Дух приближается безмолвно, медленно, сурово, аж все мысли улетучились. И когда он уже совсем близко, такой мрачной таинственностью веет от него, что Юнги падает перед ним на колени.
Чёрное, похожее на саван (это одежда для усопшего или покрывало, которым накрывают тело в гробу) одеяние призрака скрывает его голову, лицо, фигуру - видна только одна рука. Не будь этой руки, Дух слился бы с ночью и стал бы неразличим среди окружающего его мрака.
Благоговейный трепет объял Юнги, когда эта высокая величавая и таинственная фигура остановилась возле него. Призрак не двигается и не произносит ни слова, а Юнги испытывает только ужас, больше ничего.
— Ты - Дух Будущего? — заикаясь, спрашивает он.
Но тот ничего не отвечает, только рука указывает куда-то вперёд.
— Ты намерен показать мне, что должно произойти в будущем? — продолжает Юнги, желая знать, что от него хотят.
Складки одеяния, ниспадающего с головы Духа, слегка шевельнулись, словно тот кивнул. Другого ответа он не получил.
Хотя общество привидений для него стало уже привычным, однако эта молчаливая фигура внушала такой ужас, что колени у Юнги начали подгибаться. И собравшись следовать за призраком, он почувствовал, что едва держится на ногах. Должно быть, Дух заметил его состояние, ибо он приостановился на мгновение, как бы для того, чтобы дать возможность прийти в себя. Но Юнги от этой передышки стало только хуже. Необъяснимый ужас пронизывает всё его существо при мысли о том, что под прикрытием этого чёрного, мрачного савана, взор призрака неотступно следит за ним. В то время как сам он, сколько бы ни напрягал зрение, не может разглядеть ничего, кроме этой мертвенно-бледной руки и огромной чёрной бесформенной массы.
— Куда мне идти? — Юнги, действительно, не знает, потому что ничего не поменялось.
Ни порталов, ни дыр, ни картин, сменяющих друг друга. Ничего. А так хочется поскорее вернуться к Чонгуку. Убедиться, что с ним всё в порядке. Увиденное моментом ранее, всё не покидает его.
— Мой брат… он жив? — наконец, задаёт мучающий вопрос, хотя не знает, готов ли услышать ответ.
Но вместо ответа, Дух двинулся вперёд так же безмолвно, как и появился. Юнги лишь последовал за ним в тени его одеяния, которое как бы поддерживает его над землёй и увлекает за собой.
На улице ни следа от метели, только спокойный снегопад большими хрустящими хлопьями. Что дарит успокоение, в отличие от метели.
Сулит ли это что-нибудь хорошее?
И тут они подходят к огромному зданию. Юнги хорошо знакомо это место, так как сюда он приходит каждый месяц платить налоги. Он и не знал, что в этом здании есть и юридические компании, как и ритуальные.
Ритуальные?
Неужто, Чонгук…?
Юнги становится слишком плохо, что оседает на землю, не останавливая слёзы.
Пожалуйста, всё, что угодно, но не это.
Но Дух безмолвно указывает длинным пальцем на двух мужчин в чёрных костюмах, что стоят перед закрытым гробом.
Даже не хочет знать, кто в этом гробу. Он не простит себя никогда, если увидит до боли родного человека без признаков жизни.
Слишком жестоко.
Но Дух подталкивает его ближе к гробу, и он слышит разговор этих людей.
— Нет, нет — говорит высокий тучный мужчина с чудовищным тройным подбородком. — Об этом мне ничего не известно. Знаю только, что он умер.
— Когда это случилось? — спрашивает второй.
— Говорят, прошлой ночью.
— А что с ним было? — смеётся второй высокий шатен. — Мне казалось, он всех нас переживёт.
— А кто его знает? — молвит первый и зевает, сидя сразу на двух стульях.
— Что же Мин Юнги сделал со своими деньгами? — Всё интересуется шатен.
