Иккинг Устрашающий Хэддок Третий.

Правление Иккинга Устрашающий Хэддока Третьего своего имени, первого Короля Драконов и Дикого Запада, первого Всадника ночной фурии длилось целых полвека, пока его корону не переняла его названная наследница, Сольвейг Лучезарная Хэддок, Первая своего имени. Время правления ночной фурии не было спокойным или богатым на мир, но оно было воистину великим, потому что именно её время стало началом для Драконьих всадников архипелага.

* * *

«Сначала из-за горизонта донесся ветер, раскачавший корабли и деревья, волны начали волноваться и шипеть, тучи затянули небо и сперва мы подумали, что к нам летит шторм. Но у шторма была тысяча крыльев и он вспыхнул красным пламенем, как огромный бесконечный змей, обрушившийся на землю. У этого змея была чёрная голова и там стоял он, облаченный во тьму, верхом на ночной фурии. Настоящий ночной кошмар.»

— Воспоминания безымянного пленного охотника. —

«Если хотите понять, какой человек мой муж, можете записать это: Иккинг сделал то, чего никто никогда не делал до него. Он всегда смотрит на вещи под другим углом, думает о другом, он и есть другой. Особенный. И бесстрашный в своей особенности. Так и запишите в летописи. Он величайший человек своего и будущего времени.»

— Вигго Гримборн-Хэддок, I своего имени, Всадник Бури и Пламени,

супруг короля Иккинга Хэддока III. —

«Он был необыкновенен. Каждый раз, когда ты летишь в его стае, ты чувствуешь себя героем и великим воином под началом сильнейшего из людей. Он был и останется легендой.»

— Драконий всадник Красной стаи, Стюр Смелый. —

Альва, Драконом Рождённая.

* * *

«Она странная, необычная, всегда себе на уме, как и вождь. Возможно, поэтому он её и выбрал. Единственное, что скажу: от дракона в ней больше, чем от человека.»

«Странная, но глаза умные.»

«Русалка скорее всего. Но вождь наверняка знает, что делает.»

«Как-то раз видел, как она голыми руками угли в кузнечном горне переворачивала. Ни единого ожога!.. Наверняка драконица, но главное, чтобы не ведьма.»

— Слухи от жителей деревни Нового Олуха. —

* * *

— Со слов старейшины. —

Вождь часто летал в Тайный мир, но после своего долгого путешествия, откуда он вернулся с двумя ночными фуриями, Иккинг спустился туда снова лишь один раз. И если раньше он сообщал о причинах своих визитов матери, отцу, совету или хотя бы простому люду, то в тот раз он ушёл, не сообщив никому. Возможно, об его уходе знал лишь только его муж, Вигго Гримборн (теперь уже наполовину Хэддок), а может и даже он не знал. Об этом некому больше рассказать, а своих ссор они никогда не выносили из дома.

Вернулся Иккинг с невестой без фамилии, без племени, без родителей или даже дракона, как полагает драконьей всаднице и любому благородному человеку на архипелаге. Единственным, что у неё было — красивое имя Альва и золотые, как у ночной фурии, глаза. Сказать о том, что вся деревня, а в особенности родители вождя были ошеломлены, встревожены, недоверчивы и даже злы, это ничего не сказать.

На лицо Вигго посматривали некоторые, но они не видели там ни обиды, ни ревности. Вигго, как и всегда, был спокоен, мягко улыбнулся и прильнул лбом ко лбу своего мужа. Взглянув на прибывшую девушку, он взял её за руку и поцеловал так, словно бы ожидал её. Та игриво улыбнулась, сверкнула золотом глаз и рассмеялась, поправив на голове колючий венок из терна и странных цветов.

Слухов было много, недовольства тоже. Босая, одетая в белую рубаху, с такими же белыми волосами и кожей. Девка без имени, дракона и фамилии, и в жёны к королю? Худая, непонятная, не от мира сего рождённая, со странным умом и непонятным взглядом. Тем более, когда у него есть муж-нареченный? А у неё то самой есть избранный, который ждёт её в этом мире? И вообще, человек ли? Глаза то драконьи, хитрые, как у зверя, и отливают золотом. Таких глаз у людей не бывает и единственное, что остановило людей от того, чтобы повесить её на столбе, то что и сам вождь никогда не был человеком. Как и его мать, Валка, любимая и единственная жена Стоика, которых обоих любили и уважали. Они оба были драконами, как и эта пришедшая из-под моря.

Когда Вигго объявил на совете, что Иккингу, как правящему королю, нужны наследники с драконьей кровью, а потому и невесту он себе нашёл той же крови, что и он, люди опешили. Сначала замолкли, но потом со временем и грамотными речами Вигго и Иккинга успокоились. Их таких, способных обращаться в ночных и дневных фурий, на белом свете лишь двое. Погибнет Иккинг, не оставив наследия, то погибнет и вся ветка Хэддоков. Уповать на Валку было рискованно, она уже была немолодой женщиной и если бы решилась на второго ребёнка, преодолев горе, то родиться он мог и обычным человеком. Стоик никогда не был драконом.

Поэтому как бы не сторонились и не боялись другие всадники Альвы, она была невестой Иккинга по закону и праву. О том, что два мужа могут взять в брак женщину закон был, а вот о том, что у неё должна быть фамилия — не было.

Но даже при всей неприязни острова Альва никогда не была жестока или даже груба к кому-либо. Кажется, она даже не заметила той злобы, с которой её встретил Новый Олух в первые месяца, и слухи, которые плелись за ней до самой её смерти. Она никому не грубила, не была высокомерной, нашла общий язык с матерью и отцом Иккинга, с Вигго она часто играла в карты или его любимую игру — Булавы и Когти, зачастую выигрывала или они соглашались на ничью. Также она постоянно летала вместе с ним и Иккингом вокруг Нового Олуха и особенно красиво её чешуя блестела в свете розовых рассветов.

