Понедельник встречает как обычно. Гудение струйных принтеров, клацанье степлеров, скрип ручек по бумаге смешивается с жужжанием кнопок клавиатур. Офис их маленькой юридической конторы кажется живее всех живых с утра. Как женщина не пытается сосредоточиться на тексте в мониторе, перед глазами всё неумолимо плывёт, намекая, что подобный ритм жизни прекратил бы любой здравомыслящий человек. Но сотрудница только ухмыляется свои мыслям и разминает веки пальцами, это не первый и не последний раз. Она выглядывает из-за своего рабочего места, чтобы оценить обстановку. Как и обычно, туда-сюда снуют немногочисленные рабочие, удерживающие в своих руках стопки бумаг или папок, и все они как паломники отправляются в кабинет директора. Дверь хлопает, как минимум раз в пять минут, и Эола почти восхищается терпением её начальницы, у которой кажется стальные нервы. Лоуренс отворачивается к своему рабочему месту и вздыхает, край стола занимают квартальные отчёты, являющиеся бесконечным мучением в её грешной жизни. Из потока мыслей вырывает корпоративный телефон мерзким дребезжанием.

«Мисс Лоуренс, зайдите в мой кабинет»

Эола поднимается с места, поправляет свой полосатый брючный костюм, готовясь к своему личному шоу. Собирая на себе очередные удивлённо-испуганные взгляды, она чувствует себя на арене цирка, наполовину засунувшая голову в пасть льву. Выученный проход по коридору до знакомой двери. Зал будто бы замолк в ожидании смертельного номера, все взгляды устремлены только на неё. Чувствуется нарастание тревожных звуков, переживающие вздохи изо всех уголков офисных сот. Публика трепещет, ручка поворачивается, дверь впускает в устрашающий кабинет, и, только захлопнув её за собой, Лоуренс чувствует, как прожекторы, направленные на неё, тухнут, а задорная музыка барабанов постепенно угасает.

Сидящую за массивным письменным столом женщину действительно можно назвать директором цирка. Миссис Гуннхильдр даже не поднимает взгляда, заваленная стопками бумаг и несколькими телефонами, с которых периодически поступают звонки. Её рука автоматически ставит подпись на очередную бумагу, чтобы сместив её, поставить следующую и так до бесконечности. Её голубые холодные глаза отражают строгий рабочий настрой, а дорогой, но простой в исполнении костюм, идеально подчеркивает истерзанное трудоголизмом тело. Эола чуть не прыскает со смеха, когда представляет как начальница в красном мундире и цилиндре объявляет цирковой номер, поэтому отворачивается от женщины, изучая дипломы и благодарственные листы на стенах. 

Со стороны слышится раздраженный выдох, Лоуренс знает, что это может означать один из двух вариантов. Первый - сорвалась очередная крупная сделка, второй - звонила начальница компании, и по совместительству мать Джинн. И судя по тональностям выдоха, это был второй вариант. Лоуренс сама видела Фредерику Гуннхильдр лишь раз. Она в начале новогоднего квартала заезжала в их маленьких филиал, одаривая всех высокомерным взглядом и делая выговор своей дочери на глазах у всего отдела.

" Да уж, после того случая Джинн ещё неделю ходила как в воду опущенная..." 

После звонков Фредерики, атмосфера в офисе всегда ухудшалась, теряя былые хоть и блеклые, но корпоративные краски. 

— Выпей, — короткий жест тонких пальцев двигает пилюли к краю дубовой столешницы.

— Я в порядке, почти не хочу умереть, — Эола послушно занимает стул напротив, но таблетки со стаканом воды игнорирует.

— Я видела твоё состояние утром, поэтому не упрямься и выпей, чтобы не хихикать со своих фантазий, — Гуннхильдр выглядит совершенно спокойной, говоря что-то подобное своему работнику. Она не хмурится, сдвигая угрожающе брови, не осуждает и не ругает. Она знает, что чувствует Лоуренс, всегда знала, иначе бы не забрала её с грязной обочины в тот ливневый день. 

