Больно ли было падать? Да. И нет.

В самые первые мгновения невыносимая боль оглушила обухом и Вельзевул на время утратила способность её ощущать. Что-то внутри перегорело и лопнуло. Вельзевул помнит вспышками, как булькали пузыри вонючей серы вокруг, как она скулила, корчилась и откашливалась на камнях, куда выползла кое-как, как пошла волдырями и облезла кожа, как мучительно долго сходили белые перья, чтобы на их месте могли пробиться новые, чёрные и жесткие. Волдыри затянулись почти все — остались лишь язвы на лице, прикосновение к которым заставляло морщиться. Мушиный рой, всюду следующий за ней, раздражал не меньше, хоть и был сущим пустяком на фоне прочих бед.

Они остались одни. Растерянные, потерянные, озлобленные, впервые с Сотворения предоставленные самим себе и не имеющие понятия, что с этим делать. Люцифер, как мог, наводил порядки. Его слушались: не хотели проверять, будет ли гнев Люцифера страшнее гнева Всевышней.

Вельзевул старалась не вспоминать об именах на руках, которые, выварившись в сере, никуда не делись, да и о Всевышней тоже. Только такая сука, как она, могла так жестоко подшутить над Вельзевул.

На земле, за время Падения превратившейся в хаос, все чаще околачивались ангелы — тоже наводили свои порядки — и падшие уходили вниз все глубже, не желая встречаться со своими бывшими собратьями. Все они изменились до неузнаваемости, но главная перемена происходила внутри, где угасала искра Божьей любви. Взамен разрасталось что-то горькое и злое, скалящее от обиды клыки.

Чем быть отвергнутыми Божьими детьми, лучше никогда не бывать ими вовсе.

Зато появилась игра: кто склонит людей на свою сторону, Ад или Рай? Ангелы или демоны? Чёрное или белое? Верх или вниз? Налево или направо не предполагалось, никаких компромиссов не допускалось, сплошное или-или.

Демоны жадно вцепились в новую игрушку. Они понимали людей зачастую лучше ангелов как одни униженные божьи твари — других. Можно было придумывать тысячу новых способов водить дурачков за нос — подумать только, всё началось с какого-то несчастного яблока.

Вельзевул тоже порой играла с людьми, но пока управлялась с новообретённой тёмной силой не слишком хорошо. Ещё пару-тройку десятков лет — и она научится подниматься к людям неотличимой от них, оставив внизу и язвы, и мух; сейчас же выходила к ним как есть, старательно кутаясь в одежды.

Вельзевул возвращалась вечером к своим, когда застала очередного посланника из Рая. Она предпочитала — по крайней мере, пока что, — не связываться с ними вовсе, не вступать ни в разговоры, ни в противоборство.

Гавриила Вельзевул узнала бы из тысячи. Тем больше было поводов сделать вид, что не узнала, развернуться и отправиться восвояси.

Гавриил редко спускался на Землю. В Раю ему, безусловно, нравилось куда больше. Однако теперь, с изгнанием Адама и Евы, работа у ангелов появилась и на Земле.

Какое-то время после изгнания Люцифера и его шайки восставших ангелов (главное не вспоминать о том, что там была Вельзевул, главное не вспоминать о ней вовсе, ни к чему теперь это) в Раю было спокойно. Вот только довольно скоро кто-то из падших (их теперь называли демонами) подкинул людям идею нарушить запрет Богини. И теперь, когда люди стали жить на Земле, демоны наверняка продолжат искушать их и сбивать с пути истинного, а ангелы должны усердно этому препятствовать.

"А ведь так хорошо всё начиналось", — подумал Гавриил.

Архангел закончил с данными ему поручениями и уже собирался подниматься обратно, когда знакомый силуэт вдалеке привлёк его внимание.

Нет, не может быть.

