Было холодно. Озноб мурашками бегал по спине под рубашкой, проходя аж до рыжего затылка. Карие глаза Игоря смотрели как-то слишком настойчиво, вгоняя в какие-то странные состояния. Такие тёплые, яркие, горящие глаза. Тот ещё ничего не сказал, но Серёжа уже пожалел, что Гром явился. Сейчас встреча с ним казалось какой-то неправильной, аморальной, глупой. В казино всё было иначе.
В казино после бутылки шампанского, словно и не сам вовсе, Серёжа отпускал кокетливые комментарии растрёпанному Грому. Сначала подобно сшитый на заказ, костюм с бабочкой, а позже полурасстегнутая рубашка отлично подчёркивали образ городского недогероя. Руки будто бы сами собой нежно гладили чужие костяшки при рукопожатии. Улыбка — острая, клыкастая, довольная — растягивалась по лицу в мгновение ока, когда глаза падали на высокого мужчину. Серёжа себя не контролировал настолько, что был уверен, что сладкие пузырьки как-то по-особенному вскружили голову. Было так легко и безмятежно, потому руки сами и летают, потому улыбка сама растягивается, потому глаза сами стреляют. И Игорь, на удивление, охотно отвечает, кокетничая и откровенно заигрывая одновременно. Однако Серёжа дистанцию держал. На все данные действия лишь губы сами скалились в непривычной улыбке и глаза порой весело закатывались. Мыслей не было. Даже об Олеге, который наверняка за всем этим наблюдал со стороны на правах телохранителя. И Олег действительно наблюдал. На следующее утро он упомянул это за завтраком. А Серёжа что? А Серёжа еле помнил этот вечер, хотя был не таким уж пьяным. Олег тогда скандал не устроил. Он вообще никогда их не устраивал. Был только очень серьёзный разговор про одного майора полиции и только. Очень глубокий, длинный разговор. У Серёжи таких сессий даже с его психотерапевтом не было. Олег был спокоен. Это спокойствие всегда передавалось и Серёже, потому он без зазрения совести признавался Волкову в любви, когда днём ранее, вроде как, подкатывал к другому. Серёжа не врал. Он вообще Волкову старается не врать. Даже в самых плохих ситуациях. Поэтому они всё обсудили, проанализировали, и Олег сделал какие-то выводы. Какие? Серёжу он в это не посвятил. Лишь бросил на него многозначительный взгляд и поцеловал в запястье. Знак доверия и принятия, ведь кто бы подпустил хищника так близко острыми клыками к синим венам? Только тот, кто доверяет и принимает. Они разделяют эти чувства на двоих.
Когда их с Олегом проблема казалась исчерпанной, возникла новая: за последнее время Птица начал чаще давать о себе знать. Зрительные и слуховые галлюцинации для него уже обычная тема, так что настораживало другое. Уже раза три за последнее время у Серёжи были провалы в памяти. Подобное не могло не пугать. Вроде только зубы перед завтраком чистил, а уже ты в семь часов вечера стоишь на пороге. Это могло означать лишь одно — Птица начал сам брать контроль над телом, когда ему это было нужно. Серёже это не нравилось. Вторая личность опасна, непредсказуема. Она могла навредить не только окружающим, но и самому Сергею с его многомиллиардной компанией. Обезумевшему существу, коим является Птица, доверять не стоит. Сергей ему и не доверяет, опасливо глядя новостную сводку по Питеру, выискивая с записи камер видеонаблюдения рыжее пятно. Не находил. Считал это везением. Ему выписали препараты. Теперь Птица появлялся только в его голове, что часто доставало, но было меньшим из зол. Птица в клетке не опасна, если не тянуть к ней пальцы. Серёжа и не тянул. Ему это было без надобности.
Больше Игорь Гром в их жизни не появлялся. До сегодняшнего дня.
Марго привычным доброжелательно-механическим тоном объявила, что некий полицейский хочет поговорить с ним о деле Чумного Доктора. Серёжа цокнул языком, думая, что лучше бы Олег был дома. До этого с оперуполномоченными разговаривал только он. Увидев уже знакомые черты лица со шрамом над бровью, Серёжа напрягся ещё сильнее. Птица в голове начал бесноваться в клетке, громко выкрикивая что-то нечленораздельное. Как не вовремя!
