Попов благодарен за то, что Антон никому не сказал о том, что он собирается их покинуть, потому что прощаться со всеми у него сейчас нет ресурса, хоть ему и жаль просто так молча уходить.

Они завтракают в тишине — впервые за эти пять дней. 

Даже Эд с Егором сегодня не улыбаются — первый абсолютно спокоен, только поглядывает на Арса странно, а Булаткин именно грустный, и мужчине действительно жаль, что он вызывает такие чувства своим уходом. 

На Антона Попов старается не смотреть — не хочется, не можется — но он знает наверняка, что тот ждёт не дождётся того момента, когда они с Эдом отправятся его провожать.

И это происходит довольно скоро: сразу после завтрака Арсений идёт собирать своё небольшое количество вещей в дорожную сумку, и вскоре к нему в дверь стучатся Антон вместе с Выграновским и входят внутрь.

— Готов? — спрашивает Эд, подходя ближе и заглядывая Попову в лицо внимательно. — Не передумал? — Усмехается странно, а Арс стреляет взглядом в стоящего позади Выграновского Антона, что смотрит куда-то в сторону, покусывая губу, и подтверждает:

— Не передумал.

Шастун вскидывает голову и смотрит на Арсения прямо — поторапливает, наверное.

Попов перебрасывает сумку через плечо и поворачивается к Эду лицом.

— Пойдём? 

Эд фыркает и мотает головой.

— Куда пойдём, путешественница ты наша? Я здесь портал открою, — Выграновский кивает подбородком на середину комнаты, где они втроём и стоят, а Арсений тупо приоткрывает рот и брови приподнимает, стоя с выражением лица «а что, так можно было?»

Эд отходит к комоду, цепляя Арса за руку, а после воздух идёт еле заметной рябью, и Выграновский галантно кланяется, пропуская парней вперёд.

Первым заходит Шастун, а за ним — Арсений, оказываясь в том месте, которое узнает из тысячи: дорога, с которой он слетел в кювет из-за выскочившего оленя.

Попов оборачивается и вправду видит свою смятую машину, возле которой стоит Антон и глубокомысленно смотрит на дерево в месте столкновения с автомобилем; трясёт, нервничая ногой, и Арс понять не может, почему он вдруг так изменился и стал вести себя так отстранённо? 

Неужели во время их купания Арсений его так выбесил, что тот больше не захотел его терпеть в этом месте?

Эд, проходящий мимо него, не даёт этим мыслям продолжать роиться в голове, потому что перетягивает всё внимание на себя. 

Он уверенно направляется к машине и касается той рукой, а потом происходит какое-то чудо, потому что Выграновский каким-то образом возвращает автомобилю вид до аварии, когда тот ещё был на дороге.

Арсений смотрит на это, приоткрыв рот, и догадывается, что то же самое Эд сделал и с его худи, просто индивидуально отмотав время для конкретной вещи ещё до того момента, когда она была запачкана кровью. 

Охуеть можно просто.

Выграновский заканчивает колдовать и оборачивается, улыбаясь Арсу уголком губ, и взмахивает рукой, мол, готово.

Попов вздыхает и понимает, что вот и подошла к концу его увлекательнейшая поездка и пора возвращаться обратно в реальность, и от этого почему-то тоскливо тянет где-то под рёбрами. 

Он поворачивает голову к стоящему рядом Антону, что вдруг сгребает его в объятия и, Арсений от неожиданности в первые три секунды забывает, что Шастун вообще-то не непробиваемый кусок скалы, а тёплый и обнимательный кот.

Арсений, бросая сумку и обнимая Антона крепче обеими руками, жалеет, что последние часы перед его отъездом прошли в такой мрачной обстановке. А ещё он вдруг вспоминает, что не попрощался с Егором — они как разошлись после завтрака, так и не виделись больше; его самую малость успокаивает мысль, что вчерашние их объятия перед тем, как начать соревнование, уж очень было похоже на прощание, и…

Егор знал о том, что он уедет — эта мысль вдруг возникает в его голове, и Попов не понимает, как не додумался до неё раньше.

Антон отстраняется от него и улыбается уголком губ, глядя на Арсения побитой собакой — разве не он ли намекал на то, чтобы Попов уехал?

— Прощай, — от Шастового тона внутри что-то щемит, и Арс улыбается горько.

— Был рад познакомиться с тобой, Антон. Спасибо за всё, — благодарит он в последний раз.

Бегает глазами по его лицу, будто отчаянно пытается впитать в свою память его черты, которые он словно видит впервые; травянистые глаза изучают его лицо с той же эмоцией. Татуировку под рукавом уже своей худи он показать отчего-то не решается. 

Арсений прерывает эти гляделки первым, делая шаг назад, поднимает с земли сумку и вновь вымученно Шастуну улыбается, ловит такую же улыбку в ответ и подходит к Эду, что всё так же стоит у машины, облокотившись спиной на капот.

Попов открывает рот, чтобы произнести такое горькое «прощай», но Выграновский его тормозит, приподнимая татуированный палец вверх:

— Чш-чш-чш, не разбрасывайся такими громкими словами. — Эд улыбается ему слишком радостно для последней встречи, и Арсений поджимает губы, смотря на друга с изломленными бровями. — Арс, — Выграновский протягивает ему ладонь для рукопожатия, а после притягивает того к себе, полуобнимая одной рукой, и говорит на ухо так, чтобы их не слышал Антон: — Брось этого мудня, — сухо произносит он, и Арсений сразу понимает, о ком речь. — Он у тебя на шее сидит и изменяет, а ты и рад, — эдовским убийственно спокойным тоном и правда, наверное, можно убивать.

Слышать про измены любимого человека всегда больно, но боль притупляется, если ты подсознательно чего-то такое в поведении своего бойфренда подозревал. Удивления у Арсения ровно ноль, а вот разочарования хоть отбавляй, но он всё равно пытается сказать.

— Но я его… — слабо протестует Попов, но Эд слишком резко обрывает:

— Не любишь. Ты боишься менять привычный уклад жизни. — И отстраняется, смотря на Попова прямым серьёзным взглядом, и Арсений кивает: Выграновский прав, и он, разумеется, поступит так, как ему советуют. — Ты будешь счастлив, Арс, зуб даю. Нужно только немного подождать. — Эд улыбается снова, и Арсений смотрит на него с надеждой, потому что эти слова в нём пиздец как отзываются.

— Спасибо. — Он улыбается растроганно и отходит.

Огибает капот машины, садясь наконец снова за руль, и Эд с Антоном встают перед ним; Арс приспускает стекло, и Выграновский кивает куда-то вперёд.

— Я портал открою, просто сдай назад.

— А где я окажусь? — хмурится непонятливо.

