Зак обозначает улыбку глазами, неровную и несмелую, оттягивает ворот робы нервно, умело уводит взгляд.

– Я, возможно, совсем немного наебал принца, – чистосердечно сознается, панически. – И умотал спасать тебя без него.

Джаст, до этого момента отстраненный и безмятежный, давится вдруг слюной. Кашляет в кулак неловко, делает очень хмурое мрачное лицо, какое обычно бывает у врачей, прежде, чем они произносят вслух страшный диагноз.

– Ты, возможно, будешь совсем немного мертв, когда мы его увидим, – осторожно сообщает он со всей возможной серьезностью.

У Зака напряжённые плечи опускаются безнадежно.

– Я знаю.

Они буквально заточены прямо сейчас в Кипящей скале – одной из страшнейших тюрем народа огня. Им вообще невероятно сценарически феерически повезло хотя бы в одной камере оказаться, с учётом всего.

Но, знаете. Возможно, Зак бы предпочел остаться здесь навечно, а не попасться в руки разъяренному Алфедову позже. Джаст горестно хмыкает и хлопает его по плечу от души, в молчаливой поддержке: мол, мы в одной лодке, приятель, я с тобой. А потом они рассматривают друг друга секунд пять и заходятся беспричинным хохотом.

– Ты лох!

– Кто бы говорил!

Зак лицо в ладони убирает, потом нос и рот в сгибе логтя прячет, утирает пальцем свободной руки глаза, слезящиеся от смеха. Носом втягивает воздух, а ртом выпускает, по всем заветам дыхательной гимнастики.

– Что делать-то будем? – светски интересуется, проводя ногтем по шершавой стене и собирая под него пыль.

Джаст, наблюдающий за его действиями, брезгливо морщится. Вздергивает нос, отворачивает высокомерно так, насмешливо.

– Ты – не знаю что. А я останусь в живых, я полагаю.

– Алфедов сломает тебе нос, – уверенно делает ставку Зак, хмыкая.

– Алфедов сломает мне сразу обе ноги и руки, чтобы «не убежал опять и не нашел себе приключений на жопу», – передразнивает Джаст, дергая торчащую нитку на своей робе. Чистый ребенок.

– Он не говорит слово «жопа», – сомневается Зак.

– Ты его не знаешь, – настаивает беспечно Джаст. – Он нас двоих с ног до головы обматерит, да так, что ты новые слова выучишь. Советую за ним записывать, кстати.

– Пальцем на пыльном полу?

– Кровью у себя на лбу.

Они… действительно как будто бы не виделись вечность. Духи, ведь и правда прошли многие годы с их беспечных странствий и откровенно неуклюжих и смешных попыток соревноваться в колкости. А ведь тогда подобные ситуации, когда они оба, дураки, сидели в безвыходном положении и огрызались друг на друга, случались гораздо чаще.

– Напиши ты мне, – просит с улыбкой Зак.

– С чего бы? – Джаст презрительно кривит губы.

– Ну, я буду мёртв.

Джаст закрывает глаза. Открывает. Выговаривает медленно:

– Имеет смысл.

Они вынуждены находится вместе в тесном помещении какой-то неопределенный срок и то, о чём они говорят – кровь и смерть от рук лунного принца. У Джаста в груди скользкое вокруг ребер ползет, течет и капает. Зябко отчего-то становится. Он складывает подбородок на колени, чуть сутулится, уменьшаясь в размерах. На его лице след усталости – более глубокий, чем обычно.

– Знаешь, а я не помню твоего лица, – внезапно откровенничает как-то тоскливо. Трёт ладони друг о друга – от них струйка дыма вьётся.

У Зака взгляд очень сложный, как будто он пытается посчитать, мог ли Джаст сойти с ума за время своего нахождения здесь. На нем эта маска совершенно дурацкая – даже сейчас! – хотя раньше, помнится, он часто снимал ее и откидывал прочь невзначай. «Жарко», – пояснял, и Джасту оставалось кивать заторможено только.

– Я прямо перед тобой, – осторожно напоминает Зак-не-мираж.

