Своё влечение к Саюн Джонхён осознаёт далеко не сразу. Сперва она становится интересна ему как собеседник, затем — как человек, а следом он начинает видеть в ней то, что, по идее, не следует видеть в случайных знакомых. Ли Саюн — красивая девушка, статная, ухоженная. А ещё от неё порой пахнет так, что у Джонхёна темнеет перед глазами.

— Доброе утро!

В лифт торопливо просачивается Саюн, и у Джонхёна, нажавшего кнопку удержания дверей, при виде неё появляется навязчивое желание выпрыгнуть в коридор и пройтись пешком. Даром, что его студия находится на восьмом этаже. Он, конечно, выдохнется, вспотеет как последняя скотина, но не наделает глупостей — это ли не плюс.

Однако пока Джонхён мысленно прикидывает шансы успеть до начала эфира, дверцы лифта схлопываются. Они с Саюн оказываются наедине.

— Доброе, — опомнившись, растягивает губы он, и кабина, тронувшись, медленно сдвигается с места.

От Саюн сегодня пахнет ванилью и, кажется, сандалом, в её руках пластиковый стаканчик с карамельным кофе, крышка которого неплотно закрыта, а вокруг шеи обмотан платок. Все эти детали проносятся в голове со скоростью света, Джонхён отмечает всё на автомате. И на автомате же спрашивает:

— Саюн-ши, вы простудились?

Саюн, оторвав взгляд от экрана телефона, поворачивается к нему. Запахи сандала и карамели усиливаются.

— Н-нет, — застенчиво бормочет она, — это… прыщик вскочил. Приходится вот прятать, чтобы не пугать народ.

— Такой большой? — Вообще-то это не его дело. Джонхёну хочется откусить себе язык за неуместное любопытство, но слова будто сами слетают.

— Огромный, — ещё сильнее смущается Саюн и снова утыкается в телефон.

Джонхён, в свою очередь, впивается взглядом в угол кабины. Лифт ползёт слишком медленно, поэтому у него, окутываемого приятными волнующими запахами, есть целая вечность, чтобы пофантазировать. Например, о том, что под шарфиком Саюн прячется вовсе не прыщик, а… засос?

Поперхнувшись воздухом, Джонхён прижимает к губам кулак и пару раз звучно прокашливается. Спину продирает мурашками при мыслях о том, с кем и как она провела эту ночь, однако снова проявить бестактность и ляпнуть вслух то, что вертится на языке, Джонхён не успевает. Лифт останавливается, звякает и, наконец, распахивает двери.

— Хорошего эфира, — тепло произносит Саюн.

Улыбнувшись напоследок, она выскальзывает в коридор, а Джонхён, круглыми глазами проводив её зад, дожидается, когда дверцы снова закрываются, и прижимает к лицу ладони.

Кажется, он всё равно вспотел как последняя скотина…

Через неделю, когда эфир Саюн опять совпадает с его временем, Джонхён вползает в лифт дико простуженным. У него слезятся глаза, течёт из носа, а ещё в голове стоит такой шум, что любые звуки извне долетают до сознания солидно приглушенными.

— Выглядите отвратительно, — сочувствующе замечает Саюн, когда Джонхён, громогласно чихнув, нажимает кнопку своего этажа.

— Спасибо, — криво улыбается он.

Он исподволь радуется, что благодаря заложенному носу не будет обонять исходящие от неё запахи и сохранит трезвость ума. Ну, насколько это вообще возможно в его состоянии. Однако когда лифт закрывается, отрезав внешнее пространство, вся уверенность рассыпается прахом. Забитый соплями, едва дышащий нос безошибочно выхватывает тонкие ароматы лаванды и чего-то ещё.

Джонхён едва не стонет от досады.

— Почему вы не взяли отгул? Вести передачу простуженным — так себе удовольствие, — произносит Саюн, пока Джонхён мысленно даёт себе пощёчины, ведь теперь ему приходится бороться не только с шумом, но и назойливо лезущими в голову картинками. Ослабший из-за болезни фильтр образов пропускает в сознание то, что обычно удерживает, так что ему приходится прилагать колоссальные усилия, чтобы удержать слюни во рту.

— Сегодня важный эфир, — сипло выдавливает Джонхён и, упав глазами в декольте блузки Саюн, поспешно отводит взгляд.

У Саюн достаточно пышная грудь, поэтому перед глазами моментально всплывает картинка, как он сжимает её в ладонях, попутно скользя губами по вытянутой шее. Уже не прикрытой никакими шарфами.

— Господи… — вырывается у Джонхёна, когда фантазия резко меняет тональность, став до ужаса неприличной: он видит, как Саюн обхватывает ногами его талию, льнёт к нему ласковой урчащей кошкой, пока он оглаживает её ягодицы, одновременно с этим вжимаясь пахом в её промежность.