Свадьба была славной, все трое много улыбались и общались, было много песен, танцев и еды, и все были счастливы. На свадьбе было множество приглашенных гостей, но особенной подругой для Альвы стала Диана, жена Райкера Гримборна, старшего брата Вигго Гримборна. Они с Валкой и Дианой много танцевали, пели, а потом летали на драконах. Когда пришло время расставаться, девушки расцеловались во все щёки и пообещали прилетать друг к другу в гости. Через несколько недель, Альва обнаружилась беременной, а через девять месяцев родила первую дочку — Сольвейг. Жемчужину Нового Олуха и первый лучик для будущего династии.

Сольвейг взяла от обоих родителей их лучшие черты и была безмерно красивой, как звезда на небе. Серебряные внеземные волосы ей достались от матери, зелёные, как изумруды, глаза достались от отца, а хитрый ум от Вигго. Через год её представили деревне, как наследницу Драконьего трона и отпраздновали это со всей полагающейся почестью. Её образ внушал надежду и радость каждому, кто видел её.

Затем через четыре года спокойной и счастливой жизни Альва родила сына, названного Вегейром, и вот тогда слухи, опустившие змеиные головы, снова начали копошиться. У новорожденного был не белый и не русый пух на голове, а огненно-рыжий. Иккинг указал на своего поседевшего отца и сказал тогда, что его сын всего лишь унаследовал красивый цвет волос от деда, а глаза остались его: изумрудные, как молодой лес. Люди успокоились, но вот те заморские гости и те, кто не был особо близок сердцем к вождю и имели какие-то свои выгоды, всячески пытались уколоть Иккинга и его жену о законорожденности сына.

Сколько же Альва натерпелась, когда все эти змеи лезли к ней под юбку и приплетали в отцы её сына любого всадника с рыжим цветом волос. В конце концов, всё дошло до того, что отрубленные головы лжецов, решивших травить почву о лже-наследии Иккинга (наследница — девка, а единственный сын — не его крови) оказались на пиках, выставленные в ровный ряд. Приказ отдал Вигго, а Иккинг разослал письма, сообщив о радостной новости: родился сын, взявший цвет волос от его отца, а нрав от него.

Спустя восемь лет Альва ещё раз забеременела и принесла в свет свою младшую и последнюю дочку, Фриду. Фрида стала полным отражением отца, начиная от черт лица и заканчивая цветом глаз и волос. Но каким бы радостным не было это событие, почти сразу же оно омрачилось: Альва исчезла. Не умерла. Скорее пропала, как ночной морок на рассвете.

Иккинг остался с младенцем на руках и двумя малолетними детьми, когда его жена испарилась. Кто-то говорил, что видел, как необычайно яркая звезда летела в сторону Тайного мира. Кто-то сказал, что морская пена на волнах белее и гуще и это Альва разбилась о скалы и обратилась ей, как подобает русалке. Правды никто так и не знает до сегодняшних пор.

Сольвейг Лучезарная Хэддок-Гримборн Первая.

Первая королева архипелага, наследница Драконьего короля.

Сольвейг, позднее названная Лучезарной за свои великие подвиги, родилась суровой зимней ночью, которая быстро сменилась самым ярким и красивым рассветом за последние годы, а затем и быстро пришедшей весной. Весь архипелаг принял это за славный знак и праздновал неделями.

* * *

«Самая прекрасная, какой только может быть истинная драконья всадница и королева.»

«Звезда архипелага, его жемчужина и луч надежды. Когда я вижу её в короне, я понимаю, что нас ждут хорошие годы впереди.»

«Настоящая драконица. За её прекрасным обликом таится настоящая сталь и огонь, как и у её отца. Славная королева.»

— Жители деревни на Новом Олухе. —

* * *

— Со слов старейшины —

После смерти их матери, Альвы, старшая сестра Сольвейг встала на её место по отношению к своей младшей сестре и брату. Ей пришлось быстро взрослеть и её кровный отец признавался, что иногда видел в ней отражение ушедшей Альвы. Девочка и вправду была похожа на свою мать, но только глаза у неё были от отца, а нрав стал более крутым и суровым.

Она не терпела обид, но расправлялась с обидчиками не в пылу ярости, а на спокойную голову. Её глаза в такие моменты напоминали холодное и жестокое стекло, отпугивая любых дураков, захотевших с ней ссориться. Исключениями можно назвать разве то, когда задирали не её, а её брата или сестру или людей, дорогих её сердцу. Тогда вся ярость вскипала в её драконьей крови и выливалась наружу, как пламя, не щадя никого.

Несмотря на ту злость, на какую она была способна, Сольвейг была любяща, нежна и заботлива со своей семьей. Ранними утрами она заплетала Фриде косы, вплетая в них красные и фиолетовые ленты, учила стрельбе из лука, едва научившись стрелять сама, читала книги, помогала в уроках. Вегейра она тренировала на мечах, учила с ним иностранные языки и читала. Единственное, с чем пока не могла справиться принцесса — езда на драконах.

У неё не было своего, хотя седлать она пыталась многих, среди которых были и бесхозные смертохваты Олуха, и ужасные чудовища её отца. Один раз она даже прыгнула на спину бесхозному шёпоту смерти из Бирюзовой стаи, который отличался дурным нравом и необщительностью, и в конце концов сбросил девочку с себя. К сожалению, ни один зверь на Новом Олухе не принял её по-настоящему, пока не наступила первая полная луна после смерти её матери.

Небо было голубым и красивым, устланным северным сиянием, которые переливались, как разноцветные ленты. С редких облаков крошился мелкий снег, ветер гулял по пустым улицам и тревожил корабли в бухте. Тогда на остров явилась полярная и яркая звезда, затмившая собой ночное небо, но потом всадники увидели, что у звезды есть крылья. Спустившись на землю, звезда оказалась дневной фурией, и её глаза были яркими и красивыми, как чистое золото, а чешуя мерцала волшебными голубыми оттенками. Она была внеземной и особенной.

