༻❀✿❀༺

Следующим утром обнаруживается, что кофеварка сломана, так что Йен покупает кофе по дороге в магазин, как понтовый нортсайдовец, идущий на какую-то модную престижную работу. Это в определённом смысле весело, и он не чувствует укола вины — в настоящий момент «беличий фонд» в банке так велик, что крышка едва закрывается. Он может позволить себе кофе. Чёрт, может быть, он даже купит новую кофеварку, вместо того чтобы ждать, пока Лип починит старую, а Карл попытается взорвать её.

Микки в кои-то веки приходит вовремя, но они едва успевают кивнуть друг другу перед утренним наплывом покупателей. Старшеклассники появляются, чтобы забрать свои корсажи, и пока Йен рассчитывает их, то видит, как Микки втихаря отпивает его кофе и передёргивается в гримасе отвращения.

— Господи, Галлагер, ты о сахаре слышал?

— О, прости, я не поинтересовался, как ты предпочитаешь, прежде чем купить себе кофе.

Йен изо всех сил старается не улыбаться, но когда украдкой бросает взгляд на Микки, то видит, как тот кривит губы.

— У тебя какие-то проблемы с тем, как я это предпочитаю? — задаёт вопрос Микки.

Слова достаточно невинны, но намекающая ухмылка на лице парня выдаёт его. Оказывается, флирт Микки очень даже к лицу. Йену нравится.

Ему бы ещё больше понравилось, если бы на них было меньше одежды и они не были окружены подростками, спорящими о том, кому достанется золотая лента, а кому — белая.

Как только старшеклассники определяются с лентами, все они поголовно хотят сфотографироваться с Мини, прежде чем уйти. Йен игнорирует тот факт, что Мини, кажется, облизывается каждый раз, когда один из них наклоняется слишком близко.

Микки, похоже, не обманулся.

— Клянусь, эта штука выросла за ночь дюймов на шесть, — говорит он, подозрительно косясь на Мини.

Йен усмехается, но бросив неловкий взгляд на растение, думает, что Микки, возможно, прав. И это тревожит.

— Если так пойдёт и дальше, тебе придётся его переименовать, — говорит Микки.

— Вот ещё, просто будем считать, что это всё равно как называть большого парня Крошкой*, — отшучивается Йен. Микки хихикает.

* Распространённый подход к придумыванию прозвищ — намеренно «охарактеризовать» человека не присущей ему чертой, проявив таким образом иронию. Назвать Мелким здоровяка, Коротышкой – высокого, а лысого – Кучерявым.

— Эм, ты можешь сфоткать всех нас с этим растением? — спрашивает одна из девушек у Йена. Он берёт её телефон, неловко переминаясь в ответ на полуоткрытую улыбку, которую ему дарит Мини, демонстрируя все шипы внутри стручка.

— Расскажите своим одноклассникам, — кричит им вслед Микки, когда они уходят. Йен поднимает брови, и Микки пожимает плечами. — Что? Это называется сарафанное радио, чувак.

— Ха, я и не знал, что ты получил степень по маркетингу, пока сидел в колонии, — иронизирует Йен.

— Мог бы, если бы захотел, — отвечает Микки. — В любом случае, это всего лишь продажи. Ничем не отличается от всего остального, что я когда-либо толкал школоте.

— Ну, разница всё же есть, — возражает Йен. — Цветы делают людей счастливыми.

— Наркотики делают людей счастливыми. На какое-то время, — Микки продолжает спор. — В любом случае, какое тебе дело, как я зарабатываю деньги?

— Разве тебе эта работа не больше нравится?

Микки склоняет голову набок.

— Эх. Платить подоходный налог — отстой.

Йен молчит, и через минуту Микки вздыхает.

— Да нормальная работа. Кроме той херни, что я за неё огребаю.

— Не могу себе представить, чтобы ты вообще мог от кого-то огрести. По любому поводу, — не подумав, ляпнул Йен.

Рот Микки кривится.

— О. Серьёзно? Ты так думаешь? — спрашивает Микки. — Думаешь, мой папаша хочет, чтобы его сын работал в каком-то гейском цветочном магазине вместо того, чтобы честно зарабатывать на жизнь, продавая товар? — фыркает он. — Анютины глазки.* Хуже всего, что он даже не поймёт, в чём тут юмор.

*В оригинале — pansy: «баба», «слабак», «педик», «гомик» и т.п., но ещё и «анютины глазки» (цветок). Думаю, Микки говорит о том, что для его отца «pansy» имеет лишь одно значение и он понятие не имеет, что это ещё и цветок (что вполне подходит к названию флористического магазина).

— И это самое худшее? — говорит Йен.

Микки бросает на него красноречивый взгляд, и Йен понимает, что зашёл слишком далеко.

— Да пофиг. — Микки оглядывается вокруг. — Ты Шейлу утром видел?

— Пока нет, — отвечает Йен.

— Значит, сегодня ты открыл магазин. А вчера вечером ты же его и закрывал? — уточняет Микки.

— Ага, похоже, так. А что?

Микки хмурится.

— Если она не собирается нанимать кого-то, чтобы помочь, то не может соскакивать в разгар всего этого. Сейчас работы и для троих много, а для двоих уж точно завал.

— Ну да, — соглашается Йен, — э-э, может, мне ей позвонить?

— Думаешь, я знаю её номер? Да, чувак, позвони ей. Уже половина одиннадцатого, вашу мать!

