Часть 2. Предложение, от которого невозможно отказаться

Том Марволо Слизерин сидел в кабинете в своём собственном доме, Мракс-мэноре, задумчиво разглядывая пейзаж за окном: заснеженные верхушки деревьев в окружающем особняк лесу, небольшой видимый с этого ракурса край заледеневшего озера в саду, лёгкий снегопад, постепенно оседающий сугробами на дорожках. Солнце почти село, и розово-оранжевые лучи словно раскрасили белый фон акварельными красками. Утром домовики уже уберут снег с каменных дорог, оставляя ровные проёмы в снежных стенах, высотой по пояс. Волдеморт никогда не был достаточно сентиментален для того, чтобы любоваться природой, наслаждаясь видом. Но в этот вечер он был вынужден смотреть в окно со скучающим видом. Ему было семь десятков лет, и за это время обыденный мир действительно успел наскучить. Седьмой юбилей заставлял Тёмного Лорда чувствовать лёгкий экзистенциальный кризис. И как этот старикан Дамблдор только выносил свои последние годы? Сам Дамблдор умер около года назад, и это был первый и последний повод ликовать за последние лет десять. Когда у тебя почти всё есть, обычные будни, рутина превращаются в смертельную скуку.

— Том! Привет, мой Лорд! Как поживает твоё тёмное сиятельство? — в кабинет внезапно ворвался вихрь, дверь стукнулась об стену изнутри. Том фыркнул, едва не закатывая глаза. Его собственный глава Отдела обеспечения магического правопорядка, можно сказать, внутренней охраны страны и лично его некоронованного величества, Тёмного Лорда Волдеморта. Антонин Долохов, никогда не теряющий бодрости духа и никогда не имевший ничего похожего на инстинкт самосохранения в присутствии Тома. — Ты же не думал, что я забуду, правда? С днём рождения!

Вихрь подлетел к нему и наконец остановился. На лице Долохова сияла улыбка от уха до уха. Пожалуй, это был один из очень и очень немногих людей, которому Том мог доверять. Один из самых приближённых. К сожалению, в период войны и его собственного безумия многие верные Пожиратели тоже немного сошли с ума, поэтому действительно достойных среди них осталось не так много.

Нотта-старшего он посадил на пост Министра Магии. Тот был не очень глуп и полностью предан, он был одним из первых его последователей — ещё с хогвартских времён. Но если Том говорил ему, как нужно поступить — будь то какой-то новый законопроект или мелкие политические поправки во внутренней и внешней политике — Нотт-старший всегда выполнял любое указание Тома и не скупился на просьбы о совете. Но если по какой бы то ни было причине он не мог спросить мнение бывшего Тёмного Лорда, он неплохо думал своей головой.

Люциуса Малфоя он поставил главой Отдела финансов. Сын его однокурсника, Абраксаса, оказался достойным продолжением своего отца, с характерными чертами слизеринца и, видимо, наследственной жадностью Малфоев. Но Волдеморт точно обозначил потомственному блондину границы — его любовь к деньгам и умение приумножать собственные богатства в любой ситуации он перенёс на более масштабное поле деятельности, казна не должна была уменьшаться без веских оснований, задокументированных и принесённых на проверку лично Тому. И он достаточно доступно объяснил Люциусу, что тот не хочет знать, что произойдёт в противном случае. Бывший или нет, он Тёмный Лорд, и даже теперь шутить с ним никто не посмел бы.

Он был действительно рад, что ему удалось собрать свою душу заново. Один небезразличный маг во время его странствий в продолжении изучения самой тёмной магии, где-то в Тибете, смог достучаться до обезумевшего разума, и, используя свои превосходно отработанные навыки в некромантии и Мордед разберёт, в чём ещё, он помог ему слить в одно целое все оторванные части. Это было тяжело, болезненно и неприятно даже для Тома, который в то время не гнушался никакими методами в достижении своих целей. Отказываясь оставаться таким же уязвимым, каким он был в подростковом возрасте, до создания первого крестража, он очень злился, и тот же небезразличный старик, усмехаясь, поведал, как отщепить от души не добрую половину, а крохотную часть, превосходно сохраняющую возможность быть якорем. Даже несколько таких якорей не повлияли бы на рассудок Тома. Не то, что бы он стал спорить, тут же готовый провести новые ритуалы, и хихикающий старик поддержал его в этом начинании, за всю свою помощь взяв только клятву, что Том прекратит истребление магии, и начнёт думать головой, а ни каким угодно другим местом помимо мозга. Но он вовсе не был оскорблён. Этого колдуна он считал, по меньшей мере, своим наставником и безмерно уважал. Потом он отлучился в Британию, и, когда снова вернулся, старика и след простыл. Местные монахи утверждали, что тот умер. Но кому, как ни Тому, было знать о его глубочайших познаниях в некромантии и других способах оставаться в живых. Он не желал верить другому сморщенному старику в обветшалой бледной мантии, что говорил, что смерть может быть добровольным выбором человека, который живёт вот уже несколько сотен лет. Неудовлетворённый, но смирившийся, Том вернулся домой, отвечать за данную им клятву.

Это оказалось не так-то просто. Война по-прежнему царила на этой земле. Но он не был бы собой, если бы не сумел преодолеть трудности. Кажется, такой напор в прекращении бесполезных убийств с его стороны подкосил ненавистного Дамблдора сильнее, чем сама война. Так или иначе, старикан был мёртв, в конце-то концов. Никто на этом свете не отравлял Тому жизнь сильнее, чем он.

И вот теперь он создал невероятное количество нововведений, написал множество законов, примирил два мира, придумал школы для магглорождённых, усмирил чистокровных, в которых сам же вырастил до этого семена лютой ненависти к грязнокровкам. Но он всё же не дурак, подсчитал два и два. Сам Том, Дамблдор, один из верных последователей, Северус, некоторые другие знакомые — все они были полукровками, и все они были одними из самых сильных магов (не то, что бы Том ставил кого-то на одну ступень с собой, но они были достаточно близко). Тогда он ввёл обязательные проверки потенциалов, самолично около полугода разрабатывая безукоризненно верное заклинание для проверки, показывающее к тому же оттенок магии и склонности к разным её направлениям. Таким образом, дети должны были больше развиваться в том, к чему, как им стало бы известно, у них была предрасположенность, а не тратили бы время на бесполезные попытки изучения чего-то ещё, чтобы угодить родителям, оправдать чужие ожидания. Он провёл несколько исследований на статистике из особого реестра в первый же год его создания и убедился, что внесение новой крови в древние рода волшебников в несколько раз повышало потенциал детей.

