Знакомить у Грома не получается. Игорек смотрит как-то подозрительно, исподлобья, а Юра нервно крутит перстни на пальцах. Теперь пальцев немного меньше, поэтому цацки выглядят сконцентрированнее — на среднем два кольца, стукаются, звенят. Этот звук Грома немного раздражает, но он не огрызается.

— Вот, знакомься, это дядя Юра с работы, — представляет он, чуть подталкивая Игоря к Смирнову, кивает, чтобы приличнее себя вел и руку хоть пожал. — Федя с Леной приболели, грипп ходит, так что ты с Юркой побудешь. Чтоб тебе не заразиться, еще чего…

— А я его знаю, — вдруг говорит Игорь. — Это ж мы вас с Игнатом нашли, когда перестрелка была! Мы там… рядом гуляли, — осекается он, замечая неподдельный интерес отца. — Смотрим — человек. Мы потом еще спорили, бандит он или полицейский…

Глаза сына загораются звездочками — похоже, он быстро прикидывает, сколько безумных историй Юра может ему рассказать. Гром по себе знает, что Смирнову только дай повод прихвастнуть — будет трепаться до вечера, не остановишь, и развесивший уши двенадцатилетний пацан — самая та публика. Главное, что Игорек из этого знакомства вынесет…

Юра рассматривает его, хмурится, припоминает. Что для Игоря — необычайное событие, для него — просто рутина, вечно в перестрелки ввязывается, неприятности за ним хвостом ходят, на пятки наступают. Но тут Юрка смеется, хлопает Игоря по плечу:

— Точно, я еще подумал, как ты на Грома похож! А потом как-то… забыл спросить, — кашляет он, чтобы сгладить неловкость, а потом мельтешить принимается, практически выталкивая Грома за дверь: — Давай, папаша, мы тут справимся без тебя, иди уже…

Гром сопротивляется, но Юра выставляет его за дверь. Закуривая, пока спускается с лестницы, Гром рассеянно думает: как же он мог это допустить, оставить своего ребенка с человеком, который на все готов ради денег! Ну не проиграет же он его в карты, в самом деле… Противное сомнение еще копошится в его груди, пока Гром пересекает знакомые улицы, пропахшие влажным бетоном и тиной. И он оглядывается ненадолго, чтобы увидеть, что в окнах его квартиры теплыми огоньками горит свет среди сгущающейся мглы города.

***

— Я не ребенок, я сам умею все делать, — говорит Игорь. — И готовить сам!

— Ишь ты, какой прошаренный, — картинно восхищается дядя Юра, любопытно засунувший нос в холодильник. Он роется на полках, хмыкает, задевает внутри дверцы бутылку водки — будто бы случайно, и Игорь чуть не говорит: «Да это чтобы царапины спиртом протирать, а не что вы подумали!», но прикусывает язык. Дядя Юра оборачивается с ухмылкой какой-то нехорошей, лисьей: — А из чего готовить будем, не подскажешь? Я тут вижу только яблоки и кусок черствого сыра…

— Под мойкой картошка есть, — насупливается Игорь. — Поджарить можно в масле, вот. И вообще яблоки полезные!

Дядя Юра усмехается. Игорь передумывает — он ему не нравится. Осматривает квартиру цепким ментовским взглядом, цокает, сокрушенно вздыхает, хотя по тому, как он ориентируется, несложно догадаться, что он не впервые эти стены с облезающими обоями видит. Даже знает, где у них чайные пакетики лежат. Игорь сердито наблюдает, нахохлившись на стуле, спинка впивается в бок. Тут нет отца, чтобы ворчал: «Выпрямись, спина колесом будет» и шутливо тыкал его в загривок, проходя мимо, зато есть дядя Юра — с какого-то перепугу свалившийся.

Игорь не дурак, знает, что отец не придет до завтрашнего вечера, а может, и до послезавтрашнего. Бывают такие тоскливые серые будни, в которые кто-то должен позаботиться о городе — тогда о нем самом заботятся тетя Лена и дядя Федя, оба хорошие, уютные и теплые, и Игорю даже нравится у них в гостях, хотя дома, понятное дело, лучше.

— А чего вы не на работе? — хмурится вдруг Игорь.

— Больничный у меня, — рассеянно отвечает дядя Юра, помахивая рукой, что Игорь даже ничего не успевает рассмотреть. — Да и подождать немного надо, пока… замнется. Кое-что.

