Азик умел определять жанр даниной книжки по тому, как он трогал его хвост. 

Звучало ужасно смешно, но меньшей правдой от этого не становилось: Дане всегда в процессе чтения нужно было чем-то занять руки, и Азик никогда не противился тому, чтобы это был он. Точнее, длинный эластичный хлысто-хвост, который удобно крутить, мотать, обвивать, щекотать, и он с удовольствием будет делать всё то же самое в ответ и без особого контроля Азика. Ну да, ну случалось иногда хорни, но больше из-за того, что Даня под настроение подхватывал — стоило Азику как-то пару раз особенно вздохнуть или потереться, как чужая рука начинала гладить его очень даже осознанно и с конкретной целью. Потом и книжка откладывалась на столик — Азик ради интереса даже не спрашивал название заранее, а смотрел только в этот самый момент и чаще всего угадывал с жанром: нежно и неторопливо — что-то лёгкое, вроде романтики; активно, игриво и с колеблющейся напряжённостью — детектив, приключения или фэнтези; задумчиво и медленно — драма, чаще всего русская литература. Даня, конечно, не всегда отрывался, Азик не настаивал — так, легкое возбуждение, обычно быстро проходило.

Обычно.

А по причине какой Даня ему сегодня пытался закрутить хвост в пружину, было не очень понятно, потому что Азику оказалось немного не до обложки книги. 

Экран пришлось погасить, потому что это было невыносимо. Так ощутимо, что ткнувшийся лицом в обивку Азик больше ни на чём не мог сконцентрироваться — только ладонь, горячая данина ладонь, которая мотала хвост на себя, сжимая в кулаке, и слегка тянула в разные стороны. Пальцы стискивали треугольный кончик, который беспомощно тыкался в мягкие подушечки в ответ, обхватывали подрагивающий хвост в кольцо, скользя вниз — так и тянуло приподняться и попросить ниже, чтобы до самого основания, но Азик почему-то не смог. Казалось, если он сейчас оторвёт голову от дивана, то разве что жалобно взвизгнет — и не выдавит из себя ни одного нормального человеческого слова. Объясняй потом рассыпающемуся в извинениях Дане, что он это не от боли, как котяра, а совсем по другой причине. 

Честно говоря, Азик был готов обидеться на него за то, что он, слишком увлёкшись, делал это всё на автомате и ничего не замечал. Его же вмазало так, что уже непроизвольно сводились подрагивающие бёдра — а Даня даже не думал замедляться. Чёрт. 

Он, конечно, ангел, но иногда реально был как чёрт, даже если неосознанно. 

Азик всё же сделал усилие и повернулся так, что почти утыкался носом в его свитер. В голове пробежала крысиная мыслишка, что можно было бы попробовать приподнять край и влажно поцеловать в живот — Даня бы тогда точно отреагировал смехом, потому что ужасно боялся щекотки. Но блин, а если скажет, что совсем сейчас не хочет и перестанет хотя бы просто трогать хвост… Звучало ужасно, Азику хотелось завыть от одной только мысли, что ему придётся справляться самому. Патети-и-ик, ну как же это жалко. Но справедливости ради, это только для Дани — ему и за хвост, и за гриву, и за рожки погладить можно, и напроситься на внимание нужно. 

Сейчас его, трехтысячелетнего демона и карающую руку Ада, гладили недостаточно, и это был веский повод недовольно укусить Даню. За руку, в которой он держал книгу, например. 

Он потом или сожрёт, или прочитает её сам, ей-богу (кто ему что сделает за упоминание в ругательном контексте) — потому что Азик абсолютно не представлял себе, что там могло быть настолько интересное. 

— Вы двое спите друг с другом! 

— Азик, а чего ты мне не сказал? Я бы хоть книгу отложил. 