Во многом благодаря этим исследованиям Тому удалось убедить и своих сторонников в новых неопровержимых фактах. Некоторые всё же не выдержали перемен, смены всей их жизненной философии, и Тому пришлось их обуздать, идя на крайние меры. Некоторые смогли научиться на чужих ошибках, остальные поняли своим умом. Так или иначе, теперь его Ближний круг не планировал геноцид на своих собраниях, необходимость в которых и вовсе отпала. Они занимали необходимые посты в Министерстве, докладывая ему обо всех делах в бумажных отчётах или при личных встречах. Он и сам проводил большую часть дня в этом политическом логове, не имея даже определённой должности — она была ему не нужна, когда даже каждый ребёнок на островах знал, кем он является. Кто действительно главный во всей системе, кто руководит этой страной. Он полагал, что даже в семьях некоторых маглов он является некой страшной легендой.

Бумажная работа утомляла, как ничто другое в мире. Порой он на самом деле скучал по своему безумному прошлому «я», которое могло просто убить безмозглых идиотов, которые его окружали, кинуть Круциатус и наслаждаться агонией. Сейчас ему приходилось сдерживаться, день ото дня легче не становилось. Том любил власть, любил контроль, который всегда был у него в руках, но когда ему приходилось в большей мере контролировать себя, чтобы не убить нерадивого служащего, он действительно не понимал, почему ему приходилось это делать.

Долохов был тем, кого он больше других мог назвать «другом». Дружба была довольно неопределённым понятием, не имеющим чётких границ, и всё же он позволял Тони фамильярность, некоторые шутки и даже розыгрыши, направленные на него. Конечно, это случалось не часто, и бесило до чёртиков, поэтому он не сдерживался в пыточных проклятиях, пока неуёмный русский искренне веселился над ситуацией. Этот же человек был одним из самых жестоких убийц среди его армии в прошлом, его фантазия граничила с собственным безумством Тома. И он не растерял свои навыки за предыдущие годы, каждый раз устраивая какую-нибудь показательную дуэль на каком-либо торжественном приёме, проходящих периодически в имениях бывших Пожирателей. Малфои расплачивались его выходками за то, что чаще всего проводили подобные приёмы. Но всё обходилось без убийств, и до этих пор Том давал Тони свободу действий.

На своей должности Долохов был лучшим из лучших, поэтому не нуждался в замене. И всё же он взял под своё крыло кого-то вроде заместителя, хотя его можно было назвать подобным образом с некоторой натяжкой. Барти Крауч-младший был похож на Долохова по темпераменту, хотя учился в Когтевране, и, казалось бы, не должен был быть таким взбалмошным. Но его характер был похожим на Антонина, как будто этот человек воспитал его. С другой стороны, Том больше других знал, что «как будто» здесь лишнее. Никто не винил парнишку в том, что на первых порах вступления в Пожиратели Смерти он отомстил отцу за своё не самое приятное детство. Только требования большего и постоянные наказания — кто угодно когда-нибудь бы не выдержал. В остальном парень был импульсивен, но не радикально, его фанатичная преданность Тому даже льстила. За десять лет Долохов неплохо обучил его, поэтому эта смертоносная парочка, работая вместе, наводила ужас на всех, кто был хотя бы немного наслышан о них. Тома это заставляло ухмыляться более чем искренне. Хоть молодой человек был учеником Тони, он доставлял весёлому мужчине не меньше хлопот, чем сам Антонин — Тому. Только уважение и преданность не давали Барти идти со своим напором на Тома, за что также платил Долохов, к мстительной радости Волдеморта.

— Барти бы тоже пришёл, но ты сам отправил его к этим лягушатникам… — продолжал Тони, весело сверкая глазами.

— Во Францию, — цокнув языком — так просто, по-человечески, как не позволял себе в любом другом обществе, поправил Том.

— Ну я так и сказал, — отмахнулся Тони, — поэтому я один. Конечно, друг мой, ты же не думал, что мы не отметим твой юбилей? — и этот взгляд слишком лихорадочно сиял, чтобы Том захотел отказаться, послав мужчину вон. Всяко лучше, чем пялиться в окно. Тем временем Долохов извлёк из глубин мантии тёмно-зелёную бутылку, которой, определённо, было немало лет. Тони гордо просиял, — твоя ровесница!

Подавив раздражённый вздох, Том принял сосуд, подозрительно оглядывая потёртую этикетку совсем не с английскими надписями. И всё же, он не находил причин отказываться. С кем бы ещё он мог выпить на свой день рождения?


***


Когда ты напиваешься в компании такого человека, как Антонин Долохов, тебе стоит вовремя заметить ту тонкую грань между тем, когда вы оба достаточно пьяны, но ещё твёрдо контролируете поток мыслей, и когда в вашу голову прокрадываются слишком буйные мысли, чтобы казаться хотя бы сколько-нибудь адекватными. Том слишком редко находился в подобной ситуации, поэтому эту грань совершенно случайно пропустил, не подозревая о том, как их разговор зашёл в то русло, где они сейчас находились.

— …есть всё, и это невыносимо скучно. Я начинаю скучать по крови, по Непростительным… — признавался Том, делая очередной глоток.

— М-да, — задумчиво протянул Долохов, разглядывая собеседника прищуренными глазами. — Мне то проще, когда мне скучно и совершенно нечем заняться, я могу использовать Барти, он такой же безбашенный, как и я, ты же знаешь, поэтому нам не приходится долго скучать, — поведал Тони. Том продолжал меланхолично молчать, покручивая бокал в длинных пальцах. — О, придумал! — закричал вдруг Долохов, привлекая внимание Волдеморта. — Жениться тебе надо!

Том устало закатил глаза, очередной жест, который можно было позволить себе только в присутствии Тони. Он периодически ловил себя на подобной мысли, но она не вызывала нужного отклика. С детства он с отвращением относился ко всему, что можно было связать с «любовью», и Дамблдор говорил ему ещё тогда, что он просто не способен любить. Как бы сильно он не желал свернуть старику шею, он мысленно не мог не согласиться. Может, он и правда не способен. Он испытывал некоторые привязанности в своей жизни, но ни одна из них не была слишком сильной. Сейчас он понимал, что абсурдно считать, что из-за какого-то зелья он лишён чувств — нет, у него имелись чувства. Просто он слишком хорошо контролировал себя, избавляясь от них, считая слабостью. Если бы он смог кого-нибудь полюбить, а это оказалось бы, например, невзаимно, он не мог обещать, что не поступит, как ухажёр Дездемоны и не прикончит любимую со словами «так не доставайся же ты никому». Да и он с трудом мог представить, что какой-нибудь посредственный волшебник, будь то женщина или мужчина, сможет заинтересовать его.

— Какая невеста, Тони, Мордред тебя раздери? — всё это время Долохов что-то воодушевлённо бормотал про будущий брак. — Да и потом, я люблю полный контроль во всём, абсолютную власть, люблю наказывать… Я ведь и вправду жесток. Ты понимаешь, о чём я… Как это можно совместить с браком? — он задумчиво покрутил в пальцах бокал. Его тёмные секреты касались не только бытия Тёмным Лордом. — Не думаю, что кто-то выдержит подобные отношения, не так ли?

Долохов хихикнул, и Том вопросительно изогнул одну бровь.

— Ты действительно не очень разбираешься во всей этой теме или притворяешься? Том, многим нравится подчиняться, — Тони выразительно подвигал бровями вверх-вниз.