В голове складывается картинка мрачненько: если дядя Федя лежит с высокой температурой и наверняка пьет чай горячий с малиновым вареньем, а непонятный дядя Юра носится по их дому в своем грабительском набеге в поисках «нормальной еды», то кто же будет прикрывать его папе спину? Игорь ерзает, волнуется, совсем не может сосредоточиться и отвечает невпопад. Спохватывается, только когда дядя Юра решительными шагами направляется к двери.

— Вы куда? — встревоженно вскидывается Игорь, выбегая за ним.

Может, он так задумался об отце, одном-одинешеньке на черных мокрых улицах, что не услышал приговорный звонок по телефону, который срочно выдернул его сиделку на работу? А в прихожей дядя Юра уже впихивается в большой черный плащ, вроде и шикарно, слишком дорого выглядящий, но вроде и потрепанный и явно не раз задетый пулей. Смотрит на Игоря, заправляет за ухо выбившуюся прядь, бросает удивленно:

— Да я до магазина… — И вдруг понимающе кивает: — Пошли-ка со мной, мелочь.

Игорю хочется напомнить, что он не маленький, чтобы одному бояться оставаться и шугаться темноты, но только насупленно шагает к вешалке и стаскивает свою любимую куртку. Чувствует, как дядя Юра вдруг поправляет его замятый воротник, косится на него. Ладно тетя Лена, она вечно причитает и гладит его по непослушным вихрам, но этот папин друг с чего такой хороший?

По дороге дядя Юра рассказывает, как познакомился с отцом и дядей Федей — они в то время работали над делом подпольного казино, и им нужен был кто-нибудь для внедрения… Юру только перевели из другого отдела, ему хотелось заварухи, чтобы сразу заявить о себе, и вот во время задержания, когда все должны были лечь мордами в пол рядом со столами, охрана вдруг стала отстреливаться. И пришел звездный час дяди Юры с его «Береттами», который вовремя их выхватил, и один пистолет направил в правый глаз хозяина сего чудесного заведения, устроившего игру с крупными ставками по случаю своего юбилея, а второй — в затылок его хорошенькой спутницы (как водится, вдвое его младше). С тех пор как-то и завелось, что Юру вечно отправляли на задания под прикрытием…

— Ух ты, круто! — вырывается у Игоря, шлепающего рядом по лужам. Идет дядя Юра быстро, торопливо, как-то воровато оглядывается, и за ним приходится чуть не бегом бежать. — И папу вы прикрывали?

— Сто раз! Глянь, за него словил, — вдруг заговорщически сообщает дядя Юра, засучивая рукав до локтя и в бледном свете фонаря показывая какую-то отметину. На их головы начинает накрапывать мелкий противный дождик, и дядя Юра вертится и шипит, как сердитый дворовый кошак.

— Тут на соседней улице шаверму продают, — говорит Игорь. — Дешево.

— Костя меня нанял не для того, чтобы я тебя отравил, — важно сообщает дядя Юра, и Игорь хихикает — надо же, нанял! Как будто ниже его достоинства признать, что решил другу с ребенком помочь, пока тот занят!

К счастью, далеко до магазина идти не приходится, есть тут на углу продуктовый. Дядя Юра заглядывает первым, осматривает углы — и только потом пропускает Игоря, трясущего головой от дождика. В магазине одна тетя Валя со скрипучим прокуренным голосом и безразличным усталым взглядом — оно и понятно, вечер уже начинает быть поздним, на улице погода скотская, а «эти двое» заваливаются и мешают ей кроссворд разгадывать. Она Игорю никогда не нравилась — он ей тоже, все время следила, чтобы он не спер «Сникерсы»…

Прокатывающийся по магазинчику дядя Юра напоминает стихийное бедствие. Валя даже приподнимается со своей табуретки, чтобы оценить, как незнакомый тип носится по ее территории; продавщица в магазине — это почти как консьержка, и Игорь неуютно поводит плечами, представляя, как скоро всем во дворе будет известно, что он явился с чужим мужиком, который накупил всякого… Дядя Юра тянется к ветчине, и у Игоря натурально глаза округляются. Он заглядывает в пакет в своих руках, проверяет, но там овощи всякие: ну лук, чеснок, морковка еще куда ни шло.

— Дядь Юр, дорого же, — жалобно бормочет Игорь, дергая его за рукав плаща. Рука как раз тянется за первоклассным твердым сыром. «Пармезан», — обреченно вспоминает Игорь. Он и не знал, что у них такое тут продается, но, наверное, завозили для тех, кто носит малиновые пиджаки и золотые цепи — они же тоже все-таки люди, в окрестных домах живут, есть хотят.