— На парковке возле дома, — приоткрывает Эд завесу тайны и улыбается уголком губ. — Там как раз зачётное местечко прям у твоего подъезда.

Арсений улыбается и переключает ручник, медленно начиная ехать назад. Машет напоследок рукой Шастуну и Выграновскому, что мягко ему улыбаются. 

— Удачи, — слышит Арс эдовское пожелание, прежде чем его машина полностью въезжает в портал.

Попов жмурится от солнечного света, что сразу же начинает светить прямо в глаза, и, не глядя, опускает козырёк, создавая тень; смотрит в лобовое стекло и сразу же узнаёт свой двор — он правда оказался на парковке возле своего дома. Арс смотрит в зеркало заднего вида, в котором отражается вход в его подъезд.

Арсений не понимает, почему эта картина не вызывает у него столько радости, сколько, по идее, должна: он же так ждал этого момента, чтобы сейчас, когда от своей квартиры его отделяет лишь путь на лифте в несколько этажей, сидеть и грустить? 

Он глушит двигатель, но из машины не выходит, откидываясь спиной на кресло, и устало трёт глаза — нужно морально настроиться на тот самый разговор о расставании. 

Эд прав: на кой хер этот мудень ему нужен? У Арсения же не настолько с самооценкой хуёво, чтобы настолько себя не уважать, продолжая состоять в отношениях с человеком, которому на самого Попова плевать с высокой колокольни — тот даже активно это демонстрирует, но не спешит с ним расставаться по одной простой причине, что начинается на «д» и заканчивается на «еньги». 

И Арсений больше не намерен это терпеть: выпроводит смачным пинком под зад этого клопа на хуй из своей квартиры, и тогда от его чувств не останется и следа — с глаз долой из сердца вон, правильно? 

Тем более спустя практически неделю, что Арс не виделся с ним, ему сделать это будет значительно легче.

Вспомнить хотя бы Антона с Егором и Эдом, как те, будучи для него практически незнакомыми людьми, носились с ним и были искренне рады его компании и рассказам, его нюансам и видению мира — особенно Шастун; Арс, кажется, никогда не забудет его большие, даже в человеческом обличии, зелёные глаза, что смотрели на него с каким-то непривычным восхищением, а сам Антон ловил каждое его слово с открытым ртом (Выграновский слишком часто шутил про муху, что туда якобы залетит) и громче всех смеялся с его даже самых глупых и несмешных шуток. 

А человек, которого Арсений три года назад впустил в своё сердце и до сих пор хранил верность ему одному, потому что любил и даже представить не мог, что тот сможет с ним так низко поступить, уже слишком давно перестал даже видимость влюблённости создавать. 

Попову тошно оттого, что он так долго это терпел-терпел, а потом ещё терпел и терпел, и так поздно осознал, стоило ему увидеть и понять, что он и вправду заслуживает восхищённых взглядов и добрых слов просто за то, что существует, а не когда дарит дорогие подарки или оплачивает ужин в ресторанах; тошно от своей собственной слабости, потому что закончить эту свистопляску, из-за которой он лишь страдает, нужно было уже очень-очень давно.

Арсений выдыхает, хлопает себя по щекам и, хватая с соседнего сидения дорожную сумку с лежащим там же телефоном, что выглядит, как новенький, выходит из машины. 

Вскидывает голову вверх и набирает полную грудь воздуха — идёт давать своему в скором времени бывшему пиздов (разумеется, метафорических, он не собирается распускать руки).

Поднимается на лифте на седьмой этаж, прокручивая в голове то, что скажет, но, когда Арс подходит к входной двери, звеня ключами в замке, в голове лишь чистый лист — и в ушах шумит немного. Сердце бьётся быстрее обычного, и мужчина сглатывает вязкую слюну, открывая дверь и шагая внутрь квартиры.

В коридоре темно, несмотря на то что сейчас лишь полдень, — полоска солнечного света из спальни явно не освещает пространство достаточно — но Попов не хочет включать свет; бросает сумку на пол и разувается, проходя в глубь квартиры, но не в комнату, нет, — он идёт на кухню.

Не для того, чтобы оттянуть неприятный момент, или для чего-то такого, а просто Арсений понимает, что очень хочет чай, и не видит смысла себе в этом желании отказывать. 

Щёлкает выключателем и кнопкой на чайнике, включая тот, и облокачивается спиной на столешницу рядом с ним, ожидая, пока закипит.

Смотрит на полоску света из спальни из-за не до конца закрытой двери и гадает, что там сейчас может происходить такого, что его парень до сих пор не вышел. 

Арсений наверняка знает, что этот мудень приводил своего любовника — а может, и не одного — в его, Арсову, квартиру, что трахался с ним(и) на его, сука, Арсовой, кровати, а потом как ни в чём не бывало спал рядом с Поповым на ней же и ещё улыбался, гад, миленько. 

Попов ему этого никогда не простит, а всё их постельное бельё после расставания сожжёт и пепел по ветру пустит (конечно же, шутка — он просто выбросит всё на помойку).

Но сейчас в квартире стоит мёртвая тишина, так что Арс даже не думает, что тот сейчас в спальне развлекается со своим любовником, — одна только вода в чайнике бурлит, закипая, да кнопка щёлкает ещё раз, оповещая о том, что температура жидкости доведена до нужной отметки и некий Арсений может уже начать заваривать чай.

Попов, залипший в пространство, отмирает и чапает к навесному шкафу, доставая оттуда свою любимую всратую чашку с человеком-пауком, и насыпает в неё три четверти чайной ложки сыпучего чая. 

В момент, когда Арсений льёт в кружку кипяток, он слышит шаги, в которых слишком легко узнаётся его парень; мужчина мешает травинки в чашке, стуча ложкой по краям со звонким звуком, и совсем не вздрагивает, когда Саша подаёт голос.

— Посмотрите-ка, кто вернулся, — говорит он насмешливо, с упрёком, а Арс поворачивается с лицом, не выражающим никаких эмоций, и смотрит на Пташенчука так, будто видит впервые — не понимает вообще, что он в нём нашёл и по чему до сих пор убивался.

— Мы расстаёмся, — бесцветно произносит Попов и отворачивается снова, чтобы долить немного холодной воды — слишком горячо. — Можешь собирать вещи и валить к своему любовнику, — Арс ведёт плечом и отхлёбывает вкусно пахнущий чай.

За его спиной раздаётся смешок и, поворачиваясь обратно, мужчина видит, как Саша скрещивает на груди руки; облокачивается боком на дверной проём и ухмыляется.