Драконица сразу же двинулась по улицам к дому вождя, словно бы знала, куда нужно идти, и позволила Сольвейг взобраться на свою спину. Утром по деревне начал ходить слух, что это погибшая мать пришла к своим детям в новом обличии. Его Высочество и Его супруг ничего не говорили насчёт этих слухов, а Сольвейг наконец-то стала полноценной драконьей всадницей. Свою дневную фурию она назвала Луноликой за белизну чешуи и мудрый всезнающий взгляд. Теперь она катала своих младших братьев и сестру на своей драконице и училась летать с остальными детьми.

Вегейр, Огненное крыло, Хэддок-Гримборн Первый.

Командир Драконьего края, Второй Альфа Красной стаи и защитник архипелага.

«Если его отец был воплощением теней, то Вегейр — это воплощение бушующего пламени. Будьте осторожны, он сожжет вас дотла, если вы запишитесь в его враги, но согреет, если вы друг. Я это знаю, уж поверьте.»

— Рун Гримборн, племянник Вигго Гримборна-Хэддока

и сын Райкера Гримборна. —

«С огнём играть нельзя, так вот этот мальчишка только кажется мальчишкой. Внутри это самый настоящий огонь. К тому же, упрямый, как его дед. Очень похож и на Стоика, и на Иккинга.»

— Элвин Вероломный, вождь племени Изгоев. —

«Любой дракон это дракон и в каждом есть пламя. Боги не обделили Вегейра ни огнём, ни нравом, ни умом. Сын своего отца, кто бы что не говорил. Свирепый, своенравный.»

— Всадник Бирюзовой стаи, Ари Зоркий. —

* * *

— Со слов старейшины —

Про Вегейра можно рассказать одновременно и много, и совсем ничего. Он — сын своего отца, хотя за огненно-рыжий цвет волос по его пятам начали тянуться слухи о незаконнорожденности и бесправии. Вигго отрубил головы главным сплетникам, но слухи не утихли до тех пор, пока Вегейр, уже будучи взрослым и крепким парнем, не раскрыл свои драконьи крылья и не воспарил над Новым Олухом, как и его отец когда-то. Хотелось бы мне посмотреть в глаза лжецов тогда, когда они плевали на честь Альвы и косо смотрели на её детей. Но сейчас уже никому не посмотришь в лицо: они давно мертвы.

Обучался он быстро, был своенравным, но всегда слушался Иккинга, любил Вигго, часто просился покататься верхом на Вардисе. Первым обзавелся драконом из детей вождя: пламенным ярко-рыжим пеплохвостом. Первым пеплохвостом на Новом Олухе! До этого никто из всадников не мог посмотреть на этот вид драконов, как на ездовых зверей, но после падения Драго Блудвиста налётчики канули вместе с ним и опасаться более не было чего.

Дракона мальчик назвал Буревестником, и забавно, что тот любил играть с чайками, названными точно так же. А ещё Буревестник любил палить в небо широкие струи огня или обдавать жаром и плавить прибрежные камни. Через год полётов он и его сестра стали лучшими драконьими всадниками острова, а затем… Затем их буйный и упрямый нрав дал о себе знать. Кровь дракона горяча, тут не поспоришь.

Битва Драконьих Отпрысков.

Основано на воспоминаниях участников битвы.

Пиратов драконьи всадники больше не боялись, ведь никакая сабля не разрубит чешую дракона, облаченную в броню, но вот когда со стороны дальних границ начали доноситься слухи, что и пираты теперь летают и грабят всадников, Иккинг III затревожился. Он мог бы полететь сам и сжечь любые заставы дотла, но время, когда он узнал о разбоях, было тяжёлым: Альву так и не нашли, его мать Валка Воинственная умерла вместе с его отцом Стоиком Обширным, а годовалая Фрида заболела и лекари беспокоились о здоровье девочки.

На Совете он высказался о том, что нужны всадники, способные сразиться с пиратами и уничтожить их, и, конечно же, тогда вызвались многие. Особенно, молодые, нуждающиеся в подвигах и опыте. Среди них оказались и Сольвейг, и Вегейр. Король, конечно же, наотрез отказался:

«Вы — будущее нашего дома. Вы — наследие Олуха и драконьих всадников. Если вы погибните, то ничего уже будет неважно.»

Сольвейг опустила голову, Вегейр поджал губы, но оба смиренно промолчали. Они остались дома, повинуясь приказу своего отца и своего короля. В бой полетели другие всадники, их ровесники и многие друзья, откликнувшись на зов дальних границ и племен о помощи.

Когда пришли вести о проигрыше собранного отряда и об унизительном пире, которые устроили пираты на костях погибших, Иккинг начал собираться в бой сам, но его остановил Вигго. Иккинг, как и его дети, был наследием и истоком своей ветви, а потому не мог погибнуть вот так, сражаясь с ворами и убийцами на дальних границах. В ту ночь, как думал Новый Олух, остров покинуло лишь несколько драконов: Вардис, облаченный в золотую броню, как и его всадник, Игнис и часть Красной стаи.

Только вот вместо скрилла дальние гарнизоны увидели молодую дневную фурию и пеплохвоста. Они были молоды и потому смогли обогнать своего второго отца и его дракона, безусловно великого, но потерявшего свою прежнюю скорость от возраста и шрамов. Два дракона мчались быстрее ветра в своей ярости и огонь разогревался в их ртах и животах. Простые люди, страдавшие от разбоев, узнали в прибывших принцессу Сольвейг, тринадцати лет отроду, и принца Вегейра, восьми лет отроду, пришедших к ним на помощь. Совсем ещё дети, но бесстрашные и наполненные решимостью, как и их отец в свой первый бой с Красной смертью.

Первый же залп Луноликой прошёлся по ободранным и чёрным кораблям пиратов, а струя пламени Буревестника свалила сторожевую башню. Они разлетелись, затерявшись в дыме, а затем нанесли ещё несколько залпов по кораблям. Стрелы, вылетевшие к ним, не попали: Буревестник закрыл Вегейра своей грудью, а Луноликая ловко увернулась. Уже без команды своей всадницы, она стала бить по пиратам с большей силой, воспылав яростью. Буревестник заревел и кинулся к оставшимся врагам с огненной пастью.

