— Ты витаешь в облаках, мой дорогой, с тобой всё в порядке?

Вигго тепло выдыхает над ним и Иккинг вмиг вспоминает о том приятном, что происходило между их ногами сейчас. Щёки, кажется, сами краснеют и теплеют и его муж нежно целует его в них.

— Да. — Иккингу становится ещё жарче и ещё приятнее, когда они соприкасаются лбами и Вигго над ним становится таким большим и всепоглощающим. — Думаю о них. О ночных фуриях.

— Оставь их хотя бы на мгновение, они никуда не улетят. — Вигго наваливается на него сверху и Иккинг прикрывает глаза от того, как близко они друг к другу.

«Не улетят и больше не исчезнут, ведь ониживые.» — шепчут мысли, когда он ловит языком губы своего мужа и обхватывает его шею руками.

Всё вокруг так близко, тепло и тяжело, что живот сам поджимается от сладости, как перед прыжком в пропасть. Его дух захватывает и Иккинг стонет, а потом краснеет, когда слышит шуршание крыльев. Тут же подавив вздох, он надеется, что они не разбудят своих драконов. Ночь в подземном мире робкая, а их слух — чуткий. В груди у Вардиса что-то клокочет, как и у его всадника, тяжело дышащего над Иккингом.

— Они спят. Всё хорошо. — Вигго потирается носом об его лицо и улыбается, пока Иккинг на его члене весь сжимается и беззвучно ловит ртом воздух.

Глаза сами закрываются и встречаются с родной темнотой, а дальше к нему приходит очень знакомое и странное ощущение чужого внимания на коже. Иккинг одним глазом сначала смотрит на своих драконов, потом на Вигго, который кажется не видит ничего кроме его шеи и губ перед собой, а затем в кристальное голубое небо.

И снова его мысли утекают к подземной реке, как один из её ручьев и снова он вспоминает и чёрную чешую, и манящие следы у воды. Он не сумасшедший и это главное. Ночные фурии всё ещё живы и они настоящие. И когда-нибудь они с Вигго обязательно найдут их. Иккинг не видит их вокруг себя, но чувствует сердцем.

Ему всё чаще снятся тени с глазами, но теперь уже с изумрудными, как леса его родного Олуха, а не с золотыми, прямо из кошмаров. За своей спиной Иккинг всё чаще чувствует чужой взгляд, особенно если Вигго нет рядом. Следы и чешуя, как назло, находятся всё ближе к их палатке, но без дракона, оставившего их, или других находок. Это ощущается или издёвкой, или игрой, в которой он не может победить. Его дракон же всё чаще смотрит в пустоту (как кажется ему и Вигго), а Комета — среди розовых скал. Они что-то видят, но это ускользает от них обоих.

Ночные фурии ускользают от них, как тень на рассвете, и Иккинг решает прогнать их из своих мыслей хотя бы на мгновение.

Он жмурится, откидывается на мех и мягко стонет, притягивая мужа ближе, а когда случайно мажет взглядом в сторону, то замечает золото чужих глаз в тени. Он смаргивает и вздыхает, но там больше ничего нет, кроме темноты, а его драконы всё-таки просыпаются.

* * *

Они ходили по следам уже множество раз и такое же множество раз терпели неудачу, но сейчас они собираются лететь куда дальше, чем раньше, и к удивлению обоих всадников, за ними следует именно Комета, а не Беззубик. Видимо, за спинами и Вигго, и Иккинга, они приняли своё собственное решение, которое не мог оспорить даже альфа стаи. Брандт и Вегард остались вместе с Беззубиком охранять их место ночлега и ещё совсем маленьких новых ночных сияний. Иккинг улетает вместе с Вигго на Вардисе, а Игнис и Комета кружат рядом с ними.

Пока они летят, Иккинг гадает, почему именно его дракон остался с детёнышами, а не Комета, как это всегда было раньше. В конце концов он решает, что дело в её дикой крови и знании Тайного мира. Она была рождена здесь и жила все эти годы и сейчас доказывает это, когда ведёт их, как путеводная звезда. Она знает эти места лучше чем кто-либо и возможно если бы она повела их раньше, то первые вылазки оказались бы удачными.

Прильнув к спине мужа, Иккинг прикрывает глаза и решает довериться чувствам и крыльям их драконов.