— Ты сам там, поди, трахался напропалую, — выплёвывает он, даже не отрицая, и подходит ближе, а Арсений так охуевает, что только и может, что приоткрывать рот, задыхаясь воздухом: да как он смеет вообще? — Или где ты всю неделю шлялся, а? — спрашивает он, вздёргивая бровь, и Попов испытывает резкое желание вздёрнуть самого Пташенчука.

Нет, ну он охуел, блять, — других слов у него совсем нет.

Арсений смотрит на него и чувствует, что хочет высказать ему в лицо слишком многое, но тот даже этого не будет достоин, поэтому Попов поджимает с отвращением губы — ему действительно жаль, что он, убеждая себя в обратном, не хотел замечать всего этого раньше, а сейчас ему наконец-то ничего не мешает прозреть — и холодно произносит:

— Чтоб через десять минут ноги твоей в моём доме не было. — И подносит кружку к губам, смотря на закатывающего глаза Сашу взглядом, что почти что мечет молнии.

×××

Арсений постепенно вливается в слишком привычную для него рутину — тонет в ней даже. 

Один день практически ничем не отличается от предыдущего, и Попов, самую малость от этого отвыкший на импровизированном отдыхе в магическом лесу, вновь вспоминает, что это такое, — и он не может сказать, что хотел во всём этом снова погрязнуть. 

Ему казалось, что его это устраивает, но сейчас он понимает: не-а, хуй там плавал, а не искренняя радость оттого, чем он занимается.

То, чем он раньше горел, теперь вызывает лишь раздражение, и Арсений всю неделю плавает в состоянии беспрерывной апатии и нежелании что-либо делать и к чему-то стремиться.

Он снова вспоминает о существовании телефона — здесь-то он прекрасно работает без всяких помех — и при каждой свободной минутке утыкается в него. 

Он снова не спит до поздней ночи, так что спать остаётся всё меньше и меньше.

Он снова ходит мрачнее тучи и не видит поводов для улыбки.

Шастун часто улыбался ему просто так, без особой на то причины, а Арсений…  

Арсений такой дурачина, что всё это так безбожно просрал. 

То, что он влюбился в Антона, Попов понял буквально спустя полтора дня после того, как навсегда с ним попрощался, когда мысли о Шастуне заставали его, куда бы он ни шёл и чем бы ни занимался, и вот Арс их проанализировал наконец и совершил для себя целое открытие, которому, в принципе, он не то чтобы сильно удивился.

Оглядываясь назад, Арсений искренне жалеет о том, что из-за своей ёбаной верности мудаку-парню он ни разу не поцеловал Шастуна — а ведь подходящих моментов за эти пять дней было так много, что у Попова всё внутри тоскливо тянет от осознания упущенных возможностей и того, что уже ничего нельзя исправить, потому что Арс со своим осознанием знатно опоздал.

Попов за эту неделю слишком часто перед сном думает о том, как всё могло бы быть, если бы Саши не существовало вовсе, а через лес он бы поехал по любой другой причине. 

Смог бы Арс тогда открыть портал и встретить позже Антона? Или хоть одно малейшее изменение в цепочке событий привело бы к тому, что они бы не встретились вовсе? 

Арсений, если честно, не хочет себе даже представлять мир, в котором он не знает, кто такой улыбчивый оборотень Антон Шастун.

Мужчина слишком часто, лежа на правом боку и вытягивая так же правую руку вперёд, смотрит на сделанную Эдом татуировку, где изображены они с Антоном вдвоём, и — как умалишённый — гладит с грустным видом подушечкой указательного пальца кожу в месте, где находится Шастова голова; вспоминает, как по-настоящему гладил Антона, пока тот был волком, и понимает, что хотел бы гладить его так же по наверняка очень мягким пышным кудряшкам.

Хотел бы просто делать с Антоном то, что обычно делают влюблённые, потому что нежности в Арсении очень много, а отдельно к Шастуну, как выяснилось, ещё больше и он готов безвозмездно ею делиться; и ему отчего-то верится, что Антон ответит на его чувства взаимностью.

Точнее, ответил бы — Арсений же с ним больше не увидится, так что бессмысленно даже думать об этом.

Попов начинает тосковать не только по Антону, но и по всем существам в том чудесном волшебном городке, где все приветливо улыбаются и где Арс не чувствует себя лишним.

Он кристально ясно осознаёт, что ему пиздецки не хватает Выграновского и Булаткина.

Не хватает наглых, но приятных и осторожных даже прикосновений Эда, его странных взглядов во время того, как Арсений просто существует рядом с Шастуном, его хриплого смеха и широких улыбок, что делают его похожим на милого маленького котёнка — и это при всём количестве татуировок и в целом внешности, что на первый взгляд может показаться слишком грубой и отталкивающей; на самом же деле Эд — раффаэлка побольше, может, Егора даже.

Не хватает Булаткина с его внутренним и внешним сиянием, которым он активно делится со всеми, с его тёплыми поддерживающими улыбками, с его переглядками за столом в столовке, с его заботой и мягкими объятиями, в которые он не стеснялся Арсения заключать по поводу и без, а сам Арсений даже не хотел этому противиться.

Ему жаль, искренне ужасно жаль, что он так ничтожно мало времени провёл с такими потрясающими людьми и отдельно — с человеком, в которого был (и до сих пор, впрочем) влюблён.

Арсению отчаянно хочется увидеть их ещё раз.

Хотя нет. Не этого он хочет.

Арсений хочет вернуться, потому что здесь, в своей реальности, ему делать нечего — он здесь чужой, он снова хочет сбежать.

Интересно, Эд же знал, что так будет? Знал, что он захочет вернуться, или Попов уже перестал быть человеком в его окружении? Хотя сам Выграновский говорил, что знал об Арсении с самого своего рождения, а значит, и точно знал, что он опомнится и захочет вернуться.

Хорошо, с этим разобрались, другой вопрос: суждено ли ему вернуться или это так и останется на уровне сожаления о своей ошибке, что будет тянуться за ним всю оставшуюся жизнь?

— Ну же, Эд, ты же ёбаный Чёрный Плащ, сам же говорил!.. — Арсений лежит вниз головой на диване, задрав ноги на стену и потихоньку сходит с ума, разговаривая с пустотой, глупо надеясь, что Выграновский его услышит. — Я так хочу вернуться, ну пожалуйста! — он отчаянно искривляет брови и прикрывает глаза, скрещивая по-детски пальцы, будто это хоть как-то поможет. 

Вряд ли Эд прямо сейчас как какой-нибудь принц на белом волке и с феей в придачу выскочит из портала и заберёт его с собой в свой волшебный мир, но, может, тот хотя бы пояснит, сколько ему нужно терпеть, чтобы уже наконец стать счастливым — тот же, сука, обещал ему!..

