В свой кабинет Антон влетает взмыленный, красный и очень злой. В первую очередь — на самого себя за то, что вот так легко ушел, ведь всё равно не сможет нормально работать как минимум до утра. Да и разве не пора в кои-то веки дать Стасу отпор?

— Не пора, — бухтит сам на себя, сдуваясь, и устало облокачивается на подоконник.

Родной город, укутанный снежно-мерцающим ночным одеялом, навевает грусть и ностальгию по давно потерянным временам. Когда-то Антон мечтал, что поступит в Москву, а если не поступит, то однозначно уедет своими силами, чтобы стать знаменитым. Ну или хотя бы достаточно обеспеченным, чтобы каждый месяц присылать маме деньги, купить ей новую квартиру, а себе — свою собственную машину. И, конечно, чтобы открыть свою точку в столице, а может, и не только.

В двадцать лет Антон продолжал верить, что, если будет много работать, непременно добьется всех своих целей.

В двадцать восемь Антон стоит в собственном кабинете, и это единственное, чем он может хоть сколько-нибудь гордиться. Клуб теперь чужой, да он и не справился бы с должностью владельца и гендиректора. За окном — по-прежнему родной Воронеж. В будущем — пустота… Ну ладно, к черту драму, в будущем попросту всё то же самое и никаких подвижек.

Сегодняшнее знакомство ненадолго помогло снова во что-то поверить. Не в любовь с первого взгляда — упаси боже! — но в то, что он, Антон, может стать для кого-то счастливым воспоминанием. Вряд ли достаточно сильным, чтобы вызвать Патронуса, и тем не менее…

Почему, ну почему он не стал оставлять Арсению свой номер?! Как бы хотелось снова его увидеть, пообщаться с ним, узнать побольше о его работе и родном городе (Антон не сомневается, что тот приехал из Москвы или Петербурга, очень уж интеллигентно выглядел!), да хотя бы просто поговорить еще разочек.

«Ага, разочек, — издевательски передразнивает мозг. — А потом еще, и еще, и вот ты уже влюблен по уши, а потом тебя бросают и разбивают тебе сердце. И без того, между прочим, не слишком-то здоровое!»

Антон тихонько стонет, пряча лицо в ладонях и встряхивая головой. Наверное, всё же к лучшему, что всё сложилось именно так.

По спине пробегает холодок — не в смысле «холодок страха», а в смысле вполне реальное ощущение прохлады, как будто кто-то открыл форточку, и в кабинет занесло порыв снежного ветра. Но откуда, если окна закрыты, а вентиляция в противоположном углу и никогда в жизни не пропускала сквозняк?..

Антон поворачивает голову и тупо смотрит на свой стол. Количество неразобранных документов не слишком уменьшилось со вчера, а еще возникает навязчивое чувство, будто он забыл о чем-то важном. Договоры? Встречи? Что-то оплатить или кому-то позвонить? Как будто бы нет…

Он уже делает шаг к столу, завороженно глядя куда-то сквозь закрытый ноутбук, когда за дверью слышится шум и сдавленный мат. Антон замирает, моргает и настороженно смотрит на дверь. В офисе никого нет, всё под сигнализацией и, к тому же, в коридоре выключен свет. Сотрудников, кроме него, не может здесь быть — больше никто не приходит работать ночью.

Но то ли Антон всё ещё остается под впечатлением от сегодняшних событий, то ли у него отрубается инстинкт самосохранения, то ли попросту интуиция подсказывает отсутствие опасности, вопреки здравому смыслу. Короче говоря, он спокойно идет к двери, открывает ее и…

— Ебать! — вскрикивает в один голос с кем-то, кого сначала принял за непонятную черную хтонь.

— Мужик, ты хули здесь делаешь?! — орет совсем не Антон, хотя должен бы.

— Я? — Антон понемногу успокаивает разбушевавшееся от испуга сердце, выходит из кабинета и старательно щурится. — Я здесь работаю, а ты-то хули забыл в офисе в три часа ночи?!

— Ващет еще даже не двенадцать, — зачем-то уточняет, кажется, парень едва ли старше него. По голосу не скажешь, но в полумраке уличного освещения Антон вылавливает молодые черты лица, пухлые губы, сверкающие глаза — всё это в небольшом количестве светлых пятен среди почти сплошного рисунка татуировок.

— Но здесь так-то закрыто.

— Но я ж как-то вошел.

Антон секунду соображает, а потом едва не хлопает себя по лицу.

— Бля, я же дверь так и оставил нараспашку.

Пару секунд они смотрят друг на друга, как идиоты, а потом синхронно начинают ржать. Антон взмахом руки зовет парня за собой, и они плетутся в сторону так называемой «комнаты отдыха». По факту — закутка с единственным креслом, кофеваркой и выходом в курилку.

Антон еще помнит времена, когда в этом закутке стоял единственный фикус (заебавшиеся сотрудники любили подходить к нему и по несколько минут трогать темно-зеленые листья с такими лицами, будто там ловила связь с космосом; его единогласно прозвали Ипполитом и под Новый год со смехом поливали особенно тщательно). Тогда роль настоящей, без кавычек, комнаты отдыха принадлежала целому отдельному залу с кожаными диванами, столиками, книжным шкафом, парой кофемашин и постоянно пополняемым ассортиментом вкусняшек на любой вкус и цвет.

Сейчас тот зал сдается каким-то левым фирмам, вся мебель, включая одну из кофемашин — вторая у Стаса в кабинете — продана, а Ипполит выброшен. Антон помнит и то, как весь офис молча наблюдал его последний путь от мусорного бака в мусоровозку, и все стояли молча, как на похоронах, а кто-то даже плакал. Впрочем, то были похороны их беззаботной жизни.

— Молока нет, — вздыхает Антон, отмахиваясь от мрачных мыслей, — а зёрна ну такое. Так что, если ты гурман, я бы не рекомендовал.

Не то чтобы парень выглядит, как ценитель хорошего кофе, но по внешности не судят.

— Та иди ты, — отмахивается он, падая в кресло. — Наливай, че есть.

Антон пожимает плечами. Внешность, кто бы что ни говорил, в большинстве случаев не лжет.

— Тогда будет что-то среднее между эспрессо, американо и растворимым Нескафе с кассы.

— Заебись.

Пока кофе готовится, Антон садится на широкий подоконник — единственное, что он любит в этом закутке, — приоткрывает окно и достаёт из кармана сигареты.

— Куришь? — спрашивает, уже доставая вторую, потому что голос парня вполне отчетливо свидетельствует о соответствующей привычке.

— Не, — отмахивается тот, и Антон удивленно ведет бровью. — Бросил. — Мало что объясняет, но Антона это не касается. Он пожимает плечами и щелкает зажигалкой.

С минуту сидят молча, и почему-то это не кажется странным или неуютным. Есть такие люди, рядом с которыми комфортно молчать, и неожиданный ночной гость определенно из таких.

— Антон, кстати, — спохватывается Антон и протягивает раскрытую ладонь. Парень секундно медлит, странно глядя на него, а потом хмыкает, пожимает его руку и широко улыбается.