— Оставил брату, какому-то Чонгуку, — отвечает человек с тройным подбородком.
— Похоже, пышных похорон не будет, — продолжает шатен. — Пусть меня ужалит оса, если кто-нибудь придёт его хоронить. Может, нам собраться компанией и показать пример? А где этот… Шон..
— Чонгук. Он живёт заграницей. Вот удивится, узнав, что стал наследником огромного состояния. Я был бы на седьмом небе от счастья.
Снова смех, отчего Юнги даже не злится. Он слишком рад узнать, что с братом всё хорошо, а остальное неважно.
Стоп!
Они сказали Мин Юнги? То есть… Это он лежит в слишком простом, обычном гробу?
Что-то воздуха резко стало не хватать. Узнать по собственную смерть таким образом - ощущения не из самых приятных, если честно. Получается, Дух забрал его вместо брата?
Что-то не вяжется. А насколько далёком будущем они оказались?
Тут он натыкается на часы на стене, а пол ним ярким голубым светом читается дата, и приходит в шок. С того Рождества прошло лет тридцать! Получается, он умер в шестьдесят лет? Что-то слишком рано. И от чего? Есть ли способы предотвратить?
— Это я… Там? — спрашивает он, указывая на гроб, надеясь на ответ Духа, но тот снова молчит и стоит статуей.
Что не так с этим призраком? Почему ничего не говорит? И того ли Духа ему вообще прислали?
Но он слишком вымотан, чтобы допрашивать. А узнав, что его брат жив, хотя и живёт не с ним, придаёт ему некоторую радость. Даже собственная смерть не кажется такой уж большой трагедией. Более того, чуточку рад, что прожил столько. Хотя думал, он никогда не умрёт.
До чего смешно.
Дух снова указывает вперёд. На этот раз они оказываются на улице. Не так сильно всё и изменилось в будущем. Нет обещанных летающих машин или чего-нибудь эдакого, чтобы восклицать: «Я бывал в будущем, а там такое!».
Обычные здания, только панели и билборды стали красочнее. Да здания сверкают титаном.
Тут взгляд Юнги натыкается на Намджуна и Хосока, которые стоят возле кафе, радостно болтая за одним столиком. Не узнать их невозможно. Разве что, превратились в стариков. Таких забавных, Юнги бы не подумал никогда, что увидит их в очень взрослом возрасте. Даже улыбается, что те не сильно изменились, приближаясь вплотную.
— Слыхал? — спрашивает Намджун.
— Да. Вот и он там, куда сам посылал всех. Как думаешь, Юнги экспрессом доставили до самого Люцифера? — смеётся Хосок, попивая горячий напиток, а в старческих глазах наблюдается капля искренней любознательности.
— Это да, — и Ким подхватывает его смех, надкусывая какую-то булочку.
Как-то стало грустно. Неужели, так ни с кем и не поладил за всю свою жизнь?
Даже Намджун выглядит слишком спокойным, будто говорит о сущей ерунде.
— Какие планы на Рождество? — интересуется Хосок.
— Сначала к детям, потом вместе с Джином. Как насчёт встретиться на Новый год?
— Отлично, тогда до встречи, Нам.
Они расходятся, пожав друг другу морщинистые руки.
И всё? Ни слова больше о нём?
Встретились, потолковали и разошлись.
А чего ожидать с таким-то отношением?
Что-то его будущее слишком печальное, даже для него.
Горько вздохнув, он натыкается на призрака, стоявшего рядом чёрной безмолвной тенью, что снова указывает вперёд рукой.
Очнувшись от своих раздумий, Юнги замечает, что рука Духа протянута к нему, а невидимый, но ощутимый взгляд, как ему почудилось, пронизывает его насквозь. Юнги содрогнулся и почувствовал, как кровь леденеет у него в жилах от этого призрака.
Покинув это оживлённое место, они углубились в глухой район трущоб.
