыкает одно из суден насквозь, но когда хочет вытащить бивни, они застревают. Тогда левиафан грозно фырчит и тащит судно назад за собой. Железо корёжится и трещит, когда он начинает раскачиваться и волновать океан, а потом окончательно ломается, и дракон вытаскивает из корабля бивни, как ножи из вскрытой банки. На его лоб наставляют тяжёлую машину с соседнего судна и серые глаза дракона распахиваются. Снаряд пробил бы его череп, если бы судно не колыхнулось и не стало переворачиваться. Ванланд, как белый айсберг пробил его, а затем корабль крошится под силой двух огромных смутьянов, которые давят его между собой.

Когда победа начинает маячить перед всадниками, Иккинг чувствует странный поток ветров с севера. Такой, словно бы к ним приближается ураган. Страх начинает холодить его кровь в предчувствии чего-то ужасного, а потом небо разрывается криком. Таким страшным воплем, что у людей закладывает уши.

Вопль. Вопль смерти. Вылетев из тьмы и северных огней, к ним мчится крылатое чудовище, которое, как он думал, он победил ещё многие годы назад. Но теперь это чудовище стало злее и больше, и его рот горит, как красная бездна.

Сейчас Иккинг понимает, почему Гриммель не пришёл раньше. Для чего он так задержался в дальних краях

— О нет… — Всадник ощетинивается вместе со своим драконом от страха.

Смех Гриммеля тает среди шума беснующихся волн и он отлетает подальше от битвы. Его личный флот остаётся вместе с ним, а он сам приземляется на одну из скал рядом с ними, чтобы смотреть. Горизонт горит, драконы падают черными тенями в огонь и море, и поле битвы истекает криками.

Извивающийся и беснующийся Вопль смерти влетает в битву, и десятки драконов тут же пропадают в его огненной и бездонной пасти. Она кружится рядами зубов, пожирая всех, кого он видит, а потом, выпустив широкие ленты дыма, стремится туда куда охотники бросают драконий корень. Ледяные перья хрустят и ломаются под его зубами, и защита острова начинает ломаться, когда крылатый змей ворочается и шипит в попытке добраться до цели. Его мертвенно-бледное тело содрогается сотнями шипов, но потом звучит свист и синяя вспышка бьет в его глаза. Он скрючивается и выгибается, как разъяренная гадюка, а потом выползает с оскаленной мордой из ледяных обломков перьев. Его ноздри вздрагивают, уловив знакомый ненавистный запах.

За Иккингом летит Вардис и Вигго кричит, одарив тварь испуганным взглядом:

— Какой у тебя план?!

Вардис догоняет Беззубика и они летят вместе, пока Вопль смерти вылезает и медленно поднимается в небо.

— У него ошейник под короной! Наверняка там яд! Или что-то, что его злит! — Иккинг тоже смотрит за их новым врагом и замечает, как тот начинает раздувать пасть.

Готовится к тому, чтобы накрыть мир огнём.

— Ты хочешь сбить с него ошейник?

— Да!

Иккинг кивает и как раз вовремя уворачивается от огненных шаров, летящих к ним. Их драконы разлетаются в разные стороны. Беззубик переворачивается, закрутившись и потеряв высоту, а Вардис поворачивается грудью к жару, защищая своего всадника. Он разъяренно стреляет в морду Вопля молнией, готовый, если нужно сцепиться с ним один на один. Но Вопля интересует другая цель: он медленно разворачивает клыкастую морду вслед ночной фурии и устремляется за ней.

Тогда и Вардис, и Беззубик начинают танцевать вокруг дракона и бить его со всех сторон молниями и плазмой. Синие вспышки режут небо одна за другой, как разрывающиеся звёзды на глазах у всех остальных, и небо начинает затягиваться синими тучами, как угрожающий водоворот над людьми. Вардис поднимается ввысь так высоко, как может, а затем падает и молнии стрекочут и кричат, растягиваясь за ним белым хвостом. Удар сокрушает змея, но когда Вардис подлетает ближе, ошейник оказывается не тронутым. Их пламени недостаточно.

И сам Вопль остаётся жив.