— Настолько мешает? Видимо, вчера я переборщила с дозой, — таблетки послушно закидываются в глотку, проталкиваемые ледяной водой из кулера. 

— Я тебя не только за этим позвала, — директор целенаправленно игнорирует колкие выпады, от которых не просто веет, несёт суицидальными мыслями. Вначале пугало, вначале была нужда что-то сказать, сейчас это не более чем привычный ход их диалога. 

— Неужели хочешь уволить, или в документах ошибка? — взгляд, наконец, собирается в одну точку, задерживаясь где-то между тонкими губами, острыми скулами и чёрным воротником идеально выглаженной рубашки. 

— Ничего из этого, — женщина впервые с начала диалога откладывает перьевую ручку, заглядывая в слегка размытые глаза напротив, глаза подобные мёртвому морю, с по истине серым, почти трупным оттенком, на дне которых, однако, теплится что-то сладко медовое. 

— Удиви меня, — кончики губ, незаметно поднимаются в улыбке. Джинн была единственной не отталкивающей, она не отпрыгивала в ужасе, корча лицо полное омерзения. Она единственная, кто действительно ценится Эолой, пусть подобное и не говорится вслух, обеим хватит немых взглядов и действий, чтобы понять, как они дорожат друг другом. Ведь действия порой кричат громче, чем пустые красивые слова. 

— Только прежде чем как-либо отреагировать дослушай до конца, а то я тебя знаю, — внутри что-то напрягается как пружина, Эола заранее знает, то, что сейчас скажет начальница, ей не понравится. — Со следующего понедельника у меня появится заместитель, она будет следить за работой отдела. Не криви лицо, она хорошая девушка, очень способная. Ты ведь помнишь, я недавно заезжала в наш юридический университет по приглашению, проводила для выпускников тренинг. Я приметила её там, договорилась сразу о работе в нашей конторе, ты ведь знаешь, как тяжело сейчас найти кого-то стоящего, — под конец она смотрит на часы, явно переживая о задержке рабочего времени.

— Ага, понятно. А что ты конкретно от меня хочешь? Если ничего, то я пойду, у меня документация горит, — она пародийно смотрит на свои часы, явно показывая, как обычно выглядит директор.

— Будь с ней поласковей и не выкидывай никаких фокусов, остальным я скажу на вечернем собрании, — глаза Лоуренс демонстративно закатываются, а руки убираются в карманы пиджака, задевая рабочий бейдж с неудачной фотографией. — Ты меня услышала, Эола? Никаких конфликтов с твоей новой начальницей, — прямой взгляд будто готов прожечь дыру в лице, пытаясь убедится в благоразумии работницы. Короткий кивок, и она исчезает за дверью, вновь попадая в завистливый токсичный улей.

На часах уже давно перевалило за шесть вечера, практически все офисные трудяги разбрелись по своим домашним убежищам. На рабочем столе Эолы всё ещё горит лампочка, и перестукиваются компьютерная мышка с клавиатурой, будто ведя диалог. Сверхурочные никогда не были проблемой, они скорее были спасением от своих мыслей, от самой себя. Пока перед глазами бегут ячейки и строки договоров и законов, пожирающее изнутри чувство вины на время успокаивается, засыпая где-то в глубине сердца маленьким демоном, свернувшимся в клубок. Даже если бы ей хотелось уйти с работы вовремя, то просто некуда и не к кому, оставаться наедине с собой в пустой квартире не особо привлекательная перспектива, а тащиться на очередную тусовку в чужой квартире где-то на окраине совесть не позволяет. Лоуренс и так в эти выходные перестаралась с уходом в свой личный маленький ад, перестаралась так сильно, что Джинн вновь это заметила и начала переживать. Пальцы зависают над клавиатурой, мысль снова ушла туда, куда совсем не хотелось. Хочется сжать своё горло изо всех сил, оставить на нём тёмные пятна от удушья, наказать себя за то, что приходится обременять своим поведением единственного дорогого человека. На глазах предательски выступают слёзы, благо её лицо не видно за монитором, иначе это выглядело бы максимально странно в пустом офисе. Хотя именно этого и ожидают от Лоуренс коллеги, именно такой они её видят - странной и отталкивающей личностью, сторонящейся всех и держащейся отшельником в офисе. Не раз ей приходилось слышать за своей спиной, что должность ей дали из жалости, что она здесь на птичьих правах, что у миссис Гуннхильдр просто чувственная сопереживающая натура. К подобному отношению привыкаешь за много лет, место работы у неё может, и менялось, да вот только люди везде почему-то одинаковые как манекены с витрин пригородных бутиков. Погрузившись во внутренний анализ жизни, женщина и не замечает, как дверь кабинета директора открывается, издавая привычный деревянный скрип. Также она не замечает мягких шагов по линолеуму в направлении своего места, не замечает как начальница, схватившись за спину, выпрямляется у соседней колонны.

