Дядя Юра традиционно опаздывает, задержавшись на работе, и Игорь решает, что они с Юлей сами пирожные съедят, а Смирнов успеет на то, что ему останется. Юля улыбается заговорщически, но старательно растягивает поедание, косится на старые часы с ходиками, ласково кивая, когда Игорь ей еще горячего чая с мятой подливает.

Звонок в дверь звучит пронзительно и требовательно, и Игорь спешит открывать, а Юля, несмотря на просьбу ждать за столом, любопытно выглядывает за ним. Взлохмаченная, в любимой свирепой футболке с надписью «Редакция требует крови», такая домашняя. Игорю хочется остановиться ненадолго и любоваться ею, как последний дурак, но вместо этого его сносит и сгребает в жадные объятия смеющийся дядя Юра, хлопает по плечам и лохматит волосы на макушке, все шумит что-то.

— А я уж думал, не доживу! — подмигивает дядя Юра. — Надо же, настоящая девчонка! Гром, это браво!

— Юрий Смирнов, — довольно улыбается Юля. — Дело Анубиса, внедрение к китайской мафии и раскрытие сети наркопритонов Яшки Черепахи. Приятно познакомиться!

Она старательно прячет свое фанатство, но дядя Юра уже широко ухмыляется, как кот, залезший в чан со сметаной, и тут же льнет к руке губами. Другому кому Юля бы уже все зубы выбила, а тут улыбается так по-лисьи, словно со Смирновым соревнуется, кто кого хитрее.

— Юля Пчелкина! Замечательный блог, смотрю с удовольствием! Ну что, идем чай пить? — ухмыляется он, ловко вынимая из-под черного плаща коньяк.

Дядя Юра привычно много шутит, хлопочет вокруг, закуривает прямо за столом, довольно склабясь, словно испытывая, а Юля ему про дело Разумовского в красках рассказывает. На моменте, где она пролезает к Игорю в квартиру, Смирнов присвистывает и укоризненный щелбан Игорю отвешивает: дурак, мол, мелкий, а если бы она тебя прибить захотела? Игорь хмурится и мотает головой, как сердитый пес, ворчит. Они понемногу пьянеют от коньяка в чае, дядя Юра на плечо облокачивается, наглеет, и Игорь пытается его ненавязчиво стряхнуть, а тот только хихикает.

— А сейчас вы чем занимаетесь? — любопытствует Юля.

— Э-э, нет, милая, это я рассказывать не буду, — ехидно грозит ей пальцем дядя Юра. — Потом как-нибудь, как закончится, а то там дело такое… Мало ли, вам еще жить, а меня удавят — и не жалко.

— Ну перестань, не порть вечер, — одергивает Игорь. — Это он для солидности. И вырядился так, как будто к дону Корлеоне нанялся, а сам опять с какими-нибудь оборванцами на Ваське договаривается.

В белой рубашке, черных джинсах и начищенных ботинках Смирнов и правда похож на человека, сбежавшего со съемок фильма про итальянскую мафию. Игорь помнит: всегда он рисуется, пытается казаться значимее, чем есть. Седина на висках дяде Юре, правда, больше идет. Похож на загадочного бандита, и Юлю он явно очаровывает.

— Это потому что у меня стиль, а у тебя — джинсы и куртец штопанный, — шепчет дядя Юра. — Гляди, как бы твоя огненная девчонка не поняла, кто тут настоящий герой.

— Иди ты, — хмыкает Игорь, слабо толкая его в плечо.

Они много разговаривают — в основном о работе, конечно, о чем еще могут говорить двое полицейских, которые только делами своими и живут, но Юле все это интересно, она ест пирожные и живо вопросы задает, явно едва сдерживается, чтобы жучок Смирнову не подсунуть. Уходит она зачарованная и довольная — с утра съемки, не может задерживаться. Целует Игоря на прощание и машет дяде Юре.

Когда она уходит, Смирнов расходится — располагается как у себя дома: разваливается на старом диване, снова дымит, расслабленно лежа и со вкусом критикуя Игореву холостяцкую пещеру, рассматривает странные рисунки на потолке из размокшей штукатурки, наполовину обсыпавшейся. Никак не отвечая, Игорь устраивается в кресле, мрачно кивает, зная, что скоро слова у дяди Юры иссякнут. Любит человек поболтать, что ж теперь делать…

— Как думаешь, отцу бы Юля понравилась? — негромко бормочет Игорь, отводя взгляд.