Вопреки всему, ноги Вельзевул сами пошли вперёд — медленно, словно отлитые из свинца. Босые стопы жёг нагретый за день песок, но Вельзевул этого не замечала. Зачем она шла? Она не знала и чувствовала себя полной дурой, нисколько, впрочем, архангела не боясь: пусть попробует одолеть демона на Земле, той самой, куда изгнали падших. Это их территория. Теперь.

Вельзевул остановилась на расстоянии нескольких шагов и откинула капюшон — с вызовом.

— Помнишь меня? — она сощурила глаза, пристально вглядываясь в чужое лицо.

Когда Гавриил увидел, что Вельзевул направилась прямо к нему, ему ещё сильнее захотелось отправиться обратно, вознестись на Небеса. Позорно убежать, если называть вещи своими словами.

"Но ведь ты на самом деле не хочешь этого", — будто чужие мысли прозвучали в его голове. Ну и глупости. Какое ему дело до демона? Разве пристало архангелу общаться с вражеской стороной?

И всё же Гавриил терпеливо ждал, пока Вельзевул подойдёт к нему.

"Не вспоминать о Вельзевул", — столько времени твердил себе Гавриил, но всё же не смог выкинуть чужое имя из мыслей, не смог стереть его со своих рук.

— Разве я мог забыть? — горько спрашивает он в ответ, рассматривая Вельзевул.

Она изменилась. Глупо, впрочем, было полагать, что она останется прежней. Когда-то ясные голубые глаза потускнели, да и в целом вид у неё был… потрёпанный.

"А ведь это ты с ней сделал", — заметил внутренний голос.

Нет, конечно. Никакой вины Гавриила тут нет. Вельзевул сама выбрала эту судьбу, восставая против Богини. Архангел же лишь делал то, что должен был. Он поступил правильно тогда. Так ведь?..

Они молчали. Гавриил не имел ни малейшего представления, о чём они могут говорить. "Как дела? О, кстати, извини, что сбросил тебя в серу тогда, надеюсь, ты не обижаешься". Нет, слишком несуразно.

Больше всего Вельзевул была готова к тому, что её обольют холодным презрением — если вообще удостоят внимания — и гордо удалятся. Она успела прокрутить в голове несколько таких сценариев, пока шла.

Меньше всего Вельзевул была готова к искренности, от которой под рёбрами заколотилось и стало внезапно стыдно за свой вопрос — словно содрала корочку с только начавшей затягиваться раны. Она больше не могла чувствовать чужую любовь, как в эдемские времена, но непременно почуяла бы ложь; для того же, чтобы разглядеть появившиеся вокруг глаз морщинки и скорбные складки в уголках губ, никаких особых умений не требовалось. Ужасно захотелось, чтобы Гавриил снова улыбнулся ей, чтобы тёплые ладони легли на её плечи, а эти печальные бороздки на его лице разгладились.

Вельзевул опустила глаза вниз не в силах больше этого выносить.

— Я не виню тебя, чтоб ты знал, — буркнула она, — ты сделал ровно то, что должен был, — она помолчала и вполголоса добавила: — Мудак.

Вельзевул постояла молча ещё немного, собираясь с духом, а потом подняла руки, позволив широким складкам одежды съехать по локоть.

— Ни одно из имён не исчезло. Ни одно не потускнело даже. Что это значит? То, что на правой, отменяется? Или теперь работают они оба? Или...

Она запнулась и посмотрела на Гавриила почти беспомощно, пообещав самой себе запустить в него чем-нибудь, если ему вздумается прочитать проповедь о непостижимости.

Гавриил, к её (и своему) удивлению, ответил совсем не это.

Какое-то время архангел молчал, будто погрузившись в размышления. Он нахмурился. Внутри бушевали противоречия. С одной стороны, нечего тут думать, единственное, что может быть между ним и демоном — это вражда. С другой...он никогда не хотел враждовать с Вельзевул. Да и к тому же… её имя всё ещё было на обеих руках Гавриила. Следовательно, она могла быть и подругой тоже. Наверняка Всевышняя бы не оставила такой неопределённости, если бы ей нужно было что-то конкретное, так?

— Нам решать, — наконец сказал он.