* * *

Место, в которое Комета приводит их стоит назвать краем теней, и Иккинг сразу же чувствует странное родство с ним. Он не видел его даже во снах, но почему-то ему кажется, что он здесь уже был. Или должен был быть. А может здесь кто-то его ждал. Знак в груди ничего не разъясняет ему, кроме того, что это место для него важно.

Комета останавливается среди возвышенного и тихого лабиринта из тёмных, как синяя ночь, камней и неуверенно оглядывается на них. В её душе Иккинг чувствует робость, словно бы она сомневается, примут ли их здесь. Всё же они ступили на чужую землю без приглашения.

«Без приглашения? Позволили бы себе ночные фурии оставить след перед тем, от кого хотели бы скрыться?» — шепчет его внутренний голос, а может и знак, обретший свой собственный, и Иккинг делает первый шаг.

Вардис тонко шипит и раскатисто выдыхает, встряхнув шеей. Серебро тонких молний прокатывается по его морде, а глаза под тяжёлыми и острыми веками начинают сиять ярче, налившись тем же самым фиолетовым цветом, что и камни вокруг. Из его носа идет дым, пока Вигго зябко ёжится в плечах. В них обоих растёт напряжение и становится совсем тихо. Прислушавшись, Иккинг не чувствует даже своего сердцебиения.

«Если бы подземный бог Тайного мира не хотел меня здесь, мы бы никогда сюда не долетели.» — Иккинг подбадривает себя и отмирает первым.

Пройдя мимо задумчивой Кометы, он двигается вперёд и все остальные ступают за ним по узкой тропе. Его каблуки хрустят по земле, выложенной аметистами и агатами. Немного погодя Иккинг замечает, что она становится такой же тёмной и сверкающей всеми синими и розовыми оттенками, прямо как и плащ на его плечах. Вигго догоняет его почти сразу же и мягко придерживает за локоть. Обернувшись, Иккинг замечает, что его меч обнажен.

— Не стоит. — Он бросает беспокойный взгляд на серебряное лезвие, а потом и на мужа.

— Я не собираюсь проливать кровь ночных фурий, — Иккингу кажется, что в чужих глазах он видит упрёк в свою сторону о том, что мог подумать что-то такое о Вигго и ему становится стыдно. — …Но в тенях может прятаться кто-то другой.

Иккинг сразу же вспоминает своё собственное мёртвое лицо и белые слепые глаза, уставившиеся на него из реки. Он до сих пор так и не может решить, что это было тогда: сон или настоящая тварь, выползшая из самых густых и страшных теней, чьим родственником он никогда не был.

— За нашими спинами драконы. Если кто-то другой захочет моей или твоей крови, то ему придётся пройти через огонь и молнии.

Игнис за их спинами стрекочет в такт его словам и скалит зубы, напоминая всем, у кого здесь самый свирепый нрав. На мгновение обернувшись к своему дракону, Вигго всё же убирает меч в ножны, но не отпускает руки Иккинга.

Они идут вместе впереди остальных и в каждом аметисте Иккинг пытается уловить отражение другой ночной фурии, но видит только своё собственное. По его спине снова ползёт знакомое ощущение чужих невидимых глаз, но кроме Вигго и своих драконов он никого не видит вокруг.

Когда тропа заканчивается, перед ними возвышается ещё более высокие и величественные драгоценные скалы, чем раньше. Прямо как настоящий замок. Вход в это царство оказывается непросветной и такой чёрной дырой, что Иккинг не видит своей железной ноги, когда опускает её на камень.

— Тебе стоит оседлать дракона. — Он оборачивается к Вигго. — Я пойду в своём другом теле.

Тогда тьма, вылетевшая из бездны, становится его крыльями и лапами, а глаза, теперь уже драконьи, видят, куда нужно идти. Они спускаются в самую глубь, ступень за ступенью, пока фиолетовый свет с каменных небес не потухнет за ними. Тогда Иккинг выдыхает, и уже его синее пламя освещает им путь. Оно проносится в тоннеле раз за разом, как голубая волна, а затем угасает, как звезда, но мир вокруг становится светлее, напитавшись светом.

Вигго не знающе щурится и прижимается к позолоченному седлу на спине Вардиса, который, как и Иккинг, оглядывается вокруг с горящей пастью. Игнис самовоспламеняется красным цветком и идет в самом конце, пока Комета бесшумно ступает перед ним. Камень за камнем, шорох за шорохом, и они спускаются туда, где, кажется, начинается ещё один новый мир.