Попов пытался открыть портал (это были интересные попытки, потому что он же даже не представляет, как это делается), но ни хера у него не вышло: первый раз Арс сделал это неосознанно, а сейчас, осознанно, отчего-то не получается, и он после этих всех попыток начал думать, что его из-за этого и выгнали, потому что поняли, что он действительно самый обычный человек, попавший сюда по нелепой ошибке, и никакой магии в нём нет и не было никогда.

Если так, то его по-любому не пустят обратно.

Когда первая неделя после того, как он покинул волшебный мир, проходит и ничего не меняется, Арсений, поджимая губы, горько плачет на том же диване, потому что слёзы — это не проявление слабости, а всего лишь один из способов выплеснуть эмоции, а после смиряется и пытается жить дальше.

Чуда не происходит, ему не становится лучше — по ощущениям, лишь хуже, но Попов любые мысли об Антоне, Эде и Егоре теперь обрубает на корню и запрещает себе о них думать. 

Арсению кажется, что он в своём отчаянии уже достиг дна. 

Он стал какой-то безэмоциональной оболочкой самого себя, который живёт на автопилоте и передвигается по своей квартире тёмной беззвучной тенью. 

Свой законный выходной Попов хочет провести в кровати, поэтому он, проснувшись в половину первого, кряхтя поднимается с кровати, натягивая простую белую футболку и домашние штаны с пузырящимися коленями, и в полнейшей тишине идёт беззвучной поступью шагов на кухню, где сто часов пьёт чай с одним печеньем — какой полезный, а главное сытный завтрак — и пялится через окно на гуляющих на площадке во дворе детей — их безумные оры долетают даже до арсеньевского седьмого этажа, но у мужчины нет сил на них говниться даже в мыслях. 

Безразличие тонкой и очень прочной нитью вплелось в его жизнь, и Арс даже не представляет, что может это изменить.

Ну, точнее, знает, конечно, но это что-то за гранью фантастики — наверняка Антон вместе с Эдом и Егором уже забыли о его существовании, и Арсению бы сделать то же самое, но глупое сердце отчего-то продолжает надеяться и ждать ебаного чуда. 

Будто прямо сейчас на него из портала вывалится Шастун, сгребёт в свои объятия и скажет, что скучает, или чего Арсений, блять, ждёт.

Мужчина моет кружку, оставляя ту обсыхать на подносе рядом с раковиной, вытирает руки и плетётся обратно в кровать, чтобы завалиться спать на неопределённое количество времени, чтобы эти два дня поскорее закончились и началась работа, что хоть немного помогает отвлечься от навязчивых мыслей.

Сегодня они одолевают его особенно сильно, потому что Арсению этой ночью приснился Антон, который был здесь, в его квартире, и Попову, когда он проснулся, хотелось скулить оттого, как сильно ему хотелось бы, чтобы это было правдой.

Арс заходит в комнату и уже хочет было пойти к расправленной кровати с простым белым постельным бельём, как вдруг его кто-то хватает за руку и дёргает на себя так, что мужчина практически падает, утыкаясь носом в шею, в горячие объятия этого кого-то, от кого пахнет хвойным лесом и кому так удобно класть голову на вечно голое плечо.

Попов узнаёт Антона мгновенно и неверяще смотрит в загорелую Шастову кожу его груди, а после прикрывает глаза и прижимается к нему крепче так, что тот сдавленно выдыхает и прижимается губами к Арсовым волосам, мягко и успокаивающе поглаживая по спине.

Арсений снова чувствует себя в безопасности.

— Арс, — прижимая его к себе сильнее, выдыхает Антон, отчего арсеньевские волосы чуть колышутся. 

Казалось бы, всего одно коротенькое слово из трёх букв, а какой спектр чувств в него заложен — от звенящей тоски где-то под рёбрами до искрящей радости от встречи после слишком долгой для обоих разлуки.

Арсений, хоть и ужасно не хочет это делать, отстраняется от Шастуна, чтобы посмотреть тому в лицо, потому что всё ещё с трудом верится в то, что тот — живой и настоящий — стоит прямо перед ним и обнимает так аккуратно и бережно, но вместе с тем и крепко.

— Антон… — произносит Попов неверяще, глядя в травянистые глаза, что так хотел увидеть ещё раз; Шастун улыбается ему тепло и кончиками пальцев поправляет Арсову чёлку. — Почему ты здесь? — вопрос действительно волнующий.

— Ты у меня из головы не выходишь, Арс, — звучит слишком мягко и откровенно, и Арсений Антону верит — конечно, верит, потому что понимает его, наверное, как никто другой.

— А ты — у меня, — выдыхает Попов и смотрит Антону в глаза преданным взглядом, улыбаясь счастливо.

Так, будто сейчас позорно разревётся из-за того, что этот кошмар длиной практически в десять дней наконец-то закончился на самой положительной ноте из всех возможных.

Шастун, предварительно спросив взглядом и получив согласие в виде нескольких нетерпеливых кивков, прижимается к Арсовым губам, что охотно ему отвечают, и зарывается правой рукой в смольные волосы на затылке, притираясь ближе.

Попов поступает точно так же, потому что уже хер знает сколько времени этого ужасно хотел; перебирает обеими руками Шастовы кудряшки, запуская свой язык в его же рот и встречаясь там с Антоновым, гладит массажными движениями кожу его головы и чувствует себя примерно самым счастливым человеком на планете Земля.

— Почему ты не пришёл раньше? — спрашивает Арс, отрываясь от шастовских губ и вновь к ним прижимается спустя буквально секунду, потому что нацеловаться не может — не теперь, когда он правда дорвался.

Антон не возражает нисколько, обнимая Попова так, будто срастись с ним в одно целое хочет, потому что между их телами места уже и так нет совсем, и запуская руку под Арсову домашнюю футболку, в которой он спит; руку с затылка так же перемещает под футболку и чешет короткими ногтями спину, так что Арсений готов замурчать в поцелуй от такой незатейливой ласки.

Горячие ладони скользят по всей длине спины, но никак не решаются скользнуть ниже кромки домашних штанов, а в конечном итоге и вовсе замирают без какого-либо движения на Арсовой талии.

Антон отстраняется, когда у него заканчивается воздух, и жадно хватает его ртом, прижимаясь к арсеньевскому кнопочному кончику носа своим с крошкой-родинкой и смотрит в голубые глаза.

— Я хотел раньше, правда, но мне Эд говорил, что ещё рано и ты не до конца в своём сознании преисполнился, — выдыхает негромко Шастун, опаляя Арсовы припухшие губы горячим дыханием. 

Арсению как никогда сильно хочется прокомментировать это мемом из тиктока, который «ни хуя себе, блять… а ничего, что я… блять, ничего… идите вы на хуй», потому что, по его личным соображениям, он сделал это ну явно раньше, чем сегодня, но Выграновскому с его третьим глазом, конечно, виднее, и Попов ему в этом вопросе доверяет.