Это довольно лицемерно для человека, который, как известно, приходит за несколько часов до закрытия, но владелец не Микки, а Шейла. Да и он по-любому прав. Филонить, когда у них не было клиентов, сильно отличается от филонить сейчас, когда всё, наконец, идёт хорошо.

Йен набирает домашний номер Шейлы. Только после пятого гудка она наконец берёт трубку, задыхаясь.

— Да, алло?

— Шейла?

— Да… Я имею в виду, это она!

— Эм, это Йен, — осторожно говорит он. — Мы просто хотели узнать, придёшь ли ты сегодня? Потому что день, вроде как, загружен.

Микки закатывает глаза, а Йен беспомощно жестикулирует.

— О! О, боже мой, Йен, мне так жаль! Просто Фрэнк... О! Я имею в виду… — Она замолкает.

Йен тупо смотрит на стену в течение секунды, пока его мозги встают на место.

— Фрэнк. Ты о Фрэнке Галлагере? Моём отце, Фрэнке? — спрашивает он. На самом деле, тот ему не отец, но Йен понятия не имеет, как ещё пояснить, кого он имеет в виду прямо сейчас. — Он что? — А кстати, когда он в последний раз видел Фрэнка?

— О, Йен, — оправдывается Шейла, — я вовсе не хотела, чтобы ты узнал об этом таким образом, честное слово.

— Узнал о чём?

Похоже, у него никак не выходит представить Фрэнка и Шейлу вместе в своём сознании, так что это не имеет никакого смысла, несмотря на то, что Шейла, похоже, думает, что он сам пришёл к какому-то выводу.

— Ну, Йен, твой отец и я… вместе, — говорит Шейла.

Микки делает «что, блядь, она там несёт?» лицо, но Йен разворачивается и игнорирует его, что не мешает слышать, как Микки раздражённо фыркает у него за спиной.

— Вместе, — повторяет Йен. — Как вместе в одном доме? Или…

— Как вместе друг с другом, в отношениях.

Это настолько нелепо, что Йен начинает смеяться, скорее от шока, чем по какой-либо ещё причине.

— Да ладно? — говорит он. — Я имею в виду, удачи?

— О! Спасибо, — произносит Шейла, задыхаясь, будто он их благословил или что-то в этом роде. — О, это так много для меня значит. Для нас.

— Так… ты сегодня не придёшь?

А сразу же после вопроса он должен задавить в сознании образы объяснений, почему её пребывание в отношениях с Фрэнком делает невозможным приход на работу.

— Ну, я не думаю, что мне стоит оставлять Фрэнка здесь одного, — говорит Шейла, — учитывая все обстоятельства. Не после того, как мы…

— Ладно, понял, никаких проблем, мы с Микки справимся, спасибо, пока, — выпаливает Йен так быстро, как только может, и заканчивает разговор, а затем бросает телефон на стойку. Он подумывает о том, чтобы пойти и хорошенько вымыть руки.

— А?! — вопрошает Микки, разводя руки в недоумевающем жесте, когда Йен поворачивается к нему лицом.

— Поверь, ты не хочешь этого знать. Так будет лучше.

— Ладно, хорошо, — сдаётся Микки. — Полагаю, нам достанется больше бабла. Но не вини меня, если к обеду нас затопчет толпа людей.

༻❀✿❀༺

У них действительно наплыв к обеду, но не такой большой. К тому времени, когда Микки переворачивает табличку и выходит, чтобы купить бутерброды, голова Йена кружится, а ноги убивают его. Он садится на табурет за кассой и опускает голову на руки.

Как только дверь за Микки закрывается, Йен чувствует прикосновение к своему плечу и подпрыгивает. Но это всего лишь Мини.

— Счастлив? — спрашивает она.

— Вообще-то не совсем. Это выматывает, мы не можем справиться только вдвоём.

Мини сникает.

— О. Я думала, будет лучше, если Шейла уйдёт, чтобы вы могли побыть вместе.

— Что? — говорит Йен, и знакомый ужас снова заползает в его желудок.

— Ведь Фрэнк тебя раздражал, разве нет?

— Фрэнк — это извечный бардак, никто не хочет его присутствия в доме, н... ты о чём? Что ты ему сказала? Что Шейла хотела…

— Я никому ничего не говорю, — произносит Мини так сладко. — Ты же сказал не делать того. Я заставляю что-то случаться. Для тебя.

Йен отстраняется, когда Мини наклоняет голову таким образом, который она, должно быть, считает очаровательным, и одаривает его своей колючей усмешкой.

Но он вынужден признать, что это не шипы. Это зубы.

— Мини, я уже сказал тебе, что не могу... — но, прежде чем успевает закончить, Микки возвращается, бросая Йену сэндвич и пакетик чипсов.

— Халапеньо*, — говорит Йен, глядя на пакет, хотя аппетит у него пропал. — Спасибо, они лучшие.

* Халапеньо – сорт овощного перца-чили.

Микки пожимает плечами.

— Да пофиг, чувак, это всего лишь чипсы.

И это заставляет Йена задуматься, заметил ли Микки, что они были его любимыми. Ещё несколько дней назад, когда он даже не был уверен, что Микки знает его имя, это казалось невозможным…

Йен бросает взгляд на Мини. Мини, которая может заставить что-то происходить, возможно, заставить людей делать или чувствовать что-то.

Она улыбается ему в ответ.

༻❀✿❀༺