У Иккинга замирает сердце, когда он видит проблеск нового света перед глазами. Он загорается сначала, как искра, а потом растёт, как розово-сиреневый цветок. Когда свет становится совсем близким, он выходит наружу и глотает свежий воздух. Его драконьи глаза слезятся, когда он смаргивает.

Мир перед ним напоминает ему Святилище его матери, некогда спрятавшееся среди льдов, но только это гнездо выковано из аметистов: голубых и фиолетовых, чёрных и розовых, а также камней, которые он до этого не видел и не знал его названия. Под выступом, куда они выбрались, плещутся розовые волны, как и у каждой реки в Тайном мире, а внизу переливаются драгоценные берега. Фиолетово-тёмные, как чешуя его дракона и как тьма, тёкшая по его венам.

Иккинг замирает, словно статуя, пока Вардис не подтолкнет его, громко фыркнув и протиснувшись из прохода. Вигго на его спине трёт своё лицо и щурится. Комета сразу же становится рядом, когда выпрыгивает из темноты, а Игнис успокаивает своё пламя. Золото сверкает на груди Вардиса и переливается кровавым отблеском, когда он осматривается и громко принюхивается, сделав пару шагов к обрыву. Он всё ещё кажется подозрительным к новому миру вокруг них и шипит.

— Спокойно, Вардис. Игнис. — Вигго хлопает сиреневую чешую своего скрилла и затем машет Игнису. — Спокойно.

Иккинг наблюдает за тем, как успокаивается и растворяется дым, шедший из пастей драконов, пока его не отвлекает шорох. Повернувшись он не видит ничего, но когда взгляд ползёт выше к дальним скалам он видит собственное отражение, но с золотыми и яркими глазами. Один в один, как рисунок сошедший с его страниц, или как отражение из зеркал. Дракон, напомнив собой больше тень, чем живое существо, вздрагивает и наклоняет голову. Иккинг, зачарованный, повторяет за ним.

Затем между скал появляется новая тень и его драконы вместе с Вигго смотрят уже на неё и она отвечает им лазурным отблеском своих хитрых глаз. Постепенно окружая их, появляется всё больше и больше ночных фурий, пока со скал не сорвется самая свирепая на вид, с такими же ядовито-зелёными, как изумрудное пламя, глазами, как и у него самого. Иккинг отшагивает от пропасти, когда к ним приземляется другая ночная фурия, осознавая сердцем, что перед ним вожак стаи. Альфа для ночных фурий Тайного мира.

Он (Иккинг сразу же угадывает по запаху) старше и больше него, но по-прежнему молод и без шрамов на своей чёрной шкуре. Когда фурия без страха двигается к ним, Иккинг понимает, что все свои битвы этот дракон выигрывал ловкостью и умом, а не силой. Злобно взглянув на Вигго, наверняка единственного человека побывавшего в их гнезде, вожак скалит зубы и противно шипит. У Иккинга замирает сердце, когда Вардис сразу же зажигает голубые молнии в своей глотке и распахивает пасть. Поднявшись на задние лапы и возвысившись над всеми, как скала, он распахивает крылья и закрывает своего всадника от возможного удара. Игнис повторяет за ним и звонко стрекочет с языками дыма, струящимися из пасти.

— Вардис, Игнис, смирно! Смирно!

Страх, появившийся в воздухе, исходит в первую очередь от его мужа, и Иккинг встаёт перед Вардисом, а Комета встает уже перед ними всеми. Она не шипит и не скалится, но выгибается дугой и начинает помахивать хвостом, как злая кошка. Её крылья раскрываются, а весь облик становится неузнаваемым и опасным, напомнив всем остальным, что под прекрасной жемчужной оболочкой находится дракон. Иккинг осознает, что даже перед северными охотниками она не была вот такой.

Вожак взмахивает головой и пятится, когда встречается с ней взглядом. Он недоволен, это видно, но он не будет их убивать. Комета медленно опускает гребень со спиной. Постояв, как статуи, пару мгновений, они отмирают: Иккинг шевелится первым. Одними глазами он даёт Вигго понять, что он задумал какую-то глупость, а затем отпускает темноту и его тело само начинает таять.

— Иккинг!..

Он слышит, какие его зовут, но не думает останавливаться. К его удивлению никто из ночных фурий не шипит и не боится и это ещё раз доказывает ему, что они уже видели его. Скорее всего, всё то время, когда ему казался невидимый взгляд на спине, за ним наблюдали по-настоящему. И видели и чувствовали его родственную кровь они тоже по-настоящему.