— Эола, ты время видела? Поехали домой, иначе меня жена убьёт, — голос Джинн звучит так, как бы она никогда не позволила ему звучать при ком-то кроме Лоуренс - устало. 

— Поехали, — ей не нужно повторять дважды, она привыкла выполнять всё, что скажет директор без лишних слов и нареканий, за что не раз получала благодарности и комплименты. Миссис Гуннхильдр ценила преданность в ней, и Эола почти искренно поступала покорным образом, она почти не хотела произвести впечатление и получить немного внимания. 

Она врала самой себе, она безумно этого хотела.

— Один, два, три, четыре, пять...— подсчёт ступеней при спуске в квартиру подвального типа всегда успокаивал Лоуренс, не давал тревоге закрутить женщину в тугой комок нервов и страха. В нос попадает тяжёлый запах влажности и штукатурки, перемешиваемый с запахом бетона. В замке, скрипит ключ, предоставляя доступ к полумрачной комнате, достаточной лишь для одного человека. Под чёрными берцами звенят случайно задетые бутылки из-под пива. Эола вздыхает, когда не может вспомнить, как давно проводила уборку. Скидывая по дороге одежду прямо на пол, она плетётся в ванну, чтобы по обыкновению смывать с себя эмоции дня. Перед заляпанным брызгами воды зеркалом, она снимает свою голубую рубашку, которая больше на пару размеров, и если бы не пиджак, выглядело бы это максимально небрежно. Оставшись в одной майке, взгляд с отвращением и болью проходится по грязным и разболтавшимся бинтам. Смотреть на себя не хочется, но Лоуренс смело наблюдает в зеркало, как под длинными пальцами разматывается ткань бинтов. От увиденного она слегка щурится, будто бы в первый раз замечает своё изуродованное шрамами и порезами тело. 

"Отвратительно... Ты… Просто отвратительна..."

Рука чисто по памяти тянется в ящик, доставая новую упаковку. Несколько минут и свежая перевязка готова, а кончик обрывается зубами в области запястья. Зеркало в её ванне кажется, видело то, от чего многие бы закричали в ужасе, прикрыв ладонями испуганную физиономию, мысль заставляет уголкам губ снова расползтись в подобии ухмылки. Однако она также резко спадает, ведь Эола случайно взглядом натыкается на своё лицо. Руки, схватившие бортик раковины мёртвой хваткой начинают дрожать, к горлу подступает тошнота, но взгляд оторвать не получается. Лоуренс чувствует, как начинает задыхаться, в зеркальном отражении на неё смотрит отец. Ладонь на автомате тянется к банке таблеток, рядом с краном, но из-за тремора опрокидывает бутылёк. Красные пилюли, прописанные редко посещаемым психиатром, как ягоды клюквы рассыпаются по дну раковины, а некоторые и вовсе проскакивают в темноту сливных отверстий.