– Знаю, – Джаст откидывает голову назад надорванным кричащим жестом. Считает на потолке трещины и сбивается на третьей. – Расскажи.

Не глядя, он чувствует, как к нему ближе придвигаются, трогают горестным растерянным жестом за плечо. Он бы отпихнул, как обычно, капризно, но не хочется что-то.

– Рассказать о чём?

– О приключениях своих, – Джаст делает паузу. – Как там изобретения? Как там Алфедов?

Боязливо сталкивается с чужими глазами и видит, что Зак маску приспустил просто чтобы улыбку показать. Читает по его лицу: «Соскучился, значит!»

Отвечает вызовом: «Ничуть!»

Джаст – странник. Ему бы ввязаться в драку с бродягами, поджечь бы забавы для лагерь племени огня, собирать бы на себя пыль дорог и дышать бы воздухом улицы и свободы, таким, что не осквернен ещё духотой городов. У Джаста нет дома.

И все же…

Зак закатывает глаза, и это оскорбительно. Вздыхает после этого ещё, точно родитель над проделкой нерадивого дитя. Кладет свойски руку Джасту на макушку и придавливает к себе. На колени его голову роняет. В этих действиях нехитрых скользит какая-то бережность и нежность, такая, что и отбиваться стыдно.

Но Джаст вредничает и отбивается, нарывается на лёгкий подзатыльник, прежде чем покорно поджать губы и затихнуть. Жмурится и позволяет плечам содрогнуться от волны мурашек, следующей за касаниями. Он чувствует, как Зак осторожно расчёсывает пальцами его волосы, аккуратно распутывает узлы, слегка оттягивая пряди до боли.

– Не дергай, – огрызается.

– Не выебывайся и слушай, как я случайно чуть не уронил скалу на дворец, но сумел спасти ситуацию, следуя правилу «клин клином»!– отрезает Зак.

– Ты что.

Джаст дёргается и коротко скулит от боли – от его телодвижений страдают волосы. Зак шипит досадливо, шлёпает его по макушке, веля улечься спокойно.

– Помолчишь секунду и узнаешь.

– Ну?

– А что, «ну»? – Зак смеется чуть нервно. – Начнем с того, что я экспериментировал…

– А, ну ясно, – Джаст хихикает в кулак, но поспешно замолкает после очередного подзатыльника.

– Ещё раз перебьешь, и я вообще рассказывать не буду!

Молчание и сопение являются достаточно красноречивым знаком того, что Джаст все принял, осознал и готов обратиться в смирение. Зак ни секунды не верит, но со вздохом свою повесть всё-таки заводит.

Джаст смеется под конец, и никакие угрозы его уже не берут.

– Подожди, то есть тест твоей «супер-дупер-ахренительной-мощной ракеты 3000» провалился, и ты, чтобы спасти положение, запустил ещё одну? – издевательски спрашивает он.

Зак очень обиженно спихивает его со своих колен и отталкивает к стене. Это такое молчаливое «иди нахуй». Джаст не обманывается – маски нет, и он может видеть, как уголки губ дёргаются в попытке скрыть веселую улыбку.

– Да ладно тебе, – примирительно поднимает руки он. – Я считаю, что это должно было быть потрясное зрелище!

Зак быстро меняет гнев на милость и поворачивается к нему с горящими глазами.

– О, да, если бы ты только увидел это! Это-...

Дверь открывается. Это стражники, принесшие с собой нечто отдаленно напоминающее человеческую еду и забравшие заодно все тепло с собой, подобно дементорам. Джаст сверлит тяжёлым взглядом их, а Зак – растерянным взглядом Джаста.

Веселье точно волной смывает, они сидят в оглушительном молчании ещё полчаса после этого. Зак царапает бесполезные палочки на стене. Открывает рот. Закрывает. Открывает:

– Ну, – маскирует кашлем сухость в горле. – Тебе ещё чего рассказать?

У Джаста нет дома. Нет с тех самых пор, как он отрекся от родных земель.

Джаст сцепляет руки за головой.

Зак и Алфедов. У него есть Зак и Алфедов.

– О доме, – решает он. – Я хочу поговорить о доме.