2. Чудеса

– Я отрежу тебе ноги пилой, – подумав, обещает решительно Клайд.

Улыбка у Кактуса застенчивая, как будто бы виноватая, руки невинно в карманы засунуты. Можно поклясться, что там он прячет ещё больше барахла.

– Отпилишь, – поправляет он солнечно, вокруг его глаз собираются маленькие морщинки.

– И заткну тебе рот обязательно, – Клайд вовсе не звучит мстительно, нет.

Просто, знаете ли. Иногда хочется банально пожить размеренной жизнью купца из Царства Земли: продавать днём овощи, а вечером практиковать тайком покорение у себя на заднем дворе, с опасливой оглядкой – а не поймают ли? Никаких тебе загадочных знакомств, невероятно странных людей или слов, никакого Кактуса с его сомнительными друзьями, лица у которых каждый раз разные.

Клайд любит приключения, конечно. Он частенько провоцирует конкурентов, дразнится, смеётся, нарывается на драки. Балаган и веселье на базаре его верные спутники; чего только стоит легендарное представление с самим аватаром в главной роли! Но это другое, это нечто, что он может контролировать и предсказать, что он понимает.

Кактуса понять сложно. Его компаньонов – тоже. Например, Клайд едва чувств не лишился, когда увидел, что надоедливый знакомый за шкирку целого правителя притащил, который – о ужас! – был не против, к тому же. А после подобного шокирующего события слухи донесли до него информацию о том, что двое полудурков отпиздили и спиздили генерала огненной армии.

Между их визитом и этой новостью не было никакой связи. Конечно нет. Просто Кактус хвастался потом эксклюзивными сувенирами, «полученными в подарок от важной шишки, во время странствих по землям народа огня».

Поэтому Клайд взывает мысленно ко всем известным ему духам, умоляя, чтобы в этот раз этот проныра явился хотя бы один.

– Я сегодня сам по себе, – Кактус словно мысли его читает. Радостный такой в комнату проходит и свойски кидает свою тяжеленную сумку на пол. – Я планировал познакомить тебя кое с кем, но у него появились проблемы с законом.

– Да ну? – Клайд независимо отворачивается и решает продолжить готовку, от которой его ранее оторвал требовательный стук в дверь. – Только появились?

Чужая заминка уже красноречивее любого ответа. Кактус мычит, тянет время, невинно ковыряет пол носком.

– Ну, – смеется. – Ладно, просто в этот раз его поймали.

– Какое облегчение!

– Эй! Ты на чьей вообще стороне?

«На стороне тишины и покоя», – хочет огрызнуться Клайд, но вместо этого гордо молчит. Кактус обиженно губы дует. Безрезультатно – на него даже не смотрят. Тогда он меняет тактику и, вместо бессмысленного торчания посреди комнаты, вмиг сокращает между ними расстояние и, хлопая глазами, начинает с интересом наблюдать, как хозяин кромсает крохотным ножом продукты.

– Я сейчас ткну тебя в глаз, – предупреждает Клайд, на миг замирая.

– Покупаю пощаду за нормальный инструмент! – мгновенно реагирует Кактус.

И, что ж. Глядя на старый-престарый ножик, Клайд попросту не может отказаться.

– Добавь к этому поддержание дистанции и соблюдение личных границ, и я согласен.

Кактус сияет. Скачет к своей сумке, открывает ее торжественно и потом ещё минут пятнадцать раскидывает всякий мусор по полу, в ярых поисках чего-то. Клайд аж оборачивается с сомнением, не дать ли отмену, пока его убежище не стало натуральной свалкой. Но в момент, когда он уже хочет крикнуть, что передумал, Кактус победно вскидывает руку и несётся к нему.

– Нашел! – кричит.

– Молодец, – говорит Клайд.

– Спасибо, – говорит Клайд.

– Чуть не убил ты меня сейчас от радости? – уточняет Клайд.

Кактус неловко чешет затылок, медленно и осторожно кладя нож на стол. Делает два широких шага прочь от него и поднимает виноватым жестом руки.

– Я не специально.

– Если бы это было специально, ты бы был вышвырнут на улицу ещё пять секунд назад. А через минуту в тебя прилетели бы шмотки твои.

– Ты меня не любишь, – категорично складывает руки на груди Кактус.

– Скажи спасибо, что я тебя терплю, – Клайд, не глядя, кидает в него жопкой помидора и возвращается к кипящему на огне блюду.

Кактус оскорблен, но все ещё помнит, кто здесь гость, ещё и непрошеный, поэтому грустно возвращается к своим завалам и начинает творить порядок. Хочется избежать самодовольства, да не получается, и Клайд все же удовлетворенно хмыкает.

Вместе они ловят какое-то пятничное спокойствие, рутинный край, приевшийся порядок действий, совершаемый обоими, когда Кактус заваливается на порог. Впервые произошло это не так давно, но со всем головокружительным безумием, что случилось после, кажется, будто бы прошло несколько лет.

Знал ли Клайд, что безобидный странник с жалобным лицом окажется той ещё пронырливой паскудой, иногда использующей его дом, как штаб-квартиру? Нет, конечно же. Знал ли, что подозрительная стража тоже станет у него частым гостем из-за этого? Понятия не имел. Жалеет ли, что впустил тогда бродягу в дом?