Драконы не щадили никого, дым начал застилать море и его горечь першила в горле. Дышать было тяжело, лицо пылало от жара, а Буревестник и Луноликая гортанно прокатывали в груди оставшиеся залпы. Покончив с дюжиной кораблей, малые всадники заметили, как небо начало чернеть. Из-за горизонта к ним тянулась крылатая туча. Слухи оказались правдой: драконы есть и у пиратов и их было больше, чем они думали.

Не испугавшись, а наоборот разозлившись, Вегейр подбодрил своего дракона и они бесстрашно кинулись вперёд, оставив сестру позади и выпустив поток пламени прямо в морду самому большому из пиратских драконов. Сцепившись когтями, Буревестник и угольно-чёрное ужасное чудовище начали падать вниз, окружая себя потоками пламени и пепла. Мир вокруг них стал наливаться жаром и красным цветом, сёдла начали скрежетать и плавиться, а воздух оказался слишком тяжёлым и горячим, чтобы вдохнуть. Драконья кровь начала брызгать в лицо. Буревестник рвал когтями чужую грудь и плечи, но другой дракон отпустил их только у самой воды.

Разлетевшись, они поднялись ввысь, опаленные и измазанные пеплом. Буревестник заклокотал и увязался за чужим драконом. Вегейр стряхнул с себя обугленные остатки брони и рубахи, оставшись лишь в жилете из чешуи Беззубика. Его кожа оказалась нетронутой. Похлопав Буревестника по шее, они снова пошли в бой, но сцепиться когтями вновь не получилось: Луноликая выстрелила пиратскому дракону прямо в морду и тот пал в воду, оглушенный. Тогда Буревестник развернулся и полетел вперёд, выбирая другого противника и почти сцепился с ним когтями, когда на горизонте прогремел гром.

Крылатая туча, желавшая пожрать двух маленьких драконов, начала разлетаться, пораженная молниями, а издалека к границам стала подлетать другая. Сначала люди приняли силуэт за тучу, но потом драконий глубокий рокот пробрал всадников до костей. В небе громыхнуло ещё раз. Вардис, прилетевший к границам, вступил в бой. Тяжёлая броня звучно клацала на его чешуе с каждым размеренным и сильным взмахом его громадных крыльев, а голубой свет в пасти разгорался всё ярче и ярче. Оба ребёнка почувствовали его злость издалека, но разъяренные сиреневые глаза дракона были устремлены не на них, а на врагов.

Пролетев мимо маленьких драконов, он по команде Вигго выстрелил молнией в предыдущего противника Буревестника. Схватка закончилась и не начавшись: останки, некогда бывшие драконов и разорванные клыками Вардиса, полетели в море, а с горизонта донесся новый драконий крик.

К границам быстро и резво летел Игнис, а за ним и Красная стая, и Беззубик, и даже Гейрмунд. Теперь против пиратов вышел в бой сам король.

Пираты, завидев их, развернулись и попытались бежать, пока Вардис настигал одного дракона за другим и терзал их когтями и молниями. Хлынувшая кровь окрасила волны, а пламя украсило небо. Игнис пронесся мимо Вигго, закрывая его от жара и ответил тем же. Сцепившись когтями с врагом, напавшим на его всадника, он разодрал ему крыло и уронил в воду. Тогда уже подоспели и другие всадники и вспыхнул синий напалм. За несколько часов битвы от пиратов не осталось и следа.

Прибыв домой, Иккинг, конечно же, ругался на своих детей, но по нему было видно, как он был напуган и одновременно с этим горд. Надолго зажмурившись, он наконец посмотрел мокрыми глазами на своих детей и узнал в них ту самую кровь, заставившую его прыгнуть на дракона и пойти в бой против королевы гнездовья. Костюмы, надетые его детьми в битву, принадлежали ему в молодости и были им великоваты, но они справились хорошо.

«Я не могу злиться на вас за то, какие вы есть, ведь вы от моей крови. Я и сам был, есть и буду таким же.» —так Иккинг III сказал своим детям и обнял их.

Серебряный век Нового Олуха. Записи летописи.

После уничтожения пиратов архипелаг снова погрузился в зыбкое состояние мира и спокойствия. Фрида выздоровела почти через неделю после битвы, на Сольвейг и Вегейре не обнаружили ни ожогов, ни ран, а угрозы стали стихать. Новые всадники начали рождаться, всё больше драконов начало летать в небе, завязались новые дружественные, родственные и брачные узы. Те, кто раньше были детьми уже стали полноценными и взрослыми всадниками.

На Новый Олух всё чаще стали прилетать племянники Вигго Гримборна. Они подолгу проводили время с детьми Иккинга, читали, соревновались, летали на драконах и участвовали в гонках, но больше всех задерживался Тир, Второй всадник скрилла и Покоритель Призрака мёртвой долины. История о том, как он оседлал личного охранника Иккинга и вернулся на Клыки с диким скриллом разошлась по всему архипелагу и Вигго с Дианой любили пересказывать её дальним гостям, которые ещё не слышали её.

Диана, будучи лучшей подругой Альвы, нашла нежную любовь ко всем детям Иккинга и стала им замечательной тётей, когда нянчила их в младенчестве на руках и поддерживала уже во взрослом возрасте. Когда она гостила на Новом Олухе, то почти постоянно заплетала Сольвейг косы, как когда-то делала её мать, дарила дорогие украшения из изумрудов и золота, привезенное с дальнего юга, шелка, краски, дорогие письменные перья и чернила. Других детей она тоже любила и баловала, но любимицей стала всё же Сольвейг.

