И пока ты будешь гореть в аду, помни: бог любит тебя.

Помни, что господь всепрощающий. Что все грехи отпущены будут, что нет ничего невозможного. Пока спина будет жечь, пока будет рвать кожу до лихорадки, пока ты будешь пытаться шевелить крыльями, помни: направят тебя твои братья и сестры сквозь мглу, ибо воля Прайма такова.

Пока ты будешь корчиться в агонии, помни: это не просто так.

Сглотни слюну, закричи во всю глотку. Расскажи о своем несчастье и содри ладони в кровь об обсидиан.

Пока ты будешь мучиться, верь, что ты выживешь. Ведь зачем ты тогда страдал?

Бог даёт всем испытания по силам.

Ты скрипишь зубами, затыкая уши, лишь бы не слышать отголоски далёкого церковного хора. Кричишь, дабы заглушить молитвы. Не слушать гребаные советы от прошлого, не долбиться об стенку как когда-то. Не совершать собственных ошибок.

Ты снова заводишь тираду о том, что нельзя ни во что верить, перекрываешь ею свою беспомощность без опоры. Алфедов по ту сторону стены не реагирует, но что-то неслышно бормочет. Ты сдираешь костяшки да колени в мясо.

Секби говорит, это похоже на сброс кожи. Только вот ты здоров, исключая новые шрамы от недавнего "посещения", и ты не чертова ящерица: ты, к сожалению, человек. 

Ты — человек.

Давишь в себе крик задушенный от единой мысли.

Человек.

Не архангел, не ангел, не падший, не птица даже. Ты — букашка под ногами великанов. Даже ни в какое сравнение не идёшь — ты просто сраное, слабое позорище, которое может проиграть битву один на один едва убедившись в очевидном проигрыше. Даже отпора дать не можешь, потому что ты уязвим, ты ничего не можешь против лезвий и пуль.

И ты понял это только сейчас. Спустя два года хождений по земле, спустя тысячу смертей, только сейчас, в коробке с тиканьем часов ты наконец-то понял, насколько на самом деле в жопе.

Пока ты разрушаешь самого себя из-за горькой правды, помни: каждый может пережить своих предков.

По пальцам бежит разряд тока, заставляет остаться в реальности. Ты опускаешь израненные ноги в воду и слушаешь мерный гул электричества, рассказывающий хоть что-то о наружности. Чат радуется, что ты все ещё жив. Хоть кто-то этому рад.

На удочку ничего не клюет. Они окрещают тебя лохом, и тебе даже спорить не хочется. 

Лопатки пытаешься разорвать обкусанными ногтями. Чувствуешь кровь по спине, как она липнет к пальцам.

Кто-то останавливает тебя. Заливает в раны зелье исцеление, говорит: «ты просил не убивать тебя.»

Ты правда просил. Потому что бог рвет связи за непослушание.

Глупые привычки ворочаются на языке, но ты шепчешь: «Нет никакого Бога», и кто-то отвечает: «Конечно, нет».

Тебе выдают новую форму. Отставляют бутылек зелья. На день рождения дарят наковальню.

Всхлип уже не можешь сдержать, и потом начинаешь плакать; не в истерике, а просто. От усталости.

Истерики ты ещё дождешься. Когда тебе будут пытаться дозвониться по гарнитуре и говорить, что тебя нет в камере, что они не могут тебя найти. О, вот тогда ты успеешь поверить во все догмы и разувериться во всем другом. Вот тогда ты увидишь, как мир ломается. 

В бешено колотящемся сердце ты слышишь: бог любит тебя. В лучах ослепляющего, обжигающего света ты понимаешь, что ты прошел ад. Что ты жив, ты человек, и ты можешь пережить подобное.

Альцест улыбается тебе, а Алфедов спрашивает, все ли в порядке. Ники укрывает тебя на своей базе, Зак навещает с расспросами.

Ты заходишь на Сабшилд ради аудиенции, но попадаешь в храм к каким-то странным людям, читающим Поэму Края. Они спрашивают, ну как тебе, а у тебя в голове звенят вдруг другие заповеди. Вытесняют чужие, напоминают о фиолетовой, сломанной клетке.

Ты заглядываешь к Диамкею на службу, но застаешь там только Алоина, давящего клюкву между пальцев. Без выражения зачитывает какую-то молитву — словно атеист, впервые читающий священное писание.

Ты спрашиваешь Модди, как пережить это. И он говорит, что никак. Плыви, мол, по течению. Бог никого не любит. И ада никакого нет.

Раны затянутся, обиды не забудутся. Розы красные, фиалки голубые. Сахар тает на языке. Ты не чувствуешь сладости. Электричество сбоит. Фонари гаснут. Аптек не предусмотренно. В обсидиане заковано яйцо.

Это спираль, но у любой спирали можно найти центр. Можно просто ждать, пока воспоминание покинет поле зрения. Пока ток не пробьет дрожь и не вернёт в реальность.

Бога нет, и никто не полюбит тебя, пока ты не заслужишь этого.

И это правильно.