Ну…

Клайд ставит перед Кактусом тарелку с похлебкой и мстительно наливает себе в два раза больше. Замечтавшись, заглядывается невольно на его лицо. Думает внезапно, что нет.

Нет, не жалеет.

У Кактуса на щеке пятно грязи, едва-едва в тусклом свете заметное, волосы давно немытые, сальными прядями. От него пахнет пылью, дорогой и потом. Его лицо в игривых бликах свечей каким-то неправильно острым кажется, изможденным, и только густая неровная борода скрывает эту угловатость. В одежде он приходит всегда походной, нейтральной – такой, чтобы по ней понять нельзя было, откуда он родом.

А глаза у Кактуса синие и глубокие, и от этого Клайд иногда размышляет, может ли он быть покорителем воды. Все же игривый азарт, что частенько плещется в его взгляде, живо напоминает беспощадную стихию во время бури.

Деталь за деталью, день за днём, примечание за примечанием, Клайд привык. Стал в гул ветра вслушиваться – не донесётся ли стук от двери, веточка странника? Место специальное, что изначально готовилось на раз, не убирал особенно больше, прятал по необходимости только. Ждал. Определенно ждал.

Это все его, Кактуса, грязные трюки. Магия его проворства, тонкость намеренных улыбок, лёгкость и небрежность жестов (быть может, он чудом выживший маг воздуха под прикрытием?). И фокус его безделушек.

Когда он пришел в первый раз, он сказал:

– Я не могу оставить без должного внимания вашу доброту и гостеприимство, я должен отплатить вам хоть чем-то. Вы любите диковины?

В третий он уже нагло пихал его в бок и орал:

– Зацени что ещё есть!

Клайд… чувствовал себя особенно в каждый из разов. Стоило Кактусу нацепить свою загадочную ухмылку и потянуться пальцами к заветному карману бездонной сумке, сердце замирало в странном предвкушении.

Это красиво, всегда красиво, даже теперь. Чарующе. Кактус обыденно ещё понижает до полушепота голос, и начинает истории вешать, о том, как заполучил драгоценное кровью и потом, и длинным путем и борьбой. Рассказчик из него такой себе: повести выходят сбивчивыми, обрубленными, эмоциональными чересчур. Но Клайд ведётся. Хихикает, кудри свои от испанского стыда во все стороны тянет, но ведётся, стоит явиться на свет очередной, казалось бы, бестолковой вещице.

– История делает их особенными, – частенько нравоучительно размахивает указательным пальцем Кактус, видя на лице Клайда замешательство от собственный эмоций.

– Ты просто колдун ебучий! – трясет головой Клайд.

Кактус глаза закатывает и смеется. Сегодня его похлёбка стынет, недоеденная. Сегодня он какой-то непривычно и тревожно покорный. Сегодня он не заваливается на свою лежанку, как довольный жирный кот.

Он очень внимательно ищет взгляда глаза в глаза, и его игривость смягчается.

– Так как я вынужден буду просить у тебя одолжения в этот раз, я попрошу тебя выбрать особенный подарок, – говорит он, и его серьезный голос непривычно льется в уши, чарует.

У Клайда уже ящик целый всяких ценных и не очень вещиц. Многое из этого хорошо и дорого бы продалось, но он продолжает хранить всё у себя, присыпая бережно соломой.

Наверное, самое особенное среди этого особенного не выбрать.

– Давай сначала одолжение, – пораскинув мозгами, просит Клайд, смаргивая сонливую таинственность момента.

Кактус жуёт губу и смешно выплёвывает изо рта бороду. На миг разрывает зрительный контакт, но все без боя сдается со вздохом.

– У меня нет напарника рядом сегодня, и мне нужно провернуть дельце, с которым один я не справлюсь, – вкрадчиво выговаривает он, будто бы следя за реакцией Клайда.

Клайд внезапно, даже для себя, усмехается. Откладывает ослепительно и неестественно сияющее кольцо в сторону, рассматривает кучку вещей.

– Ты возмутительный нахал! – вздергивает подбородок. – Так злоупотреблять моим безграничным терпением, не совсем ли уж наглость?

– Нет, я… – Кактус впервые говорит импульсивно, прежде, чем думает, и Клайд от этого в детском восторге.

Он властно машет рукой, пресекая всякие возражения. Величественно выдерживает паузу, со сладкой радостью отсчитывая секунды. А потом:

– Как ты смел не предлагать мне участие во всяких аферах раньше? Я сколько ещё должен был бы ждать, если бы твоего товарища не повязали?

Кактус не моргает. Потом моргает. Потом мотает головой из стороны в сторону и невольно усмехается. Пользуясь его растерянностью, Клайд тыкает пальцем в его грудь.

– Сегодня я тебя беру, – заявляет.

Кактус немного отмерзает. Тянет более устойчивую улыбку.

– Правда? Я, конечно, лучший подарок, но я ведь тебе не нравлюсь.

Вместо ответа Клайд бесцеремонно хватает его руку, вытягивает на ней указательный палец и тыкает ей в себя.

– А ты меня бери, – говорит твердо. – И тогда мы обязаны будем вернуться сюда свободными людьми и не попасться в руки народа огня.

Кактус примеряет на себя непривычную для него задумчивость. Глядит в окошко на небо, но видит только грозные облака. Обречённо хохочет и падает на пол, раскидывая руки в стороны.

– По рукам.

Содержание