— Мне казалось, мы не успели договорить в прошлый раз, — немного с неловкой улыбкой протянул Игорь, подходя ближе к столу, за которым сидит Разумовский. Голос у Грома такой низкий, тягучий, с хрипотцой. Гласные немного тянулись, создавая заговорщический тон. — Так что я решил нагрянуть.
Серёжа совсем не вежливо уставился на него, не зная, что сказать. Щёки начали краснеть сами. Они с ним ещё и не договорили о чём-то? Где же Олег…
— Я не понимаю, о чём… ты, Игорь, — постарался чётко ответить он. Возможно стоило всё же обратиться на «вы», чтобы обозначить границы? Но в прошлый раз они говорили на «ты», так что к чему показушничество? Руки машинально схватились за край стола. Частый нервозный жест.
— Мне освежить тебе память? — уже как-то значительно увереннее продолжил Гром. С такого расстояния было видно, как у Грома зрачки бегают по натянутой, как струна, Серёжиной фигуре. Резко, заинтересованно… изучающе. Словно тот ожидает от Разумовского какой-то отмашки и уверен, что получит её в любой момент.
А Серёжа ведь искренне не помнит, на чём они там вообще остановились! И как ему об этом сказать?
— Я… эм…не думаю, что… — Серёжа старательно формулировал мысль в голове. Слова в предложение всё никак не хотели строиться. Птица словно специально заставляет вертеться на языке совсем не тому, что Серёжа хотел ответить. Как в раннем детстве тянет не те кубики с буквами, которые хочет Серёжа. Он тогда вредничал. Играл таким образом. Чего он сейчас добивается, сказать было сложнее. Мысль путалась и сбивалась, выдавая только какой-то несвязный бред.
Игорь неясный бубнеж розовощекого Серёжи воспринял по-своему. Коричневая фуражка упала на стеклянную поверхность стола прямо перед носом шокированного Серёжи. В это время высокая фигура начала резко уменьшаться в размерах. Прямо напротив Разумовского. Он не сразу понял в чём дело. Только когда широкая ладонь провела под столом от бедра к коленке, Серёжа вздрогнул всем телом и отодвинулся на кресле подальше.
На чём, блять, они тогда остановились!
Серёжа смотрел своими широкими голубыми в спокойные карие и не мог и слова сказать. Словно разучился. Только руками перед собой как-то глупо махал, очень удивлённо глядя на Грома. Попытки сформулировать что-то целесообразное в голове перекрикивались каркающим «заткнись» разным тоном. Так много. Так громко. Так надоедливо.
— Раньше ты был смелее. Может тебе налить чего покрепче? — низко протянул Гром, всё ещё старательно растягивая ухмылку.
Что он, блять, несёт?
На всю комнату раздался механический голос, который ещё минуту назад Серёжа молил услышать. Сейчас он думал, что умрёт на месте. Только не это!
«Олег, добро пожаловать домой!»
Ноги стали ватными, а сердце пропустило удар. Хорошо, что он сидит, а то, наверное, упал бы. Нет-нет-нет! Только не сейчас! Не он! Дыхание остановилось. Про какие-то там тёплые карие забылось моментально. Хотелось провалиться сквозь землю. Пропасть. Сделать хоть что-нибудь, чтобы не видеть лицо Олега сейчас. Что он подумает? Что он, мать вашу, подумает? На секунду пробегает мысль, что даже полицейских с ордером на арест он бы испугался меньше.
Стук каблуков звучал, как тиканье метронома. У Серёжи сердце всегда замирало, когда он его слышал. Всегда… либо в музыкальном классе, когда учительница решала сыграть что-то на фортепиано, либо в военных музеях. Сейчас сердце снова провалилось куда-то в пятки, слыша, как первые шаги сразу завернули к рабочему столу. Разумовский находится там чаще всего. Серёжа застыл на месте, ожидая. Двинуться с кресла сейчас не предоставлялось возможным. Игорь же лениво перевернулся под столом, оставаясь сидеть на полу. На этот раз лицом к Волкову.