Он оглядывается вокруг и начинает различать среди обветшалых и старых зданий свой район.
Так всё изменилось.
Почему его район оказался в трущобах? Почему всё такое старое или серое? Неужели государство не построило новые?
А когда Дух снова указывает вперёд, он застывает.
Его дом. Точнее, то, что от него осталось. Во дворе всё те же два дома: один - побольше, другой - поменьше. Но так искоренились и изжили себя. Не живи он там сейчас, никогда бы не подумал, что эти дома пригодны для жизни.
Неужели он всё время жил здесь до самой смерти? Не может этого быть. А как же огромное состояние? Не мог позволить купить себе дом получше?
Юнги переводит глаза на Духа, который снова указывает на его дом и снова молчит.
Что за призрак? Нет, чтоб нормально сказать.
И тут, он слышит шорох из дома. Неужели, кто-то всё ещё живёт там?
Юнги осторожно подходит к дому и видит, что даже изнутри он стал настоящей развалюхой. Некогда относительно уютная гостиная-кухня превратилась в болото, а спальня и того хуже. Мебель вся висит на соплях, что сам кривит лицо в отвращении. Никогда бы не подумал, что доведёт себя до такого убогого состояния.
Как он вообще здесь жил? Неудивительно, что умер так скоро.
И в спальне он замечает троих людей, одетых как бомжи, да и выглядящих соотвественно. Они усиленно шарят по углам и мебели, точнее, что от них осталось. Да так, будто вандалы, не беспокоясь об их сохранности.
— Вот старый хрыч. Всё взял с собой на тот свет? Ничего не оставил? — запыхавшись, лепечет беззубый мужчина с грубыми чертами лица.
— Да, да. Такие как этот, алчные и скупые, никогда за собой ничего не оставляют, — ворчит старая женщина с грязными волосами и жирным лицом. — А это что?
— Простыня? Фу, брось. Кто знает, чем он болел? — говорит вторая грязная женщина, будто сама чистота.
— Но мы можем постирать и продать.
— Это даже не дорогая ткань, бросай!
Эти трое шарят весь его дом, пока ему не надоедает это зрелище. Ничего человеческого в их душах нет, что роются в доме мертвеца. Да и зная себя, он точно ничего не оставил этим гиенам.
Неужели после всех посещений призраков, он так ничего и не поменял в жизни? Или поменял и изменился, но никому уже не был нужен? Или всё это до его встречи с Духами?
Если это так, то велика вероятность, что будущее изменится.
Точнее, он.
Но, Юнги уже изменился.
— Дух! — говорит он. — Я всё понял. Верь мне, даже покинув это место, всё равно навсегда сохраню в памяти урок, который я здесь получил. Уйдём отсюда, пожалуйста.
Призрак недолго стоит и ему кажется, что вновь сверлит его тяжёлым взглядом насквозь.
Но потом картина перед ним меняется, дома уже не такие старые, и начинают приобретать яркий свет, крепкие стены, крыши и заборы, наконец. Получается это недалекое будущее?
Юнги выдыхает, когда они останавливаются напротив его офиса. На двери всё ещё висит заламинированная бумага, поверх который стоит его надпись: «Закрыто на праздники».
Даже радуется, что на календаре второе число следующего года. Затем замечает себя, привычно сидящего за столом. Такого хмурого, будто нет поводов для радости. А усы добавляют его образу несколько лет, да и подчёркивают всё недовольство, которое так отчётливо читается на лице.
Неужели, не мог сделать лицо попроще и жить себе, никого не трогая и тем более, не изображая великого вредителя.
Немного сгорбленная поза старит его ещё больше. Как же себя запустил.
Его глаза с лисьим прищуром сверлят часы на телефоне, будто ожидают чего-то.
До чего похож на отца. И этот факт заставляет его поёжиться. Не бывать этому. Никогда. Может, и внешне он пошел в него, то никогда не станет, эгоистичным алчным существом в душе.