— Я рад, что ты здесь сейчас, — Арс проводит кончиком носа вдоль левой Шастовой брови, а после целует в веко доверчиво прикрытого глаза. 

Прижимается снова к его губам в поцелуе, на который Антон в то же мгновение отвечает, и делает крошечный шаг спиной назад по направлению к кровати, а за ним ещё и ещё, пока не касается голенью её основания.

Меняет себя с Шастуном местами и давит ладонями тому на ключицы, чтобы он сел; Антон безмолвную просьбу выполняет беспрекословно, но глаза всё же открывает и глядит на Арса с вопросом.

— Ты хочешь... — начинает он, но Попов его перебивает:

— Тебя, — звучащее перед тем, как Арсений целует своего улыбающегося уголками губ мужчину и, кладя того на лопатки, нависает над ним; перетекает с губ на линию челюсти и шею, слюняво ту вылизывая.

Сейчас он как никогда радуется, что Шастун не носит футболок, потому что его красивое подтянутое тело ничего не скрывает и не мешает Арсению изучать его — наконец-то не только глазами, но и — губами, зубами и языком, что зализывает слабые укусы. 

Антон под ним дышит часто и, всё же скользнув руками под резинку штанов, сжимает Арсовы ягодицы через боксеры, прижимает его пах к своему, и Попов чувствует Шастов твердеющий член своим собственным.

Шастун целует его требовательно и, придерживая за затылок, перекатывается и теперь уже он над Арсением нависает. 

Тот открывает глаза и смотрит на Антона прямо и улыбается ему, пока тот, так же тепло улыбаясь, целует его в правый уголок губ и рассыпает ещё несколько коротких поцелуев по всему лицу любовника, что с крайне довольным видом под них подставляется; Арс зарывается рукой в Антоновы волосы и мягко перебирает кудряшки, когда Шастун возвращается к губам, чтобы прижаться в нежном поцелуе к ним.

Целуются, по большей мере просто невинно ласкаясь губами, пока у обоих не заканчивается воздух, и тогда Шастун отстраняется, чтобы стянуть с любовника футболку и штаны за компанию, оставив того в одних серых боксерах.

— Ты хотел, чтобы я ушёл? — так не вовремя интересуется Арс, пока Антон самозабвенно вылизывает его шею, а сам Попов играется с его волосами, наматывая кудрявые волоски на палец, а другой рукой, что лежит на его широкой спине, прижимает Шаста к себе ближе.

— Чего? — Антон сразу же отрывается от своего увлекательного занятия и смотрит на Арсения охуевше. — Я хотел предложить тебе остаться… — выдыхает Шастун искренне и смотрит на мужчину взглядом побитой собаки. — Ты правда хотел уйти? — изгибая брови, бегает травянистыми глазами по его лицу растерянно.

Сглатывает громко, пока Попов так же недоумённо смотрит на него в ответ: блять, так это было ужасное недоразумение в результате непонимания и неумения разговаривать словами через рот, а не искреннее желание Антона от него поскорее избавиться! 

У Арсения сердце сжимается только от мысли, что этого всего могло бы и не быть, если бы он тогда спросил, что Шастун имеет в виду, а не ляпал то, чего на самом деле сказать не хотел. 

Хотя, зная самого себя, Арс всё равно бы вернулся домой, чтобы здесь драматично пострадать, осознать, насколько глупым он был, что позволил себе так легко просрать охуенных людей из-за какой-то глупой реальности, где он на хуй никому не нужен, и уже потом снова встретиться с Антоном.

Попов неверяще мотает головой и хватает губами воздух, потому что, по ощущениям, он задыхается.

Арсений располагает обе руки на шастуновских скулах и притягивает того для трёхсекундного поцелуя, чтобы после уже сказать:

— Я испугался, что ты не хочешь меня видеть.

Антон приподнимает брови и смеётся облегчённо, утыкаясь лбом Арсу в ключицу.

— Дурак, — тепло — как в прямом, так и в переносном смысле — выдыхает Шаст с облегчением и улыбается. — Я только на тебя одного смотреть и хочу, — говорит он, а после прижимается губами к Арсовым.

Попов отвечает на поцелуй, скрещивая руки у того за шеей, прижимает к себе и приподнимает слегка таз, чтобы потереться пахом об антоновский, а тот негромко стонет в поцелуй.

— Ты снизу хочешь? — спрашивает Шаст, отстраняясь от его губ, а после и вовсе садится на пятки у разведённых в стороны Арсовых ног — смотрит тяжёлым взглядом на его член, что оттягивает ткань трусов и пачкает её выделяющимся предэякулятом. — Или сверху? — Сглатывает и поднимает глаза — дыхание у него частое, а в расширившихся зрачках (и не только, в принципе) слишком явно читается возбуждение.

— Снизу, — отвечает Попов, приподнимаясь на локтях, — если ты не возражаешь.

— Мне в любой позиции нравится. — Антон улыбается Арсению мягко и целует того в коленку. 

Тянет окольцованные пальцы к резинке трусов и, спрашивая взглядом, после получения согласия стягивает их вниз по стройным ногам и отбрасывает куда-то на край кровати; придерживает пальцами Арсов член у основания и направляет тот в рот, втягивая щёки и создавая приятный вакуум, — Арсений негромко стонет и запускает руку Антону в чёлку, толкаясь глубже в его же горячий рот.

Шастун не спешит насаживаться ртом на ствол полностью — Арс этого и не требует, потому что то, как Антон компенсирует этого широким языком, что лижет от основания до головки, собирая свои же собственные слюни, и губами, что эту самую активно текущую слюну размазывают по всей длине члена. 

И всё это он делает, преданно смотря своими травянистыми глазами в Арсовы, так что Попов в один момент, просто не выдержав такого накала страстей, откидывает голову на подушки и жмурится; но буквально в следующую же секунду возвращает его обратно на Шастуна, когда тот вновь погружает ствол в рот наполовину, а рукой дрочит у основания — и даже задевающие нежную кожу кольца лишь раззадоривают ощущения.

Антон, будто почувствовав, выпускает со звучным чпоком арсеньевский член изо рта, сглатывает вязкую слюну и шлёпает неяркой головкой себе по губам, скользит кулаком по слюне вдоль ствола и напоследок пережимает тот у основания.

— Где смазка? — интересуется он хрипло.

Арсений, тяжело дыша, изворачивается, чтобы дотянуться до прикроватной тумбочки, где тюбик с лубрикантом прямо на виду лежит, и протягивает его Шасту — тот перенимает её сразу же, когда стягивает свои неизменные шорты вместе с трусами и отбрасывает их куда-то к боксерам мужчины.