Привычный чёрный силуэт застыл при виде данной картины. Голубые глаза почти не расширились. Только бегло пробежались от рыжей макушки до чёрной и обратно.
— Помешал? — лишь спросил он своим этим спокойным тоном.
Серёжа не сдержался. Почему он такой спокойный?!
— Олег! — вышло как-то надрывисто. Руки эксцентрично замахали. — Олег, это правда не то, о чём ты подумал! Я не стану тебе врать! Олег! — голос Серёжи кажется жалким, но до этого сейчас дела нет. — Олег, я бы никогда! Мы же с тобой обсуждали! Олег, я… — он запнулся, дыша так, будто кросс бежал.
Олег моментально нахмурился, начав стремительно приближаться. Это напугало Серёжу ещё сильнее. Руки тряслись. Да что уж руки! Он весь трясся! Что Олег сделает? Неужели ударит? Он никогда его не бил, но сейчас это было ожидаемо.
Как же удивился Разумовский, когда вместо удара почувствовал, как его, всего трясущегося и зажатого, взяли в охапку и обнимали, так нежно водя ладонями по спине. Слеза прокатилась по щеке. Сердце пропустило удар. В ушах начинало стучать. Почему Олег не ударил? Он должен был ударить! Зачем он обнял? Глаза щиплет.
— Серёжа… — его интонация прозвучала как-то даже вопросительно, — всё в порядке. Всё нормально, слышишь? Ничего плохого не произошло. Прости, пожалуйста. Чёрт…
Пальцы вплелись в рыжие волосы. Серёжа слушал поверхностно, отдаваясь скорее интонации, нежели словам. В объятиях Олега было так тепло и спокойно. Как в детстве. Олег всегда его успокаивал. Вот так же обнимал и гладил по волосам, говоря что-то нежное. Сейчас было даже плевать, как всю эту сцену воспримет Игорь. Даже если завтра его подружка-журналистка напишет целую статью про них с Олегом. Было безразлично. Больше ни одной слезинки не скатилось. В объятиях Олега они просто не текли. Не получалось. Серёжа только взгляд притупил и закусил губу, напрягая челюсть. Тёплые пальцы массировали кожу головы, спутывая рыжие волосы. От Олега пахло одеколоном и сигаретами. Особенно сигаретами. Такими едкими. Такие только Олег курит. Наверное, прямо перед зданием «Вместе» стоял с хабариком, прислонившись в своём этом дорогом костюме к грязной стене. Серёжа не знает, сколько времени прошло за этими объятиями. Он не вдумывался. Только сейчас мозг сам начал анализировать реплики Олега.
— Олежа, — обратился он. Тот немного отодвинулся, чтобы смотреть голубыми в голубые, — а… за что ты извинился?
Олега, кажется, этот вопрос никак не шокировал. Он вполне спокойно вглядывался в чуть покрасневшие глаза. Потом бегло глянул через плечо. Куда-то на Игоря. Потом опять в голубые.
— Нужно было сразу тебе объяснить, чтобы вот такого не было, — тихо признался Волков, с видом породистой собаки, что провинилась перед хозяином. Голова опущена, глаза то ли хотят совсем на Серёжу не смотреть, то ли смотреть не отрываясь. Только не скулит, ей-богу.
— О чём ты? — даже Птица в голове как-то стих.
Олег глубоко выдохнул, предвещая тяжёлый разговор. Игорь тоже с пола поднялся, локтями облокачиваясь о стол. Две пары глаз смотрели на него так… будто они-то всё понимают, а вот Серёжа местный дурачок, который единственный до очевидного не допёр. Ощущение было не очень.
Игорь с Олегом снова переглянулись. Говорить начал Волков.
— Я знаю, что ты мне не изменяешь. Я ещё в казино начал догадываться, что… что-то с тобой не так. Серёжа, я тебя так хорошо знаю… а вот второй… мне плохо даётся. К нему только руку протяни, он зубами вцепится. Он со всеми такой. Потому я удивился, когда он так легко подпустил к себе Грома.
