Кэйа знает, что совершил в своей жизни много ошибок. Возможно, ему и не следовало появляться в поместье Рагнвиндров вовсе — с появлением Кэйи слуги вовсю шептались, перемывали кости чужеземцу, злорадствовали и сочувственно вздыхали, и это было так отвратительно,отвратителтно, отвратительно. Ему часто напоминали, что он здесь никто — всего лишь бродяжка, попрошайка, приемыш, сирота без роду-без племени, которого добрый мастер Крепус взял на попечение, о котором великодушно позаботился и растил, а Кэйа даже не может ничем отплатить. И от этого ему тоже отвратительно.

Маленький Кэйа не понимал, почему к нему так относятся, почему бранят больше, чем Дилюка, с которым они влезали в передряги вместе. Шестнадцатилетний Кэйа понимает, почему. 

И, возможно, он должен злиться на Дилюка, чувствовать себя потерянным, непонятым, но Кэйа не может. Ведь Дилюк — солнце, огонь, что сияет ярче и ярче с каждым днем, разгорается сильнее и поглощает Кэйю целиком (и, Архонты, Кэйа совсем не против сгореть заживо, ведь это так прекрасно). Кэйа вновь и вновь прокручивает в голове прошедший день: сменяющие друг друга образы крутяться и размываются, превращаются в неясный водоворот, оседающий в подкорке тонкой мутной пленкой, и только один-единственный запоминается надолго. Дилюк улыбается ярко, солнечно, свободно — настоящее дитя Мондштадта, и Кэйа снова чувствует себя немного лишним здесь — и так ослепляюще-нежно, что Кэйа готов спрыгнуть с Утеса Звездолова ради этой улыбки. Кэйа и сам улыбается воспоминанию, прокручивая его в голове снова и снова, как засевшую надолго в памяти музыку, которую часто слушал отец в своем кабинете (маленькие Дилюк и Кэйа часто пытались разобрать грамофон, но Крепус и Аделинда постоянно ловили их — Кэйа снова чувствует приятное тепло в груди). И это чувствуется так правильно, так легко-легко, что Кэйа сам идет в комнату Дилюка, который радостно отворачивает одеяло и впускает брата к себе, потому что «Иди сюда, замерзнешь». А Кэйа и вправду без него замерзает. И сейчас, греясь в объятиях брата, Кэйе спокойно-спокойно — Дилюк теплый, даже горячий, и рассказывает что-то наверняка интересное, ведь шепот выходит иногда срывающимся на тихий голос. А Кэйа лежит, слушая Дилюка и глубже зарываясь носом в его плечо, ведь разве кто-то им сейчас помешает? 

Через несколько минут Дилюк слышит тихое сопение и лучше укрывает Кэйю — этот дурачок всегда себя не бережет. И пусть завтра им снова придется вставать очень рано, ведь они должны подавать пример другим рыцарям, пусть Кэйа снова будет засыпать прямо во время умывания — все это кажется таким мелочным и неважным. Завтра их ждёт новый совместный день, и это самое главное. Для них обоих.