Если бы кто-нибудь, когда-нибудь спросил у Алоина, правда интересуясь его мнением, а не ожидая заготовленного ответа, что он думает, то он бы сказал, что в богов не верит. Ни в каких.

Ни в триаду высших, ни в Спрута, ни в Прайма. Ни в кого.

Закономерный вопрос следом, вероятно, был бы про Клюкву. И он бы ответил, что в Клюкву тоже. Только никто не спросит.

Своды церкви нависают над ним, давят обязанностями, которых он никогда не просил. Узы предполагаемой защиты стягиваются на пальцах — обвиваются вокруг кольца. У него словно вены чешутся и в глазах двоится от плохого кровообращения.

Диамкей улыбается, но Алоину больше не кажется, что он улыбается ему. 

«Мир удивителен через красную призму».

Глупо было верить, глупо было доверять. По запястьям разрезанным течет кровь, и дыхание перехватывает: «о, принцы, что ты с собой сотворил?»

Алоин возвращается в церковь, чтобы найти ответы. Чтобы понять, хоть как-то объяснить для себя, в чем смысл всего этого. Но среди алых витражей он лишь находит похоронный костюм. И решает, что с него, наверное, хватит.

У него достаточно времени — даже если оно утекает, с каждым тиком и кликом, с каждым вдохом, с каждым новым хвостом. 

Когда он наконец-то покидает вечные скалковые пещеры междумирья, Сабшилд встречает его своей вечной суетой. В ней просто затеряться, просто снова поддаться привычному быту. Осесть на краю зимы и представить, что никаких богов на самом деле не существовало. Что он все ещё не привязан на ниточках к чужим рукам, буквально к чужой душе.

Алоин думает, что, возможно, ему пора стать богом самостоятельно. Не снаружи — как мерзкая черта характера, а внутри. Для себя, для своего тела и разума. Заполнить собственными мыслями голову, а не дать витать чужим идеям.

Возможно, пора наконец-то прекратить быть щитом и мечом.

Возможно, пора начинать собственный путь.

Алоин выкидывает кольцо в холодный северный океан, и чувствует, как внутри лопаются струны, растекаясь жидким металлом озарения.

Пусть это будет его первым шагом.

До того, как шагать будет некуда.