Подарки Тира для своих друзей были скромнее и в основном это было то, что он сам смог добыть в своих путешествиях, и часть из них стали истории. Фрида обожала слушать его, когда они все вместе собирались у камина, а Вегейр, достигнув положенного возраста, стал улетать в путешествия вместе с Тиром.

Хоть многие и пророчили Сольвейг и Тиру будущее молодожёнов, но и отец принцессы, и судьба распорядились по-другому.

Молодая принцесса в возрасте семнадцати лет вышла замуж за Освальда Кровавого, сына вождя берсерков Дагура Остервенелого, чтобы скрепить два великих племени кровью и клятвой. Несмотря на слухи, но принцесса не пролила ни одной слезы на свадьбе, как и Тир, стоявший в толпе, хлопающий и празднующий со всеми. Освальд же смотрел на свою невесту и будущую жену больше, чем в собственную тарелку. Весь зал был наполнен радостью и смехом.

С Освальдом у Сольвейг родится четверо детей, самый старший из которых полностью повторит черты лица своего деда по материнской линии, но с драконьими золотыми глазами. То, что многие годы назад назвали бы проклятьем, стало благословением для ребёнка. Драконьи всадники и берсерки с рождения назвали его Вторым Драконьим королём и предрекали великое будущее. Возможно, ещё более великое, чем у его деда.

Через год после свадьбы состоялась коронация принцессы Сольвейг, теперь уже первой королевы и защитницы архипелага. Её отец с гордостью и радостью передал ей свою власть и возложил корону, выточенную из золота и камней Тайного мира, на голову. Корона расцвела на ней, как белоснежный цветок и драконы поддержали её громким рёвом.

Часть из Красной стаи примкнула к Сольвейг, часть осталась с её отцом, другие — улетели, как и почти вся Бирюзовая стая и Ванланд. С того года на Новом Олухе появилась новая стая: Золотая. Украшенная золотыми доспехами, как и их королева.

Дети Гидры. Появление. Записи летописи.

У любого события, как и у монеты всегда две стороны. С одной стороны, Иккинг III сокрушил драконьих охотников, перестроил нравы, порядок, ввёл новые законы и посадил весь архипелаг на драконью спину и это неоспоримо принесло много радости и счастья в жизнь людей, но второй стороной монеты стали кровавые и жестокие войны. Войны людей страшны, а войны людей верхом на драконах — самое ужасное проклятие для мира.

С севера, вспомнив о тех бедах, что принесли людям драконьи всадники, появились соперники для Нового Олуха и те, кто захотел править архипелагом сам. Возможно, одним из факторов стало то, что Олух потерял прежнюю силу: Ванланд ушел после смерти своей альфы, как и бирюзовая стая. Драконов на Новом Олухе стало меньше. Сигрун, хоть и была без альфы, но тоже уплыла в неизвестном направлении. Так драконьи всадники лишились сразу двух огромных левиафанов на своей стороны и около тысячи драконов в небе и море, а у претендентов, к сожалению, нашлись почти такие же силы.

Ранее бывший раб при тирании Драго Блудвиста назвался именем Тора, чтобы подчеркнуть своё божественное, как он верил, происхождение и нашёл странную связь с морскими змеями, драконами и, что самое страшное, с семиглавой гидрой. Для всадников она жила лишь в мифах, но теперь ожила, найденная в далёких северных и необузданных водах, и встала на сторону врага. Врага, возомнившего о себе больше, чем ему положено и пожелавшего забрать корону с головы Её Высочества Сольвейг.

Началась новая война, но теперь между драконьими всадниками и она оказалась ещё более жестокой, чем война с охотниками.

Дети Гидры. Битва Северных левиафанов.

Основано на воспоминаниях участников битвы.

Иккинг III стоял в самой глубине гнезда и прислонившись лбом ко лбу своего ледяного великана, пел. Его муж молча стоял рядом и слушал, как голос Иккинга горько и красиво звучал и разносился между стен, а драконы молчали и слушали. Из их носов медленно тянулся дым, а глаза блестели, как медь, стекло и золото в бледных огнях. Отец Её Милости стоял в этой мгле, как тень, и когда один из всадников вошёл в гнездо, закончил петь.

Его глаза отлили зелёным огнём, напугав человека, но видение быстро прошло, а сам альфа приказал драконам подниматься. Они были готовы к войне, фырчали и раздували огонь в груди, прекрасно зная, что для некоторых это будет последняя битва.

Через несколько часов Иккинг повёл свою стаю на север. Вместе с ним полетел его муж верхом на своём ужасном чудовище Игнисе, Вардис и Астрид Хофферсон, первая боевая подруга Иккинга и жена Хедер Освальдсон, сестры Дагура Остервенелого. Все они были одеты в чёрные железные доспехи, как крылатые тени и вскоре скрылись за горизонтом.

Дорога была дальней, а потому всадники часто останавливались на островах, где уже были другие всадники или же на совсем диких местах. Каждый вечер Иккинг садился у костра и наблюдал за огнём, его муж находился рядом и они подолгу могли или нежно разговаривать, или молчать. Альфа Красной стаи почти всегда был хмур и задумчив, словно бы его тревожили какие-то свои, никому неясные мысли. Он мог долго смотреть на своего мужа, не сказав ни слова, мог ворошить угли в костре или бездумно ходить по лагерю. Только в последнюю ночь перед северной границей он наконец-то посмотрел на мир ясным взглядом, встал перед огнём и спел для всадников и драконов.

Его лицо в отблесках пламени снова стало молодым и красивым, а глаза засверкали, одновременно грустные и радостные. Пока он пел его взгляд держался на муже и иногда уходил к своему дракону, и они поддерживали его, а потом хлопали и радовались вместе со всеми. Встав со своего места, Вигго поцеловал Иккинга в губы и прислонился своим лбом к его.

Утром драконы полетели танцевать среди стрел и огня. Вся ночная радость ушла с лиц всадников и все они вмиг стали мрачными и тихими тенями, перелетевшими земли врагов.