Он тщетно пытается вспомнить, что отец вообще про девушек говорил. В их доме никогда ничего женского не было, а про маму он молчал упорно, как партизан, и смотрел, как раненый зверь, и Игорю, когда он подрос и стал это понимать и различать, стало жаль спрашивать. Прокопенко все твердит, что отец бы им гордился — и Юлю бы, конечно, принял, но дядя Федя в принципе видит в людях больше хорошее, мягкий он. Вот и приходится Смирнова расспрашивать, хотя Игорь и знает, что в ответ получит смех и тысячу ужимок…

— Конечно, он гордился бы, — так же тихо говорит дядя Юра, вертя сигарету между трех оставшихся на левой руке пальцев. — Он знаешь как рад бы был, что ты снова жить начал, а не его оплакивать!

Игорь стискивает зубы. Напоминание о смерти отца, такой внезапной и нечестной, как всегда, саднит. Константина Грома застрелили в подворотне в десяти минутах ходьбы от дома, и убийцу так и не разыскали. Игорь отчетливо помнит, как к нему холодным утром пришли мрачные Прокопенко и Смирнов, какие-то похоронно-торжественные, сами мертвенно-бледные, и он сразу все понял. Врезался в дядю Юру, подошедшего первым, пытаясь под его плащом спрятаться от ужасных новостей.

Дядя Федя его забрал, все делал, чтобы Игорь не чувствовал себя одиноким, заботливый он и добрый, и Игорь каждый раз виноватым себя чувствует, когда с ним спорит, срывается. Смирнов же появлялся изредка — непременно с разудалыми рассказами о службе и с деньгами, которые он все Игорю подсовывал и смотрел так виновато, как побитый, что отказаться было бы хуже. Только бумажки ничего не значили и никого вернуть не могли.

А Игорь и в полицию пошел, втайне надеясь раскрыть дело двадцатилетней давности.

— Игореш, если бы была хоть одна зацепка, мы бы этого уебка из-под земли нашли, — что-то угадывая по его лицу, говорит Смирнов. — Я твоему отцу жизнью обязан, и это не шуточки, это — ну, в общем, если б я знал, эта мразь бы у меня уже висела где-нибудь на видном месте, — лихорадочно-злобно шепчет он. — На Александрийский столп бы прибил сволочь…

— Ты это не выдумывай мне тут, — хрипло огрызается Игорь. — Разумовский уже вот попытался, неудачно вышло.

— У твоего отца было много врагов, — помолчав, признает Смирнов. — Да и дело Анубиса только закрыли, а у фанатиков беды с башкой. Так вот и получилось все… неправильно.

Отворачивается к спинке дивана, как будто спать захотел, но потом встает рывком, бродит по комнате. Напоминания о прошлом Смирнову не нравятся, и Игорь догадывается, что у них с отцом было не все так гладко, как он хочет помнить, но все-таки в злобе своей дядя Юра искреннее всего. Столько лет прошло, а все еще дергается и мечтает убийцу найти…

Притаскивает со стола коньяк и наливает на две рюмки, сердито дымит на Игоря сигаретой. Он этот запах табачный едва выносит, но замечания дяде Юре делать бесполезно, и Игорь только форточку приоткрывает, чтобы не задохнуться.

— А я, может, и найду эту сволочь, — упрямо говорит Смирнов, блестя темными злыми глазами, — а ты, малой, брось это. Живи себе спокойно, маньяков лови, все городу полезнее. Женись вот. Никто не должен помирать молодым, так что месть старикам оставь.

Игорь отмалчивается, говорить тяжело. Коньяк без подслащенного чая тяжелее идет, Игорь морщится, и хохот Смирнова кажется раскатами зловещей грозы.

— А все-таки девчонка — это браво, — мечтательно протягивает дядя Юра, выдыхая загадочные клубы дыма. — Хватит за покойников пить, давай лучше за Юлю.