Со стороны он замечает свой офис - серые стены, серая мебель, будто потеряли все краски. Даже атмосфера в помещении серая, будто никогда свет не проникал сюда. Будто радость и счастье обходят стороной.
Но Юнги очень надеется увидеть Намджуна. Что вручит ему зарплату, порадует премией и отправит домой, к семье.
Но Ким не приходит. Как не приходит и после обеда, и после ужина. А старый он начинает злиться и ругать его. И когда Юнги слышит какие скверные злые слова выходят из своего же рта, то хочется убежать. Это не слова, а настоящий яд.
Кошмар! Так он выглядит, когда злится?
Ужас.
На календаре сменяются дни. Вот уже месяц без Намджуна, и Хосок ни разу не вступал в офис.
Юнги недоумевает, куда мог деться Намджун? Ведь, видел его минутами ранее, весёлого и здорового.
Тут перед ним проносятся картины, будто диафильм, где Ким с семьёй уезжают из Сеула в другой город сразу после Рождества. Хоронят папу в местном кладбище.
И они с мужем открывают свой каллиграфический бизнес. Дело процветает, расширяется. Вскоре, их дети взрослеют, оканчивают институт, женятся. А они, обустроив своих детей, возвращаются в Сеул.
Картины исчезают, возвращая в момент исчезновения Намджуна.
И на третий месяц работы самому, как раз перед летними праздниками, он нанимает нового сотрудника, которого нашёл по объявлению за сущие копейки.
Но тут картина сменяется. Теперь этот самый сотрудник прикарманивает его же деньги. От клиента берёт одну сумму, пару купюр уходят к нему в карман, а ему приносит - другую. И будущий Юнги ни сном, ни духом.
Вот глупец!
Сейчас Юнги лишь наблюдает за собственной наивностью и глупостью, не в силах ничего изменить.
Как он постоянно злится на коллегу, но тому хоть бы хны. Продолжает нагло обворовывать.
— Дух, я же могу изменить своё будущее? — сердечно спрашивает он. — Ведь, не обязательно именно это ждёт меня, да?
Но тот снова молчит. Юнги лишь закрывает глаза и вздыхает.
А рука Духа снова указывает вперёд.
Картина снова сменяется.
На этот раз это не серый Сеул, не родной Тэгу, даже не Южная Корея.
Юнги смотрит на проплывающие рекламы, и припоминает итальянские буквы.
Италия? Родина старины Луччио?
То то ясное солнце, ни намёка на снег. Люди одеты во всё лёгкое и открытое. И все они загорелые.
А на улицах виднеются отголоски Рождества.
Они останавливаются возле огромного дорогого коттеджа, окружённого мощным кирпичным забором. За домом расположился большой сад из множества цветов; большой светлой верандой; чистым бассейном; большим гаражом с марками машин его мечты юности. Детская площадка со своей песочницей, свидетельствует, что у хозяев есть дети.
А кода заходят внутрь, то Юнги аж свистит от убранства. Всё здесь выглядит настолько дорогим, что глаза слепит. Одни картины чего стоят? Наверняка, всех его сбережений хватит лишь на одну.
Это разительно отличается от его старого дома. Кто бы ни жил здесь - счастливчик судьбы, не иначе.
Но тут Дух снова указывает вперёд, и он подчиняется, следуя направлению.
Они поднимаются на второй этаж, а Юнги всё никак не может насмотреться. До чего красивые картины, ковры, мебель. Даже замечает несколько фотографий со знакомыми лицами в позолоченных рамках.
Неужто здесь живёт его знакомый?
Дух указывает на какой-то кабинет. Настолько светлый и тоже дорогой, с богатой библиотекой, новомодными компьютерами, алкоголем, но тут Юнги застывает.
За столом сидит ни кто иной, как его брат.
Чонгук!