— Эд.

Вот теперь, когда все правила гостеприимства и вежливости соблюдены, можно задать сильнее всего интересующий вопрос:

— Так чего ты ночью по офису-то шлындаешься?

Эд неопределенно машет рукой, отворачиваясь, весь как-то сжимается и обиженно надувает губы. Ему, на минуточку, должно быть законом запрещено так делать. Антон бы, наверное, залип, но его лимит — одна неудавшаяся влюбленность за сутки (а тем более, за несколько часов), так что он только оценивает с чисто эстетической точки зрения.

— Да с зазнобой своей посрался. — О, неужели интуиция стала вовремя подсказывать, на кого нельзя залипать! — Вроде ерунда, а вроде и, этсамое… Больненько, короче.

Антон профан по части советов в личной жизни — у самого-то нет и не было никогда, а что было, то не считается. Всегда в работе, в дедлайнах, в новых и новых задачах, которым нет конца. Какие уж тут серьезные отношения?

Поддерживать он тоже не умеет, тем более вот так, незнакомого человека. Может разве что выслушать — о чем, собственно, и сообщает. Не зря же говорят, что лучше похода к психологу только разговор с незнакомцем, которого никогда больше не увидишь.

Эд невесело улыбается, качает головой.

— Да че там рассказывать! Мы ж никогда вот так не сремся, всегда всё обсуждаем, как порядочные мальчики… ой, бля.

Он поднимает на Антона взгляд, даже не испуганный, а попросту заебанный, мол, ну че, скажешь че-то оригинальное?

— Всё ок, я сам в основном с парнями, — тут же отзывается Антон и тушит сигарету. — Не парься.

— Лады, но если че, я хожу на бокс, — говорит Эд, улыбается немного диковато, но очевидно, что грозится не всерьез. — Ну и да, у нас вроде проблем нет таких, шоб глобальных. Восемь лет вместе, хуё-моё…

— Респект, — кивает Антон с искренним уважением. Он в самую длительную из попыток не продержался и двух месяцев.

— Но мы, как бы это сказать… — Эд мнется, задумчиво кусая губы и поглядывая на Антона, а потом выпаливает: — А, похуй! Ты ж вроде адекватный, поймешь. Короче, вдвоем мы были только, типа, года полтора. Пушт нам обоим, чтобы было совсем охуенно, надо еще одного человека.

Антон машинально кивает. Он не сразу даже осознаёт сказанное, потому что в этот момент умиленно размышляет о том, как это здорово, когда один из пары постоянно говорит о себе и партнере «мы», как будто с трудом представляет существование друг без друга.

Потом Антон притормаживает, соображая. Думает — послышалось? Или Эд на полном серьезе сказал, что они, типа… друг другу изменяют? Свободные отношения — так это называется?

Но Эд продолжает, и до Антона со скрипом начинает доходить.

— Сам можешь представить, как редко везет найти такого же отбитого — ну, или такую. Это ж не просто эксперимент, типа, не на раз-другой — таких-то желающих хоть жопой жуй. Ну и мы встречались сначала с пацаном одним, почти два года, ебать… А потом с девахой, но, как я щас думаю, с ней мы чуток попутали личное и публичное. И работу, вернее.

Антон меланхолично наливает кофе в микроскопические пластиковые кружки, а сам думает — пиздец, вот люди круто живут, ему одного-то человека не найти, а тут сразу двое.

— Мы с ней расстались в конце лета. — Эд принимает протянутую кружку — та, кажется, утопает в огромной татуированной ладони. — О, пасиб. И, короче, думали пока вдвоем побыть. Отойти от Даны — она ж, типа, тоже нашей частью была, а тут ее нет, и пускай у нас не было там особо сильных чувств, всё равно же… наша. — Эд мрачнеет и отпивает кофе. — Но эт ладно. Мы вообще подумали, может, типа, вдвоем будет нормально. Живут же люди как-то. И оно было, отвечаю! Но всё равно чет не то.

Антон возвращается обратно на подоконник. Если рассуждать логически, то принцип таких отношений легко понять, и пусть, что он никогда в жизни о тройничке даже не думал. Если одному плохо, его поддержат сразу двое, каждый по-своему. Если двое поругались, третий поможет успокоиться и помириться. А если всем плохо, то знание, что за твоей спиной не один, а двое, придаст в два раза больше сил.

С другой стороны, еще целый один человек на не таком уж большом метраже квартиры, и пусть это еще одна зарплата, но это еще и дополнительный рот, который надо кормить и внимательно слушать. И плюсом всё то, что еще можно делать ртом. И куча дополнительных загонов с совершенно особенными баранами.

Антон встряхивается. Нет, это точно не для него. Но понять он определенно может.

— Короче, надо найти третьего, пока совсем всё не поломали, — резюмирует Эд и шумно отхлебывает из кружки. — Че ты пиздел на кофе, кстати? Норм такой. У нас в офисе не сильно лучше — хотя я не шарю, канешн.

Выпад про кофе Антон решает проигнорировать — он как раз собрал в слегка опьяненной голове всё то, что хотел сказать, и лучше бы произнести это до того, как его начнет рубить в сон. А оно явно уже скоро.

— Я ни разу не профессионал, сразу говорю, но знаешь… Вам бы сначала именно что друг с другом разобраться. Говорят же всегда, что самые крепкие отношения — это когда оба… ну, трое, в данном случае… короче, когда все взрослые, психически здоровые и ответственные, и решают быть вместе не потому, что поодиночке сложно или плохо, а потому, что просто хотят.

Эд хмыкает.

— Да мы так-то знаем, не зря столько времени вместе.

— А вам по сколько лет-то, кстати?

— Ему двадцать пять, мне двадцать семь.

Антон хмурится.

— Ему типа семнадцать было, когда вы начали?..

— Ага. — Эд залпом допивает кофе. — Да ты не осуждай, дядь, мы тогда уже вместе работали.

— Это что за работа такая?

В ответ он получает тот же многозначительно-хитрый взгляд, как в начале разговора, но не может предположить хотя бы один возможный смысл. Так что считает за лучшее это проигнорировать и не думать лишний раз ни о чем. В конце концов, его не касается ничья личная жизнь, кроме его собственной.

— Короче, знать и делать — это разные вещи. — Антон тоже допивает кофе. — Сам же говоришь, что обычно без проблем всё обсуждаете, вот и обсудите всё, как всегда. Или там что-то глобальное?..

— Да ничего, просто выебываемся много, — бухтит Эд и со вдохом поднимается на ноги. — Ладно, пасиб за кофе и за компанию, получается. Я даже как-то перебесился, теперь уже и сам не въезжаю, откуда взялась проблема… А ты тут работаешь, да?

Антон поднимается тоже.

— Ага, менеджером.

— Я-я-ясненько, — задумчиво тянет Эд и снова смеряет его странным взглядом. Уже, кажется, собирается что-то сказать, но сам себя обрывает и бросает только: — Ну увидимся еще, значит. Покеда. И этсамое, поспи, а то мешки под глазами — пиздец.

Антон смеется и пожимает протянутую ему руку.