Вожак изгибается плавной тенью и шагает из стороны в сторону, искоса наблюдая за его движениями, пока Иккинг заново учится дышать в человеческом теле.

— Мой дорогой… — Голос Вигго взволнованно дрожит вместе с шагами Вардиса, а в лицо Иккинга прилетает чей-то горячий долгий выдох.

Большая и острая, угольно-чёрная с серыми красивыми пятнами морда вожака оказывается прямо перед его лицом. Заглянув в родные зелёные глаза совершенно живой и настоящей ночной фурии, Иккинг неожиданно для себя смеётся до слёз. Смех выходит истошным и искренним, и драконы вокруг непонятливо склоняют головы, пока он вытирает свои мокрые глаза и вспоминает самодовольство уже давно мёртвого Драконоубийцы.

Как этот гад потешался над своей мнимой победой над ночными фуриями, как весь архипелаг голосил и чествовал его, как убийцу целого вида! Только мёртвым теперь оказался он, а наследие драконьих охотников — это пепел на ветру. Пепел и кости. Прах и пустота. Забытье. Их забудут, всех до единого. И имя тирана, и имя охотника сотрутся в истории, а сами они станут тенями у его ног и обгоревшими костями на земле.

А ночные фурии — нет. Потому что они живы и будут жить! Живые и настоящие, совершенно нетронутые. Даже раньше Иккинг сомневался, что ублюдку удалось убитьвсехверхних ночных фурий, ведь у всякого дракона есть крылья и возможность улететь в любой уголок мира и даже шесть лучших смертохватов не смогут поймать их всех. Это слишком большая честь для одной мерзкой и скользкой змеи. Гадюка раскрыла пасть, уверив всех остальных, что пожрёт дракона, но пасть оказалась маловата, а чешуя слаба против огня.

Гнездо впитывало его смех и отвечало звонким эхом долгое время. Драконы давно подтянулись в его сторону и подняли уши и даже вожак снял со своей морды хмурый оскал и все его черты вмиг стали ровными и правильными.

Когда Иккинг перестал смеяться и вытер слёзы, то понял, что над ним уже давно нависает тень, а сам он сидит под крылом Вардиса. Дракон его мужа накрыл его собой, молча наблюдая за фуриями вокруг. Молнии в его утробе больше не клокотали, а альфа ночных фурий тихо нюхал его в нос. Иккинг ещё раз посмеялся, придерживаясь за осипшее горло.

Комета заглядывает в его лицо с немым вопросом и он в ответ лишь нежно бодает её лбом. Другие ночные фурии наблюдают за ними со скал, как тени, и уже более спокойно и мягко растекаются под его взглядом. Кто-то мягко стекает в темноту между камней, кто-то ложится на них или улетает, но Иккинг очень надеется, что они не чувствуют и не видят в нём угрозы.

Хотя, будь оно так, то наверное ни Комета, ни Вардис с Игнисом не смогли бы его спасти от десятков разъяренных бестий. Один его дракон поверг Красную смерть, а что сделает полсотни? Что сможет сделать тысяча?

— Думаю, многое. — Вигго отвечает со спины своего дракона и Иккинг удивленно оборачивается.

— Я сказал это вслух?

Его муж кивает, на мгновение приподняв брови. Они оба молчат какое-то время и Иккинг набирается нужных слов. Ненадолго коснувшись носа вожака, он говорит то, что уже давно вертелось у него на языке:

— Думаешь, они позволят нам остаться с ними… Хотя бы на время?

Иккинг хотел бы сказать, что навсегда, но, возможно, не в этой жизни. Мир наверху его ещё не забыл. Вигго, который уже слез, теперь неловко убирает своё лицо от одной из других ночных фурий, которая обнюхивает его волосы и рассматривает своими огромными и голубыми, как две луны, глазами. Игнис стоял над ним и следил за происходящим.

— Позволят.

Вигго морщится, когда чужой язык лижет его в щёку, но всё равно искренне и радостно гладит настойчивого дракона. Иккинг улыбается, чувствуя себя в своём самом счастливом сне.

* * *

Гнездо теней кажется уже третьим отдельным миром по сравнению с верхним и тайным, потому что это место стояло обособленно и было не тронуто другими драконами или существами. Иккинг по-прежнему уверен, что его муж стал первым человеком, который ступил сюда. Скорее всего первым человеком, который вообще увидел это место из всех некогда живущих.

