У Мин Юнги свои методы воздействия на фанатов. Он может долгое время выглядеть равнодушным, холодным, незаинтересованным, может быть скучным во время общего веселья. Однако потом в его голове будто щёлкает тумблер, превращающий его в радужного долбонавта наравне с макнэ-лайн, и начинается безумный отрыв. Наверное, поэтому количество его фанатов растёт медленнее, чем у остальных, зато те, кто однажды влюбился в него, остаётся влюблённым насовсем. С Мин Шуги не слезешь, он круче любого героина.

Хванмун машинально суёт в рот леденец и поворачивается к стойке с вешалками. У неё есть пятнадцать минут, чтобы упихать в костюмы скачущее по гримёрке племя, иначе их придётся выталкивать на сцену прямо в трусах. Хотя ей-то пофиг, едва прикрытыми нижним бельём она их видит чаще, чем одетыми, а вот нетерпеливо гудящий полк фанатов, который ждёт их по ту сторону кулис, может и удар хватить. Особенно при виде Чонгука, потому что он, судя по телосложению, явно жрёт какую-то особенную растишку.

— Хванмун-онни, время! — Запыхавшаяся Джихо проносится мимо с палеткой наперевес, догоняя гогочущего Чимина.

— Да знаю я, — буркает та. Как будто ей от этого легче.

— Раз знаешь, сделай уже что-нибудь, — насмешливо раздаётся сзади.

Хванмун не нужно оборачиваться, этот голос и манеру говорить с характерной шепелявостью она узнает из тысячи.

— Насмешил. Ты старший, вот ты и делай, — хмурится Хванмун, подхватив костюм Тэхёна. Теперь нужно как-то поймать самого Тэхёна и при помощи удалой силы и такой-то матери затолкать его в узкие брюки и пиджак.

— Да разве ж они меня послушаются. — Юнги пожимает плечами — Хванмун этого не видит, но чувствует так явственно, будто её глаза находятся на затылке.

— Ты им хён или насрано?! — в сердцах брякнув вешалкой по стойке, она всё-таки поворачивается.

— Хён, — Юнги, перехватив её негодующий взгляд, дёргает уголками губ, — но, поверь мне, это не всегда срабатывает.

Он уже одет, готов и скучает в ожидании выхода на сцену. Остальные бесятся где попало. Даже Сокджин, которому по статусу положено быть самым серьёзным в этой тусовке.

— Я с вами когда-нибудь рехнусь! — Хванмун упирает кулаки в талию, набирает побольше воздуха в лёгкие и гаркает так, что под потолком виснет пронзительный звон: — Так, внимание! Я иду выкидывать обёртку от леденца, и если к моему возвращению кто-то всё ещё будет бродить без костюма, он пойдёт на сцену с этим костюмом в заднице! Всем ясно?!

Застывшие в разнообразных причудливых позах бантаны с умилительной синхронностью кивают. Хванмун, вздохнув, разворачивается на пятках и с громким топотом покидает гримёрку. Ей срочно нужен глоток свежего воздуха.

Залетев в подсобку, Хванмун хлопает дверью, упирается обеими руками в стену и выдыхает. Две недели промоушена высосали из неё все силы, а ведь предстоит ещё столько же. Дожить бы, а потом она непременно возьмёт отпуск. Большой, как дыра в башке того, кто придумал, что бантанам хватит одного стилиста!

— Ты устроила там настоящий апокалипсис, — фыркает кто-то прямо на ухо, и Хванмун тут же сносит в сторону на волне испуга.

— Мин, за ногу тебя ёб, Юнги, вы чуть без стилиста не остались по твоей милости! — сипит она, прижав руку к груди. Сердце колотится так бешено, что вибрация болью отдаётся в пальцы.

Юнги поджимает губы.

— Ну не остались же, не драматизируй.

Хванмун закрывает глаза, мысленно обещает себе, что плюнет в его кружку при первой же возможности, и медленно выдыхает. Нужно сохранить остатки рассудка, иначе она точно постареет раньше срока.

Справившись с эмоциями, Хванмун распрямляется и, окинув Юнги намётанным взглядом, тут же подмечает ненужные складки на пиджаке. Костюм на нём, на самом деле, сидит отлично, но дурацкая привычка держать руки в карманах частенько портит идеальный силуэт.

— Горе луковое, дай поправлю. И не пихай лапы куда не просят! Растягиваешь только!

Хванмун подходит к Юнги, двумя шлепками убирает его руки и уверенно одёргивает ткань. Свою работу она знает на отлично. Однако когда она, закончив, пытается сделать шаг назад, прижавшееся к бёдрам тепло ладоней останавливает её на полувздохе.

— Ты чего удумал? — округляет глаза Хванмун, пытаясь справиться с побежавшими по коже мурашками.

— Ну как же. Ты ведь запретила совать руки в карманы, а мне нужно куда-то их деть, — невозмутимо поясняет Юнги.

У Хванмун пропадает дар речи. Это он в провокаторы ударился или что?

— Вот и девай их куда-нибудь подальше от меня! Я на работе, чтоб ты знал!

