Щелк.

Разочарованный вздох под гнетом предсказуемости. Сюрпризов не завернули, в коробке спряталась Удача, закрыла ладошками глаза и сделала вид, что ее не видно. Его единственный верный козырь кочует из рукава в рукав счастливой толстовки. Удача не порок, конечно, но постоянство даже надоедает, как любимое блюдо, что на столе каждый день.

«Каково дважды выстрелить в висок и остаться в живых?» — спрашивают фантомные голоса. «Отврамечательно», как еще. Нагито в тесной комнате один, но чужой шепот все равно лезет в уши.

Зачем он вообще взял с собой пистолет? Вероятно, надо остановиться.

«Ты прошел эту игру на максимальной сложности. Пора остановиться?» — спрашивает видение девушки с длинными темными волосами. У нее лицо со старой фотографии из папки с личными делами первых участников смертельной игры. Нагито не помнит, как ее зовут, но помнит, что она пела на большой сцене. И что умерла первой. А теперь читает его мысли.

«Я телепат», — поясняет она, и Нагито слышит чью-то застарелую боль за этой шуткой, которая сдирает засохшие корки ранок. Откуда это пришло? Вылезло из теней по углам и напомнило, что он не такой уж и особенный. Ему просто везет как самоубийце.

Он покосился на пистолет, зажатый в пальцах. Что чувствует заурядный человек, когда смерть заглядывает в окошко пулевого отверстия? Рука тянется к голове. В тот, первый раз, он не чувствовал ничего.

«Серьезно?» — вопрошают зрители. Парни и девушки с лицами мертвых проигравших. Этим людям не помогли их таланты, а Нагито выстрелил себе в голову дважды.

Дуло касается виска. Но он опять не чувствует ничего. Как будто поднес не пушку, а что-то безобидное и обыденное, вроде расчески. Палец жмет. Не ласково, не жестко. Так по-обычному, что тошнит.

Щелк.

Нагито кривит губы. Из груди рвется грустный смех. Удача любит его так сильно, что даже не отдаст Смерти. Хоть кто-то ценит его, как любимую засаленную, заштопанную не раз игрушку. Госпожа Фортуна улыбается одной половиной лица, а второй — скалится и зовет в Ад. И деформирует его во что-то не получающееся. Тогда еще разок? Кто бы знал, что измерить свой талант так просто: пали в голову и наслаждайся щелкающим затвором. Нагито крутнул барабан. Что вообще за призвание такое: везунчик?

Щелк.

Даже без паузы. Без холодящего пламени интриги. Никакой драмы. Так теряется смысл, да? Нет куража, нет азарта, ведь он подглядел карты во время перетасовки и знает все наперед. Уже с тоской он крутит барабан. Не задает вопроса, что выпадет на этот раз. Удача все решила за него. А Нагито жмет спусковой крючок.

Щелк.

Он отводит от головы ствол, и его осеняет. Ведь не имеет значения, кто был бы на его месте. Любой сыграл бы его роль лучше. Даже самый хладнокровный помедлил бы, зажмурился, отвел бы руку, выдохнул и нервно вдохнул по щелчку. Но здесь Нагито, ему все это закрыто. Он хмыкает, крутит, стреляет.

Щелк.

Хмыкает, крутит, стреляет.

Щелк.

Следующая мысль ударила в голову вместо пули. Удача обожает его, обнимает крепко, что трещат ребра, и не отпустит. Это как будто беспокоит. Зудит недостатком кислорода от объятий, переходящих в удушение. Но кто он такой, чтобы спорить? Кто он такой?

Нагито берет седьмую пулю. Вставляет в единственную пустую ячейку барабана. Теперь можно даже не крутить, но это ведь часть правил игры, не так ли? Он не бунтарь, он послушно им следует. Раскручивает барабан. Тянет руку к виску. И наконец чувствует. Сердце стучит нервно и гулко. Нервы щекочет. Он выдыхает. Вот он тот холод. Необходимая сложность, от которой на дне души пробивается грязный родник. По артериям и венам так и хлещет эта муть, и вопрос лишь в том, зачем он своими руками раскопал этот тихий омут, где черви водятся. Плодятся и грызут. Чтобы быть наравне с остальными игроками, ему, Нагито, пришлось заменить одну пулю на семь. Итак, оно того стоило?..

Прекрасные мгновения, когда он наконец хочет тянуть. Хочет подождать. И довольно обрывает это желание, дергая пальцем.

В пистолете не без пули.

Щелк.

Осечка.

Нагито опускает руку и смеется. Громко. Он, черт возьми, бессмертен.

На что он надеется? Что повезет или нет? Тормознуть бы, распутать клубок и подышать, но на такой скорости тормоза равны потери управления.

Щелк. Щелк. Щелк.

Он понимает, к чему клонится этот разговор с Удачей. Понимают зрители, жертвы и убийцы, в его театре одного актера. Они устало аплодируют, не желая его печальную комедию на бис. Но он уже не может остановиться. Они могут вставать и уходить, но Нагито должен познать границы этой любви Фортуны. Они размыты, и Нагито хочется нащупать, ощутить под пальцами их шероховатость. Почувствовать укол импульса, когда чуть заденет их, чтобы тут же отдернуть. И потревожить вновь. По кругу, пока не подведет реакция. Нагито крутит барабан. Палец штампует, уже не замедляясь.

Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Бах.