Азик бы нервно захихикал, если бы вдруг не почувствовал втиснувшееся между ног колено и не подавился вдохом. В самый удачный момент — когда его рука сама поползла туда, и бедра пришлось немного раздвинуть. Азик на секунду зажмурился, замер и шумно выдохнул, когда колено надавило сильнее. Он стыдливо поднял глаза и столкнулся со смеющимися даниными, которые выглядывали из-за книги, и уже заметно начали наливаться золотом. 

— Нравится тебе? 

Азик смотрел на него округлыми глазами, и до него медленно доходило, что Даня всё чувствовал, но намеренно ничего не делал. До этого момента, по крайней мере. 

Он, конечно, ангел, но иногда реально был как чёрт. И в этот раз вполне осознанно. 

— Издеваешься?

— Учусь у лучших, — Даня улыбнулся, одновременно поерзав коленом и намотав хвост на кулак, на что Азик издал какой-то полувсхлип-полустон. Честно говоря, это был первый раз, когда Даня его откровенно дразнил — произошёл то ли личностный обмен, то ли кэректер девелоупмент, потому что Азик в свою очередь стал понежнее и податливее. Вряд это только хорошо или только плохо — оно просто существовало фактом. 

Но что-то в положении контролируемого определённо было, раз у Азика медленно съезжала крыша от ожидания, что Даня, который ещё даже не отложил книгу, ему скажет (укажет) или сделает. Азик не перехватывал инициативу — только ждал с жалостливым поскуливанием, потому что рука с хвоста никуда не исчезла, наоборот — стала трогать уже целенаправленно и оттого более точно. С определённой силой и повторяющимися движениями — Даня уже слишком хорошо знал, как будет приятнее. 

— Хочешь почитать мне вслух? 

— Дань, сейчас не… — О. О. Блять. Господи. — Ты с ума сошёл, я и абзаца не дочитаю-ю-ю! — Азик взвыл и затрясся, когда за хвост потянули особенно хорошо. 

— Проверим, — Даня при всём при этом выглядел как обычно — как когда будил заспавшегося до обеда Азика или сидел напротив него на свидании в рестике. Как влюблёныш сопливый, проще говоря. Даже улыбался с привычной ласковостью. А ведь предлагал-то что, ой мама… 

Азик в несколько мгновений оказался под ним. Он почти невольно обвил данину талию хвостом, пока они целовались, чтобы вжать его в себя покрепче, но потом с разочарованным выдохом убрал по его же просьбе. Снимать с него верх не стали — не то чтобы Азику вполне хватило тёплых шарящих рук под футболкой, он привык к тому, что Даня фанател по прелюдиям, но… сейчас это было оправданно, окей. 

Он напоследок довольно блеснул золотистыми зрачками и спрятался — сначала за книгой, которая оказалась у Азика в руках, а потом и между его разведённых ног. Даня, особо не медля, дёрнул вниз край домашних штанов и поцеловал ниже пупка, на что Азик широко распахнул глаза и застыл с огромным желанием прикрыть себе рот ладонью. 

Он же думал, что… что просто хвост… Пиздец. Пиздец. 

— Читаешь, Азь? — послышался тёплый, с еле различимыми нотками лукавства, данин голос. — Можешь прямо с левой страницы. 

Азик посмотрел в книгу и хуй там что увидел: буквы расплывались всё сильнее с каждым движением Дани, который стаскивал с него одежду и не переставал водить по разгорячённой коже пальцами. И как здесь вообще… Как…

Это просто катастрофа. 

Даня поцеловал его в острую коленку, прижался щекой, потеревшись, и остановился. Ждал. Азику мало что оставалось: либо позорно сдаться, либо прислушаться к своим настоящим ощущениям, сделать глубокий вдох и, с хрипами и скачущими тонами, но читать. 