— Не в этой жизни, блять…

Он только сейчас вспоминает про звонок Стаса и хочет побиться головой о стекло, а лучше сразу выйти в это окно. Кажется, ему понадобится еще кофе.

❆ ❆ ❆

Снегопад заканчивается утром. Арсений, выбираясь из кровати в противные восемь пятьдесят, еще успевает заметить летящие хлопья, высвеченные уличными фонарями, а когда спустя полчаса он выходит из душа, за окном уже посветлело и затихло. Улицы покрыты пушистым снегом, а где не снегом, там грязью от машин.

Мысли вертятся в голове лениво и грустно. Как Антон и обещал, похмелье не ощущается совершенно, как будто вовсе и не пил, а что самое обидное, ему отчетливо запомнилась каждая минута вечера.

Пожалуй, сейчас он впервые в жизни хотел бы не помнить всех подробностей. Не было бы так обидно.

Спасибо, что хоть работы много, — есть, на что отвлечься. Правда, отвлечение действует постольку-поскольку: шорох бумажек и обилие информации снова напоминает об Антоне, и как ему позвонили и дернули по делам в одиннадцать вечера, и что он выглядел уставшим, пусть это и совсем его не портило.

Словом, утро проходит максимально хмуро, вопреки вылезшему солнцу. И, когда к обеду ему звонит Егор, Арсений от души ему благодарен.

— Арсюх, пойдем гулять, а?

По голосу Егора становится ясно, что рано было радоваться — настроение он не то что не улучшит, а скорее испортит окончательно, потому что звучит очень уж печально и загруженно.

— А пошли, — решительно отзывается Арсений. Хандрить, так хоть не одному и не в четырех стенах. Тем более, что срочных дел пока нет.

Егор устроен так, что не начинает жаловаться, пока его не спросишь напрямую. Арсений знает это и нагло пользуется, таскаясь с ним по зимнему Воронежу и начисто игнорируя взгляд кота из Шрэка, хотя всю дорогу отчетливо чувствует его на себе.

Только в одной из уютных кофеен, где они, по канонам всех новогодне-рождественских мелодрам, берут по огромному латте с кучей разноцветных зефирок, Арсений позволяет себе вскользь бросить:

— У тебя всё нормально? Грустный какой-то весь день.

Егор бросается в разъяснения так рьяно, как будто только и ждал, что разрешения (почему «как будто»?), и следующие двадцать минут он не затыкаясь вещает об их с Эдом проблемах, о собственных загонах, о ностальгии и в целом о концепции романтических отношений.

— …Мы в ответе за тех, кого приручили, — с умным видом проговаривает он в какой-то момент, и Арсения едва не пробирает на истерический ржач.

То, как Егор на полном серьезе выдает в разговорах пафосные, но до тошноты надоевшие всем цитаты, это, конечно, прекрасно.

Когда он наконец затыкается, еще несколько минут они сидят в полной тишине и втыкают в стаканы: у Егора он буквально не тронут, хоть сейчас перепродавай другим клиентам, только подогрей, а у Арсения на донышке болтаются две растекшиеся белые зефирины. Он по-идиотски шутит у себя в голове, что это они с Егором.

— А мне вчера понравился парень, но потом он сбежал и не оставил номер, — выпаливает Арсений, не отводя задумчивого взгляда от стакана.

Егор моргает. Потом еще раз. Потом взмахивает руками так, что едва не роняет свой кофе и только в последний момент успевает перехватить и удержать.

— Ты серьезно?! И что, вот прям… сильно понравился?

Арсений думает, что на контрасте с ним скажет несколько загадочных фраз и умолкнет, оставляя чувство тянущей тоски и недосказанности. Однако слово за слово, и вот уже он отчаянно жестикулирует и фонтанирует эмоциями, а Егор сидит напротив, завороженно его слушая и потягивая прохладный кофе через трубочку.

— …Просто, Егорка, понимаешь, у меня такого давно не было! Если вообще когда-то было. — Арсений наконец-то сдувается и устало потирает двумя пальцами переносицу. — Я бы так не бесился, если бы точно знал, что он не был заинтересован. Но он же был! Ему всё нравилось! Если бы не этот дурацкий звонок!..

Так он и замолкает. И, когда продолжения не следует, Егор подается ближе к нему, отставляет пустой стакан в сторону и осторожно замечает:

— А ты не думаешь, что, если бы вы переспали, было бы только хуже? Ты бы проснулся утром один, с ощущением, что тобой воспользовались и бросили.

— Он бы не ушел, — зачем-то возражает Арсений, хотя сам ни капли не сомневается: ушел бы.

— Думаю, раз он ушел даже до секса, — хмыкает Егор, — то после — и подавно уйдет. Дело твое, конечно. Можешь попытаться его поискать — Воронеж не такой уж большой город.

Но и не маленький. Хотя Егор прав, найти человека здесь вряд ли сложно; проблема в том, что это не нужно.

— Не буду я его искать. Мы взрослые люди, в конце концов, и раз он не захотел, я должен принять это и… Так, всё! — Он решительно ударяет ладонями по столу и поднимается. — Хватит хандрить, пошли обратно наружу.

— Там холодно, — канючит Егор, но поднимается вслед за ним с широкой улыбкой.

На выходе из кофейни их тормозит компания из нескольких девчонок. Они глупо хихикают, переглядываются и подпихивают локтями, очевидно, самую смелую — или ту, которой не повезло вытянуть длинную палочку. Арсений с доброй ухмылкой отходит в сторону, чтобы не мешать.

— Изв-вим… извин… ните… — лепечет девочка, во все глаза пялясь на Егора. — Извините, пожалуйста! А с вами м-можно сфот… сфотро…

— Сфотографироваться? — улыбается Егор и сразу кивает. — Конечно можно, девчонки! А автографы хотите?

Пока он общается с фанатками, Арсений оглядывается и только сейчас замечает на другой стороне дороги каток. Может, пойти туда? Он сам неплохо стоит на коньках, Егора можно подучить, заодно и согреются. Всё равно еще куча времени до вечера.

В этот момент на телефон приходит сообщение от Эда.

«мой с тобой?»

Арсений закатил бы глаза, но этот жест никто не увидит, так что он ограничивается возмущенным сопением в шарф. Два идиота! Есть друг у друга, могут сколько угодно целоваться и обниматься, а не ценят этого совершенно!

«Да, мы идем на каток. Дуй сюда живо!»

Отстучав сообщение, он убирает телефон и дожидается, когда Егор освободится. Эд, вроде, тоже не катается — ну и замечательно, будут заваливаться друг на друга, а может, даже упадут разок-другой в какую-нибудь неоднозначную позу. Главное, чтобы не простудились и ничего себе не переломали — им еще выступать на Рождественском балу послезавтра.

Или как там Станислав Батькович изъебнулся с названием? Вроде бы прямо так, Рождественский бал. Блеск оригинальности.

— Ну чего, Арсюх, куда мы? — с разбега спрашивает Егор. Наверняка бы напрыгнул на него, как ребенок, если бы не фанатки — перед ними же надо держать образ солидного мажорика.