— Заткнись, ради Мерлина, — Том всё же весело фыркнул. — Я уже давно не девственник, я знаю, что и как людям нравится в постели. Я говорю не про постель, и ты действительно знаешь, о чём я. Может, кому-то и будет нравиться это…какое-то время. Но способны ли низменные желания продолжать долго существовать в браке?

— Фу, я слишком пьян, чтобы понимать тебя, — ничуть не смущённый, выдал Антонин. Он знал, о чём намекал Том почти открытым текстом, но всю остальную демагогию не считал нужной. Он не видел в этом проблемы. — Почему бы тебе просто не попробовать?

— Как будто это может быть просто, — Том недовольно глянул на него, даже в самом нетрезвом виде представляя кучу причин «против». С другой стороны, Тони его почти уговорил, как бы он не сопротивлялся своей разумной частью.

— Ой, да ладно тебе! Ты грёбаный Волдеморт, — Том предупреждающе сощурил глаза. — Вот только не надо на меня зыркать, для тебя же стараюсь! Это же идеальный способ избавиться от скуки, ну же! Подберём тебе кого-нибудь молодого и сильного, и воспитаешь, как тебе надо, и развлечёшься, а там, глядишь, стерпится — слюбится.

— Твои поговорки… — пробурчал Том. — Ладно, я подумаю над этим, когда протрезвею, — Волдеморт устало вздохнул. В пьяных глазах Долохова светилось торжество. — И пущу в тебя «Круцио», обязательно, — но улыбка Тони стала только шире.


***


Том проснулся с головной болью — отвратительным ощущением похмелья — и вчерашними словами Тони в мыслях. И если от первого мгновенно помогали зелья, то от второго ничего не могло помочь.

— Долохов, твою мать, — несдержанно выдал Волдеморт, сидя в столовой с горячей чашкой в ладонях. Но даже лучший кофе не мог своим ароматом отогнать дурацкие раздумья.

Неугомонная сволочь получила Круциатус вместо приветствия, когда Тони только зашёл в просторную комнату с самой самодовольной улыбкой из своего арсенала. Впрочем, он совершенно не обиделся, молча стерпев боль, и, поднявшись с колен, продолжил резво шагать к Тому, плюхаясь на стул рядом и кидая увесистую папку на стол. Отдышавшись в течение несколько секунд (хотя бы этим удовлетворяя раздражённого хозяина дома), Долохов объяснил значение горки бумаг, к которой Том не спешил притрагиваться.

— И тебе доброе утро, — он жеманно кивнул головой, как будто его действительно встретили добрым словом, а не пыточным проклятием. Том сердито прищурился, — хорошо-хорошо, давай по делу. Я не стал тащить сюда Книгу реестра и не знал, смогу ли затащить тебя в ту комнату в Министерстве, где она лежит, поэтому принёс сюда обычные документы. Это — список потенциалов волшебников, я отобрал всех от начала проведения этой проверки до того момента, чтобы им сейчас было хотя бы пятнадцать. — Том продолжал безэмоционально разглядывать папку. — Да ладно тебе, Реддл, ну мы же вчера договорились!

— Мы ни о чём не договаривались, — резко бросил Волдеморт, — и сколько тебе говорить, чтобы ты следил за своим словесным потоком и перестал использовать эту фамилию! Я давно не Реддл и уже долгие годы никому не позволяю так к себе обращаться. Если ты вдруг позабыл об этом, могу оформить твоей памяти ещё один лечебный Круциатус, если уж тебе так хочется.

— Прости-прости, само вырвалось, школьные привычки неискоренимы, ты же знаешь… — он совсем не выглядел раскаивающимся. Том почти никогда не говорил с ним о старой фамилии, потому что Тони не давал повода, только иногда любил чуть-чуть подразнить. — То, что мы немного выпили, не значит, что всё это было несерьёзно! Ты ведь был согласен! Признай, что это хорошая идея! — Тони отступать не собирался, сдвинув папку ближе к Тому. Тот продолжал её игнорировать.

— Ладно, — изо всех сил сопротивляясь самому себе, Волдеморт неохотно медленно кивнул, — идея имеет место быть. Но это всё не решается за один день, ты прекрасно должен это понимать.

— Я понимаю, — охотно закивал Долохов, осторожно раскрывая папку на ощупь, не отрывая глаз от лица напротив. — Поэтому мы просто начнём сейчас, подумаем… — он пододвинул папку к краю стола между ними, чтобы им обоим было видно. Трудно остановить Долохова, проникшегося какой-то идеей, и оба мужчины это знали. Да и Том на самом деле не был против, просто был реалистом, трезво оценивающим все сопутствующие сложности, которые Антонин в упор не видел.

Большинство волшебников в этом списке, как Том и ожидал, были лишь посредственностями. Даже если он и готов был пойти на всю эту авантюру, а он — очевидно — был готов, то человек, который мог стать его потенциальным супругом или супругой, должен был быть ни больше, ни меньше — самым сильным магом своего поколения. Другого бы он едва смог бы терпеть рядом, да и этот парень или девушка просто не выдержали бы напор его магии, которую не всегда удавалось сдерживать, особенно в приступе сильных эмоций.

Но вскоре они нашли то, что искали. Мальчик с невероятно сильным потенциалом, тоже полукровка, что Том скорее принял как само собой разумеющееся. Склонность к дуэльной магии, боевой и немного целительской, неплохо, даже неважно, что светлый. Просматривая столбик с необходимыми значениями и уже мысленно довольно потирая руки, Том перевёл взгляд на имя. Ну конечно. Ему просто необходимо было родиться в семье светлых магов, одних из самых ярых и преданных членов Ордена Феникса, так, по крайней мере, отзывались о них его последователи. Чарльз Поттер был интригой, человеком, наверняка настроенным против Волдеморта с самого рождения, но он был самым сильным молодым волшебником и наверняка это знал. Он был вызовом всему существу самого могущественного тёмного мага, когда-то самого страшного Тёмного Лорда всех времён. Что ж, Том любил вызовы.


***


Том решил объявить о своих намерениях лично. Это не должно было стать большой проблемой — Долохов утверждал, что Чарльз Поттер был довольно публичной персоной. Однажды он даже принял вызов Антонина на дуэль, и проиграл только из-за отсутствия такого же большого опыта, как у Тони. Но ему тогда пришлось изрядно попотеть, чтобы не уступить победу малолетке.

Долохов также ответственно подошёл к поиску ближайших приёмов. Им оказалось планируемое в честь Пасхальных каникул торжество в Малфой-мэноре, где Чарльз числился в списке приглашённых со всей своей семьёй. Том же занялся поиском подходящих ритуалов, зачаровал аккуратное серебряное колечко для помолвки.