— Блять! — почти кричит женщина, пытаясь поймать маленькие красные ягоды, что спасают её в моменты приступов. Она в безумной спешке закидывает в рот две первые со старанием пойманные, и открывает вентиль. Поднося лицо к струе ледяной воды, она проглатывает их, медленно оседая на кафельный пол. Кран так и шумит водным потоком вводя в свой гидро-транс, пока девушка водит изумлённым взглядом по грязной белой плитке. 

Лоуренс приходит в себя, когда лежит в горячей ванне, смотря уже осознанно на вещи. Она не помнит, как успела помыться и вообще залезть сюда. Впрочем, это не является чем-то новым в её жизни, приступы практически всегда заканчивают потерей осознанного состояния. Шлёпая босыми ногами по ковру, она в одном лишь полотенце плюхается на диван, служащий одновременно и спальным местом. Часы на стене, стуча своим механизмом, указывают, что сейчас глубокая ночь. 

— Ещё есть время, прости Джинн, — принимает Лоуренс одной лишь ей понятное решение, за которое утром, будучи разбитой в офисном кресле, начнёт снова гнобить себя.

Открывая сложенные в углу коробки, ведь со времени переезда шкаф так и не был куплен, она вытаскивает комплект относительно свежей одежды, тут же натягивая это на себя. Подходя к двери, она хватает просторный бежевый плащ с вешалки, излюбленный лишь по тому, что скрывает, то, что необходимо от чужих жадных глаз. Окинув взглядом своё подобие дома, она отмечает мысленно, что до утра тут не появится. 

Для всего офиса неделя как дикий конь проносится незаметно, хотя Эоле кажется, что этот конь будто топчется по ней своими копытами. Практически без сна, она чередует сверхурочные с грязными подобиями вечеринок, на которых можно забыть кто ты, что ты и где ты. Скрывать свои похождения от Гуннхильдр становится всё сложнее и под конец недели она ловит на себе многозначительный взгляд, говорящий: «Я знаю, чем ты занимаешься Лоуренс, даже не пытайся меня обмануть». Таким чередом подкрадывается следующий понедельник, оставляя классическое похмельное послевкусие и глаза больше похожие на провалы канализационных колодцев. Работа как-то по особенному не хочет идти, ошибки в отчётах будто насмехаются, а голова трещит как пулемётная очередь. Вдобавок ко всему мешает спокойно думать, просьба директора о сотрудничестве с той выскочкой-студенткой.

«Готова поспорить на свой аванс, что она будет холеной девочкой-паинькой из столицы, у которой законы от зубов отлетают, после четырёх лет старательной зубрёжки. А можно и добавить к ставке то, что она, скорее всего, придёт амбициозным ребёнком, желающим сплотить этот гадюшник. Будет читать нам тут основы тимбилдинга и звать меня на корпоративы. Ну и заноза будет у нас в заднице, если я чертова предсказательница...»

Входная дверь, будто бы услышав мысли женщины, открывается, впуская невысокую женскую фигуру. 

— Вот ведь, дьявол...— на пороге, улыбаясь, застывает молодая девушка с янтарным блеском в глазах, именно такая, какой она представлялась Эоле. Оглядев не особо заинтересованных работников конторы, она заостряет свой озорной радостный взгляд на Лоуренс и быстрыми уверенными шагами направляется к её месту.

— Нет, нет, нет милая, только не ко мне, в бездну приказы, она меня сейчас испепелит своим энтузиазмом, — она поворачивается к принтеру, делая до невозможности занятый вид. 

— Здравствуйте, — девушка пытается разглядеть скрытый под полами пиджака бейдж и, видимо осознав, что это провальный метод, решает избежать именных обращений. — Меня зовут Эмбер Шмидт, я ваша будущая коллега, буду рада сотрудничеству, — она протягивает руку, несмотря на то, что Лоуренс до сих пор сидит к ней практически спиной. Эола молилась всем богам, чтобы девчонка её проигнорировала, но ни одна молитва, судя по всему, не была услышана.