Пока Антон, предварительно стянув кольца с нужных перстов, выдавливает определённое количество смазки на пальцы, Попов подкладывает подушку себе под поясницу и, разводя ноги в стороны, открывается перед мужчиной максимально.

Ловит его тёплый взгляд и просто физически не может не улыбнуться — оба.

Шастун, приставляя средний палец к анусу, снова нависает над Арсением и целует его одновременно с тем, как длинный перст скользит внутрь; Арс стонет в поцелуй, выгибаясь навстречу Антону, и касается своей грудью горячей шастовской.

Пока двигает пальцем внутри, Антон спускается поцелуями на шею Арсения, что охотно предоставляет ему больше пространства для действий мягких губ, мокрого языка, что не жалеет слюны, и котячьих зубов, что слишком приятно и совсем не больно кусают разгорячённую кожу с обилием родинок — Шаст, кажется, имеет вполне себе чёткую цель поцеловать Попова в каждую.

Антон наконец замечает татуировку и Арс видит, как тот расплывается в тёплой улыбке, изучая её внимательно, а после наклоняется и целует её в месте, где находится Арсово сердце. 

— Очень красиво, — только и выдыхает он, встречаясь глазами с Поповым. 

Шастун добавляет второй перст и сцеловывает арсеньевский несдержанный стон, когда специально проезжается пальцами по простате, — Арсений выгибается и несильно сжимает Антоновы волосы в кулак, прижимая того к себе; Антон ножницами разводит пальцы внутри, сгибает их и, когда чувствует, что Попов свободно принимает их в себя, добавляет третий. 

Попов целует Антона во влажный висок и вдыхает запах хвойного леса с волнистых волос, что щекочут пушистыми колечками нос, но Арс даже не собирается против этого протестовать — сердце в груди от любви к Шастуну сжимается до милипиздрических размеров.

Шаст вытаскивает пальцы и размазывает оставшуюся на них смазку по своему изнывающему без внимания члену, до которого наконец дошло дело, и добавляет к ней новую, потому что той явно не хватило бы для безболезненного проникновения.

Антон приставляет головку к пульсирующему анусу и, перед тем как войти, находит Арсеньеву руку своей и переплетает их пальцы, смотрит в глаза, и одним упругим толчком входит. 

Арс приоткрывает рот и так сильно хочет закатить глаза от удовольствия, но ещё сильнее ему не хочется прерывать зрительный контакт с Антоном, хоть это и ужасно смущающе, так что он смотрит в любимые зелёные глаза, что сейчас с какой-то особенной нежностью смотрят на него в ответ, и скрещивает щиколотки за Антоновой поясницей, вжимая того в себя и не давая податься бёдрами назад.

Мужчины одновременно подаются вперёд для поцелуя и неприятно сталкиваются зубами, но, улыбаясь, возобновляют попытку, которая на этот раз оказывается удачной: Арсений посасывает нижнюю Шастову губу, а после запускает язык ему в рот, и всё равно поцелуй выходит слишком нежным, в котором страсти, если смотреть в процентном соотношении, максимум одна сотая процента.

Сейчас про чувства и искрящую нежность, а не про животное желание трахаться.

Попов ослабляет импровизированный захват из ног, безмолвно позволяя Антону двигаться, и тот спустя несколько долгих секунд — посвятил всего себя поцелую — наконец подаётся бедрами назад, практически не выходя, и скользит обратно. 

Дышат оба, не отстраняя лиц друг от друга, через рот — воздух между ними уже давно стал общим.

Антон задаёт слишком медленный темп, при котором кончить невозможно, но Арсений даже не собирается на это бухтеть, потому что ему сейчас слишком хорошо оттого, как Шаст периодически задевает простату, как крепко, но бережно сжимает его ладонь в своей, как ласково рассыпает поцелуи по его лицу, — и в каждом его действии читаются его нежные чувства к Арсению.

Арс никогда себя таким залюбленным во время секса не чувствовал, как чувствует сейчас с Антоном.

Тот буквально окутывает своей любовью, заворачивает в уютный кокон, из которого выбираться не хочется ближайшие несколько тысяч лет точно, потому что Арсению сейчас слишком хо-ро-шо.

Хорошо настолько, что хочется скулить и прижимать Антона к сердцу до тех пор, пока у него не отсохнут руки. 

Шастуна отпускать от себя эгоистично не хочется, но Антон сам с ним добровольно быть хочет, сам хочет связать их пути в один и идти по нему рука об руку — так, как они держатся сейчас.

Арсений смотрит Антону в глаза и не знает, как выразить свой ураган из нежных чувств к этому чудесному человеку иначе, чем просто через поцелуй, на который Шаст с не менее сильным желанием и с не меньшим количеством вкладываемых чувств отвечает.

Он снова замирает внутри и уже потом начинает мелко двигать бёдрами, выходя максимум на два сантиметра.

— Ша-аст, — протяжно полустоном выдыхает Арсений, задирая голову вверх, пока Антон оставляет очередной укус на его шее, двигая бёдрами чуть резче и проезжаясь точно по простате.

— Да, мой хороший? — Шастун, хоть и понимает, что арсеньевский стон не является окликом, но проигнорировать его всё равно не может, целуя мужчину в линию челюсти. — Мой самый лучший, — бормочет Антон еле слышно меж чередой поцелуев, пока Арсений целует его во влажный висок.

Попов ещё раз выстанывает его имя, и Шаст понимает, что тот уже близок к оргазму, и протискивает свою руку меж их телами, проводя кулаком по Арсовому члену в таком же медленном ритме — он даже не пытается ускориться.

Арсений, если быть до конца честным, даже и не хочет просить Антона об этом, будто сейчас это вообще не нужно, чтобы подвести самих себя предельно близко к черте удовольствия.

Попов спустя минуту Шастовых надрачиваний в такт толчкам кончает, когда Антон давит большим пальцем на уретру, приоткрывает рот в немом стоне, жмуря глаза, и изливается себе на живот, куда пару мгновений позже добавляется и антоновская сперма.

Антон нависает над Арсением и целует того в губы благодарно — улыбается в поцелуй и чувствует губами ответную улыбку.

А потом он открывает глаза.

— Арс… — выдыхает Шастун обрадованно и замолкает, и, поднимая веки, Арсений видит, как широко тот улыбается, смотря ему куда-то на ключицы; дышит со странными паузами и шевелит ртом так, будто хочет что-то сказать, но всё никак с мыслями собраться не может, а потом поднимает на Попова искрящиеся глаза. — У тебя цветы на плечах, Арс! — И улыбается ещё шире, наблюдая за тем, как до разнеженного после оргазма мозга Попова постепенно доходит.