За то время, которое у них было до встречи, они полностью подготовились. Антонин собрал фактически досье на Чарльза Поттера. Том не стал особо вчитываться в подробности подростковой жизни. Он выхватывал главные моменты — озорной молодой человек, балагур, яркий, любящий внимание толпы, общительный, не фанат учёбы, страстный любитель квиддича, ловелас, не пропускающий симпатичных задниц других парней и девушек. Впрочем, конечно, ему придётся прекратить это, как только он будет связан договором с Волдемортом. Том захлопнул досье на паренька, рассматривая движущуюся фотографию. Ладно, несмотря на чересчур яркие волосы и сотню веснушек, Чарльз казался вполне симпатичным. Конечно, на самом деле, у Тома были немного другие вкусы, но если сильная магия Поттера это компенсирует, он сможет быстро привыкнуть. Волдеморт отбросил папку на стол перед собой, переведя взгляд на маленький квадратный футляр в тёмно-зелёном бархате, в котором ждало своего часа помолвочное кольцо.


***


Нужный день подкрался незаметно и очень быстро. Разгладив несуществующую складку на плече, Том вложил в карман рядом с палочкой футляр с зачарованным кольцом, мимолётно осмотрел себя в зеркале и быстрым шагом вышел в гостиную, откуда раздавался грохот — Тони споткнулся об ковёр, громко комментируя падение отборным русским матом. Ничего нового.

Пригрозив Долохову карой небесной за любое неадекватное поведение, Том трансгрессировал с места. Долохов пробурчал с нетерпеливым весельем, что он просто образец культурности. Ему пришлось переходить в соседнюю гостиную — поскольку он не был хозяином поместья, мог трансгрессировать только из одной определённой комнаты для гостей, и то только после того, как Том дал ему доступ. Но лёгкая волна тепла всё равно окутала на мгновение его сердце — как бы Том ни отрицал само понятие дружбы, они были друзьями. Только ему Реддл всегда мог позволить остаться одному в своём доме без каких-либо предупреждений, когда самого хозяина уже и след простыл. Но к этому моменту он достиг нужного места и отбросил размышления прочь, с хлопком исчезая из комнаты.


***


По периметру огромного светлого зала с высокими узкими окнами и сводчатым потолком стояли длинные столы с закусками, вдоль них располагались небольшие группы приглашённых волшебников. Сам зал был оформлен в светлых голубых и зелёных тонах, полупрозрачные серебряные занавески поглощали чересчур яркий солнечный свет. Все гости были одеты в соответствии с убранством помещения, элегантные светлые мантии в одной цветовой гамме рождали приятное для глаз зрелище. В центре зала под лёгкую быструю музыку кружилось множество пар. Чарльз немного выделялся из этой толпы — его мантия была не пастельного оттенка, а насыщенного бирюзового, но для него это было ещё достаточно скромно, о чём знали даже хозяева поместья, поэтому никто ему и слова не сказал.

В процессе танца пары внутри нескольких небольших групп перемешивались, партнёры должны были переходить от одного к другому. Чарли прижал ближе Гермиону, опуская руки ниже по её спине, за что тут же получил звонкий шлепок по плечу. Он усмехнулся, капитулируя, и вернул ладони девушке на талию. Хотя Грейнджер была подругой Гарри, они часто виделись и общались, находя общество друг друга терпимым и даже достаточно приятным. И тем не менее девушка никогда не отвечала на его флирт, постоянно вежливо отталкивая, поэтому такие поползновения превратились скорее в привычную игру. Рядом Полумна Лавгуд кружилась с Невиллом, и если Полумна тоже больше доверяла Гарри, по крайней мере по мнению Чарли, Невилл был скорее общим другом, своим мягким характером примирявшим всех между собой. Драко пришлось терпеть общество Рона, и это было для них взаимной пыткой, которая очень веселила и Гарри, и Чарли. Их лучшие друзья были категорически разными, полностью и во всём, поэтому так и не нашли общий язык. А сам Гарри стоял напротив Джинни, которая обнимала его за шею вместо того, чтобы просто положить ему на плечи ладони, как того требовал танец. Гарри же со всем возможным терпением пытался отодвинуться, едва касаясь пальцами её талии.

С очередным аккордом пришло время переместиться, и Чарли оказался в паре с сестрой лучшего друга. Джинни, довольно симпатичная и весёлая девушка, сегодня была, видимо, немного не в духе, поэтому неприязненно шикнула на его привычные шуточные приставания — он бы не стал встречаться с сестрой Рона, они слишком много общались с детства, так что она сама была ему только подругой. Но он прекрасно видел, куда она смотрит — рядом случайным образом оказались Гарри и Драко, более чем довольные этим, о чём говорили их улыбки и множество доверительных жестов лучших друзей. Они были почти не заметны, но Чарли слишком хорошо знал своего брата. Чем более открыто Гарри проявлял недовольство обществом Джинни, тем сильнее она пыталась рядом с ним оказаться. Даже Рон уже говорил с Джинни об этом — другим тоном, конечно, ведь Гарри ему не нравился — и просил перестать «засматриваться на этого ботаника», но девушка не хотела проявлять благоразумие именно в этом вопросе.

Внезапно по залу пронеслась волна вздохов, странное благоговейное напряжение поселилось в позах, мимике, жестах гостей, даже музыка стала тише. И хотя танец продолжался, и тихие разговоры у столов с закусками не были приостановлены, атмосфера однозначно изменилась.

— Что произошло? — Джинни специально сделала лишний поворот, озабоченно оглядываясь по сторонам — довольно продуманный ход. Впрочем, Чарли не возражал, он тоже был заинтригован, как и Гарри с Малфоем рядом с ними, да и вся компания семикурсников. Наконец до них стали доноситься шепотки: «Это он? Это действительно он? Я хочу подойти поближе, посторонитесь! Это и правда он!»

— Я найду родителей, вдруг они знают, — сказал Чарли, чтобы вся небольшая группа его услышала.

— Наверное, мне тоже стоит пойти, — согласился Драко, и тогда рядом с ними раздался возглас от одной из взрослых пар, танцующих рядом: «Так это правда Волдеморт?!»

— Что? — Гермиона ахнула, Джинни ещё сильнее заозиралась.

— Вы думаете, это правда? — с любопытством спросил Невилл.

— Что ему делать здесь? — недоверчиво проговорил Рон, тоже начиная оглядываться.

— А ты думаешь, Уизли, Волдеморт не может прийти на приём в Малфой-мэнор? — прошипел злобно Драко, приближаясь к ненавистному юноше, но их спор прервал задумчивый, как и всегда, немного меланхоличный и мечтательный голос Лавгуд.

— Это действительно он, Рон, — спокойно произнесла девушка, вертя в пальцах странное ожерелье. Уизли не знал, что на это ответить — он редко общался с ней и никак не мог привыкнуть к её манере речи.

— Но, Луна, зачем он здесь? — спросил Гарри, подходя ближе к подруге. Её голос стал тише, но они всё равно расслышали.

— Чарльзу действительно лучше найти родителей, — и она медленно моргнула своими большими глазами. Чарли вздрогнул. Гарри кинул на него всего один взгляд, встречаясь с более светлой копией своих глаз, и они поняли друг друга, срываясь с места, но тут же сбавили шаг — не стоило привлекать внимание раньше времени.

