У Шин Лаим с честностью сложные отношения. Она не любит врать и предпочитает говорить остальным правду, какой бы она ни была. Однако когда ей приходится быть честной с собой, она использует все приходящие в голову уловки — лишь бы не признаваться, что где-то она чудовищно сглупила. Где-то дала слабину, которая теперь выходит ей боком.

Ким Тэхён смотрит на Лаим снизу-вверх, глаза у него при этом светятся белым. Он чудовищно красив в любом виде, но только когда они остаются наедине, из его поведения бесследно исчезает ребячливость. Он становится серьёзнее, будто волк, медленно стягивающий овечью шкуру: от неуловимо меняющегося взгляда по спине ползут мурашки, изгибающая губы улыбка отзывается дрожью внутри, а скользящие по телу пальцы заставляют раз за разом сглатывать пересохшим горлом. Он пугает и восхищает её одновременно.

Юбка легко соскальзывает с бёдер, и Лаим, переступив её, укладывается на кровать. Свет в комнате приглушен, поэтому она скорее чувствует, чем видит, как Тэхён опускается у изножья на колени. От его ладоней исходит жар, хотя на ощупь они практически ледяные, и Лаим вздрагивает, когда кончики пальцев щекоткой проходятся вдоль резинки трусов.

В выборе нижнего белья она отдаёт предпочтение удобству, а не красоте, однако сейчас за это почему-то становится мучительно стыдно. У них не особенно часто случается секс, чтобы подгадывать и облачаться в кружева и стринги, и каждый раз похож на ураган — слишком чувственный и дикий, чтобы оставить хоть какие-то сожаления. Но Лаим всё равно постоянно обещает себе, что приучится одеваться красиво. Хотя бы ради того, чтобы Тэхён знал — она ждёт его. Всегда.

— Я и так это знаю, — хмыкает вдруг Тэхён, и Лаим дёргается от неожиданности.

Приподнявшись на локтях, она хмуро смотрит на него, фыркает и издевательски тянет:

— Тебя мама не учила, что лезть в головы другим людям невежливо?

— А я и не лезу, — с бесхитростным видом отвечает Тэхён.

В его честных глазах нет ни намёка на ложь, ведь он, в отличие от Лаим, вообще не врёт, даже себе.

— Ну да, ну да. У меня, наверное, на лбу всё написано, а у тебя просто отличное зрение, — закатывает глаза Лаим.

Губы Тэхёна растягивает такая застенчивая улыбка, что ей на миг становится стыдно за свой сарказм. Он этого не заслуживает.

— Вовсе нет. Мне не нужны подсказки, чтобы знать, о чём ты думаешь. А теперь, — он чуть прищуривается, — ляг обратно и расслабься.

Лаим не сразу перестраивается на резкую смену темы. Она открывает рот, чтобы задать повисший на языке вопрос, однако не успевает произнести ни звука, потому что Тэхён, замолчав, зачем-то суёт в рот пальцы, а затем вытаскивает взявшийся из ниоткуда кусочек льда. Глаза Лаим округляются. Сколько ещё талантов скрыто в этом несуразном создании?

Хотя ей, наверное, лучше не знать…

Придвинувшись, Тэхён кладёт ладонь на живот Лаим и легонько надавливает, заставляя её откинуться на спину. Лишь когда перед её глазами опять появляется потолок, он опирается локтями на матрас и осторожно касается льдом кожи чуть ниже пупка.

У Лаим перехватывает дыхание.

— Ты вся в мурашках, — шепчет Тэхён, пока она пытается собрать развалившееся на части сознание воедино. В его голосе причудливо переплетаются насмешливость и восторг — Лаим никак не может понять, что будоражит её сильнее.

Тэхён наваливается на матрас сильнее и ведёт кусочек льда выше: описывает спираль вокруг пупка, соскальзывает к лифчику и внезапно замирает. Лаим замирает тоже. Она в напряжении ждёт, что последует за этим, и, почувствовав скатившуюся по рёбрам каплю, ёжится. Доля секунды уходит у неё, чтобы подумать, что лёд тает слишком быстро, поэтому когда Тэхён внезапно прижимается раскрытыми ртом к всё ещё прохладному следу у пупка, она едва не подпрыгивает. Удерживает её на месте только стальная хватка Тэхёна, который буквально впечатывает её в кровать.

— Т-ты чего удумал?! — выдыхает Лаим, пытаясь сжаться так, чтобы хоть на мгновение избавиться от ощущения скользящего по коже языка.

Тэхён в ответ тихо фыркает, из-за чего внизу живота вспыхивает сноп искр, и урчит нарочито низким голосом:

— Расслабься уже.

Лаим хочется ненатурально громко расхохотаться. Расслабиться? Когда он делает что-то подобное? Серьёзно?

— Я прокляну тебя на веки вечные, Ким Тэхён! — шипит она, кривясь, когда его губы перемещаются по следу выше и останавливаются возле наполовину растаявшего кубика льда.

— Жду не дождусь, — фыркает тот и, прихватив кубик зубами, снова тянет его вниз.

Лаим зажмуривается до цветных кругов под веками. Влажная прохлада льда теперь разбавляется горячим дыханием Тэхёна, и от этого хочется ругаться самыми грязными словами, чтобы перебороть желание сладострастно всхлипнуть и выгнуться навстречу ласке. Лаим не готова капитулировать.

Тэхён успевает опуститься до резинки трусов, прежде чем лёд тает весь. Однако его это не останавливает. Отпечатавшаяся на языке лёгкая прохлада прекрасно контрастирует с горячей кожей, поэтому когда он ненавязчиво сдвигает бельё чуть ниже, Лаим до скрипа сжимает зубы, чтобы сдержать судорожный вдох.

Тэхён замирает, когда трусы оказываются спущены достаточно, чтобы можно было без особого труда продолжить увлекательное занятие. Он поднимает голову, ловит помутневший от возбуждения взгляд Лаим и, прекрасно поняв, чего именно она сейчас хочет, виновато улыбается.

— Извини, я сегодня голоден.

На его языке это означает, что секса у них опять не будет. Тэхён не любит «питаться» Лаим, поэтому позволяет себе заниматься с ней любовью только сытым. Он говорит, что так не чувствует себя эгоистом и получает больше удовольствия от процесса. И хоть Лаим, в принципе, не против стать его «шведским столом», он в своём решении непреклонен.

Однако даже при всём при этом Тэхён никогда не отказывает себе в желании доставить наслаждение ей.

Вздохнув, Лаим опять откидывается на кровать, закрывает глаза и, почувствовав скольжение ладоней на внутренней стороне бёдер, впивается пальцами в покрывало. Им для общения не всегда требуются слова, поэтому она прекрасно знает, что он всё равно продолжит.

Тэхён ласкает её языком и губами так, что на короткое время все границы теряют чёткость. Он погружается в неё, умудряясь при этом так же растворять её в себе — и в такие моменты даже Лаим сложно обманывать себя. Она точно знает, что готова продать душу за редкие минуты их единения.

Хотя, если подумать, она и так уже вся с потрохами принадлежит этому демону.