«Боги меня покинули» 

— Добрый день, мисс Шид, — она, наконец, обращает свой взгляд на будущего заместителя, отмечая внезапно про себя, насколько девушка симпатичная. Лоуренс, удивляясь самой себе, отвечает на рукопожатие, пока из-под рукава нагло не выглядывает часть бинта, заставляя тут же отдёрнуть руку.

— Я боюсь, вы ошиблись... А можете показать мне кабинет миссис Гуннхильдр, пожалуйста? — девушка решает не задавать лишних вопросов по поводу своей искаверканной фамилии и тактично закрывает глаза на странную ткань из-под голубого рукава.

— Направо в железную дверь, не ошибётесь, семья Гуннхильдр любит выделяться, — Эола делает короткий кивок головой по указанному направлению, и слыша слегка смущённое спасибо, провожает девушку взглядом до самого поворота коридора, почти незаметно отмечая хорошую фигуру и прямую осанку.

— Милая проблема, но посмотрим на неё в деле. Внешность зайчиков часто обманчива, — Лоуренс улыбается, смотря на исправный, рабочий принтер.

Улыбка с её лица решительно исчезает, когда она весь день вынуждена наблюдать за работой мисс Шмидт. Она напоминает кролика бездумного носящегося из одной стороны клетки в другую. То, как офисные трудяги натягивают вежливое выражение на свое лицо, заставляет Эолу внутреннее злорадствовать. Проверка всей документации за год точно взбаламутит всю контору и не в лучшую для новенькой сторону, Лоуренс уже видит, как за спиной девушки появляются злые оскалы, а перешёптывание происходит почти в открытую.

— Либо она непрошибаемая, либо не может заметить что-то настолько очевидное, — женщина бубнит себе под нос, выглядывая иногда из-под своего монитора, чтобы оценить общее настроение коллектива.

Эмбер, не теряя до самого вечера энтузиазма, пыталась подходить и к самой Лоуренс, но та каждый раз находила отмазки, чтобы смыться от проверки и мотивационных сплочающих речей.

— Извините, мне надо выйти покурить —

— Мисс Шмидт, давайте потом, я иду на обед —

— Ох, простите, у меня важный звонок — 

— Прошу прощения, мне нужно в туалет — 

Вначале на лице заместителя читалось непонимание с толикой отчаяния, которое к концу смены переросло в раздражение. Эола отмечала про себя с забавой, как на лбу и в уголках глаз девушки, при каждом оправдании, появляются морщинки, а губы кривятся в недовольстве. Это было намеренное ребячество Лоуренс ради своего же комфорта, хотя тут как посмотреть, общение людей с ней она считала наказанием для них самих. Но бегать вечно никогда не получается, рано или поздно ты выдохнешься, допустишь ошибку и тебя поймают. Лоуренс осознала, что её поймали, когда перед закрытием конторы на угол её стола с хлопком опускается стопка из бумаг, а вслед за этим она замечает молчаливый и пытающийся прожечь в ней дыру взгляд. Лоуренс вопросительно вскидывает брови, изображая из себя наивную и непонимающую. В ответ прилетает лишь слегка агрессивное хмыканье, а сама мисс Шмидт отворачивается, драматично взмахивая копной каштановых волос.

— Обиделась наверно, — думает Эола вечером пятницы, наблюдая за тем как Эмбер, стоя в отдалении, проверяет очередную кипу макулатуры. С понедельника практически ничего не изменилось в рутине Лоренс, разве что теперь, в ней проявился интерес к сложившейся ситуации. Между ними не было какого-либо нормального для коллег общения. Их коммуникация начиналась с того, что в конце смены на стол Эолы сваливалась очередная кипа отчётов и графиков и заканчивалась тем, что Лоуренс после закрытия офиса раскладывала всё, что ей принесла заместительница директора на места. Естественно можно подумать, что это было сделано из-за вредности или лени, но ответ куда проще, чем кажется, отчёты были просто не по специальности Лоуренс. Схема была рабочей до вечера пятницы, пока мисс Шмидт не заметила, что приносит одно и то же.