Через толпу они изящно пробирались к тому столику, где в последний раз видели мать и отца. Чарли помогал себе своими широкими плечами, Гарри же — своей грацией. Он не мог бы расталкивать гостей так же эффективно, как брат, но мог проскальзывать между ними, огибая препятствия и избегая своим гибким тонким телом случайные удары чужих локтей. Гарри поднял голову, оглядывая пространство в поисках родителей, как неожиданно запнулся на одной фигуре. Высокий широкоплечий мужчина в элегантной тёмно-серой парадной мантии мягко ступал вперёд, и люди перед ним расступались ещё до того, как видели его, словно одной его мощной уверенной ауры было достаточно, чтобы заставить их двигаться. Тёмные волнистые волосы едва касались плеч, часть из них была связана тонкой алой лентой на затылке, более короткие пряди явно не желали держаться в хвосте.

Мужчина шёл примерно на том же расстоянии от столиков, что и они, и тоже довольно небрежно оглядывал людей, окружающих его. Он был выше основной массы волшебников, поэтому ему не составляло труда смотреть на них сверху вниз, с лёгкостью определяя направление. Гарри почувствовал, что это произойдёт, когда мужчина только начал медленно наклонять голову, и он очень хотел бы успеть отвести взгляд, но секунда оказалась слишком коротка для этого, и они действительно встретились глазами. Он не успел рассмотреть идеальное лицо — он просто знал, что оно идеально — и запомнил только эти глаза. Когда-то они, наверное, были тёмно-карие, тёплого шоколадного оттенка, но сейчас в них словно горели яркие алые прожилки, сверкая огненными искрами. Они поймали его в ловушку, которая длилась менее секунды, но Гарри казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он смог взять контроль над своим каменным телом и опустить голову. Через секунду он снова поднял взгляд, но смотрел уже мужчине в затылок. Ему стало неважно, что он безнадёжно отстал от брата, который уже наверняка отыскал родителей. Он только что смотрел в глаза Волдеморта, и это были самые потрясающие глаза из всех существующих на свете. И самые недоступные из всех.

Сделав ещё несколько шагов вперёд, он смог разглядеть через последние два ряда людей, что Чарли действительно стоял между матерью и отцом, и сам глава магической Британии встаёт прямо напротив них. Гарри не знал, чего хотел от их семьи мужчина, но единственное, в чём он был уверен на все двести процентов из ста — это то, что его цель никак не связана с Гарри. Поэтому он отошёл немного в сторону и взял для видимости тарталетку с розовым кремом, не имея совершенно никакого аппетита, отсюда было очень неплохо слышно.

— Привет, — он краем глаза смотрел на семью, которая неподвижно замерла в ожидании, поэтому, когда где-то справа от него появилась тень, он не придал ей особого значения — мало ли кому захотелось взять закуску. Но внезапно раздавшийся голос — совершенно незнакомый — заставил вздрогнуть, хоть он и постарался скрыть это движение. Если незнакомец был врагом — слабости лучше не показывать. Бодрый голос принадлежал довольно молодому магу — мужчина, скорее, парень, казался старше не более, чем лет на десять. Соломенные волосы немного беспорядочно торчали, но в остальном он выглядел не менее элегантно, чем все остальные гости. Светло-карие глаза исследовали Гарри изучающим взглядом. Поттер на секунду задумался, стоит ли ему говорить на «ты» или на «вы». Несмотря на привычные чистокровным снобам манеры, мужчина использовал простое фамильярное обращение — Гарри решил ответить тем же.

— Привет, — вежливо улыбнувшись, он слегка кивнул головой. Незнакомец ухмыльнулся в ответ. — Мы знакомы? — осторожно уточнил Гарри, он точно знал, что ответ отрицательный, но ничего не смог поделать со своим любопытством, подталкивая собеседника представиться.

— Барти, — он широко улыбнулся, протягивая руку, и Поттер больше не мог называть его мысленно «мужчиной». Барти, кажется, был молод не только телом.

— Гарри, — подросток пожал горячую ладонь. Они оба не называли свои фамилии, что говорило им обоим о возможной принадлежности друг друга к Слизерину.

— Как тебе вечеринка? — спросил Барти, поднимая бокал с тёмной жидкостью со стола и делая глоток. Но Гарри, что-то промычав, так и не смог ответить, встав лицом к столу, чтобы с одного бока видеть нового знакомого — для приличия, а с другого — семью. Волдеморт непоколебимо уверенно встал перед ними, и Гарри услышал его голос — звук, от которого подкашивались ноги. Глубокий бархатистый баритон проникал в уши словно музыка, как мёд обволакивая сознание.

— Мистер Поттер, — он церемонно кивнул отцу, — миссис Поттер, — и поцеловал матери руку в самых древних традициях чистокровных. Затем он впился своими чарующими глазами прямо в побледневшее лицо брата — видимо, Чарли не считал эти красные искры никакими, кроме как пугающими, — и ещё раз повторил кивок, — мистер Поттер.

Первым собрался отец, кивая в ответ. Гарри не был до конца уверен, как стоит обращаться к Тёмному Лорду на публике.

— Лорд Волдеморт, — произнёс Джеймс. Гарри показалось, или музыка практически стихла, а большинство гостей затаили дыхание.

— Интересно, правда? — вдруг негромко спросил парень сбоку, с неуместным весельем наблюдая за этой сценой. Сам Барти не так давно вернулся из нелюбимой Франции, успешно завершив порученные ему дела, поэтому заставил Антонина взять себя на ближайший же приём, только за день узнав о планирующемся действе.

— Правда, — задумчиво признал Гарри. Подросток не понимал этого странного веселья — его семья стояла ровно напротив Волдеморта, который что-то от них хотел, на их лицах проскальзывал ужас, и это совсем-совсем не забавно. Впрочем, он не стал отвлекаться на диалог, возвращая всё своё внимание на разговаривающих — как и большая часть гостей. Именно поэтому — он уже знал — он вовсе не покажется подозрительным. Волдеморт уже успел сказать несколько слов, смысл которых Гарри не уловил, пока…

— Также рад с вами познакомиться. И, как вы понимаете, я здесь неспроста. Мистер Чарльз Джеймс Поттер, — он обратился напрямую к Чарли, который всё это время стоял ни жив ни мёртв, — торжественно и в присутствии свидетелей хочу сделать вам официальное предложение о помолвке. По определённым причинам именно вы являетесь лучшей кандидатурой для подобного предложения с моей стороны. В предложение на данный момент не входит брак, лишь договор о помолвке и совместном проживании в течение одного года.

Мужчина не обращал внимания на шокированные вздохи и ахания за своей спиной. Он поднял перед собой руку ладонью вверх, и на ней тут же появился идеально свёрнутый свиток, обмотанный лентой знакомого алого оттенка.