Они никогда не задерживались надолго, но приходили сюда тогда, когда могли и оставались на какое-то время. После первых же дней Иккинг и Вигго согласились, что это были самые любопытные и умные драконы, которых они встречали. Пока Вигго изучал и записывал повадки драконов, те нюхали и жевали его вещи, могли стащить уголь, накалякать на бумаге что-то похожее на кристальное небо, а когда Иккинг начал рисовать им настоящие белые облака и голубое небо, те довольно урчали и поднимали уши.

Взамен они приносили им всё блестящее и красивое, что могли найти (в основном, это были драгоценные камни). Иногда это были чьи-то кости. Один раз Полночь, молодая и красивая ночная фурия, которая первая решила обнюхать Вигго, принесла трёхглазый череп. Иккинг поставил его в их палатке и иногда зажигал в нём свечи так, что все три пустые глазницы казались рыжими и живыми огнями, наблюдающими за ними.

Кроме этого ночные фурии любили залезать верхом на Вардиса или игриво бить лапами Игниса по носу, особенно, когда тот спал. С Беззубиком они прыгали по скалам или перетягивали длинные кости или лианы. Иногда Иккинг бросал аметист в пропасть гнезда и первый дракон, поймавший камень, приносил его обратно и игра могла продолжаться пока вся кто-то из них не устанет.

Когда драконы совсем привыкли к ним, то стали спать рядом и позволять садиться на себя верхом, и Вигго даже удалось сделать несколько кругов вокруг гнезда верхом на Полночи (под сопровождением обоих его драконов, конечно). Иккинга они пытались повалять при каждой встрече и мягко пожевать за железную ногу или плащ, но больше всего они любили, когда он превращался в дракона и летал рядом с ними.

Некоторые из самых любопытных и заинтересованных последовали за ними: Полночь, альфа и Безымянная — первая, которую увидел Иккинг, самая тихая и незаметная, с красивыми золотыми глазами. Она даже не играла с ним, а всегда только наблюдала откуда-то со скал, но почему-то в одну из ночей именно она пришла к нему и впоследствии нежилась с Кометой и её детёнышами. Вне гнезда она оставалась дольше остальных, даже дольше игривой Полночи, но так и не дала залезть себе на спину. Всё, что удалось сделать Иккингу — коротко коснуться её носа.

Ночные фурии стали их друзьями к его великому счастью, но за играми Иккинг чувствовал их некоторые другие, пока что непонятные мотивы, а потому никогда не оставался с ними наедине. В гнезде их всегда было несколько: он и драконы, зачастую ещё и Вигго. Вне гнезда его почти всегда сопровождали его ужасные чудовища или Беззубик.

* * *

Поправив костяное ожерелье, Иккинг, ступает к ручью, но шорох за спиной отвлекает его. Обернувшись с поджатым сердцем, он видит перед собой Полночь и мгновенно успокаивается.

— Вигго сейчас в лагере. Или ты хочешь поиграть со мной? — Он улыбается, но глаза драконицы становятся только хитрее.

Она необыкновенно молчалива, хотя все прошлые дни любила мурчать и фыркать на каждое человеческое слово или звук, издаваемый их драконами. Между её лап он замечает белый отблеск и, прищурившись, понимает, что это новый череп.

— Ты принесла это мне? — Он умиляется и забывает о том, что до этого шёл за водой.

Драконица молча подкатывает предмет к его ногам и, подняв его, он видит, что череп похож на собачий, но глаз у него четыре. Иккинг усмехается, но в животе начинает ворочаться холод. Взглянув на Полночь, он видит её странной и тихой, а потом постепенно понимает, что они здесь одни.

Их лагерь недалеко, но драконы заняты. Возможно, если бы он закричал, то они прилетели бы сюда через минуту, но зачем ему кричать? Иккинг встряхивает головой и трёт свой лоб. Он не делал ничего плохого для стаи, ему незачем их бояться. Они ему не навредят. Он сам говорил, что драконы не знают лжи и притворства, а ночные фурии — одни из самых преданных и прекрасных из них.

—…Пойдём к остальным. Они недалеко. — Иккинг делает несколько шагов в сторону, по-прежнему держа череп в руках, но Полночь прыгает перед ним.