Гром, услышав своё имя, кивнул.
— В последнее время… так много проблем, — продолжал Олег, — нельзя было заставлять тебя нервничать ещё сильнее. Я решил промолчать. Даже когда Второй контроль перехватывал и к ненаглядному своему рвался… Я думал, так лучше будет. Я бы потом всё рассказал, а тут… — Олег приподнял брови, притупливая взгляд, — такое…
— Совсем тебя перепугал… — подал голос Игорь. — Я думал, что Второй покажется, если немного понаглеть, а он не появился.
Серёжа открыл рот, чтобы задать очевидный вопрос.
— Это я Игорю всё рассказал. Чтобы от лишних проблем избавиться. Прости, сказать стоило….
Серёжа опустил взгляд куда-то в пол. Перед глазами стояло лицо Игоря. Это не его воспоминание. Птица, словно подключаясь к объяснению, сует ему в лицо эти изображения и снова мерзко гаркает, будто обвиняя Разумовского в недогадливости.
— Он… второй… не выйдет… как в те разы, — тихо признался Серёжа. — Я на препаратах. Он в голове постоянно. Всё видит, всё чувствует, мысли мне путает, но выйти не может. Как в клетке, — тихо признался Серёжа. Сказать это стоило.
Серёжа не знал, что ещё добавить. На лица Игоря и Олега смотреть не хотелось. Те стояли у стола оба. Молчали. Может переглядывались. Серёжа не знает. Повисла тишина. У Серёжи всё ещё в ушах постукивало от всего этого. Информация в голове постепенно укладывалась. Этому даже Птица помогал, подбрасывая в память свои собственные воспоминания. Это ощущалось… странно…
— М-да… — на выдохе протянул Гром, — неловко совсем вышло. Я, наверное, лучше пойду…
Гром встал и силился отвернуться к выходу. Но не мог. Бледные Серёжины пальцы схватились за рукав чужой кожанки, не давая и шагу сделать. Серёжа от себя же таких действий не ожидал.
Разумовский удивлённо смотрел на свои же пальцы на чужой куртке. Птица в клетке с интересом наблюдал за происходящим, в любой момент готовясь повернуть всё в свою пользу.
— Он… второй… не хочет, чтобы ты уходил… — робко проговорил Серёжа, — останься…
Игорь от такого даже улыбнулся, заинтересованно смотря на удивлённого собой же Серёжу.
— Тогда может мне и продолжить?
Серёжа замотал головой. Сказать словами «нет» не мог. Птица не позволял, снова путая мысли.
— Тогда почему твои пальцы меня по руке гладят?
Серёжа бросил взгляд на собственные пальцы, которые спустились по рукаву вниз, остановившись на запястье. Пальцы неосознанно сами чуть залезли под рукав, поглаживая тонкую кожу. Кожа у Игоря горячая… совсем не как у Серёжи.
На виске почувствовался колючий от бороды поцелуй.
— Серёженька, — мягко обратился Волков, — ты… вы не хотите или ты боишься?
Серёжа аж к себе после этой реплики прислушался, стараясь игнорировать Птицу, что снова начал что-то каркать. Ведь даже логически если рассуждать: Игорь ну никак не может быть ему противен, если он нравится его второй личности.
— Я… боюсь.
— Мы можем прекратить в любой момент, если ты посчитаешь, что это слишком.
Снова поцелуй. Теперь в скулу. Потом ещё один в щеку. Потом один у самого краешка губ. А Серёжа всё ощущал этот жар на лице, а глаза так и смотрели на Игоря. У того глаза опять заблестели. Стали такими хитрыми и тёмными. Чёрная макушка снова начала стремительно исчезать, опускаясь вниз.
Олег отстранился, присаживаясь на стеклянную поверхность. Руки Игоря огладили Серёжины бёдра под столом. Ощущалось… странно. Чужие руки так настойчиво касаются его, а Олег сидит перед ним и с непередаваемым интересом смотрит за реакцией Серёжи. Успокаивает своим присутствием.