Магия проявила себя — и произошло это по счастливому стечению обстоятельств во время секса с тем, внутри кого эта самая магия живёт.

Арсений аж приподнимается и наклоняет голову, чтобы увидеть то, о чём говорит Шастун, и приоткрывает рот, когда замечает три ярких малиновых соцветия, у которых нет стеблей и что подозрительно напоминают ромашку (только цвет лепестков отличается); тыкает в одно из них пальцем и пытается потащить на себя, но то не поддаётся — то же самое, что, скажем, потащить за палец, а тот не оторвётся.

Антон за его манипуляциями наблюдает с забавным замешательством на лице, но ничего не говорит, позволяя Попову самому изучить новую неотъемлемую часть своего тела.

Тянется пока за упаковкой салфеток, что замечает на тумбочке, и вытаскивает одну, вытирая Арсению запачканный спермой живот, — тот на его действия не реагирует никак, поворачивая голову то к одному плечу, то ко второму и трогая-трогая-трогая.

— Треш, — глубокомысленно изрекает тот, и Антон давит в себе смешок, растягивая губы в улыбке. — И что, я теперь могу цветы выращивать? Это моя способность? — он переводит вопросительный взгляд на Шастуна, что с сомнением тянет:

— Не думаю. — Шаст падает рядом с Арсением, облокачиваясь спиной на изголовье кровати. — У Иры же тоже цветы, но она вообще фея животных, так что вряд ли, — говорит Антон и осторожно касается пальцем малиновых лепестков крайнего соцветия на левом плече. 

— А как мне тогда понять, что я вообще могу? — Арс растерянно хлопает глазами и смотрит на Шастовы ресницы, пока Антон в свою очередь продолжает невесомо касаться кожи мужчины на ключицах.

— Нужно подумать… — задумчиво тянет тот, тыкаясь лбом в Арсово острое плечо.

На несколько секунд в комнате повисает тишина, и Попов уже хочет было потянуться за телефоном, чтобы загуглить список суперспособностей и каждую пытаться пробовать, пока не найдётся та самая, как вдруг Антон вскидывает голову, осенённый идеей, и смотрит на мужчину во все глаза.

— Тебе нужно вспомнить, говорил ли тебе чего-нибудь Эд, — вкрадчиво произносит он и глядит на Арса так, будто ждёт, что на него прямо в это же мгновение снизойдёт озарение, но Арсений лишь хмурится слегка, приоткрывая рот. — Он любит вкидывать что-то о будущем, чтоб ты потом сидел такой типа: «Так вот к чему это было!» — объясняет Шаст, и это действительно звучит, как правда, потому что это вполне в духе Выграновского. — Он обычно после какой-то неоднозначной фразы смотрит вот так, — Антон наклоняет голову и смотрит на Арса исподлобья, забавно выпучивая глаза, и мужчина не сдерживает смех.

— Окей, я понял, — фыркает Попов, сползает на подушках вниз и жмурит глаза, пытаясь вспомнить, когда же Выграновский смотрел на него «вот так» — в голове всплывает картинка недавней пародии Шаста, и Арсений снова хихикает себе под нос.

Антон рядом, видимо, чтобы не мешать мыслительному потоку, даже дыхание задерживает.

Арсений изо всех сил напрягает извилины и старается вспомнить все моменты с Эдом, что уже подстёрлись: больше недели прошло как-никак, и вспоминает, что тот с «таким» взглядом однажды сказал, что Егор победил в гонках только потому, что Попов «хер везучий». Да и вообще Выграновский ему с завидной частотой по поводу и без желал удачи.

Даже в татуировке ему символ удачи и счастья на месте сердца нарисовал.

Блять, серьёзно? Удача?

— Я хер везучий, — озвучивает результат своего мыслительного процесса Арсений и открывает глаза, сразу же натыкаясь на антоновский удивлённый взгляд. — Эд часто желал мне удачи. И обвинил как-то в везучести. Вот. — Поджимает губы на секунду, а после страдальчески стонет, принимая сидячее положение и разворачиваясь лицом к Шастуну. — Но, серьёзно, удача? Это же даже не суперсила!

Антон, приподнимая брови, придвигается к мужчине сзади вплотную и обнимает того поперёк живота — всё ещё смущает, что они оба голые, но смущаться наготы после того, как вы буквально занимались любовью, конечно, прикол.

— Видимо, суперсила, — Шастун невозмутимо жмёт плечами и целует Арса в висок. — Это логично даже, — после короткой паузы продолжает Антон, наглаживая Арсову грудь. — Ты чудом выжил в той аварии и набрёл на меня…

— Просто совпадения, — бормочет Попов, ведя плечом.

— Думаешь, Эд бы стал пиздеть?

И этот аргумент Арсению отбить решительно нечем, потому что, ну… Это Выграновский, он точно знает.

— Эд тебе объяснит, когда мы вернёмся, — Шастун трётся кончиком носа о линию роста смольных волос. — Ты же возвращаешься, да? — спрашивает он с неловкой заминкой и заглядывает в глаза повернувшему голову Арсению. 

— Конечно. — Тот улыбается мягко и тянется к Антоновым губам для очередного долгого поцелуя.

— Я пробежаться хочу до поселения где-то от озера с водопадом, — сообщает ему Шастун доверительно, когда они разрывают поцелуй, и смотрит на Арсения с надеждой: — Не хочешь со мной?

— Хочу, — кивает, ведь другого ответа на этот вопрос не существует.

Арсений собирает вещи за какие-то полчаса — не без помощи Шастуна, конечно — и заходит вслед за Антоном в портал, сразу же ощущая, как на лице оседают водяные брызги от водопада. 

Шастун перевоплощается и, как и было предложено им самим, берёт арсеньевский чемодан с вещами в пасть — естественно, максимально аккуратно; наклоняется, чтобы Попов по уже привычной схеме мог на него залезть, и начинает с обычного шага, постепенно переходя на бег.

Арсений крепче цепляется за его шерсть, и ему неожиданно слишком сильно заходит так на Антоне кататься — Попов даже понимает, почему Шастуну эта форма так нравится: в ней ощущается неуловимая свобода и немереное количество силы, и Антону это всё, конечно, ужасно подходит.

Спустя несколько минут Арс видит наконец знакомые домики впереди и двух людей, что с такого расстояния кажутся совсем крошечными и в которых слишком легко угадываются встречающие их Эд с Егором. 

Антон переходит на трусцу, пока не достигает конечной цели.

Аккуратно опускается на живот, выпуская изо рта чемодан, и лежит так до того момента, как Попов не слезет с него, а после уже поднимается и принимает свою человеческую форму.

— Ну чё, лаки стрэнджер, добро пожаловать домой, — с широкой улыбкой Выграновский разводит руки в стороны и кланяется, а Арсений не менее радостно улыбается ему в ответ. 