— Данный документ содержит подробные условия договора, — он слегка вытянул руку, намекая, что Чарли должен его взять, но мальчик, очевидно, не мог заставить себя пошевелиться. Лили спасла ситуацию, перенимая свиток сильно дрожащими пальцами.

Волдеморт удовлетворённо приподнял уголки губ, понимая, что отсутствие криков и истерики сразу же — хороший знак. Что бы ни произошло дальше, сейчас ситуация ему на руку. Он извлёк из незаметного кармана мантии маленькую тёмно-зелёную бархатистую коробочку, заставив её открыться лишь едва заметным качанием подбородка, являя глазам паренька кольцо, что сам считал творением искусства. Это была не просто серебряная полоска металла, это была плоская змея со слегка извивающимся телом, в её пасти был зажат изумруд с магическим глубинным блеском, с другой стороны его обвивал тонкий кончик хвоста, продолжающийся в тело, которое и было основной частью кольца.

— Если вы будете согласны, — это совершенно не та ситуация, когда у людей действительно был выбор, но он должен был произнести это ради приличия. Гарри тихо хмыкнул, обдумывая все выходы из ситуации, но не видел их, а Барти за ним — насмешливо фыркнул. — То вам нужно будет лишь капнуть каплю крови на кольцо и надеть его на безымянный палец левой руки, договор также будет автоматически считаться скреплённым, — он захлопнул коробочку, зная, что сейчас никто из Поттеров не осмелится даже взглянуть на кольцо, и тоже протянул её вперёд. Мальчик внезапно оттаял, словно вышел из транса, резко вскидывая руку, чтобы перенять предмет. Движение далось ему тяжело, а сам он выглядел так, словно его вот-вот вывернет наизнанку.

Волдеморт сказал всё, что хотел сказать, снова церемониально со всеми попрощался и развернулся на каблуках дорогих блестящих чёрных туфель, чёрная мантия всколыхнулась за его спиной. Честное слово, Гарри где-то это уже видел. А затем он такой же уверенной поступью прошествовал через весь зал к выходу, маги расступались перед ним, благоговейно опуская глаза. Сегодня он встретился взглядом только с Поттерами и с ещё одним неизвестным, и изумрудная глубокая зелень заставила его на мгновение застыть. У него тогда было неотложное дело, поэтому он отвернулся и прошествовал прямо, но на обратном пути, сделав несколько шагов, снова вспомнил эти потусторонние тёмно-зелёные огни, желая увидеть их ещё раз, поэтому позволил себе медленно окинуть весь зал взглядом по кругу, но, так и не найдя искомого — хотя он не видел человека целиком, запомнив только глаза, он недовольно вздохнул и всё же обернулся через плечо, понимая, что волшебник мог оказаться и там.

Его интуиция его никогда не подводила за все семь десятков лет, и этот случай не стал исключением. Он быстро скольнул взглядом по головам — никто не решался уставиться прямо на него, никто, кроме одного. Собственное движение было слишком быстрым, чтобы хотя бы на этот раз разглядеть лицо, но он успел снова почувствовать влияние этого тёмного глубокого изумрудного огонька. К его глубочайшему неудовольствию, толпа снова зашевелилась — как в муравейнике — и скрыла обладателя сияния этих драгоценный камней. Он качнул головой и продолжил свой путь, вскоре покидая зал и с места трансгрессируя — ему здесь больше делать было нечего.

— Какая щекотливая ситуация, — с нотками насмешки Барти хмыкнул и опрокинул бокал в себя, допивая остатки, предположительно, вина. Гарри вдруг дёрнулся, как будто всё это время был загипнотизирован. Шок сменился сочувствием и страхом за самого близкого и родного человека, брата, а слова Барти вызвали раздражение и даже гнев. Будь он кем-то нейтральным, просто сторонним наблюдателем, каким и притворялся, то, может быть, даже вероятнее всего, поддержал бы разговор, но сейчас ему хотелось проклясть Барти чем-нибудь грязным и тёмным. Гарри крепко сжал кулаки.

— Это вовсе не смешно, — процедил он сквозь зубы, отходя на шаг от незнакомого всё ещё парня — он даже не знал, настоящее ли ему сказали имя. Его спас подлетевший внезапно Драко, схватив за запястье и дёрнув в противоположную сторону так быстро, что ему даже не пришлось прощаться.

— Гарри! Это всё… это наверняка так тяжело… Вы уходите? — он имел в виду всех Поттеров. Вряд ли у кого-то из них осталось желание веселиться. Гарри сквозь толпу пробился к Чарли — многие уже обступили их семью со всех сторон, но вдвоём с Драко им удалось раздвинуть плотную стену людей.

Чарли, казалось, позеленел от ужаса и не мог двигаться. Родители нервно смотрели друг другу в глаза, пытаясь держать лицо перед всей этой публикой. Завидев Гарри, Чарли отмер и бросился на него, крепко обнимая, до хруста костей. Гарри знал, как тому нужна поддержка, и это брат ещё наверняка не осознал и меньшую часть своей участи. Так же вместе с Драко он помог слегка заторможенной от обилия эмоций семье — мозг был просто перегружен — пробиться к выходу из зала и добраться до гостиной, из которой можно было аппарировать или уйти камином. И в таком состоянии предпочтительнее было выбрать второй вариант, так их хотя бы не расщепит.

Гарри совсем не заметил удивлённого и изучающего взгляда карих глаз, которым один заинтригованный молодой человек, годами тренированный самим Долоховым и научившийся тоньше других чувствовать чужую магию, проводил его удаляющуюся фигуру.

— Держитесь, — пробормотал Драко на ухо Гарри, который вставал в зелёное пламя, поддерживая брата. Он знал, что его лучший друг абсолютно точно что-нибудь попытается принять, и тогда этого упрямца никто не сможет отговорить. Он только надеялся, что Гарри не станет рисковать жизнью. Как бы он хотел предложить ему помощь — но он ничем пока не мог помочь. Гарри только сардонически усмехнулся на его слова и исчез в огне. Драко тяжело вздохнул, отправляясь на поиски родителей. Люциус работал на Волдеморта, и Драко хотел бы узнать хоть какие-нибудь, чёрт возьми, детали. Жаль, он пока не знал, что кроме Долохова и Крауча-младшего никто вообще не был в курсе планов Тёмного Лорда.


***


Как только они ступили на пол собственного дома, они смогли отбросить все приличия и проявить истинные эмоции. Осознание накрыло их с головой, и они испытывали нечто большее, чем глубокий ужас. Гарри наблюдал за семьёй, которая не находила себе места, и его сердце сжималось. Мать плакала навзрыд вот уже несколько часов. Отец думал позвать кого-нибудь из Ордена, но со смертью Дамблдора он развалился. Его члены всё ещё общались между собой, но их словно больше ничто не заставляло проявлять особые эмоции друг к другу, заниматься чем-нибудь ради общего блага. В итоге Джеймс выпил полбутылки виски на кухне, а затем забрал оставшуюся часть к себе в кабинет и закрылся там в одиночестве.