Серёжа не помнил столь привычные уже для Птицы поглаживания по внутренней стороне бедра широкой ладонью. Игорь дразнит, ласкает, подготавливает, просит раздвинуть ноги шире. Почудился лёгкий поцелуй в коленку, от которого Серёжа вздрогнул и прикрыл глаза. Птица в клетке ликовал.
Серёжа, кажется, умирает. Медленно, мучительно, на радость чужому садистскому удовольствию. Чьему именно? Птицы, не иначе. Белую рубашку аккуратно вытащили из-под пояса. С пуговицей и молнией брюк, казалось, справились моментально. Горячее дыхание опалило низ живота, предвещая продолжение. Сам Серёжа еле заставлял себя расслабленно полулежать на кресле, когда глаза падали на фуражку Игоря, что предательски лежала на столе прямо перед ним, чуть левее бёдер Олега, что безбожно уселся на стеклянную поверхность. Серёжа ему это прощает. Он вообще Олегу всё что угодно простит, если тот попросит. Да даже если не попросит, всё равно простит. В груди горел огонь, подпаляя щёки розовым. Дышалось тяжело, жарко, но Птица на ухо дышал тяжелее. Хотелось убежать. Спрятаться. Как в детстве, когда его к доске вызвали, а он стих на середине забыл. Просто в комнате закрыться и не выходить, хотя он учил! Учил! Однако сейчас Серёжа не может двинуться с места, пока его припечатывают к креслу сразу две пары глаз: карие и голубые. Карие жгучие, как сам огонь, а голубые холодные, как Ладожское озеро. Внутри всё стягивает от нервов, предвкушения, желания и страха. Такой коктейль Серёже даёт в голову впервые, а он много алкоголя за жизнь попробовал. Уносит, кстати, тоже не по-детски.
Серёжу очень многозначительно похлопали по бедру. Без Птицы он бы даже не понял, что Игорь имеет в виду. Вовремя подкинутые чужие воспоминания позволили понять своеобразную жестикуляцию майора. Сам поднялся немного на кресле, чтобы Игорь аккуратно стянул брючную чёрную ткань сразу с бельём. Сначала до колен. Потом до щиколоток.
Пальцы тряслись, крепко держась за край стола. Зачем? Он сам не знает. Взгляд поднялся на такое родное лицо Олега, которое смотрело на него серьёзно, немного обеспокоенно, но так, блять, нежно! Так только Волков умеет! Он айсбергом спокойствия охлаждал пыл Разумовского. Всегда. И сердце вот уже бьётся ровнее, но всё ещё очень громко. Олег ничего не делал. Просто смотрел на него. Даже не на Игоря, а только на него. Не ушёл, чтобы оставить их наедине, а остался, разглядывая чужие широкие зрачки и блеклые веснушки. Такой родной, такой любимый, такой любящий. Глаза сами посмотрели под стол. Птица посмотрел. Оттуда на него хитро поглядывали карие глаза, не пряча улыбки. Ждал его взгляд, он ждал его чёртов взгляд! Чужая голова между раздвинутых ног двинулась, беря в рот головку и сразу проходясь по ней языком. Серёжа машинально откинулся, закрыв глаза. С губ привычно сорвался сдавленный стон, вовремя приглушённый дрожащей ладонью. Вторая рука его не слушалась. Сама полезла под стол и уверенно легла на чёрный затылок, заставляя продолжать. Казалось таким контрастным и очевидным, какие жесты Серёжи, а какие Птицы. Они очень разные. Пусть Птица и не может выбраться из клетки, но тянуть пернатые конечности к Игорю он был в состоянии. Сейчас Птица довольно растянул улыбку уголками приоткрытых губ и довольно усмехнулся. Серёжа сделал то же самое, тихо гаркнув в тишине комнаты. Не по своей воле. От этого собственные глаза резко распахнулись, напуганные поведением собственного тела. Они ещё никогда… никогда до этого не менялись по щелчку пальцев. Всего на мгновение. Нужно было найти голубые глаза. Срочно. Потому он и уставился на Олега. Снова. Его вид успокаивал, помогал, давал своеобразную опору. Голубые глаза всё ещё неотрывно на него смотрели. От этого взгляда и горячего языка на уздечке, бледная рука еле приглушила новый стон. Высокий, резкий, несдержанный. Олег нахмурился.