— В конце шестнадцатого века итальянский физик Га-ал-лилей провел ряд экспериментов с целью изучения природы падающих те-тел, — ах, как должно быть волнующе читать об открытиях прошлого! Это поэтому Даня ему чуть хвост не открутил и не собирался прерываться даже во время отсоса Азику? Он не переставал удивлять. — Сбрасывая предметы — согласно легенде, с Пизанской башни, — он измерял ускорение, развиваемое ими при падении. Его результаты гласили следующее-е, Дань, блять, м-м… 

Когда оголенного бедра коснулись горячие губы, а потом и влажный язык, Азику пришлось на секунду зажмуриться. 

— Так и написано? — с искренним, на первый взгляд, любопытством поинтересовался Даня, за что любовно получил стопой по боку, и провёл кончиком вниз.

— Что угодно, но только не запрещай мне ругаться, — Азик всхлипнул и подсобрал мозги в кучу, пока Даня увлёкся осторожным вылизыванием бедер и не начал вытворять что-нибудь похуже — …падая, тела набирают скорость; ч-чем дольше падает тело, тем быстрее оно движется; скорость па-адающего тела равна ускорению свободного падения, помноженному на время падения в секунда-ах! 

Азик, конечно, привык быть пиздливым в кровати, но не так же. Ужасно, что за пытка, почему он должен был читать физику с даниной рукой на члене? Но Даня никаких подходящих блядиад не читал, и в этом сейчас была вся проблема. 

— Подставив соответствующие данные, мы получим, что в момент удара о дно ущелья наше конкретное тело падало со скоростью более десяти метров в секунду, — а… так это не физика. Азик нахмурился и зачем-то перечитал предложение для самого себя, хотя ему было бриллиантово поебать. — Они что, кого-то убили? 

Даня согласно промычал, всасывая тонкую кожу до бордового пятна. В низу живота скручивало от предвкушения, в ушах, помимо хлюпающих звуков и беспокойных постукиваний хвоста, слышалась пульсирующая кровь, но Азик не затыкался: 

— И ты решил, что я должен читать тебе именно об этом?

— Читай-читай, Азь, не отвлекайся, — промурчал Даня, и Азик почувствовал его улыбку. Это снова так не вязалось с тем, что он сделал после: а именно убрал руку и взял в рот, очевидно, чтобы Азик не задавал слишком много вопросов.

У него получилось, но ценой того, что он сначала вообще говорить не мог: глаза закатились сами собой, рот приоткрылся в немом крике, пока Даня не насаживался, а только трогал языком на пробу, оглаживая икры, хвост истошно забился по боку дивана, а в спине выгнуло так, что лежи книга на груди, то легко бы съехала вниз. Азик, побоявшись, что Даня опять прекратит, дал себе ещё несколько секунд, чтобы привыкнуть, и нетвёрдым, скачущим голосом продолжил:

— Так что, думаю, вы понимаете, на-насколько быстро все произошло. И прокрутить этот фильм в замедленном режиме, изучить каждый отдельный его кадр нельзя-я-а-а. Сейчас я вижу то же, что и тогда, — картинка проносится с молниеносной, обманчивой легкостью, обычно отличающей съемки ав-аварий: молотящие воздух руки, осыпающиеся камни, пальцы — они тщетно цепляются за ветку и исчеза-ают… 

Азик из-за обложки видел, как светлая макушка уже то двигалась вверх-вниз, иногда насаживаясь до самого основания, то замирала, чтобы просто подержать в ласковом горячем рту. Он чуть не ебанулся от мысли, что мог всего лишь приподнять книжку — и уже смотреть на красного, увлечённого им и наверняка жутко довольного Даню с сияющим золотом от возбуждения глазами, а потом небольно сгрести его волосы в руку и отрегулировать ритм. Но всё решилось в тот момент, когда Азик почувствовал тёплый выдох через рот и услышал заманчивое: 

— Сможешь дальше — возьму за хвост. 

Долго думать не пришлось. 