Чарли сидел на кровати в комнате брата, зажатый между Гарри и стеной. Младший обнимал его и поглаживал по спине. Прижав согнутые колени к груди, Чарли уткнулся в них лицом, и Гарри стал перебирать его огненно-рыжие пряди, пока не почувствовал, что дрожь такого родного тела изменилась — Чарли не просто дрожал от переизбытка мыслей и чувств, от страха, но он плакал. Через несколько мгновений раздался первый тихий всхлип, а за ним ещё, и ещё.

Гарри не видел, чтобы Чарли плакал, с тех пор как им исполнилось десять.

— Тише, ну пожалуйста, пожалуйста, прошу тебя, успокойся, — бессмысленно уговаривал Гарри, практически накрывая более крупную фигуру собой, в бессознательной попытке защитить.

— Успокоиться? — Чарли вдруг приподнял голову и чрезвычайно болезненно усмехнулся. Он хотел огрызнуться, хотел утопить себя и весь мир в накрывшем его отчаянии. Но, как и многие другие, как и он сам изредка, утонул в бездне эмоций в глубине тёмно-зелёных глаз. Сейчас в них таилось столько чувств, что они напоминали не холодные драгоценные камни, а тёмный сказочный лес — каждая тень что-то за собой скрывала. Чарли продолжал вглядываться в эти тени. — Как мне теперь успокоиться, Гарри? — вместо озлобленного крика жалобно всхлипнул юноша. — У меня же… У меня же просто нет выбора. Моя жизнь закончена, просто оборвана раз и навсегда…

— Нет! Конечно, это не так, Чарли! — Гарри слегка отодвинулся, беря лицо брата в свои ладони. Он не мог смотреть на эти два светящихся, словно в них вставлены крошечные светодиоды, как в новогодних гирляндах дома у Дадли, глаза, наполненных слезами. У него самого от этого щемило сердце и щипало глаза. Неожиданно он понял, что тоже плачет. Брат выпрямил ноги, притягивая Гарри ещё ближе, прижимая в объятиях к груди. Они ощущали одинаковые торопливые сердцебиения друг друга.

— Это так, Гарри, — убито прошептал Чарли, — ты должен понимать, что это так, — он продолжал бормотать, но Гарри вслушивался в каждое слово, — это сам Тёмный Лорд, грёбаный Волдеморт, он возненавидит меня за то, что я такой светлый, за то, во что я верю. Зачем он вообще выбрал меня? Что я ему сделал? Может, родители? Но с тех пор, как Дамблдор… Мы же ничего не сделали! За что он так, Гарри? — но это был риторический вопрос. Задыхаясь, Чарли продолжал, — я больше никогда не смогу выйти в свет, больше не смогу играть в квиддич, встречаться, с кем захочу, спать, с кем захочу… Я не стану с ним спать! Мерлин, Гарри, а если я разозлю его? Он убьёт меня на месте! Я так не хочу, я его ненавижу… Как же я не хочу туда, Гарри… Папа не сможет отказаться без угрозы для всех нас, ему просто не отказывают… Я умру, Гарри…

Из глаз обоих безостановочно текли слёзы. Гарри не мог слушать этот несчастный, убитый горем и безнадëжностью голос. Как будто Чарли стоял на собственных похоронах и бросал землю на свою могилу. Некоторые слова брата казались немного абсурдными, Волдеморт бы не убил его, там же какой-то договор… Но его яркий светлый брат действительно мог погаснуть навсегда, если Волдеморт хотя бы вполовину такой, каким его представляли в их семье. Чарли не может быть не шумным, не в центре всеобщего внимания, запертый с тёмным магом в одном доме.

Ничего и никого на свете Гарри не боялся потерять больше, чем брата, чем их связь. Они были всего лишь двойняшками внешне, но магия прочно связала их друг с другом в утробе матери, и ещё прочнее с их первыми вдохами. И Гарри отдал бы всё, чтобы не видеть страдания на лице брата. Это лицо привыкло к улыбке, оно не должно страдать. Не должны потухнуть эти светло-зелёные, почти салатовые глаза, освещавшие озорным весельем даже самый грустный день Гарри. Он готов был отдать всё, даже собственную жизнь.

На этой мысли он вздрогнул, поражённый новой идеей. Она лишь пронеслась в мыслях, но он зацепился за неё, как за соломинку, что с каждой секундой всё крепла до размеров каната, способного вытащить утопающего. И накрепко связать того, кто пытался использовать его.

— Чарли, — Гарри тихо позвал, осторожно заглядывая в чужие глаза, что были всего в нескольких сантиметрах. — Я думаю, есть другой выход, — недоверчивый проблеск надежды промелькнул, но не задержался после следующих слов, — я пойду вместо тебя.

— Что?! — поражённый таким предложением, Чарли застыл каменным изваянием. — Нет, Гарри, ни за что! Ни! За! Что!

Гарри знал, что так будет. Но с каждым своим словом и со словами Чарли он только больше убеждался, что так будет правильно. Так нужно. Он старался не думать, как брат всхлипывал «я умру», потому что он не мог позволить себе передумать. И пусть, когда Чарли уговорил Дамблдора позволить им узнать, куда бы они были распределены, учась в Хогвартсе, Распределяющая Шляпа отправила его в Слизерин, а брата в Гриффиндор. Такой глупый и безрассудный поступок, который потихоньку замышлял Гарри, был бы чересчур даже для сынов Годрика. Но сейчас со слизеринской хитростью ему предстояло убедить брата в своей правоте.

— Послушай, Чарли…

— Нет! Нет, Гарри, я не желаю даже думать об этом! — Чарли отчаянно замотал головой. Гарри протянул руку и мягко коснулся веснушчатой щеки, понимая, что брат уже слишком перенапряжён. Он поймал загнанный взгляд и осторожно улыбнулся.

— Нет, Чарли, ты послушаешь, — серьёзно пригрозил младший брат. — Ты прав, отец не сможет отказаться, даже мама не сможет повлиять на него. Это безвыходная ситуация, потому что кто-то должен будет отправиться к Волдеморту, — имя он произносил легко, лишь с незаметным трепетом, совсем без ослепляющей ненависти Чарльза. — Но ты не можешь к нему пойти, — видя, что брат собирается возразить, Гарри положил палец ему на губы, — не потому, что ты слабый, конечно нет. Но потому, что ты нужен здесь. Нужен маме и папе. Ты Наследник, Чарли, тебя всю жизнь готовили и учили. Ты гордость семьи, ты светлый сильный маг, ты продолжишь наш род.

— Не говори так, как будто ты всё это время жил по соседству! — отталкивая его руку, прошипел Чарли. — Не смей так говорить, слышишь?! Мне плевать, что ты думаешь о себе в своей башке, Гарри, я люблю тебя больше всего мира! Я не смогу без тебя! И родители тебя любят, Гарри, ты думаешь, они просто согласятся нас разменять, потому что я светлый? — в его глазах снова блестели злые слёзы.