Затащить Егора на каток оказывается несложно — сложно объяснить ему, что внезапный Димин звонок с просьбой Арсению немедленно приехать и почти такое же внезапное появление у стойки проката Эдика — это не более, чем стечение обстоятельств.

Арсений разводит руками, старательно прикусывая язык, чтобы не заржать.

❆ ❆ ❆

Когда Антон в третий раз шлепается задницей на лед, его терпение лопается одновременно со вспышкой боли где-то в копчике.

— Пошел ты знаешь куда, Милохин, со своим фигурным катанием?! — орет он, на коленках доползая до бортика и кое-как поднимаясь на ноги. Те разъезжаются совсем не в том смысле, в каком хотелось бы.

Позади раздается тихий смех, затем хруст легко разрезанного коньками льда, и вот Даня уже стоит рядом, помогая ему выпрямиться и поймать равновесие.

— Прости, — сквозь смех выдавливает Даня. — Правда, прости! Я просто хотел вывести тебя подышать свежим воздухом.

— В следующий раз мы пойдем в парк, — твердо заявляет Антон, пытаясь отдышаться и стойко игнорируя желание потереть ушибленную пятую точку. — Или просто будем наворачивать круги рядом с офисом. Да хоть на свалку, Дань, мне похер! Только! Не! Лёд!

Даня отмахивается от него, разворачивается и уезжает, мигом развивая такую скорость, какой позавидуют некоторые автомобили. Подпрыгивает что-то, крутится, и даже тогда не падает! Антон качает головой. Никогда в жизни он этого спорта не поймет.

Машинально переведя взгляд в сторону, Антон замечает сначала бесформенное черное пятно (он сам в похожей куртке-мусорном мешке, не зря же про свалку спизданул), затем татуированное лицо, а потом узнаёт губы, глаза и, в общем, быстро понимает, что зря так легко прощался ночью с Эдом. Воронеж пока еще слишком маленький.

— Эд, здорова! — прикрикивает Антон, когда тот, нелепо сгибая ноги и перемещаясь в основном руками вдоль бортика, двигается в его сторону. Эд быстро узнаёт его и расплывается в кривой улыбке.

С горем пополам они добираются друг до друга.

— Здрасьте, — выдыхает Эд, приветственно кивая. — Руку не подам, сорян, иначе точно наебнусь.

— Понимаю, сам такой же.

— У тебя выходной седня? — зачем-то спрашивает Эд.

— Не, коллега вытащил в перерыве погулять. — Антон обиженно кивает на коньки, будто они единолично во всём виноваты. — Только не учел, что больничный я так-то не просил.

Эд кивает с умным видом, а потом выразительно ведет бровью:

— «Коллега» — это в смысле?..

— В смысле просто коллега. — Мысли сами собой возвращаются к Арсению, и Антон грустнеет. — А тот, кто не «просто», вообще…

Он не договаривает и вообще на пару секунд забывает, что хотел сказать, потому что видит буквально в паре метров от себя… Егора Крида. Он даже встряхивает головой и несколько раз моргает, не уверенный, то ли это психика уже поехала, то ли глаза всё-таки сломались о вечное втыкание в экран компьютера.

Егор, мать его, Крид. В Воронеже. И не на концерте, не в номере в отеле и даже не где-нибудь в ресторане, а на городском катке. В паре метров от Антона.

Не то чтобы он когда-нибудь фанател — вообще нет. Так, слушал пару треков, некоторые из последних даже зашли. Разумеется, Антон знает все мемы про Крида и его кринжовые моменты — но знает и то, что в последние годы тот сильно изменился и в кои-то веки повзрослел. Не то чтобы Антон когда-то мечтал с ним встретиться вживую — для подобных мечт были другие персонажи, причем его же, Крида, коллеги.

Но, блять, Егор Крид подъехал на чертовых коньках прямо к нему и смотрит прямо на него!

— А. — Это всё, на что хватает Антона.

Егор смеется, поворачивается к Эду и — блять?! — шутливо пихает его в плечо кулаком. На что Эд отвечает только похуистичным взглядом. Если бы Егор Крид так пихнул Антона, тот сразу бы… сразу… да просто охуел бы. А Эду хоть бы хны.

— С другом познакомишь, нет? — журит его Егор, и Эд закатывает глаза, но почему-то начинает еле заметно улыбаться.

И до Антона доходит. Нет, не так. До Антона д-о-х-о-д-и-т. Загадкой остаётся только то, как он умудрился, фанатея по трекам Скруджи, ни разу не видеть его фотки — или видеть, но умудриться не запомнить. Да, точно, он видел даже не фотку, а обрезок видео с какого-то шоу, шугнулся еще, что татуировок так много. И вспомнил об этом только сейчас!

А парень Эда, выходит… Вашу ж мамашу!..

— Я, это, пойду, наверное? — тупо выдаёт Антон, отводя взгляд, как будто увидел что-то запрещенное.

Эд фыркает.

— Куда пойдешь-то, еблан? Свалишься.

— Уходить всё равно надо, — резонно замечает Антон. — И мне вообще надо. Мне пора уже, вот.

Теперь они фыркают уже вдвоем. Эд ворчит:

— Да хватит расшаркиваний этих твоих. Че, никогда живых рэперов не видел, что ль?

— Видел, — кивает Антон. — Но…

…но не умудрялся почти подружиться хоть с одним из них под покровом ночи в собственном офисе, не угощал их мерзким кофе для сотрудников и совершенно точно не слушал их излияния на тему личной жизни.

Не озвучивать же это, в самом деле.

— Короче, я Егор, будем знакомы. — Егор протягивает ему ладонь, и Антон наконец-то отмирает.

— Я Антон. Приятно.

— Булк, если что, он про нас в курсе, — добавляет Эд и косо смотрит на Антона. — Ну, я думаю, срастил уже.

— Срастил, — кивает Антон. — Без проблем, ребят, всё ок.

Несколько минут они говорят о какой-то ерунде, которую Антон, еще не до конца отошедший от шока, не запоминает. Позднее он сам на себя ругается, что так глупо растерялся, как будто какая-нибудь фанаточка, а он даже не фанатеет по Криду! По Скруджи — и того больше. Если так подумать, то он и чисто внешне намного больше соответствует его типажу. Ха-ха.

Потом у Егора звякает телефон, и он, прочитав уведомление, поднимает взгляд на Эда и говорит:

— Арс написал, чтобы мы выдвигались к отелю, надо будет еще раз утвердить программу, а потом уже собираться и ехать. — Он поворачивается к Антону: — Кстати, Тох, как ты по автогонкам? У нашего хорошего друга тут недалеко от города есть трек, сегодня хотим собраться погонять. Чисто для своих, но Тимур никогда не против новых знакомств. У тебя есть…

Он говорит что-то еще и не замечает, что Антон почти ничего не слышал сразу после произнесенного имени. Арс. Арсений. Какова вероятность, что просто так совпало?.. Да нулевая, что б их!

Егор замечает, должно быть, что что-то не так, хмурится и отталкивается ото льда, чтобы подъехать ближе к нему.