— Вы что-то сказали? — переспрашивает Саюн, чуть наклонившись в его сторону.

«Не сказал, но чем дольше мы находимся наедине, тем сильнее я хочу плюнуть на работу, вдавить в панель кнопку остановки так, чтобы лифт заклинило к хренам, прижать тебя к стенке и воплотить в жизнь замучившие меня фантазии! Не бери в голову!» — услужливо подсказывает мерзкий маленький демон внутри, но Джонхён этого по понятным причинам не говорит. Вместо этого он беззаботно взмахивает рукой, будто ей показалось, и с мольбой смотрит на табло с номерами этажей. Лифт сегодня особенно неторопливый.

— Извините, если лезу не в своё дело… — опять подаёт голос Саюн, — но, может, вам это пригодится?

Джонхён поворачивается как раз в этот момент, когда она протягивает ему платок. Пару секунд он тупо пялится на вышитых в уголке котят и только после этого понимает, что по его лицу градом катится пот.

— С-спасибо, — бледно улыбается он и осекается, когда в глазах Саюн вдруг появляется испуг.

— Да у вас жар! — ахает она и, прежде чем Джонхён успевает сориентироваться, прижимает прохладные пальцы к его лбу.

По телу удушающей волной проходит дрожь. Образы наваливаются на Джонхёна многотонным грузом, во рту зверски пересыхает, а сознание подёргивается дымкой. Он смотрит на шевелящиеся губы Саюн и думает, что на вкус они точно должны быть как ваниль — сочными, приятными, одурманивающими. И целуется она сладко, и руки у неё наверняка потрясающе мягкие, а ногти, наоборот, острые, так что на плечах будут постоянно алеть подживающие царапины. У Джонхёна чешутся ладони, когда он представляет, как будет задирать её блузку, касаться пальцами кожи и сотрясаться от вожделения, слыша её частое срывающееся дыхание. Он будет доводить её до оргазма раз за разом, ласкать её, целовать и не отпускать до тех пор, пока она сама не попросит.

Жар бьёт в голову с такой силой, будто Джонхён прыгает прямо с восьмого этажа на асфальт, низ живота скручивает спазмом — эрекция в таком состоянии получается не очень приятной. Кабина лифта плывёт перед глазами, а на языке откуда-то внезапно появляется сладкий привкус. Джонхён тянется за ним, как жаждущий за глотком воды, и когда губы всё-таки накрывает влажным теплом, он расслабляется и наконец-то проваливается в темноту. В этот раз, слава всем богам, без образов.

Приходит в себя Джонхён внезапно. Сперва в лёгкие мощным потоком срывается воздух, а затем глаза распахиваются сами собой. Джонхён оказывается сидящим в кресле в холле, вокруг него суетятся какие-то люди, а по правую руку сидит напряжённая как струна Саюн.

— Что происходит? — мямлит он, едва шевеля языком в пересохшем рту.

— Вы потеряли сознание в лифте, — сдержанно произносит Саюн, испытующе вглядываясь в его лицо.

— Оу. — Джонхён мрачнеет. Значит, эфир накрылся. Обидно.

— Не волнуйтесь, редактора я в известность поставила, он успел всё устроить так, чтобы в программе не получилось окна. Он просил меня присмотреть за вами и вызвать скорую, — успокаивает его Саюн. — Она, кстати, вот-вот приедет.

Джонхён вздыхает. Без Саюн он наверняка пропал бы.

— Спасибо, — с чувством произносит он и, когда Саюн расслабленно улыбается, внезапно брякает: — Если я выживу после курса капельниц, может, разрешите отблагодарить вас ужином?

Лишь когда последние слова срываются с языка, Джонхёна накрывает осознание. Он видит, как глаза Саюн чуть расширяются, и ощущает резкую потребность снова отправиться в обморок. Слишком непредсказуемо, даже для него.

Однако вместо того чтобы сконфуженно отказаться, Саюн вдруг снова улыбается — так тепло и ярко, что у него протяжно ёкает в груди.

— С удовольствием. Только для начала давайте дождёмся вашего выздоровления.

Джонхёну хочется истово закивать, схватить её за руки и пообещать пить горячий чай с имбирём и спать в шерстяных носках до победного. Сдержаться помогает чудо — не меньше.

— Договорились. — Ему приходится сделать над собой усилие, чтобы голос звучал как можно менее взволнованным.

Кивнув, Саюн поднимается на ноги. Сославшись на скорый эфир, она уходит, а Джонхён остаётся ждать приезда бригады скорой помощи в одиночестве. Однако теперь он готов поклясться, что встретит их с распростёртыми объятиями. А если они его ещё и на ноги поставят в кратчайшие сроки, следующую песню он точно посвятит им.