Битва началась не сразу. Сначала море начало пениться и бурлить, и из его недр начал доноситься раскатистый звук. Оно словно бы задрожало изнутри и Гейрмунд, великий смутьян Иккинга III, грозно заревел, почувствовав чужого дракона. Раскрыв огромные пасти из воды выпрыгнула гидра и все её семь голов кинулись на смутьяна Олуха. Битва за море началась и два огромных левиафана сцепились друг с другом.

Лёд стал бить лёд, волны расходились и раскачивались, как при шторме, а мир содрогался от каждого удара гигантов. Гидра терзала спину Гейрмунда, Гейрмунд ломал ей кости, и оба они шипели и ревели в ярости, окрашивая море своей кровью.

Не выдержав, Иккинг приказал бить гидру огнём и молниями сверху, а сам кинулся вниз на помощь к своему левиафану. Вигго сразу за ним вместе со своими драконами, и Вардис, набравшись ненависти и молний, вцепился в одну из морд Гидры. Синие напалмы стали бить гидру по мордам и распахнутым ртам, и та завизжала, злая и недовольная от боли и неудачи. Красные драконы кинулись на неё, как птицы на волка, и стали терзать и бить когтями и зубами. Внизу началась кровавая каша и давка из драконов, людей и льда. Пасти щёлкали, раскусывая всадников, а всадники жгли гидру в глаза и та кричала и тряслась.

Самым яростным из драконов были Вардис и Игнис. Они яростно драли её когтями, хлопали крыльями и откусывали от её шеи куски, обливаясь кипящей красной кровью, пока остальные головы были заняты драконами Олуха, Гейрмундом и Иккингом. Вырвав из неё самый большой кусок, Вардис стал жечь её рану молниями и гидра истошно закричала и защелкала челюстями. Тогда Гейрмунд прибил её к берегу и вонзил в её сердце бивни.

Гидра застонала, скорчилась, выплюнула густой комок крови и обмякла. Кровавая давка закончилась, а драконы мигом разлетелись. Все облегченно выдохнули, но со стороны горизонта донесся вражеский клич, и Иккинг обернулся к нему. Между облаков летела сотня чужих всадников вместе с королём-самозванцем. Направив своего дракона к новым врагам, Иккинг совсем позабыл о той угрозе, что была за спиной.

Оставшаяся голова сделала рывок и щелкнула челюстью, но вместо альфы стаи, она поймала Вигго и Игниса, бросившихся на его защиту. Весь мир потемнел и закричал, а звук ломающихся костей, крови и крика разнесся по морю. Иккинг III с ужасом смотрел, как его мужа пожирала последняя голова гидры, упавшая замертво, когда Гейрмунд пробил ей горло.

С севера праздновал прибывший Самозванец и приплыла ещё одна гидра, почти такая же большая, как и первая, но она, кажется, была моложе. В сторону Иккинга полетели стрелы и несколько попала в его спину, но он кажется не заметил их от горя и злости. Всадникам пришлось отступать и нести своего лидера в драконьих когтях, ведь он как и его дракон хотели ринуться вперёд и отомстить за свою утрату. Всю дорогу их сопровождали плач Вардиса и стенания бывшего короля.

* * *

Любая война тяжела, и Иккинг, Его бывшая Милость и Высочество, по праву названный Первый король и Альфа всех драконов и людей архипелага, перенёс множество из них, но, кажется, именно война против Семиглавой гидры и её детей надломила его, как никакие другие. После смерти своего мужа и предначертанного, Вигго Гримборна, бывшего Короля-консорта архипелага, Иккинг надел чёрное и больше никогда его не снимал. Ни в праздники, ни в обычные дни.

В вечер после битвы, он очень долго и тихо стоял перед костром, пока напуганные и встревоженные лекари пытались усадить его и вытащить стрелы из плеча. Как бы и что бы они ни говорили, но король не сдвигался с места и даже не смотрел на них, как камень, объятый тьмой. Заглянувшие в его глаза видели там вечное драконье пламя и кровь, уже разлившуюся и обещавщую пролиться ещё множество раз. По его прекрасному и мраморному лицу ползли ручьи слёз и они блестели в огне, как языки пламени.

Некоторые из всадников, заставшие время войны против Драго Блудвиста, одного из первых врагов Иккинга в юности, говорили, что их лидер выглядел в точности, как и его мать, Валка Воинственная, когда та узнала о похищении своего сына.

В чувство его смогла привести только родная и любимая дочь Сольвейг. Когда она вошла в палату, Иккинг тут же отмер и взглянул на неё глазами, полными слёз и крови. Только после этого он, кажется, почувствовал боль в своём плече от стрел, которые были в нём уже не первый час. Он оскалился и ноги подвели его, а сам он рухнул в объятия своей дочери.

Его горе были неутолимы, как и жажда мести и кровь полилась новым ручьем, как и стоны и плач драконов.

Вигго Гримборн-Хэддок I, Всадник Пламени и Бури,

супруг Драконьего короля и вождь Драконьих клыков.

«Мой брат сложный человек. Для одних он чудовище, для других он герой, но каким бы он ни был, он любил Иккинга и погиб за него. Это достойная смерть среди огня и крови.»

— Райкер Гримборн, старший брат Вигго Гримборна I. —

«Хитрый, когда нужно, сильный, когда нужно. Человек, наполненный властью и величием, и внушавший, как страх, так и восхищение.»

«Достойный человек, делавший то, что нужно для своей семьи.»

«Великий воин, не обделенный ни силой, ни умом.»

— Люди Нового Олуха. —

* * *

О Вигго Гримборне нельзя многого сказать, ведь это был человек, скрывавший свою натуру от остального мира и возможно от большей части своей семьи. У него был острый ум и язык, умелые руки, множество знаний в самых разных сферах, начиная от кораблестроения и заканчивая ездой на драконах. Сразу два дракона с самыми вспыльчивыми характерами склонились перед ним, а свои битвы он выигрывал, не выходя из собственного замка.