У дяди Юры ничего такого нет, никаких цепочек, только нахальная улыбка.

— Ничего не дорого, — бурчит он себе под нос. — Хочешь че-нибудь?

— А? — испуганно переспрашивает Игорь; ему все кажется, что сейчас их из магазина с позором выгонят. — Нет!

— Может, мороженого? Хотя ладно, не донесем, растает в такой-то ливень, — хихикает дядя Юра. — Вроде взяли все.

Игорь понятия не имеет, что такое это «все», но послушно тащит за ним пакет и раскладывает перед Валей продукты, ждет, пока она пересчитает, слышит, как дядя Юра хрустит бумажками, болтает, подмигивает продавщице, умудряясь одновременно объяснять, что он из полиции приятель одного тут Кости Грома и что все нормально, это честные деньги — ну, может, не совсем, но… Это, несомненно, очень много денег, Игорь столько за всю жизнь в руках не держал. Стыдом звенит в ушах, ему хочется провалиться сквозь землю, но он плетется за дядей Юрой к двери, тащит добычу.

На улице льет как из ведра, так что они решают подождать под козырьком. Дядя Юра садится на ступеньку и закуривает; не привычный отцовский «Беломор», отвратно пахнущий крепким табаком, а тонкие сигариллы — Игорь такие только в кино видел. Иностранные, тоже дорогие, наверно. Пахнут приятно, чем-то пряным… Но это Игорю просто есть хочется, в животе урчит, как кит из документалки… Примостившись рядом, он бережно прижимает к себе пакет.

— А она все за тобой следила, — хмыкает дядя Юра. — За руками твоими. Что, батончики воруете? Жвачки?

— Да не я ворую, это Игнат. Ну и он не ворует, а так. Берет незаметно, — сильно смущаясь, принимается пояснять Игорь. — По одному вроде и не воровство получается…

Дядя Юра странно невесело смеется, потом треплет его по плечу:

— Отцу не сдам, не бойся. Только… никогда никому не попадайся. А если не можешь это гарантировать, то лучше и вообще не воровать.

Они сидят рядом, пахнет табаком с примесью чего-то терпковато-приятного и свежим дождем. Озоном, то есть, конечно. Игорь поднимает голову, надеясь увидеть сквозь тучи проблеск хоть одной звездочки, но там только мокрый козырек крыши…

— Сейчас будете рассказывать, что воровать плохо? — угрюмо спрашивает Игорь. Он знает, как это работает, знает, какие слова сейчас потекут ему в уши, потому что это прописные истины, но дядя Юра вдруг пожимает плечами и вполне искренне говорит:

— Я, наверно, не лучший человек, чтобы нотации читать, понимаешь ли. Но я недавно порешил, что друг мне дороже бабок. Я твоему отцу должен…

— Денег? — испуганно прерывает Игорь.

— Не, хуже, жизнью обязан, — припечатывает дядя Юра.

Молчат недолго, как будто не решаются заговорить. Игорю это ощущение даже нравится — он не робеет, как перед отцом, просто вдруг обнаруживает, что ему вполне удобно молчать рядом с этим забавным встрепанным человеком.

— Идем, вроде дождь кончился, — вздыхает дядя Юра, притушивает сигариллу о ступеньку рядом со своей рукой. Таким движением преломленным, как будто хотел об пальцы, но в последний момент взгляд Игоря перехватил и передумал.

Последние капли бьют его по спине. Игорь выходит первым, нетерпеливо вертится — ему и впрямь хочется есть, и он впервые за их странную прогулку спрашивает у дяди Юры, что это за странный набор продуктов они добыли.

— Паста болоньезе, — подмигивает тот. — Так сделаю — охренеешь!

***

Дома Игорь садится за тетрадки, запоздало вспомнив, что ему нужно поковырять задачки по алгебре, но потом любопытно перебирается к кухне, наблюдает за дядей Юрой. Тот как будто не умеет работать молча, все бормочет себе что-то под нос, ругается так, что папа непременно велел бы зажать уши, а потом и вовсе насвистывает какой-то мотивчик, помешивая варево в кастрюле. Паста готовится себе спокойно, спагетти и Игорь может сделать, но вот в соус дядя Юра явно вкладывает всю душу.