— И как вы, планируете мне это объяснять? — её худое тело склонилось над рабочим столом Эолы, уперевшись руками в деревянную поверхность. Сейчас девушка действительно выглядит обиженной и обманутой.

— Что объяснять? — женщина, не отрывая шариковую ручку от отчёта, продолжает считать цифры, надеясь на то, что образ дурочки поможет избежать лишних конфликтов.

— Бумаги, мисс Лоуренс! Проблема в бумагах, — по девушке заметно, что она изо всех сил держится, чтобы не перейти на личности и грубый тон. 

— А что не так с бумагами? — Лоуренс поднимает взгляд мёртвых глаз, считывая эмоции. Ей искренне интересно, какую черту готова переступить эта выскочка, и какой она на самом деле человек. Ведь, как известно, истинная личина проявляется в моменты крайнего негодования. 

— Вы их не заполняете, вы просто относите их на место всю неделю, — Эмбер слегка остывает под зрительным контактом, и выпрямляется, упирая руки в боки.

— На это есть одна важная причина, мисс Шмидт, думаю, вы понимаете, — Эола едва удерживается от того, чтобы выдать всё сразу, как есть, но надо подождать, надо понаблюдать дольше. Не стоит думать, что Лоуренс движима только эгоистичными идеями, лучшую информацию о работниках для миссис Гуннхильдр, собирала именно она, благодаря своей наблюдательности выходило это вполне естественно.

— Что же у вас за причина, я ума не приложу, — заместительница выглядит озадачено, но не теряет своего упрямого настроя и уверенности в правоте.

— Я правда удивлена, что приходится вам объяснять, — слова, что должны звучать с ехидной ухмылкой, сопровождаются абсолютным спокойствием. — Во-первых, если вы не успели заметить, это отчёты не моего направления, они относятся к работе мистера Альбериха. Во-вторых, я бы вам посоветовала закончить на сегодня, ведь если бы вы были чуть внимательнее, то заметили бы, что стрелки часов уже на семи вечера, а пятница в конторе сокращённый день, — оглядывая опасливо входную дверь, Эола слегка расслабляет галстук, до неприличного состояния. Лицо мисс Шмидт меняет своё выражение, по ней видно, что сейчас она осознаёт произошедшее.

— Насчёт отчётов, извините мисс Лоуренс, мне стыдно, я могу угостить вас обедом в качестве извинений? — руки девушки сжимаются в кулачки, а губы закусываются, что выглядит просто до очарования мило, если не вспоминать какой гнев она была готова обрушить минутой назад.

— Боюсь, что не выйдет, можете забыть об этом, всё в порядке, — Лоуренс спешно закидывает свои скромные вещи в потрёпанный временем дипломат и поправляет на себе одежду.

— Ладно, извините...Хотя стойте, причём тут во-вторых, что такого особенного в вечере пятницы, почему мне надо заканчивать? — наблюдая за нервными сборами женщины Эмбер сама как по цепной реакции начинает переживать.

— Если бы вы, мисс Шмидт, были ещё хоть капельку внимательнее, то узнали бы, что в пятницу в это время за нашим директором приезжает жена. И к слову, из-за нашей небольшой беседы, нам придётся лицезреть её. Как вы видите, стрелки часов почти на семи, сейчас эта фурия ворвётся и скажет: «Эола, дорогая, добрый вечер, так с тобой давно не виделись. Это твоя новая причёска? Ладно, не важно, Джинни всё ещё у себя?» И произойдёт это примерно через три, два, один, — Эмбер, глаза которой раскрывались всё больше и больше с каждой минутой, не понимает - либо её коллега сошла с ума, либо это просто местный способ посмеяться над новичками. Однако, несмотря на абсурдность на первый взгляд слов Лоуренс, она поворачивает голову по направлению хлопнувшей двери и чуть ли не вскрикивает. На пороге появляется высокая эпатажная женщина, в широкополой фиолетовой шляпе. Она уверенно и по-хозяйски проходит коридоры их небольшой конторы, оставляя за собой удушающий сладкий шлейф парфюма. В этой женщине всё кричит о том, что она знает себе цену, и эта цена во много раз больше стоимости всей компании семьи Гуннхильдр.