Раскрыв крылья, она склоняет голову набок и кажется ничем иным, как непонятной пляской теней с двумя сапфирами во тьме. Её хвост начинает нервно ворочаться за спиной, а зрачки становятся узкими, как иглы. Иккинг сглатывает. Он нервно усмехается, приняв это всё за странную игру, и складывает подарок в сумку. Игриво прыгнув перед драконицей, он показывает ладони, как делал это раньше, но вместо ответа драконьи крылья раскрываются и в другое мгновение его уже несут высоко над землёй.

Иккинг давится вскриком и вздохом и бешено цепляется за чужие лапы. Он поджимает ноги от страха и жмурится, позабыв, что крылья могут быть и у него самого. Земля под ними пролетает слишком быстро, а сам Иккинг чувствует влагу на ресницах. Крик, хоть и запоздалый, но всё-таки вылетает из его горла. Где-то вдалеке слышится вой его дракона и Вардиса, а потом Иккингу становится дурно. За мгновение до того, как его глаза закроются, он видит всепоглощающий розовый свет алтаря и чувствует жар в груди.

* * *

Мир к его сознанию приходит сначала как ожог, потом как духота и только после, как тянущая боль во всём теле и особенно в затылке. Иккинг жалобно стонет, чувствуя в глазах горячую влагу, а потом скалится обезвоженным ртом в пустоту. Когда на его сухие губы падают холодные капли, он безумно шевелит языком, чтобы хоть какая-то часть попала в горло.

— …Всё хорошо. Не переживай.

Иккинг не успевает раскрыть глаза, чтобы посмотреть на говорящего, но голос своего мужа он узнает всегда. На его лоб кладут мокрую и холодную ткань и его голове становится легче. Вигго также заботливо смачивает его губы и подносит стакан ко рту. Когда Иккинг напивается, к нему возвращается голос.

— Что случилось?

— Полночь отнесла и положила тебя на алтарь. Беззубик и Вардис успели принести тебя обратно.

Иккинг стонет и воспоминания, как осколки, начинают резать память. Полночь, её голубые и странные глаза, земля, перевернувшаяся кверх ногами, а потом нескончаемый и всепоглощающий свет.

— А что с ней?..

Он вспоминает, какими злыми могут быть Брандт и Вегард при его защите и ему становится страшно. Даже мысль о том, что её могли ранить или даже напугать сокрушает.

— Всё хорошо. Её никто не трогал, я им запретил. — Вигго переворачивает тряпку на его лбу на холодную сторону. — Она даже не понимает, что сделала что-то плохое. Не понимает, почему мы вернули тебя обратно.

— И где она?..

— Ушла пару часов в гнездо. Не знаю, вернётся она или нет. — Вигго ласково берёт его за руку и целует. — Я не обвиняю никого из них и не злюсь, но больше мы в гнездо не вернёмся.

Иккинг соглашается, сглатывает накопившуюся горечь и тянется за ещё одним стаканом.

— В последний момент, когда я увидел свет, мне показалось, что это больше был не я. — стекло скрипит под пальцами, когда Иккинг сжимает его.

Вигго лишь пожимает плечами и забирает посуду из его рук. Теперь все интересы и мотивы фурий стали понятны, но он, как и Вигго, не злится на них. Наверняка они хотели как лучше в своём драконьем понимании, но, скорее всего, знали, что Вигго или драконы его стаи будут недовольны. Ведь если бы не знали, то понесли бы его к алтарю в первую встречу прямо на глазах у его мужа. А так ждали пока он останется один. Хитро, конечно, но хитрость — вторая сторона ума.

Может быть, хотели новую ночную фурию в свою стаю. Может быть, считали, что так будет лучше в первую очередь для него самого. Иккинг не знает, но очень надеется, что они не отпугнули от себя стаю и не разрушили доверие между друг другом. Всё же он хотел изучать и наблюдать за ними, а не становиться их врагом.

После этого утра проходит ещё несколько дней, и они вместе с Вигго решают лететь домой раньше, чем планировали. Ночные сияния уже могут летать, а когда устанут, то смогут отдыхать на взрослых драконах или в сумках. Остальные же чувствуют себя прекрасно и готовы к долгому к полёту. Собравшись и вылетев из недр Тайного мира, они замечают две фигуры, следовавшие за ними: Полночь и Безымянная.

Иккинг улыбается, когда видит их, и никто из его драконов не смеет на них огрызнуться. Они летят так же спокойно, как и остальные, но во все глаза рассматривают и облака, и синее море под собой.