Пока получившаяся мешанина тушится в сковородке, они разговаривают о всяких бессмысленных штуках: Игорь рассказывает, как наловчился играть в ножички во дворе, дядя Юра вспоминает байки с работы про маньяков. Не совсем его профиль, как уже понимает Игорь, поэтому история кажется приукрашенной. Но он об этом любезно ничего не говорит.

— А как оно в заграницах? — спрашивает дядя Юра. — Так, иди сам помешай, у меня рука устала!

Развалившись на стуле, как довольный сытый кот, он слушает сбивчивый рассказ Игоря про аттракционы, американские горки и сладкую сахарную вату. Ему до сих пор не верится, что это было с ним не во сне, но Игорь со стыдом признается, что это была лучшая неделя в его жизни, пусть и проведенная вдали от дома… Вот если бы папа был рядом…

— Только я там ни с кем не подружился почти, ну, я ж мало что понимаю по-английски, — оправдывается Игорь, стараясь мерно помешивать соус.

— Что, не спик инглиш? — хихикает дядя Юра.

— Не мое как-то… Я вот считаю хорошо! И физику знаю.

— У-у, технарь, — закатывает глаза тот. — Я говорю немного, по работе пригождается. Могу пару кассет дать, там фильмы на английском. Может, запомнишь чего. В контексте-то оно удачнее получается, так сказать.

— Боевики? — аж тянется к нему Игорь, но тут же отскакивает обратно к плите. — Не, это как-то много. У меня такое ощущение, что вы меня купить пытаетесь, — вдруг сбалтывает он и чуть не стучит по своей глупой голове лопаточкой, когда видит на лице дяди Юры это пространное выражение. — Блин, извините! Я не это хотел… Просто как-то странно, я ж вам чужой совсем.

Недолго слышно только, как шкворчит соус в сковородке. Руки двигаются будто сами собой, пока дядя Юра неслышно не поднимается, чтобы его отодвинуть и в последний раз все перетряхнуть.

— Я недавно чуть не помер, и это было хорошее время, чтобы вспомнить, что у меня есть только два друга… и все, — вдруг горько усмехается дядя Юра. — Если бы твой отец меня не пустил, я бы умер той же ночью. А если бы он не кинулся в перестрелку на складе, я плавал бы в реке с минимум десятью лишними дырками. И я подумал, что надо сделать что-то хорошее. Раз уж я живой.

— Например?

— Ужин тебе, например. Садись давай, — хмыкает дядя Юра, снова веселеет, гремит тарелками и художественно размазывает соус по спагетти.

Уже поздновато для ужина, и Игорь накидывается на еду, наматывает макаронины на вилку. Он сейчас, кажется, что угодно готов смести, но надо признать: паста с непонятным соусом у дяди Юры получается просто замечательно. Наверно, коронное блюдо. Игорь довольно улыбается, кивает ему, большой палец показывает, поспешно доедая свою порцию, пока дядя Юра задумчиво ковыряется в своей тарелке…

***

Гром возвращается домой под утро, тихо-тихо проворачивает ключ в замке и медленно открывает, мысленно уговаривая старые петли не скрипеть. Пробирается в квартиру, довольно выдыхает, прислушивается к мирной темноте… И, разворачиваясь, натыкается на взъерошенного Юрку с «Береттой» своей любимой. Теперь, различив в ночи недовольного Грома с мокрыми волосами, он неловко мнется и не знает, куда деть пистолет.

— Я услышал, как в дверь кто-то лезет, че еще мне надо было делать, — оправдывается Смирнов и откладывает пистолет на старую тумбочку для обуви. — Чего ты так рано?.. Завтра ж обещался.

— Земля мокрая, собаки след не взяли. Накрылось задержание, — недовольно ворчит Гром. — Вы тут как? Не поссорились?

— Да нет, хороший пацан, — ухмыляется Юрка. — Положительный такой. Сразу видно — Гром.

На кухонной половине Гром добирается до холодильника, изумленно рассматривает явно лишние продукты, но ничего не говорит.

— Макароны по-флотски? — спрашивает негромко.

— Паста болоньезе!

— О как… Жрать-то можно?

— Если бы я хотел вас убить, я бы выбрал что-нибудь более эффектное, — шипит Юра.

Перед глазами — аккуратная дырка в голове Хмуровой. Даже удивительно, как он сумел ее так четко рассмотреть, будучи почти обескровлен и одурманен наркотиками, но Грому кажется, что это не изгладится из его памяти никогда. Как и безумный Юркин взгляд, когда тот понял, что на него направили пистолет…

Сейчас он пробует макароны, а Смирнов раскачивается на стуле, глядя в запотевшее окно на бледный рассветный город. Где-то там прячутся непойманные бандиты, и обычно Грому это не позволяет думать ни о чем другом, но сейчас он успокаивается, настраиваясь на что-то домашнее, уютное. Игорь спит себе, сытый и довольный, видит яркие детские сны, и все хорошо. Разве не ради этого он старается?..