— Антон, ты…

— В сторону!!! — вскрикивают откуда-то позади, а потом Антон успевает только испуганно охнуть и отползти на полметра дальше вдоль бортика.

Ни Егор, ни Эд среагировать не успевают, так что кто-то на полной скорости влетает в Егора, сбивая его с ног, а потом оба валятся на Эда, который, конечно, не удерживается и поскальзывается. Всё происходит в лучшем случае за пару секунд, и когда Антон ошалело моргает и фокусирует взгляд, он видит, как его новые внезапные знакомые барахтаются на льду, а рядом поднимается на дрожащие ноги Даня и пялится на них огромными и очень виноватыми глазами.

— Простите!.. Блин, простите, пожалуйста! Я не хотел! Я просто… я пытался… Давайте помогу! Извините, блин, блин, всё хорошо?

Он протягивает руку сначала Егору, легко вздергивает его на ноги и отряхивает с него белую ледяную крошку, потом, продолжая тараторить извинения, подает Эду руку, и уже вдвоем с Егором они поднимают и его.

— Ой, а вы же… Вау.

Даня, должно быть, только теперь их узнаёт; Антон потихоньку начинает сочувствовать его впечатлительной психике, которая сейчас откинется либо от стыда, либо от восторга. Но еще занимательнее оказывается наблюдать за выражениями лиц «пострадавших», которые не выглядят особо страдающими, а даже наоборот, хлопают глазами как-то завороженно.

Решив, что сейчас самое время сваливать, Антон потихоньку отворачивается и мелкими шажочками плетется к выходу с катка. Ему в спину, правда, прилетает чуть заторможенное Эдово:

— Тох, так че насчет гонок?

— Не моё, спасибо, — отмахивается Антон, даже не оглядываясь, чтобы не потерять равновесие.

Всё остальное время он на повторе думает про Арсения, про вчерашнюю встречу Стаса с представителями Вайтмун, про сегодняшние гонки и снова про Арсения. Мозг подкидывает ему возражения (но Арсений же сказал, что он дизайнер!), которые сам же быстро отрабатывает (только идиоты называют своё реальное место работы в первую же встречу).

Он думает об этом, пока сдает коньки, пока переобувается, пока плетется до автобусной остановки, пока едет до офиса. Продолжает думать, пока пытается работать, и в итоге, когда за полтора часа почти не сдвигается с мертвой точки, плюет на всё и открывает гугл.

Разумеется, список всех сотрудников или хотя бы руководителей Вайтмун не валяется по первым же ссылкам. Антон тратит не меньше получаса, шароебясь по их сайтам, а потом хлопает себя по лбу за невовремя включившийся тупизм, берет телефон и открывает инстаграм.

У Егора Крида обнаруживается несколько тысяч подписок, у Скруджи — всего пара десятков, так что найти аккаунт Арсения не составляет труда. Еще на полчаса Антон тупо залипает на кучу профессиональных фотографий: снимков из офиса, с концертов и всевозможных мероприятий, селфи на фоне городов и селфи со знаменитостями из самых разных сфер, а помимо всего этого — куча фотосессий в образах от классического костюма до наряда восемнадцатого века.

Охренеть.

В описании профиля нет никакой четкой информации о том, где он работает, только фраза: «Это отдельный вид искусства». Антон хмыкает, догнав, что этот удивительный человек сделал отсылку к собственному имени.

— Так-так-так, — раздаётся так внезапно, что Антон подскакивает на стуле, крупно вздрагивает и роняет телефон. Спасибо, что хотя бы на колени, а не сразу на пол.

Он вскидывает голову и перепуганно моргает, как будто его застали за чем-то запрещенным. А потом вскакивает на ноги, осознав, что прямо напротив него стоит Стас, уперев руки в бока.

— Я п-просто… — начинает было Антон, но слушать его никто не собирается.

— Скажи мне, Шастун, тебе совсем не дорого твоё место? Я же могу выселить тебя из этого кабинета, да хоть из этого офиса, одной подписью. Какого черта ты прохлаждаешься, пока все работают?

Антон давит в себе волну возмущения и молчит, сжав руки в кулаках.

— Или ты еще не в курсе, что Вайтмун перенесли праздник на двадцать четвертое число? — Еще бы он не был в курсе, да он одним из первых об этом узнал, получив рано утром письмо с кучей восклицательных знаков, а потом столько же матов в общий чат офиса. — Видите ли, под американский манер. Будет у нас не Новый год, а Рождество, мать их. Неделя, Шастун! У нас выпала неделя подготовки, послезавтра уже мероприятие, а ты торчишь в телефоне?!

— Да я почти всё уже сделал! — не сдерживается Антон.

Позже он не может понять, кто потянул его за язык и как вообще ему хватило смелости сказать то, что он сказал, игнорируя мерзкое ощущение, что Стас абсолютно прав. Сколько бы он ни вкалывал, сколько бы ни тратил сил, этого никогда не будет достаточно, а значит, он не имеет права позволять себе такую вольность, как несколько свободных часов.

Мозгом Антон понимает, что такие мысли — хуйня собачья. Но обмануть подсознание нелегко.

Стас вываливает на него еще одну гневную тираду, а напоследок кричит, уже совсем не стесняясь в выражениях:

— Тебе, сука такая, мало работы?! Так давай прибавим, блять! Мы же, видите ли, очень лояльны к сотрудникам, так что сводим всю годовую документацию к февралю, так? А я потом жопу подставляю налоговой и проверкам, чтобы они месяц нас не трогали, да? Так вот хуй тебе, Шастун, в этом году, а не отдых! Чтоб к тридцать первому всё было сведено и закрыто, понял меня?

Антон молчит, чтобы не наговорить себе на еще какую-нибудь хуйню. Стас наконец-то уходит, хлопнув дверью так, что едва не звенят стеклопакеты.

Еще несколько минут Антон так и стоит, не шевелясь и почти не дыша, не разжимая кулаков и плотно стиснутых челюстей. К горлу подступает истерика от одной только мысли, сколько это лишней работы. Разобрать всё за десять дней, учитывая активную работу клуба, потому что, мать его, предновогодний период, физически невозможно. Если только совсем не спать — и то не факт.

Потом Антон заставляет себя медленно вдохнуть, выдохнуть, и так пять раз. Медленно опускается за ноутбук и еще какое-то время тупо смотрит на экран.

А потом в дверь тихонько скребутся.

— Да, — отзывает Антон почему-то охрипшим голосом.

В кабинет заходит Даня с очень виноватыми и сочувствующими глазами.

— Ты это, Антон, прости. — Он шмыгает носом. — Если бы я не потащил тебя на каток, ты бы не отвлекся и не потратил столько времени.

Хочется разреветься от этой искренней заботы, пусть и немного неловкой, но Антон мужик, а мужики не плачут, так что он только криво улыбается и качает головой.

— Не говори ерунды, Данёк, я сам виноват. Нечего было в инстаграм залипать.

Даня кивает, но убежденным не выглядит. Потом осторожно спрашивает:

— Я слышал, Станислав Владимирыч поручил разобрать всю годовую документацию, так?