— Я тоже, — бровь Юнги дёргается, его пальцы крепче сжимают бёдра Хванмун, заставляя её жалеть, что утром она решила отдать предпочтение шортам, а не длинной юбке, — но она сейчас там, за дверью. А мы здесь.

Дыхание замирает в груди от его взгляда и голоса. Он будто гладит её не только снаружи, но и изнутри, только куда более жарко, страстно.

Хванмун облизывает пересохшие губы, совсем забыв про торчащую изо рта палочку от леденца. Юнги, заметив это, усмехается.

— Ты, кажется, хотела глоток свежего воздуха? Так вот мне тоже он нужен. — Наклонившись, он сдвигает палочку в сторону языком и накрывает губы Хванмун своими.

Целоваться с леденцом во рту неудобно, но колени Хванмун всё равно подгибаются. От Юнги пахнет пудрой и лаком для волос, а от его блеска губы моментально становятся жирными и липкими. Он старается быть осторожным, чтобы не пораниться о заострившиеся края леденца, поэтому каждое движения его языка резко контрастирует с отнюдь не ласковым скольжением пальцев по коже. Юнги будто демонстрирует свою силу и в то же время сохраняет акцент на нежности. У Хванмун комната плывёт перед глазами из-за этого.

Извернувшись так, чтобы прижать Хванмун к стене, Юнги подхватывает её ногу под коленом. Он сильнее наваливается на неё, давая почувствовать твёрдость и жар своего тела, затем вжимается пахом в низ живота, и Хванмун понимает, что оттопыренные карманы брюк теперь не самая большая их проблема.

Оторвавшись от поцелуя, Юнги соскальзывает губами по скулам Хванмун вниз, к шее, и одновременно с этим проталкивает вторую руку под футболку. У него, в отличие от всё тех же макнэ или даже Намджуна с Хосоком, чертовски быстро отрастает щетина, поэтому когда кожу едва ощутимо царапает его подбородок, Хванмун не может сдержать судорожного вдоха. Её так сильно возбуждает это, что хочется вскарабкаться на стену. Даром, что её всё ещё удерживают на месте удивительно сильные для такого сухощавого тела руки.

— Если ты сейчас же не вернёшься к остальным, они начнут что-то подозревать, — шепчет Хванмун, боясь, что слишком явный хрип в голосе выдаст её истинные желания.

Юнги в ответ мычит что-то неразборчивое и мягко проходится языком по ярёмной впадинке. Всё ещё удерживающая ногу на весу рука тем временем сдвигается к ягодицам. Хванмун хочется проклясть день, когда она решила купить на распродаже эти грёбаные шорты.

— Я серьёзно! — выдавливает она, изрядно кривя душой, и морщится, почувствовав прикосновение к груди.

Юнги не нравится мять её как тесто, куда сильнее он любит щекотать её самыми кончиками пальцев. Чтобы у Хванмун душа в пятки проваливалась от каждого движения. Вот и сейчас он обводит сосок сквозь ткань лифчика, прекрасно зная, что это подействует на неё круче удара током.

— Ты всё ещё думаешь, что кто-то не знает о нас? — насмешливо интересуется Юнги, подняв голову.

Он в упор смотрит на Хванмун, в его глазах плещется столько сарказма, что становится стыдно за свою наивность. Она прекрасно понимает, что об их отношениях стало известно задолго до того, как они сами эти отношения поняли и приняли, но надежда умирает последней!

— Думаю, нам не стоит демонстрировать «нас» настолько откровенно, — ехидно тянет она.

Губы Юнги изгибает усмешка.

— Уверена? У нас есть около трёх или четырёх минут. — Он будто ненарочно проводит ладонью по её бедру так, что пальцы проникают под шорты и, наклонившись к её уху, шепчет: — И я знаю, что нужно сделать, чтобы ты справилась за одну.

Хванмун буквально размазывает по стене волной источаемой им сексуальности. Приходится собрать всю волю в кулак, прежде чем выговорить слабое:

— Уверена.

Юнги хмыкает.

— Ну как хочешь.

Снова стиснув Хванмун в объятиях, он прижимается к её губам, жадно целует, словно не желая возвращаться в реальный мир, и, наконец, отстраняется. Хванмун кажется, что в этот же момент она превращается в желе.

— Увидимся в гримёрке. — Юнги лукаво подмигивает. Вытащив изо рта леденец, он салютует им обалдевшей от такого поворота Хванмун и удаляется, не забыв при этом сунуть руки в карманы.

Хванмун, проводив его спину оторопелым взглядом, касается пальцами губ в попытках вспомнить, когда именно этот жучара спёр у неё леденец. Лишь спустя несколько мгновений, когда остаточная дрожь после случившегося спадает, она понимает, что если он появится в таком виде в гримёрке, у остальных точно возникнут вопросы. Вернее, уже не вопросы, а железобетонная уверенность. И пусть они и так думают, что Хванмун и Юнги спят друг с другом — и они правы, чего греха таить, — надежда всё равно умирает последней, поэтому Хванмун с громкими проклятиями кидается к двери.