— Спасибо, — говорит вдруг Юрка. — Я знаю, что проебался по всем фронтам, и вполне логично, если ты не будешь мне доверять… Но ты меня с сыном оставил. Это… это браво, Гром.

Игорь — это самое ценное, что у него есть, и впрямь странно, что он может кому-то его так доверить, кроме Феди, которого со школьной скамьи знает. Но Юрка — совсем другое дело. Непредсказуемый, опасный, вечно творящий только то, что он хочет. И в то же время — очень боящийся остаться один. Гром начал замечать это как раз после той истории с гипнозом. Юра все время за ними с Прокопенко таскался, по любому поводу подваливал, в гости даже заходил пару раз, когда Игоря не было или когда он, вот как сейчас, мирно спал. После всего пережитого Смирнов не мог доверять даже себе…

— Ну будет тебе, — вздохнул Гром. — Это же я тебя убить пытался.

— Но не преуспел… — зубасто скалится Юра. — А знаешь, Гром, что я тебе скажу? У тебя пистолет незаряженный был, — внезапно делится он. — Тебя когда вырубило, я сразу полез проверять. Ну, то есть сначала я тебе рану зажал, конечно, а потом посмотрел. Пустая обойма.

Все становится таким медленным, растянутым во времени. И макароны с вкусным соусом — совсем пресными, какими-то безразличными Грому. Он смотрит на Смирнова, но тот ухмыляется — и чему радуется, придурок?..

— Как это пустая…

— Ну хотел ты меня припугнуть, ну бывает, — отмахивается Юрка. — Сам перепугался, сам все забыл со стресса, ну и ладно! Главное, что все нормально.

Нет, медленно качает головой Гром, не нормально. Он хотел в Смирнова выстрелить, и от этого ему страшно, потому что он уверен: он-то думал, что у него еще есть патроны. Да, мог увлечься и недосчитаться, отбиваясь от сектантов, но как же так может быть… Но Юрка, похоже, в темноте принимает его растерянное движение головой за согласное кивание, довольно хлопает его по плечу и уводит у него из-под носа уже пустую тарелку.

Вина все еще выжигает Грома изнутри.

— Спасибо, что за Игорем приглядел… — говорит он, не смотря на Смирнова. — Ты… заходи в гости, если что. Поговорим, выпьем.

Раньше не приглашал — только Федю по праздникам, а потом к нему приложилась Лена, хорошая, добрая Лена, которая немного вернула Грому веру в то, что женщины могут быть не только предательскими эгоистичными суками, но и хорошими женами. Мысли кажутся далекими, но Гром еще находит силы удивляться: это Юра как-то сюда пролез, вот с того самого дня, как он его окровавленного и слегка под кайфом впустил. Юра как тараканы: заведется — не выживешь.

— Окей, вас понял, — шутливо козыряет Юрка. — Там светает уже, пойду я. Надо к Феде заехать, может, лекарства какие нужны, а то они там оба слегли, а мне заняться нечем…

«За грехи рассчитываешься?» — хочется спросить Грому, но он сдерживается. Ничего, пусть помогает. Ему полезно.

— Игорь на день рождения хочет велик, кстати, — подсказывает Юрка, уже уходя, цепляется плащом за ручку. — И краски. Ты б его в художку отдал, что ли, может, у тебя второй Ван Гог растет. А кто будет говорить, что это девчачье, Игорь носы поразбивает, я ему покажу как…

— Сам покажу, — посмеивается Гром. — Иди уже, Мэри Поппинс.

После ухода Юры снова становится тихо и спокойно. Гром стоит недолго, привалившись спиной к двери, усталый, как собака. Слишком многие свои правила приходится нарушать в последнее время, и впускать Смирнова домой и знакомить с ребенком кажется большой ошибкой, которая ему в будущем откликнется.

Он вздыхает, мягкими неслышными шагами проходит в комнату, смотрит на спящего сына, чему-то улыбающегося, и трясет головой. Может быть, все правильно. Может быть, это очень по-человечески — хотеть довериться другу.

Гром оборачивается и обреченно замечает, что Юрка забыл у него на тумбочке пистолет. Значит, точно вернется.