Юнги радостно кидается ему, так как в последний раз видел его ни живого, ни мёртвого, но лишь проходит насквозь, отчего грустно оглядывается. Совсем забыл, что он невидим и неслышим. Но всё равно на душе радостно, увидев брата живым и полным сил.
Чонгук стал ещё мужественнее. Возраст ему очень к лицу, даже обзавёлся аккуратными усами, что только красят его. На нём классический чёрный костюм, ролекс блестит на руке с телефоном возле уха, и множество золотых колец на обеих руках.
Будто настоящая итальянская модель.
— Хорошо. Не надо мне его денег, отдайте на благотворительность. Да. До свидания, — по-корейски говорит брат, завершая телефонный разговор. — Тэ?
— Да, милый, — заходит омега брата, что стал ещё краше с возрастом, а дорогая одежда сидит на нём просто великолепно.
— Ты не поверишь, — целуя его, проговаривает Чонгук, а голос стал таким взрослым, будто не он.
— Во что?
— Мой брат, Юнги. Он умер и завещал все деньги мне.
— Ох. Это хорошо?
— К чему мне его деньги сейчас? Я сказал отдать на благотворительность. Только жалко брата, что умер в одиночестве.
— Ну, он сам этого хотел, нечего его жалеть. Лучше идём, там такой красивый торт привезли на день рождения нашего внука.
Пара, обменявшись поцелуем, уходит из кабинета.
А внутри Юнги стало совсем холодно, будто его окунули ледяной водой, несмотря на жаркий солнечный день. Собственный брат не скорбит по нему. А его деньги, заработанные за всю жизнь, ушли совершенно другим людям.
— Я хочу домой, пожалуйста. С меня достаточно, слышишь? Я всё понял… Всё понял, — стирая слёзы, бурчит он.
Но Дух снова молчалив и неподвижен. Однако Юнги покорно ждёт, осмысливая увиденное и услышанное.
Он теперь намерен изменить свою жизнь в лучшую сторону.
Будь он действительно проклят и умрёт одиноким, если не выполнит обещание.
Но тут до него доходит шум и голоса из первого этажа коттеджа.
Когда Дух снова бледной рукой указывает вперёд, он нехотя идёт.
Не хочется присутствовать, когда ты здесь никому не нужен.
А там бурлит жизнь. Всё роскошно украшено, людей так много, что не потанцуешь. А в центре стоит огромный длинный торт с потолка до пола, украшенная различными шарами, кристаллами, фигурками, что Юнги моргает быстро и много, чтобы поверить.
Не бывает таких тортов.
А рядом с этим невообразимо больших размеров кондитерским гигантом, замечает Чонгука с самой широкой знакомой улыбкой, Тэхёна, что обнимает маленького мальчишку лет семи-восьми. Который не может обвести весь торт своими глазками. Но он очень похож на Чонгука в детстве, и Юнги делает вывод, что это его внук.
Отрадно видеть счастливые искренние улыбки брата и его семьи. Даже радуется, что Чонгук поступил правильно. Уехал подальше от него, подальше от злых слов.
И тут все начинают петь песню имениннику, напугав Юнги, но он лишь радуется счастливым лицам. Хотя его и нет среди них, Юнги бесконечно рад, что брат со своей семьёй.
И главное, счастлив.
Картина снова сменяется. И уже знакомый Сеул, знакомое здание с ритуальными услугами, где всё также стоит недорогой гроб. Но в этот раз открытый, и нет посторонних вокруг.
Юнги не боится больше ничего.
Он спокойно и уверено идёт прямо к нему, а внутри ни страха, ни ужаса. Наоборот, осталось лишь твёрдое намерение поменять свою жизнь и похоронить старого себя.
Как только он подходит ближе и хочет снять с головы мертвеца ткань, покрывающую лицо, всё вмиг исчезает.
Он снова оказывается в своей спальне на своей кровати, в настоящем. А на календаре - три дня до Рождества.