«Нам это нравится?» — думал Серёжа.
«Нам это очень нравится» — парировал Птица, только сильнее давя на чужой затылок, заставляя Игоря взять глубже, пока Серёжа закусил палец, зажмурив глаза так, что появились фейерверки. Как же это всё…
Собственное дыхание такое горячее, резкое, тяжёлое. Даже не верилось, что оно не чужое. Пальцы жгло, как от пламени. Пугало, что этот эффект ощущался на обеих руках. Серёжины глаза снова сами посмотрели вниз, под стол, где майор полиции Игорь Гром так старательно двигает головой, стараясь аккуратно взять глубже. Пальцы уже-не-его руки мягко убрали чужую чёрную чёлку с глаз. Жёсткие волосы под пальцами давали лёгкую волну, что до этого заметно не было. Карие глаза тоже пялились. Как и голубые. В душу бесконечными зрачками смотрели, заставляя Серёжу то ли краснеть, то ли бледнеть. Он не понимал. Сам Гром с румянцем смотрелся непривычно и даже как-то мило. Да и вообще Игорь между его ног смотрелся непривычно. Обычно там был…
Глаза поднялись выше. Руку, до этого делающею из стонов мелодичное мычание, от лица убрали нежным движением ровно тогда, когда Игорь решил сглотнуть, добиваясь большей стимуляции. Серёжа может быть громким. Теперь это знают все. Низкий стон пронёсся по всей комнате, оглушая самого Серёжу. Этот звук словно разделил всё гранью на до и после. Этот стон прозвучал, как точка невозврата. Хотелось снова закрыть рот, но рука…
Её одновременно мягко и настойчиво держала чужая широкая ладонь. Ладонь Олега. Вся мозолистая и грубая, что всегда заставляло Разумовского задерживать дыхание, когда такие руки безумно нежно гладили его голую кожу. Так бережно держали его за талию вечерами, так ласково гладили бёдра, так деликатно справлялись с их одеждой. Сейчас бесконечно нежные руки удерживали его за запястье, не давая отдернуть пальцы. Когда Серёжины глаза посмотрели в нескончаемую синеву, сейчас затопленную чёрными зрачками, стало понятно, что этот тоже ждал. Ждал взгляда на себя. Они в этом одинаковые. Олег чуть наклонился, оставляя какой-то сентиментальный поцелуй на чужих костяшках, не разрывая зрительный контакт. Потом чуть поднялся, но понял, что взгляд от него не отводят, тогда продолжил. Пришлось на одну костяшку по одному долгому поцелую сухих губ с лёгким покалыванием из-за бороды. Олег словно пытался общаться таким языком. А Серёжа словно понимал его. Только в таком виде Серёжа любит лингвистику.
Первая костяшка.
«Всё в порядке»
Игорь прошёлся по уздечке.
Вторая костяшка.
«Я всё понимаю»
Игорь резко толкнулся, заставляя головку удариться об стенку горла.
Третья костяшка.
«Я не сержусь»
Игорь сглотнул.
Четвёртая костяшка.
«Я люблю тебя»
Игорь простонал, создавая вибрацию в горле.
Серёже казалось, что он отключится прямо сейчас. Колени под столом дрожали. За оголённые бёдра его держали широкие мозолистые ладони. Прямо как у Волкова. С каждым движением Игоря было хорошо и плохо одновременно. С каждым поцелуем Олега становилось всё меньше плохо и всё больше хорошо. Птичья ладонь, кажется, гладила небритую щеку Игоря под столом, хваля за старания. Серёжина же принадлежала теперь Олегу. Тот мягко перевернул её, целуя куда-то в линию жизни. Следующий поцелуй, наверное, уже упал на линию любви. А потом Олег пошёл по тонким пальцам, оставляя по поцелую на фаланге и особенно долгий на ногте. Серёжа обожает это. И Олег это знает. Он целенаправленно проходится по каждому сантиметру кисти губами и иногда языком. Это всегда казалось таким личным. Почти таким же личным, каким сейчас Игорь занимается.