Его глаза, налитые кровью, становятся ещё краснее от злости и он обдает мир ураганом из пламени. Огонь беснуется в чёрном небе, как вторая огромная змея вокруг своего хозяина и все остальные разлетаются. Иккинг стонет и прижимается к седлу от того жара, что обдал их со спины. Его лицо уж посерело от пепла, а сам он начинает кашлять от гари. Беззубик тревожно воет под ним.

— Не вышло… — Он хрипит и прижимается к седлу, когда его дракон отлетает от врага.

Ни молнии Вардиса, ни пламя его собственного дракона не смогли ни разбить оковы, ни ранить самого Вопля. Змей кажется непобедимым, он жрет и беснуется, как змея, залезшая в гнездо. Его не убить, по крайней мере, не так. Иккинг дышит тяжелее, наглотавшись пепла, а потом снова поднимается ввысь. Теперь он думает о другом.

Отравленный зверь будет бесноваться до тех пор, пока яд течёт в его крови или пока тот, кто отдаёт приказы жив.

Иккинг смотрит на горизонт, где показывается первый луч рассвета, и без слов разворачивает своего дракона к флоту Гриммеля.

Отрубить голову змее — остановить войну.

Вопль, отвлекамый матерью и смутьянами, остаётся позади, как и горящие корабли и умирающие люди. Мир впервые становится тихим, пока он летит к врагам. Он слышит только своё дыхание и хлопки крыльев Беззубика. Ветер под крыльями его дракона мягко касается его лица и волос, волны подгоняют их и небо розовеет перед их глазами.

Сзади слышатся чужие хлопки и когда Иккинг оборачивается, то видит, что за ним молча летит Вигго и Игнис, и, как всегда верные, Вегард и Брандт. По воде их догоняют морские драконы его стаи. Горизонт рядом с Новым Олухом становится более пепельным, чем огненным, а его мать без страха разит Вопля смерти, подманивая того к воде и смутьянам.

Иккинг отворачивается и готовится к новой битве.

* * *

Драконьи охотники Гриммеля держатся храбро и в огне, и под напалмами ночной фурии, но их фигуры дрогнули, а лица побелели от страха, когда к ним навстречу вылетел скрилл. Его фигура объята молниями вместе с его всадником и он без промедления влетает в ряды кораблей, как одна единственная неприступная молния. Под гром и стрекот, палубы хрустят, а паруса горят. Драконы кружатся и танцуют, стрелы свистят, но промахиваются. Морские драконы потопили уже почти половину из небольших кораблей, а те большие, что остались не могут до них достать.

И всё же, в некоторых местах вода краснеет от драконьей крови. Их раны болят, как собственные для Иккинга, а его собственная злость зажигает в оставшихся всё больший и больший огонь.

Иккинг мечет напалмами среди этого безумия, пока его не отвлечет стрекот над головой. Из облаков на него падает один из смертохватов, оседланный Гриммелем, и его лезвие почти достает до его спины. Беззубик тут же переворачивается, бьет дракона плазмой в морду и падает вниз. Со всех сторон к ним вылетают другие смертохваты, и начинается погоня среди скал и волн.

Он сбивает нескольких напалмами, по другим стреляет из арбалета, но их шкура слишком толстая и хватает одного залпа, чтобы стрелы на его спине загорелись и пали в море. Игнис, Вегард и Брандт увязались за ними и теперь часть смертохватов сражается с ними. Иккинг мельком замечает, как чужие драконы падают вниз и пропадают среди волн, где беснуются его стая. Он не видит среди них Гриммеля и хмурится, а потом из-за ближайшей туманной скалы перед ними вылетает сам охотник.

Беззубик воет и сцепляется с другим драконом когтями, всадник на его спине ударяется об седло, и их начинает закручивать. Лезвие, сверкнув, вонзается в грудь ночной фурии и наружу рождается крик, Иккинга обдает жаром призрачной боли и крови на лице.

— Слушай, как он кричит!