— И поэтому тоже, — мягко кивнул Гарри. Сердце щемило от нежности, от любви к Чарли, от его агрессивной защиты. Они были магическими близнецами, и им обоим будет сложно вдали друг от друга. Но подсунуть вместо Чарли даже самого ужасного магла, да даже волшебника — они не смогут. Правда слишком быстро раскроется, и тогда умрут все они, все без исключения.

— Что это значит? — Чарли обессилено смотрел на него. У него не было возможности спокойно обдумывать всё.

— Ты светлый маг, Чарли, внутри тебя мощная светлая магия. И ты будешь в доме с могущественным тёмным магом. Дом, в котором он живёт, должен просто дышать ей. Ты прав, ты там просто задохнёшься. Мне будет проще и комфортнее, знаешь, — он нервно хмыкнул, стараясь скрыть волнение. Он не мог отступить, только не сейчас, только не когда дал Чарли надежду, — так что не волнуйся так сильно, мне будет даже хорошо там, — мысленно он добавил «пожалуйста», — и я хорошо тебя знаю. Я смогу тобой притворяться.

— То есть… То есть ты правда хочешь?.. — Чарли позволил себе на секунду смириться с этой мыслью. Гарри либо старательно делал вид, что не боится, либо действительно хотел в это верить. Резкий кивок стал ему ответом. — Нет, Гарри, это же просто абсурд… А если он узнает?

— Не «если», Чарли, — Гарри печально вздохнул, но не стал врать и расписывать радужное будущее. — Он величайший тёмный маг, он гениален. А мне нет ещё и семнадцати. Даже если я буду очень хорошо играть, я проколюсь. Рано или поздно, но расколюсь. Но лучше это случится поздно. Вы… Наверное, вам будет лучше уехать. Хорошо спрятаться. И тогда, когда он поймёт, вы будете в безопасности.

— Я тебя не пущу! — отчаянно выкрикнул Чарли, снова крепко стискивая брата. — Не пущу! — и из всех зелёных глаз снова потекли слёзы.


***


Чарли зашёл за отцом, который был просто в ужасном состоянии, он терзал себя долгие часы, прежде чем, допив бутылку, уснуть, уронив голову на письменный стол.

Гарри нашёл маму в столовой, она пила светлую жидкость из бокала, лицо было опухшим от непрерывных слёз, глаза всё ещё на мокром месте, несколько капилляров лопнули, придавая им ещё более невыносимый вид.

Мальчики привели родителей в небольшую уютную гостиную, заранее попросив у эльфов зелья, и напоили ими родителей. Казалось, придя в себя, избавившись от опьянения, Лили и Джеймс испытали ещё большую боль. Тянуть дальше не имело смысла.

— Мам, пап, послушайте, пожалуйста, — неловко теребя рукав, позвал наконец Гарри. Он просто не мог выносить видеть их такими. Взрослые подняли на него печальные глаза, наполненные горечью и страданием. — Мы с Чарли, мы кое-что решили…

— Это было очень трудно, но Гарри убедил меня смириться, — с тяжёлым сердцем выдавил Чарли. Гарри так и не убедил его сказать «ладно», но убедил сказать так родителям.

— Что такое, мальчики? — тревожно спросила Лили, сжимая руку сидящего рядом Джеймса до боли, которую тот не заметил, так же захваченный неспокойным предчувствием.

— Я подумал… То есть я решил, что мне лучше согласиться вместо Чарли.

— Что? Как вы себе это представляете? Гарри, о чём ты говоришь? — начали расспрашивать родители.

Гарри стал повторять те же самые слова, которыми убеждал Чарли несколько часов назад. Тот долго не мог смириться, хватался за Гарри, словно тот уже исчезал из его рук. Да он до сих пор был против, но не знал, что противопоставить брату. Родители тоже спорили, снова плакали.

— Но как я могу отпустить тебя? — вскрикнула Лили. — Как ты мог решить, что мы просто предпочтём отправить на верную смерть одного сына вместо другого? Мы… Мы придумаем что-то ещё, и я… Я не хочу никого из вас терять, — спрятав лицо в ладони, женщина снова заплакала. Глаза болели, а горло охрипло, но она не могла остановиться, не могла так поступить, не могла…

— Мама, — Гарри присел рядом с ней на диван, осторожно обнимая, — это совсем не значит «верная смерть», это же просто помолвка. Может быть, через год всё закончится, я ему надоем, и он отпустит меня, найдёт кого-нибудь другого…

— Он тиран, Гарри, он жестокий убийца, он Тёмный Лорд! — Джеймс рвал на себе волосы, пытаясь заставить мозг найти другое решение.

— Бывший Тёмный Лорд, пап. Это всё в прошлом, — попытался заметить Гарри. Он никогда не пытался спорить с семьёй по таким важным для них вопросам, просто обдумывая все возможные точки зрения и формируя своё собственное мнение. И сейчас было совсем не время для споров, поэтому он поспешил добавить, — в любом случае, я справлюсь, хотя бы поначалу. А вы… Вы успеете уехать.

— Уехать? — недоверчиво переспросила мать. — И бросить тебя на произвол судьбы? Гарри, даже в самом страшном сне я так не поступлю! — Джеймс согласно закивал. Чарли скрестил руки на груди. У него просто не было больше сил на это всё.

— Но вам придётся, — проникновенно прошептал Гарри, стараясь включить всю возможную слизеринскую харизму, на которую был способен. — Заморозьте счета в банке, закройте дом и уезжайте как можно дальше, за границу, так, что у него не будет шансов вас отыскать. Если всё кончится хорошо, вы сможете вернуться. Если нет… Начнёте новую жизнь.

— Что значит «если нет»?! Скажи ему Джеймс, скажи! — Лили не могла взять верх над эмоциями. Гарри с серьёзной надеждой посмотрел в светло-карие и тоже мокрые глаза отца.

— Боюсь, это действительно наилучший выход — если мы уедем. Я… Мне тяжело это говорить, но я просто… Просто не знаю, как ещё мы можем поступить. Все аргументы Гарри абсолютно верны, Лили. И про тёмную магию, и про Род. Я… — он взглянул на убеждающее лицо сына, — я думаю, Гарри сможет справиться с этим лучше, чем Чарли.

— Но он может погибнуть! — Лили вскинула голову и наткнулась на взгляд Чарли. Он тоже мог погибнуть. Её маленькое солнышко… Как они оказались в такой ситуации? Чем прогневали высшие силы?

— Я сделаю всё возможное, мам, — пообещал Гарри. Он не знал, как быстро его раскроют. Сколько он сможет продержаться. Но он хотя бы попытается. Ради Чарли. Слизеринцы не рискуют своей жизнью без причины, но они до последнего вздоха будут стоять за тех, кто для них является самым близким. Да и Гарри всю жизнь жил в окружении гриффиндорцев. Да, слизеринцы готовы, изворачиваясь и притворяясь, идя на всё, идя по головам, как угодно и что угодно — на всё ради своей цели. Но кто сказал, что их цель не может быть благородной?