Его мотивы не всегда понятны, а поступки честны, и единственное, что можно сказать о нём: он любил своего предначертанного. Все его дела были сделаны для благополучия Иккинга и его племени.

Вигго выгрызал трон для своего избранника кровью и огнём, уничтожал их врагов и тех, кто мог им стать, защищал, оберегал и поддерживал их семью теми или иными способами. Он любил власть или по крайней мере считал её важной, но Иккинга он любил больше и отдал ради него всё вплоть до собственной жизни. Он был великим человеком и будет запомнен таким.

Похороны Вигго Гримборна.

Основано на воспоминаниях участников.

Иккинг напоминал высокую и острую тень, облаченный в чёрный чешуйчатый доспех, плащи, меха и ткани. На его руках и шее всегда были рубины и золото, подаренные ему супругом ещё при жизни, а на бедре висела Вторая Буря — меч, полная копия клинка Вигго Гримборна. Настоящую Бурю положили в корабль вместе с телом великого Всадника Бури и Пламени, как и его погибшего дракона.

Даров и вещей было так много, что вместо ладьи, как у остальных викингов, у Вигго Гримборна был целый корабль. Его первый дракон, огромный и устрашающий Игнис, был самым здоровым и самым яростным среди ужасных чудовищ Нового и старого Олуха. В свои молодые годы он уже теснил опытных и взрослых драконов, а когда повзрослел, то перерос их всех, оставив свой вспыльчивый и воистину дурной нрав при себе. Он занял практически всю палубу корабля, оставив место для вещей только в трюме. Под его громадным крылом упокоился его всадник и их сожгли вместе.

По традиции в ладью должны класть всех драконов, принадлежавших всаднику, но в Вальхаллу Вигго отправился лишь с одним. Вардис после битвы с гидрой обезумел и стал неуправляемым. Даже Иккинг не смог его усмирить, и дракон, чуть не откусив ему руку, сорвался и улетел в направлении запада и больше его не видели.

На похороны пришли очень многие люди, но больше всего прибыло всадников из Западных земель и союзных земель: берсерки, изгои, защитники крыла, крылатые девы. Иккинг был тих и нелюдим в тот день и практически на все сожаления и успокоения он лишь мрачно кивал головой и отводил глаза к морю.

Когда кому-то из заморских гостей хватило наглости и ума намекнуть ему о том, что он не последовал в Вальхаллу за своим мужем и предначертанным, как следует по традиции, лицо Иккинга Третьего стало острым, а к некогда белым щекам прилил раздраженный румянец.

«Мой муж погиб среди пламени и крови достойной смертью и жил достойную жизнь, он без труда отправится в Вальхаллу на почётное место. И я знаю, он сможет дождаться и меня, когда наступит время…»— тогда Иккинг коснулся рубина на своей шее и продолжил, сверкнув когтями в отблеске огня. —«Но мои дети живы здесь и сейчас. Как и мои враги, которые кишат и множатся на границе земель моей дочери. Сейчас не моё время, чтобы уходить.»

Ответ был чётким и громким и заткнул рты всем, кто мог хоть на мгновение, но усомниться в любви отца Его Милости к своему погибшему мужу или к его храбрости. Вегейр почти вызвал непутёвого всадника на бой за оскорбление его отца. Его дракон взбесился и зашипел так громко, что их наверное услышали на востоке, но новой крови в тот день не пролилось, только извинения и сожаления.

Дети Гидры. Вторая битва.

Основано на воспоминаниях участников.

Смерть родственной души казалось сломала Иккинга III, но уделив своему горю положенное время, он снова воспрял из пепла, как возрождающийся феникс и теперь его злость была страшнее и опаснее, чем раньше.

Иккинг мстил размеренно и холодно, как учил его когда-то Вигго. Каждый его удар был смертоносным и болезненным для Самозванца. Его приспешников, которые гордо звали себя Детьми гидры, резали в во сне, в их собственных домах, на людных улицах и в тёмных переулках. Союзники Вигго отлавливали и давили их, как крыс и змей, и Иккингу не пришлось лететь через весь север, чтобы вражеские земли начали истекать кровью. Многому научившись, он на время стал пауком, а не драконом, и ловко дёргал за нити своей паутины, устраняя одну фигуру за другой, всё ближе и ближе подступая к Самозванцу, к своему личному врагу, которого так сильно ненавидел.

Иккинг не видел его лица вблизи и слышал об его образе только из слухов и слов, но каждую ночь он представлял, как это лицо корчится в муках. После смерти мужа он сам признавался, что ожесточился:

«Я и вправду стал другим. Я начал меняться, как только началась моя первая война и продолжил меняться рядом с Вигго. Но я не жалею об этом.»

Армия Самозванца несла потери, что было неудивительно: тот не имел военного опыта или стратегического мышления. Он хорошо убеждал людей и смог вести за собой драконов, но победа на северной границе ему далась не с помощью его ума, а благодаря великой силы гидры. Гидры, которая уже лежала на дне, пока Гейрмунд, смутьян Иккинга, всё ещё был жив.

В конце концов, когда Иккинг отбил вместе с Сольвейг столицу Самозванца, вернул свои земли, вырезал лордов, поддерживающих врага, собрал армию из берсерков и изгоев, они загнали лже-короля в ловушку и состоялась последняя битва.

Единственное, что оставалось у врагов и давало им надежду — их вторая Семиглавая гидра, против которой Иккинг вышел один на один. Удары его дракона рвали её пасти и больно били в глаза, ослепляя её. Рты щелкали, не успевая схватить ночную фурию за хвост, пока Красная стая поливала её огнём.

Большой помощницей в битве стала Комета, дикая дневная фурия и самка, с которой у Беззубика состоялся не один выводок Ночных сияний. Она помогала Иккингу и обрушивала напалмы на врагов.

План был таков — всем вместе убить гидру, а затем и лже-короля, но Иккинг, увидев лицо своего врага, странно вздрогнул. Его дракон, смутившись на мгновение, замер, а затем понесся на Самозванца с яростным рёвом. План, утвержденный всадниками, рухнул, когда его создатель увидел убийцу Вигго и весь его мир сжался до одной единственной точки, которую нужно уничтожить.