Иккинг чувствует, как его собственный вопль сливается со смехом охотника и криками его дракона воедино. Мир перед его глазами вертится и вспыхивает темнотой, зеленым и синим, и кричит, кричит так надрывно, что у него закладывает уши. Драконы начинают падать, как огненный клубок из крыльев, и Беззубик наконец-то набравшись силы, бьет смертохвата когтями прямо по глазам. Жгучие клыки с шипением лязгают и клешня отстает от груди ночной фурии, а драконоубийцу встряхивает на спине своего дракона. Его улыбка сменяется оскалом и он обжигается страхом, когда пелена пепла резко расходится и навстречу ему ухмыляются камни и скалы. Сверху над ним раздается свист и охотник видит двух огненных, раскрывших злые рты, чудовищ.

На последних силах Беззубик переворачивается, с криком распахнув крылья и пролетев вперёд к островкам, а не к скалам. Кровь, капающая из его раны, чёрная, как ночное небо над их головами и она растекается по земле страшной лужей. За ними вспыхивает чужое пламя, от которого Иккинг закрывается рукой.

— О нет, нет, нет! — всадник выскакивает из седла, не опаленный, и падает на колени, чёрная кровь дракона ложится на его такие же чёрные ладони.

Смертохват же, вместо того, чтобы ровно опуститься на землю, падает поодаль от них, неаккуратно перевернувшись и зарычав. Его брюхо блеснуло красным мокрым блеском, а морду уже прижали к земле когтями. Вегард раскрывает пасть, чтобы перекусить чужую шею, а Брандт обращает своё внимание к охотнику. Он вскакивает и несется к нему разъяренной и громкой огненной бурей, готовясь изжарить человека до пепла, но Гриммель, выпавший из седла, быстро поднимается на ноги и стреляет прямо в обоих чудовищ из арбалета.

— Нет! — Иккинг, заслышав свист стрел, кидается к своим пришедшим на помощь охранникам, но перед его ногами в землю впивается ещё пара стрел.

Он отшатывается и рычит, а Гриммель глубоко смеётся, в его глазах блестит кровавая радость. Брандт тяжело стонет, выпускает из ноздрей клубы дыма и валится красной мордой на землю, из его могучей шеи блестит злое перо стрелы, а глаза закатываются. Вегард затихает и валится вместе с ним, так и не отпустив смертохвата из когтей.

— Оставь их, вожак.

Охотник начинает кружить вокруг всадника, а по земле начинают ползти и расти искры от драконьего огня. Драконы лежат чёрными фигурами, как замеревшие каменные статуи.

— Вот мы и остались один на один, вожак, не так ли? — Гриммель упивается смехом и его меч звонко лязгает, вытащенный из ножен, щит за спиной переливается серебром.

В языках пламени, кружащих вокруг них, рождается темнота, подобная той, что была на небе, и Иккинг предстаёт перед врагом драконом. Его злость обжигает и горло, и грудь, когда он как тень кидается вперёд. Гриммель отпрыгивает в сторону, сверкнув клинком, и рана на плече, кажется, не тревожит его, когда он бьет. Крови нет — меч не попадает, вздрогнув, и они начинают танцевать в кругу огня, как зверь и его убийца.

Жгучее пламя ночной фурии свистит и вспыхивает голубыми цветками, разбиваясь о стальной щит, и дракон рычит, наступая и шоркая когтями по железу. Он стонет, когда клинок всё же пронзает его плоть и режет над плечом, и на землю начинает капать густая, почти такая же чёрная кровь. Гриммель улыбается шире от одного только запаха и подносит лезвие к губам. Они краснеют на его белом лице, и Иккинг морщится от отвращения, когда его кровь слизывают языком.

— Прям как настоящая драконья, тварь, — Он улыбается кровавым оскалом и в его взгляде играет огонь, — Интересно, когда я вырву сердце у твоего настоящего тела, оно будет таким же на вкус?

«Моё сердце останется со мной!» — Иккинг воет и снова кидается в бой, и снова начинается танец теней и стали.

Битва за их спинами гремит, и если бы Иккинг прислушался к ней, а не к своему сердцебиению, то услышал бы с каким шумом Вопль смерти пал в воду, сраженный напалмом его матери и дыханием её смутьяна. Прибитый к острову льдом, он издаёт последний самый громкий крик, и все: и драконы, и люди жмутся и вздрагивают от него. Иккинг, поваливший охотника, поднимает взгляд к дальней битве ровно на мгновение…

Но этого хватает, чтобы нож вонзился в его грудь, там где пылает драконье сердце.