— Ага, — бесцветно говорит Антон, чтобы не сорваться на оскорбления.

— Давай я этим займусь, а? — неожиданно выпаливает Даня, и Антон недоуменно хмурит лоб. — Мне несложно, у меня почти всё разобрано по папкам. Хоть из дома могу сделать!

Только сейчас Антон вспоминает, что Милохин так-то работает в бухгалтерии, хотя по нему в жизни не предположишь. И с одной стороны, спихивать на него свою работу — странно и неправильно, а с другой…

— Ты столько раз меня выручал! — продолжает Даня, подтверждая его мысли. — Я ж почти весь год проебл… короче, так себе работал. Давай хоть сейчас помогу, а ты как следует отдохнешь, а?

И, что ж, Антон не достаточно жертвенный, чтобы отказаться от такого предложения. Он расплывается в облегченной улыбке и роняет голову на сложенные руки.

— Спасибо, — только и проговаривает негромко, и Даня, пропев что-то напоследок, убегает.

Темнеет рано, так что офис как-то незаметно погружается сначала в сумерки, а затем в полноценный мрак. Антон даже не замечает, как в кабинете становится темно, и очухивается только после шести часов, когда рабочий день уже закончен, за дверью полная тишина, а единственным источником света остаётся ноутбук.

Завтра у него активный день: куча встреч, согласований, звонков, поездок по половине города. Даня прав, сегодня ему категорически необходимо поехать домой и отдохнуть, иначе толку не будет, и подготовка пойдет по известному месту. Надо поспать. А жаль — всё-таки конец недели, завтра пятница, и ему бы поехать куда-нибудь развеяться и сменить обстановку.

Разумеется, Антон вспоминает слова Эда и Егора. Что они там говорили, гонки?.. Их друг?.. Пара запросов в гугле, и вот Антон уже просматривает страницу трека, принадлежащего Тимуру Юнусову, более известному как Тимати. Странно, Антон и не знал, что у него есть какой-то бизнес в Воронеже.

Самая длинная конфигурация — на четыре километра под открытым небом, и всё это дело открыто даже зимой и оборудовано для зимних гонок. Антон облизывается на фотографии. И ведь наверняка «для своих» всё будет подготовлено в лучшем виде!

Навязчивая мысль крутится в голове всё назойливее. Антон пытается ее прогнать, но не может, как не может и перестать листать страницы и думать, думать…

Допустим, машина у него есть. Сто лет не мытая и не обслуженная, правда, но лучше, чем ничего. И, допустим, он может туда приехать, сославшись на приглашение Егора с Эдом: даже если те пошутили, им наверняка будет неловко в этом признаваться.

Там ведь будет Арсений. Не может не быть! Когда еще он бы собрался в Воронеж? Он просто обязан приехать и повидаться с другом! А значит у Антона есть шанс его увидеть.

Вот только тут другая проблема. Ему, сука, не во что одеться! Вряд ли нужен полноценный гоночный костюм, они всё-таки любители, а не профессионалы, и гоняются в своё удовольствие — если Антон, конечно, правильно понял. Но не ехать же в дурацких джинсах и огромной дутой куртке! А тратить десяток-другой тысяч на шмотки он сейчас не готов.

Антон вертит в руках телефон, перебирая в голове людей, которым мог бы позвонить с такой специфической просьбой, — когда его кожи вдруг снова касается уже знакомый с прошлой ночи холодок. Он замирает и машинально опускает взгляд на свое предплечье. Сейчас рукава смятой рубашки закатаны, и взгляд сам собой падает четко на простую черную надпись.

м е н я й

Может, и правда пришло время что-то поменять. Антон уже думает открыть список контактов и полистать — вдруг заметит что-то подходящее! — а потом, повинуясь исключительно интуиции, тянется к ящику и открывает его.

— Ой.

Он напрочь забыл про орешки. И черт его знает, почему сейчас это кажется важным, но Антон берет их в ладонь и задумчиво перекатывает в ладони. Щурится, подносит к глазам. В темноте хреново видно, но всё-таки кажется, что один из них чуть надколот и приоткрыт. Антон отрывает его от общей веточки и присматривается еще внимательнее: между скорлупок отчетливо проступает что-то темное и мягкое…

— Сука! — Антон не столько пугается, сколько просто теряется и от неожиданности роняет орешек на пол — тот откатывается в сторону двери. Ну всё, сегодня точно день дырявых рук! Он встаёт, чтобы поднять орешек…

Моргает. Потом еще раз.

На полу, ровно в том месте, куда укатилась пропажа, лежит ворох чего-то черного. Антон долго соображает, не доверяя своим уставшим мозгам. Неужели всё настолько плохо, что он стал забывать о вещах, которые есть в его собственном кабинете?.. Вот только он так и не вспоминает, чтобы кто-то приносил ему что-то и клал в той стороне, да и вообще не помнит, чтобы когда-либо там что-то лежало.

Антон еще раз нервно сглатывает и всё-таки подходит ближе. На всякий случай щелкает выключателем — свет ослепляет, но, как ни странно, черная куча никуда не исчезает.

По хорошему, незнакомые предметы трогать нельзя, и Антону стоило бы прямо сейчас набрать охраннику здания. Но любопытство оказывается сильнее инстинкта самосохранения или хотя бы адекватности, и он опускается на колени перед обнаруженными вещами и касается темной ткани.

Она оказывается приятной и теплой на ощупь. Антон, закусив губу, тянет ее на себя и…

— Святые кокосы, вашу ж мамашу!

В его руках оказывается куртка из качественной черной кожи, прошитая изнутри зимней подкладкой, а под ней обнаруживаются не менее качественные темно-серые джинсы, высокие черно-оранжевые ботинки на толстой подошве, свитер, ворох массивных цепей и колец, защитные перчатки — и черный шлем с неоновыми рыжими полосками.

— Охуеть.

После недолгих размышлений о том, кто же мог такое принести, да еще и незаметно (назойливую мысль, что внезапный подарок выпал из гребанного орешка, он отгоняет), Антон решает, что ничего страшного не случится, если он денёк всё это поносит. Даже не денёк, а один-единственный вечер!

Так что он вылетает из офиса, на ходу вызывая такси. До трека чуть меньше часа езды — это если соблюдать правила. Хотя даже если по правилам, он всё равно должен успеть.

Наматывая одной рукой шарф, Антон замечает что-то странное и даже останавливается посреди коридора. Настороженно касается ладонью своего лба, затем затылка. Ну да, так и есть. Всего пятнадцать минут назад у него были отросшие кудри и челка, а сейчас…

— Если это проделки дьявола, — зачем-то произносит он вслух, — так и знай, падла, я ни о чём не просил и ничего тебе не должен!

Чертовщина какая-то. Ну и ладно. У него на работе и похлеще случается.

Антон на всех парах летит домой, заскакивает в квартиру только для того, чтобы наскоро сполоснуться в душе, и идет прямиком в гараж, в который не заходил года полтора, хотя руки так и не дошли снять ключ с общей связки.