Егор, налетевший (в буквальном смысле) со своими крепкими объятиями чуть ли не сбивает его с ног, а после и вовсе поднимает на пару секунд над землёй, кружась вместе с ним.

— Я так рад тебя снова видеть! — полушепчет он с тёплой улыбкой, что чувствуется в голосе, но Арс её не видит — улыбается так же и утыкается носом в Егорово плечо. — Мне Эд сказал, что ты не навсегда от нас уходишь, но мне так тебя не хватало в эти дни, — признаётся Булаткин, а у Попова сердце в груди замирает от чувств.

— А я без вас всех там чуть не двинулся, — с кривой улыбкой на губах откровенничает Арсений и ловит взгляд антоновских глаз, что так и говорит, что теперь всё хорошо и сам Антон больше такого состояния у возлюбленного не допустит ни за что на свете.

Попов переводит взгляд на спокойно улыбающегося Эда, что подмигивает ему левым глазом, обнимает крепче Егора, у которого от искренней радости от встречи мелко подрагивают крылья прямо перед Арсовым носом, и смотрит на Антона, что глядит на него в ответ так счастливо и влюблённо, что Арсений убеждается: он и правда хер везучий.

Потому что ему пиздец как повезло найти таких потрясающих людей, которые для него в скором времени станут настоящей семьёй.

И Арсению не нужно видеть будущее, чтобы знать это наверняка.

×××

Из-за способности Арса влиять на поля вероятности Антон теперь постоянно выигрывает в забегах, зато так же регулярно на всей скорости вместе с Поповым, который чудом (ну, тут неудивительно) на нём удерживается, влетает в озеро с кучей брызг, так что Выграновский вместе с Егором над этими двоими постоянно ржут, зависая в воздухе над берегом.

Антон относит Арса на берег, чтобы тот стянул с себя одежду, а потом дожидается, пока он, уже раздетый, заберётся обратно для того, чтобы он использовал Шастову морду как вышку для прыжка в кристально чистую воду озера.

Шаст превращается и с широкой лыбой подплывает к Арсению, что зачёсывает мокрые волосы назад, а после становится на дно озера — они не отплывали далеко от берега — и подтягивает к себе возлюбленного, что оплетает его торс ногами, скрещивая их за Антоновой спиной, и прижимается к родным губам в поцелуе.

Мужчины целуются постоянно — Эд теперь регулярно видит их целующихся на каждом углу, и это даже чаще, чем Выграновский сосался с Егором, когда они только сошлись, — но никто против этого не возражает: Булаткин со своим благоверным только радуются за них и отворачиваются, чтобы не смущать.

Хотя вряд ли этих двоих можно смутить простыми взглядами — у них вообще, похоже, какой-то кинк на публичность, и Выграновский бы боялся, что это всё однажды дойдёт до того, что они в один прекрасный день займутся страстным сексом прямо в столовке на их же общем столе, а Шеминов с его способностью к гипнозу будет уверять всех, что это массовая галлюцинация и ничего на самом деле не происходит, но Эд знает всё наперёд: сие удовольствие в виде лицезрения занятия любовью этих двух их, слава богам, обойдёт стороной.

Не мысли Выграновского, конечно, потому что он всё равно был, есть и, к сожалению, будет невольным свидетелем этого всего, но всех остальных такая участь минует.

Эд, раскинув руки в сторону, проходится по стволу поваленного дерева и прижимается к нему задницей, пока Егор, идущий за ним делает то же самое.

Они смотрят на Арсения, который всё ещё не спешит выбираться из антоновского кокона рук, потому что оторваться от любимых губ друг друга им обоим кажется чем-то за гранью возможного, и Булаткин улыбается мягко.

— Они выглядят такими счастливыми друг с другом, — с умилённым вздохом говорит тот и мелко болтает ногами в тёплой озёрной воде. — Такие влюблённые.

Выграновский поворачивается к своему мужчине, шутливо вздёрнув бровь, и с полуулыбкой спрашивает:

— Хочешь сказать, я на тебя ща менее влюблённо пялю, чем Арс на Тоху? 

— Я не про это, — Егор также поворачивается к Эду лицом, а после и вовсе, прижимая крылья к спине, ложится на неё, а голову укладывает на бёдра Выграновского; тот сразу же запускает татуированные пальцы в светлые кудрявые волосы любимого и мягко гладит кожу головы, пропуская кудри меж пальцев. — Бурная влюблённость со временем всегда перетекает в тихую спокойную любовь — и с нами так было, и с ними так будет, — спокойно произносит Булаткин, поворачивая голову к Антону с Арсом, и улыбается, смотря на их счастливые улыбки, адресованные друг другу. — От них за километр любовью несёт.

Выграновский со словами Егора, безусловно, согласен, но говорить об этом вслух он не видит смысла — за то время, что они с Булаткиным вместе, уже научились понимать друг друга без слов. 

Тем более тот констатировал очевидный всем на свете факт, который также является абсолютной истиной.

— У них же всё будет хорошо? — негромко спрашивает Егор, вновь поворачивая лицо к возлюбленному, и смотрит синими глазами с нескрываемой надеждой в них: эти двое — его друзья, и он искренне хочет, чтобы у них, как и у него с Эдом, было то самое неизменное «долго и счастливо».

Выграновский улыбается уголками губ и кивает без всякой заминки; гладит кончиками пальцев Егоров лоб и расчёсывает перстами его волосы, пока Булаткин доверчиво прикрывает глаза и ловит рукой свободную эдовскую ладонь, поднося её к губам.

— Будет, — подтверждает ещё и на словах и вдруг усмехается: — Знаешь, будущее же постоянно меняется, и я видел хуеву тучу вариантов развития событий, но там везде были эдакие три константы. 

Эд замолкает ненадолго, а Егор вновь открывает глаза — смотрит на него снизу вверх с интересом.

— Первая — эт мы с тобой, потому что я люблю тебя везде. — Выграновский улыбается тепло, когда видит, как расплывается в улыбке лежащий на его бёдрах Егор. — Вторая — Арсений всегда, при любых обстоятельствах, попадал к нам и оставался здесь.

Эд вновь делает паузу, и Булаткин не торопит.

Выграновский переводит взгляд на Антона с Арсом, что сейчас активно поливают друг друга брызгами и смеются, сверкая яркими широкими улыбками; мужчина вслушивается в их шуточные переругивания и фыркает, когда Шастун уходит под воду и вновь всплывает на поверхность прямо перед носом возлюбленного и клюёт того в губы — брызганья завершаются, начинаются новый раунд поцелуев.

— Там не было ни одного варианта, где эти двое не были бы до усрачки счастливы вместе.