Тьма кричит и плавится, хлещет кровь и он отшатывается, а охотник, опьяненный победой, поднимается на ноги. Тьма сползает и Гриммель заносит меч над своей головой. Огонь злобно горит на его клинке вместе с кровью красным цветом, но затем лезвие жалобно звенит, отбитое вспыхнувшим Инферно. Иккинг рывком поднимается и бьет, бьет до тех пор, пока от мечей не полетят искры, а враг не попятится назад, там где его за спиной беснуется огонь. Лицо Гриммеля кривится от ужаса: на его враге нет ни единой раны. Иккинг стоит перед ним, как бессмертное воплощение тьмы и огня.

— Демон! — он ступает назад прочь от тени перед собой и обожженная земля шипит под его подошвой.

Пламя начинает цепляться и забираться за подол его чёрного плаща, расцветая цепочкой красных цветов, и он отшатывается в страхе; пытается отскочить от врага спереди и жара позади, но Иккинг вырастает перед его глазами, как тень, и тьма за его спиной закрывает собой, кажется, всё небо. Сверкнув чистой злобой в отблеске своих изумрудных глаз он кидается на охотника, ни как зверь, ни как человек, а как тьма, и тащит его за собой в стену пламени.

— Безумец! Ты погубишь нас обоих! — Гриммель мигом захлебывается в злости и страхе и давится собственной кровью, когда тень бьет его когтями по лицу.

Под лучами рассвета огонь начинает бесноваться ещё ярче и выше, закрывая собой небо. Мир вокруг них плавится и становится рыжим, искры летят во все стороны и становятся ложными красными звёздами на небе. Глаза над охотником горят зелёным злым огнём, и рука с когтями заносится ещё раз. На мгновение Гриммелю видится, что их у врага несколько. Он вспоминает про свой щит, но тот раскалывается надвое от удара тени и пропадает жалкими осколками в огне. Иккинг рычит и жмурится от жара вокруг, но вот ему жар, кажется был нипочем, пока одежда драконоубийцы плавилась и липла к коже. Он кричит и скалится от боли, но не сдаётся. Его лицо видится Иккингу искаженной, скорченной в агонии маской, которая начинает таять, как воск. Он заносит руку с когтями и они подмигивают охотнику рубиновым блеском.

— Моё сердце останется со мной, — Иккинг шипит и бьет человека в горло, а затем ещё и ещё, и оскалив зубы, впивается ими в плоть.

По его лицу ползут слёзы и жирная кровь, и Иккинг скалится на ухмыляющегося ублюдка под собой, бьет когтями, вспоминая всех, кого он отнял у него, всех, кто погиб по его вине, кто страдал и оплакивал. Вокруг них нескончаемым дождём кружится пепел, огонь и кровь, и Иккинг чувствует их вкус, как и охотник под ним. От его растерзанного горла ползет чёрная лужа крови и тот, ухмыльнувшись в последний раз, наконец-то замирает. Когда злость стихает и руки начинают наливаться слабостью, Иккинг понимает, почему ухмылялся охотник.

Его живот пронзает запоздалой болью и он, опустив глаза, видит, как из него торчит рукоять его собственного Инферно.

Иккинг стонет, но стон и слёзы мешаются с отголосками битвы за спиной. Там, где был флот драконоубийцы теперь только угли и скелеты, и он мельком взглядывает на них, на свои острова, а потом и на хвост Вопля, заточенного во льду. Победа.

Всадники победили.

Огонь опускается и тает на земле, и Иккинг падает боком на пепелище. Вдох даётся с тяжестью, чужая кровь теперь мешается с его. Он зовет тьму к себе, и она ползёт чёрными змеями, разгоняя серые клубы пепла, но кажется он не успеет. Иккинг чувствует, как мир становится холоднее, руки слабее, а последнее, что он замечает — рогатый и крылатый силуэт, спускающийся к нему среди густой серой пелены.