Наверное, ничему уже не стоило удивляться, и всё-таки Антон с минуту ошарашенно смотрит на машину. Папина любимая — он так долго на нее копил, собирал вместе с другом по запчастям, брал Антона с собой за город, чтобы покатать. Не на полной скорости, конечно, и тем не менее…

Антон сглатывает, но ком в горле никуда не пропадает. Этот автомобиль ему как родной, а он не удосуживался даже заглядывать сюда, что уж говорить про езду.

— Соскучился, братан? — проговаривает Антон, ласково проводя пальцами по начищенному до блеска, сверкающему черному бамперу.

Серебристый значок бегущей лошади переливается и от этого на секунду кажется живым.

❆ ❆ ❆

Арсений считает, что он хороший актер. Просто сегодня у него нет никаких сил играть свою роль. Именно поэтому, спустя час после приезда на трек, он бросает свои попытки прикидываться веселым и делать вид, что не понимает, откуда берутся подколки над его недовольным ебалом.

Даже настроение гоняться так и не появляется, и Арсений занимает позицию скромного наблюдателя, переговариваясь в основном с девушками. Но потом Тимур отводит его в сторонку и внимательно, как он умеет, смотрит прямо в глаза. Арсений ненавидит, когда он так делает, потому что под таким взглядом невозможно юлить или врать.

— Арсений, давай без шуток сейчас, — нарочито строго говорит он, — что у тебя стряслось?

Самое обидное, что Арсению и ответить-то нечего. Подумаешь, парень отказал. Да они даже толком не познакомились.

Теперь, под личным рентгеном Тимура, который легко пробивается сквозь тонны загонов, непонятных установок и самовнушения, Арсений признаётся самому себе: да он просто, как наивный школьник, поверил, что встретил свою судьбу, что это была та самая, как в книжках, любовь с первого взгляда.

— Да просто поверил в новогоднее чудо, — признается он с натянутой улыбкой.

Тимур медлит, потом усмехается и доверительно хлопает его по плечу.

— Ну, до Нового года еще есть время, да? Плюс мы празднуем Рождество.

— Не… — Дыхание отчего-то перехватывает, приходится откашляться. — Не обнадеживай меня, ладно? А то еще поверю.

— А иногда стоит поверить. Но, слушай, если совсем серьезно, ты же знаешь, что чудес не бывает. Большой мальчик уже. — Он по-доброму подмигивает. — Это дети верят в чудеса, а взрослые создают их сами.

Эти слова прочно заседают в голове, и Арсений не перестаёт обо всём этом думать, даже когда берет себя в руки и присоединяется к компании. И с этим маленьким огоньком надежды становится намного легче улыбаться.

Парни всё-таки уговаривают его присоединиться к заезду, Тимур лично вручает ему ключи от любимой Порше и оскорбленно отмахивается от заверений, что Арсений заплатит за аренду.

— Парни! — весело окликает Тим перед началом и вскидывает руку, в которой зажато что-то небольшое. — А чтобы было интересно, победителю приз!

— Что это такое? — ржет кто-то.

— Очень ценная вещь, таких в стране всего… одна.

Под общий смех все расходятся по машинам.

Серебристо-синяя красавица гулко урчит мотором, когда Арсений выезжает на старт, легко поддается управлению. Даже, пожалуй, слишком легко: он привык к более мягкой подвеске, чтобы плавно разгоняться и скользить по дороге, но для гоночной машины это, ясное дело, не лучший вариант.

Он ждет, пока остальные подъедут, и понемногу чувствует подступающий азарт. Не обязательно быть большим фанатом гонок, чтобы любить и уважать их, как спорт или как хобби. Арсений любит водить плавно и неспешно, перемещаться по городу, наслаждаясь дорогой, — но любит и высокую скорость, когда весь мир вокруг сливается, как в калейдоскопе, и все мысли сужаются до дороги и железного коня в твоих руках.

Старта всё нет; Арсений поглядывает в боковое зеркало и далеко не сразу понимает, что столпотворение окружило какую-то новую машину — до этого ее точно не было. Либо кто-то только что пригнал из гаража, либо это опоздавший гость. Арсений быстро перебирает в голове возможные варианты, но это не очень помогает — Тимур мог приглашать кого угодно из своей компании, и не только связанных с Вайтмун.

Наконец загораются первые сигнальные фонари. Арсений стоит примерно в середине — лучшая позиция, но он не планирует совсем сходить с ума и гнаться за первым местом. Всё-таки опыта, да и навыков, у него сравнительно мало, и сейчас важнее остаться целым самому и не повредить машину.

Когда наконец звучит третий сигнал, все разом срываются с мест, и из-под десятков колес в воздух взметается снег. Арсений всё ещё помнит свой восторг несколько лет назад, когда он узнал, что гоняться можно даже зимой, и это даже веселее, но и куда сложнее — снег обеспечивает очень хорошее скольжение, и на поворотах нужно быть втройне аккуратнее.

Они едут по средней трассе — два с половиной километра, — и Арсению даже удаётся обогнать пару соперников, когда ему на хвост садится та самая неизвестная машина. Беглого взгляда в зеркало заднего вида оказывается достаточно, чтобы мигом понять, что ее точно не было до старта, иначе бы ее долго обсуждали.

— А ты еще кто такой? — проговаривает Арсений вслух, расплываясь в шальной улыбке.

Будто в ответ, лакированный черный Форд Мустанг подмигивает ему фарами и идет на обгон. Арсений хмыкает — вызов принят — и жмет по газам.

Вообще-то он далеко не азартный игрок, не профессиональный гонщик и не идиот. В обычном состоянии. Но сейчас его взяли на слабо (во всяком случае, так ему показалось), а это повод устроить…

Он резко притормаживает и дергает руль, чтобы не врезаться в соперника на Мазде, которого заносит на снегу. Все участники, идущие впереди него, стремительно отрываются от оставшихся в хвосте, и Арсений матерится сквозь зубы, переключая скорость. В последний момент он успевает вырваться вперед быстрее Мустанга, который почти объехал его.

Поворот — Арсений обгоняет ярко-красную Ламбу — снова заход на поворот…

Он уже как-то катался на этом треке, причем то была самая протяженная конфигурация — на четыре километра. Но тогда он совершенно не стремился ничего занять и просто ехал в своем темпе, поэтому не особо обращал внимание на сложность.

— Сука, — цедит он. Не справится. Рисковать из-за такой ерунды — последняя глупость.

Арсений снова бросает взгляд в зеркало — Мустанг продолжает ехать за ним и почему-то не пытается обогнать, хотя мог бы. А впереди еще более сложный участок. Всего три машины, но обогнать их уже не получится — не без риска.

Сцепив зубы, Арсений чуть отклоняется вправо и поворотником дает Мустангу знак обгонять его. Секунда промедления, и тот выезжает вперед.

Когда они равняются, Арсений с любопытством косится в бок, надеясь разглядеть водителя, но видит только темный силуэт в шлеме. Блять, а он сам про шлем как-то не подумал, хотя видел же, что некоторые надевали… Еще один бонус ему за умение вовремя остановиться — и жирный плюс в список причин, почему он не может считаться даже любителем.