За Иккингом следом помчалась Астрид верхом на Громгильде, своём злобном змеевике, и Дагур верхом на Ищейке, своём тройном ударе. Они поддержали его огнём и шипами, отбив первую атаку безымянного песчаного призрака, на котором и сидел лже-король.

Гидра, почувствовав угрозу для своего предводителя, развернулась и поторопилась за драконами, Гейрмунд устремился за ней следом, догоняя и ломая её кости бивнями. Драконы снова сцепились и снова начался кровавый танец и переполох, где гибли и люди, и драконы, зажатые и перемолотые в горле войны. Призрак сцепился с фурией и оба заревели, обдав друг друга огнём. На броне Иккинга начало расцветать стекло от дыхание чужого дракона, и Беззубик в ответ выстрелил в чужую пасть, чтобы заткнуть её.

Полилась кровь, когда его когти нашли чужую шею. Сзади на призрака прилетела Громгильда и вцепилась лапами в крыло, начав рвать его и жечь. Ищейка, развернувшись от них, стал биться с одной из голов гидры, пришедшей на помощь врагу. Всё превратилось в красно-белый хаос. Забрызгав себя кровью, ночная фурия всё-таки перегрызла чужому дракону горло и они начали падать вниз, закружившись в огне. Крылья его дракона и хвост начали гореть вместе с ним.

Приблизившись к ледяным скалам, драконы расцепились, а из-за спины уже мёртвого призрака вылетела пасть одной из голов. Ощутив невыносимую боль в ноге, Иккинг закричал, а потом весь мир полетел вниз ещё быстрее. Где-то на поле боя раздался крик его всадников и его дочери.

Огненная поляна.

Написано с воспоминания Красного всадника.

Спустившись туда, где рухнул всадник, на поляну, обугленную и изуродованную пламенем и кровью драконов, всадники сначала услышали, а затем и увидели своего первого короля. Земля была чёрной, а из-под Иккинга III выливались лужи крови. Астрид с криком побежала к нему и рухнула на колени, её драконица горько заклокотала. Иккинг, задыхаясь и дрожа в лихорадке, раскрывал рот и стонал, весь переломанный и опаленный от падения. Его дракон, изогнувшись в предсмертной муке, лежал на нём, а затем, взглянув последний раз на своего всадника, вытолкнул из горла вместе с густой кровью свой последний вздох.

Всадники кое-как вытащили искалеченное тело из-под мёртвой ночной фурии, но Иккинг, как обезумевший всё пытался ухватиться за седло своего дракона так сильно, что людям пришлось держать его руки. По всей поляне тянулся жалобный плач, грудь Иккинга то вздымалась, то опускалась, лицо было перекошено и побито, окровавленные зубы скалились, а по щекам текли жирные и густые слёзы. Он трепетал и ловил ртом воздух так, словно бы пытался произнести чье-то имя, но наружу лилась лишь кровь. Всё то время, пока его уносили от места крушения, он смотрел на своего дракона, пока не потерял сознание.

Дети Гидры. Победа Нового Олуха. Записи летописи.

В ту же битву, где сбили Иккинга III и убили его дракона, Гейрмунд пробил грудь гидры, как и раньше, а лже-король и его песчаный призрак разбились об ледяные скалы. Всадники победили, но праздника не было: у победы была огромная цена.

Все надеялись на восстановление отца Королевы, но мало кто в это по-настоящему верил, но Иккинг III, как и всегда за свою жизнь, любил удивлять людей: он выздоровел и даже стал ходить. Лечение, конечно, было долгим и тяжёлым. Альфа часто бредил, шептал имена умерших, заливаясь горячим потом в ночи: мужа, жены, матери, отца, друзей, своего дракона, даже имена врагов. Его ресницы трепетали, а кожа блестела, как намазанная воском и жиром, маска. Губы кривились то ли от боли, то ли от кошмаров, но через несколько недель Иккинг III открыл глаза и посмотрел на мир осознанный взглядом.

Кровь дракона крепка, это настоящая правда, и наш первый король доказал это ещё раз. Через месяц он уже стал ходить. Конечно, его здоровье уже не могло быть таким крепким, как раньше, но то падения и раны, что он пережил мгновенно убили бы любого человека, а Иккинг III остался в здравом рассудке и относительной крепости. Он мог ходить, опираясь на трость, мастерить, мыслить, управлять людьми и повелевать драконами. В своём драконьем теле он мог летать без каких-либо преград и в свои последующие годы стал проводить больше времени именно, как дракон.

Он перестал быть таким разговорчивым как раньше и хоть он и жил полноценной жизнью, но радостным человеком его больше нельзя было назвать. Иккинг застал смерть почти всех своих бывших друзей и людей, которых знал. Отец, мать, предначертанный, его первый и последний дракон. Всё, что осталось ему, как напоминание о Беззубике — это Комета, оставшаяся с ним. Через год жизни на Новом Олухе, он вернулся на старый остров в свой прежний дом, а потом через год признался Сольвейг в письме о том, что чувствует себя совсем неважно.

"…Я погибаю, Сольвейг, и не хочу умереть в кровати. Мне бы хотелось провести свои последние дни в Тайном мире, где я последний раз был с Вигго наедине…" —а затем собрав все свои вещи и драконов, он улетел в Тайный мир.

Через месяц Королева Сольвейг получила новое письмо, принесённое жуткой жутью её отца. Когда пальцы её коснулись и развернули бумагу, Новый Олух заревел тысячей голосов. Ничего не объяснив, королева обратилась драконом и взмыла в небо, и её золотая стая полетела за ней, а за ними двинулась и красная. Позже Королева сообщила острову горькую новость:

«Иккинг Третий, бывший вождь драконьих всадников, навеки Драконий король и Ночная фурия Олуха, мёртв.»