От контраста крышу сносило. Серёжа точно не спит? Глаза не знали, куда смотреть, но закрываться было нельзя. Игорь так пошло выбивает из Серёжи стоны, которые было нечем заглушить, что становилось даже немного стыдно. Гладил мозолистыми пальцами его бедра, пока втягивал щёки, пуская волну мурашек по всему Серёжиному телу. Сидел между чужих ног такой разгорячённый с огоньком в глазах. Весь взмокший со слезинками на ресницах, но всё ещё упорно глядящими глазами на лицо Разумовского. Казалось, он так выстраивал верный план действий, чтобы продлить наслаждение моментом. Выше же его ждали холодные голубые глаза, успокаивающие одним взглядом, но вгоняющие в краску. Там, сверху, его руку излизали и исцеловали со всех сторон. Обычно это доводило Разумовского до исступления, что уж говорить про нынешнее положение дел. Голубые глаза выравнивали дыхание, а жар внизу и на пальцах снова задавали загнанный ритм, с избытком компенсируя эффект синевы. Этого всего так много. Их двоих вместе так много. Это так жарко.
— Игорь, — высоко начал Серёжа, — я скоро…
Он не договорил. Окончание фразы утонуло в очередном стоне. Игорь ему ничего не ответил. Лишь начал двигать головой активнее. Или это рука на затылке его заставляла? Сейчас плевать. Олег был красноречивее. Он оставил слабый укус на чужом запястье. Прямо на прозрачной коже с синими венами. Сразу после губы обхватили чужой большой палец, беря его в рот и прикусывая основание острыми зубами. Серёжу словно током ударило. Он непроизвольно надавил на чужой горячий язык в излюбленном жесте. Олег тяжело выдохнул. Это стало спусковым крючком. Серёжа задрожал всем телом, вытягиваясь в кресле дугой. Глаза зажмурены, рот открыт в громком стоне, руки перестали слушаться окончательно. Он простонал чьё-то имя. Либо Игоря, либо Олега. Может и ничьё не простонал или даже оба, но, когда глаза немного робко открылись, обе пары глаз были слишком довольные. Птица мерзенько гаркал где-то на подкорке, наконец вернув ему руку.
— А ты красивый, когда… — сиплый голос Игоря замолк на середине фразы. Он прокашлялся, но мысль не продолжил. Мозолистые пальцы натянули чужие штаны на их законное место. Разок ударившись головой об стол, Игорь принялся вылезать. Это вызвало лёгкий смешок у Олега.
— Серёжа, ты как? — поинтересовался Волков, который помогать Грому не спешил.
— Нормально, — хрипло ответил он.
— А второй?
— Замечательно, — сказали губы сами собой, выдавая чертовски довольный тон. Олег даже криво улыбнулся.
— Значит хороший мент, надо брать, — тихо пошутил он, только сейчас отпуская чужую руку.
Серёжа не знал, что на это ответить. Серёжа вообще не знал, что дальше со всем этим делать. Это всё очень… остро. Слишком ли остро для него? Он не уверен.
— И что? Вы мне предлагаете перестать принимать препараты? — искренне поинтересовался он.
— Почему? Сейчас и с ними всё хорошо было, — подал голос Игорь. — Ты только с ними поаккуратней. Не переусердствуй.
Игорь чуть шатающейся походкой прошёлся до Серёжи и оставил колючий от щетины поцелуй на уголке Серёжиных губ. Олег на этом моменте даже отвернулся. Птица вовремя схватился за руль, резко вплетая пальцы в чёрные волосы на затылке и утягивая Грома в нормальный поцелуй. Слишком быстрый на его вкус, но медленнее сейчас не мог, почти сразу пропадая, отдавая штурвал обратно Серёже. Тот мягко отстранился, краснея.
Жизнь набирала новые обороты с невероятной скоростью. Оставалось только продолжать принимать препараты и периодически не забывать, что теперь о любых своих форс-мажорных обстоятельствах ему нужно сообщать обоим своим… мужчинам.