— Из подлеска, как черные комья земли во время артобстрела, в небо взметаются с карканьем вороны. Камера резко переходит на Генри, который отступает на шаг от края ущелья-а-а! — Азик взвизгнул, когда Даня и насадился наполовину, и поймал беспорядочно мечущийся хвост, сжав его в кулаке у самого кончика, одновременно. — Затем пленка обрывается, и экран гаснет, Дань, Даня-я-а, потяни немного на себя… — решился попросить Азик и, получив необходимое, задрожал всем телом и на одном выдохе закончил абзац: — Consummatum est.

Даня почему-то снова отстранился, потеревшись щекой. 

— Ты умеешь говорить на латыни? Мне нравится твоё произношение. 

Хотелось бы припомнить мем про «учите латынь, в Аду с вами никто на английском разговаривать не будет» — но Азику было немного не до флирта на мёртвом языке, о чём он и сказал: 

— Дань, ну не сейчас! 

«Сказал» экчуалли: проскулил, сорвавшись на фальцет, всё-таки не выдержал и захлопнул книгу, которая с грохотом полетела на пол. 

Даня, хотя и покривился то ли от звука, то ли от вопиющей небрежности, никогда не выглядел настолько довольным собой. 

— Когда у тебя стало ноль терпения? — спросил он, положив книгу поаккуратнее, будто отменяя только что произошедший акт вандализма.

— Знаешь, терпение — это добродетель, а ни одна из добродетелей не- 

Даня поднёс хвост к себе, лизнув треугольный кончик, и Азика тряхнуло так, что мысль сразу выскочила из головы. 

— Знаю, — кивнул Даня, похлопав белыми подсвеченными ресницами, пробежался языком по нижней блестящей от смазки губе и, прежде чем опуститься ещё раз, добавил: — Вопрос риторический.

Даня всё равно сдержал своё обещание и параллельно игрался с хвостом — тот иногда вырывался, если Азик хотел погладить им по лицу или тоже невзначай скользнуть между ног, но Даня всегда перехватывал его, игнорируя себя. Азик всё скидывал на природные приколы, хотя дело, может, было и не в расе — но какая разница, если для него это было вполне нормально и не имело каких-то вызывающих беспокойство причин. 

Просто… будто ему иногда было предостаточно реакции Азика. Перенасыщался его эмоциями, уже не нуждаясь в физическом, и всё такое — у него эта мысль вызывала вау-эффект, потому что звучало так по-ангельски чисто, что бы Даня с ним ни делал. 

— Хвост у тебя красивый. И сам ты тоже очень красивый. 

Глаза у него при этом восторженно светились, и Азик не смог с ним спорить. 

В этом доме никто не смел говорить, что у него уродский хвост, особенно сам Азик. 

Ему многого не потребовалось, чтобы кончить: своя ладонь в растрёпанных волосах, чужая — на хвосте, влюблённые глаза — на него, рот — на члене — и из зажмуренных глаз посыпались искры. Азик не успел их разлепить, как руки сами потянулись обнять — Даня, немного приведя его и себя в порядок, послушно поднялся, лёг прямо так, головой на грудь, и внезапно спрятал в ней пылающее лицо. 

— Извини за хвост, правда. Я не… контролировал это. 

Азик уже догадался. Хотя до какого момента — до сих пор вопрос. 

— Всё более чем окей, но только давай ты его будешь крутить не во время триллеров, а какой-нибудь романтики, — ну не прям уж блядиады, хотя бы так.  

Даня поднял голову, немного посмотрел и погладил Азика по выросшим рожкам. 

— Справедливо, — согласился он в итоге и улыбнулся. — Её не так будет обидно прослушать. А я всё-таки перечитаю и дочитаю, потому что ничего не понял, — продолжал Даня тем же миролюбивым тоном, перелезая через Азика, чтобы дотянуться до книжки. — Хорошо, что это было всего несколько предложений. 

Какое-то время поёрзав, он устроился страннейшим образом, при этом не давая вылезти Азику из-под себя. А тому оставалось лишь посмотреть в камеру, как в «Офисе», смириться и поцеловать Данечку в лоб. Храните Бог и Сатана его любопытство, да…