— Эола, дорогая, добрый вечер. Мы так с тобой давно не виделись. У тебя новая причёска? Ах, впрочем не важно. Джинни всё ещё у себя? — шокированное лицо мисс Шмидт, можно было использовать как пример в учебниках по мимическим особенностям эмоций. Со легка приоткрытым ртом, она будто немая, наблюдает за тем, как Лоуренс спокойно кивает и провожает взглядом удаляющуюся фигуру, закатывая глаза и вздыхая. 

Молчание в лифте кажется неловким только для мисс Шмидт, она все ещё прибывает в некотором трансе, обдумывая произошедшие, пока Лоуренс, закрыв глаза, стоит, прислонившись плечом к металлической стенке. 

— И всё-таки, как у вас это получилось? — вопрос виснет между ними при выходе из большого корпоративного здания, взлетающего своими стеклянными панелями к самим небесам.

— Как у меня получилось повторить речь миссис Минси практически слово в слово, или как у меня получилось скрывать от вас всю неделю ошибку? — при упоминании неудачи, щёки девушки загораются едва заметным румянцем, и Эола думает о том, насколько этот зайчик ещё молод для змеиного гнезда их организации.

— Ох, наверно, сразу всё мисс Лоуренс, я учусь на своих ошибках, — сентябрьский ветер, гуляющий по широкому проспекту, забирается под розовую шифоновую блузку, от чего мисс Шмидт слегка дрожит.

— Всё проще чем, кажется, я живу в конторе по собственному методу, который я никому не рекомендую. Я называю его метод аквариума, пока всё жужжат как пчёлы между собой, я терпеливо наблюдаю из своей стеклянной банки. Наблюдаю и запоминаю всё, что вы громкие как хлопушки, произносите, — Эмбер впервые не находит, что ответить человеку, хотя нужны ли сейчас какие-либо комментарии, после того как Эола, которую все сторонятся, заговорила с ней. 

— Это...Мисс Лоуренс, вы хороший работник, ещё раз простите за всю неделю, я должна была найти время и нормально с вами поговорить, — девушка сжимает побелевшими от холода пальцами сумочку в виде мордочки кролика.

— В этом есть и моя вина, так что не обольщайтесь, — Эола не замечает, как начинает слегка волнительно потирать шею. Они обе оборачиваются на звук открывающихся стеклянных панелей, наблюдая за своим директором, которую буквально тащат из офиса. Миссис Гуннхильдр практически смирилась, и её упорство на порядок ниже, чем обычно. Лиза тянет её к ужасающе нагло припаркованной иномарке. 

— Детка, ты ведь знаешь, что этот фокус со мной не прокатывает. А, ну, быстро в машину, — кажется что, от миссис Минси отлетают молнии, когда она вот так гневается на свою жену-трудоголика. — Ох, до свидания, девочки. Напоминайте миссис Гуннхильдр почаще, что она вообще-то жената не на работе, — заметив стоящую пару, окрикивает их Лиза. Лица коллег расцветают в улыбке от харизмы этой эффектной женщины, исчезающей за дверцей салона. 

— Нам тоже пора, — произносит Лоуренс, слегка склоняя голову, однако перед тем, как развернуться, что-то её останавливает. Взгляд ещё раз скользит по хрупкому молодому телу в задумчивости, застывая где-то в области груди. — Одевайтесь теплее, на улице уже не лето, — мёртвые глаза на одно мимолетное мгновение оживают, чтобы затем снова потускнеть в синей пучине. 

— Спасибо мисс Лоуренс, до понедельника, — Эмбер ещё несколько минут продолжает стоять в одиночестве, наблюдая за немного сгорбленной удаляющейся фигурой в плаще. Она касается кончиков своих ушей ладонями, понимая, как они сейчас горят.