Мустанг вырывается вперед и исчезает за поворотом, унося с собой весь азарт. Арсений даже расслабляется и совсем сбавляет скорость до человеческой, без проблем позволяя еще паре отчаянных участников себя обогнать. Сам же он наоборот ловит себя на ощущении, что лучше бы гонка не заканчивалась вовсе, и он продолжал несколько часов ехать по бесконечной зимней трассе, слушая мерное урчание мотора.

Он приезжает к финишу даже не последним, а победители только выходят из машин. Всеобщее внимание привлекает к себе открывающаяся дверь Мустанга. До остальных Арсению, как и большинству присутствующих, нет дела.

— Крутой заезд, брат! — говорит ему Тимур подходя ближе и протягивая раскрытую ладонь. — Давно гоняешь?

Ответа Арсений в общем гуле разговоров и подъезжающих последних машин не слышит. Но заинтересованно подходит ближе, против воли залипая на длинные ноги в джинсах в облипку. Это парень — в чем Арсений почему-то и не сомневался, как чувствовал, — но больше ничего не понятно, потому что он остаётся в шлеме, у которого только приподнял стекло.

Почему-то кажется… Эта мысль даже не до конца формируется в голове — настолько она нереалистичная, и всё-таки…

— …Никогда не видел такой скорости у Мустанга! — доносится обрывок вопроса.

Парень пожимает плечами. Теперь, подойдя ближе, Арсений слышит его голос:

— Его мой батя собирал.

Раздаются уважительные присвисты, кто-то хлопает гонщика по плечу. Арсений не подходит ближе — стоит в сторонке, сложив руки на груди и внимательно изучая незнакомца. Голос грубый и хрипловатый, как будто он долго орал, но если подумать… Да нет, не может такого быть!

— Что ж, парни, у нас есть победитель, — объявляет Тимур и, довольно ухмыляясь, протягивает гонщику что-то небольшое. Арсений приглядывается. — Фирменный брелок Вайтмун, такие появятся в продаже только летом.

— Вау, — выдыхает парень, кажется, с искренним восторогом. — В смысле… Не надо, я же вообще просто так!..

— Бери-бери! — Непреклонным тоном повторяет Тимур. — Ты победил, значит он твой, раз я обещал. Да и он стоит копейки, это так, на память. Как зовут-то тебя?

Парень невнятно отмахивается, но тут кто-то из девчонок сообщает, что кухня всё приготовила и можно отправляться ужинать, и в ответ раздаётся всеобщее улюлюканье. Арсений мотает головой, прикусывая улыбку, — он привык есть мало и никогда не соответствовал стереотипу про вечно голодных мужиков.

Пока все расходятся, он продолжает стоять и внимательно смотреть на гонщика с Мустанга, — и тот почему-то тоже стоит на месте, болтая в руках брелок. Сверкающий и полупрозрачный, похожий на ледышку белый полумесяц.

Почувствовав на себе взгляд, парень поднимает голову, — и Арсений крупно вздрагивает всем телом. Может быть, он просто выдумывает, просто видит желаемое вместо действительного, но… И он так и не рассмотрел цвет глаз, но цвет не важен — его и сейчас толком не разглядишь, освещение же не дневное, — но не узнать его Арсений просто не может.

Он сглатывает и медленно подходит ближе. Замирает в паре шагов, продолжая рассматривать глаза и брови — единственное, что видно под надетым шлемом. А кудряшки спрятал?..

— Привет, — выдыхает Арсений.

Парень дергается и неловко протягивает ему ладонь.

— Привет, — проговаривает он негромко. Да, голос ниже и более хриплый, но всё-таки узнаваемый. Арсений облизывает губы, чтобы не начать улыбаться. — Ты здорово шел. Почему уступил?

Арсений сам не знает почему. Он ненавидит фразы «победила дружба» и «главное — участие», потому что они лживы и никого не утешают, но сегодня ему и правда было совсем не важно победить. Да он бы и не смог — здраво оценивает свои навыки.

— Я не профи, — так и говорит он, пожимая руку парня и задерживая прикосновение куда дольше приличного. — Не стал рисковать.

Антон… Гонщик многозначительно ведет бровью.

— Ты всегда такой осторожный?

— Нет, — тут же отзывается Арсений и гулко сглатывает. — Если речь не идет про жизнь и смерть, я люблю риск. Адреналин. Нарушение правил.

Он снова облизывает губы, на этот раз медленнее, и буквально чувствует на них горящий взгляд.

Если Арсений в чём-то сомневается, но очень хочет принять конкретное решение, он говорит себе: смотри, Попов, вот в этой точке ты твердо решил, что тебе это нужно, так что не смей потом ни о чем жалеть!

Как ни странно, ему не приходится напоминать себе об этом, стоя на коленях в комнате отдыха и вжимаясь носом в чужой лобок. Потому что какие вообще могут быть сомнения?!

В его волосы вплетаются длинные пальцы — те самые, о да, он уверен! — а в плечо больновато утыкается край брелка, который парень — Антон — даже не успел убрать в карман.

Арсений любит делать минет только тем парням, которые ему нравятся. А тут просто ебаное сумасшествие с первого взгляда, - так был ли у него выбор?

— Давай, еще немножко, я… Блять, Арс!

Арсений активнее двигает головой, самодовольно хмыкнув. Не потому, что ему льстит такая похвала, а просто потому, что своего имени он, на минуточку, не называл.

Пальцы предупреждающе тянут его за волосы, и Арсений отстраняется, чтобы довести до оргазма быстрыми и твердыми движениями руки. Антон скулит и сильнее цепляется за его плечо, едва не заваливается набок и только за него и удерживается. Арсений улыбается совершенно неконтролируемо, потому что его снова затапливает нежностью, и даже теснота в собственных штанах не мешает это ощущать.

Он потихоньку поднимается на ноги, бережно поправляет чужое белье, джинсы, затем застегивает их, затягивает ремень. Ох уж эти джинсы… Так аппетитно подчеркивают задницу, что одним минетом ограничиваться обидно, но они же теперь не будут друг от друга бегать, правда?

Арсений медленно ведет ладонями вдоль расслабленных рук, всё ещё облаченных в черную кожу, притормаживает на плечах, скользит на шлем и тянет его наверх, потому что, блять, он успел дважды облапать симпатичного парня и один раз довести до оргазма, но так его и не поцеловал!

Он собирается пошутить на эту тему, но не успевает: Антон, издав какой-то непонятный сдавленный звук, буквально выскальзывает из его объятий и стремительно уносится прочь, оставляя в руках растерянного Арсения только свой шлем.

Нормально посмотреть ему в лицо тот не успел, зато отлично разглядел коротко стриженный затылок и теперь тупо смотрит прямо перед собой.

Неужели это всё-таки был не Антон?.. Плевать на приличия, можно списать на всё тот же адреналин, если вдруг возникнут вопросы, но… Арсений же не идиот и давненько ходит с идеальным зрением, а со слухом и вовсе никогда не было проблем! Неужели он мог ошибиться?!

А всё Тимур со своим новогодним чудом.