После вызволения из психушки прошло три месяца. Декабрьские Альпы радовали первым тонким слоем снега, который не задержался на земле надолго. Разумовскому очень нравилось место, куда его Волков вывез: дом был великолепный, природа действовала благотворно. Доктора посещали стабильно, здоровье реабилитировалось: кожа пришла в порядок, ногти восстановились, волосы росли здоровые, большая часть внутренних органов начинала функционировать лучше, оживая после губительных экзекуций в Петербурге. Сереже становилось лучше. Он меньше капризничал, больше ел, лучше спал. Худоба заметно прошла, набрал килограмм десять. Недовес небольшой оставался, но выглядел Разумовский в сто раз лучше. Начал выходить гулять, делать зарядку, наращивать мышцы, атрофированные лежачим полусвязанным положением в больнице и затворничеством дома несколько лет до. Олег уже доверял Сереже заваривать чай и греть еду, не боясь, что рассеянность и плохая координация помешают, оставляя ожоги. Сережа, кстати, каждый день делал упражнения, чтобы вернуть себе ощущение пространства и себя в нем, упражнялся много и упорно. Волков смотрел на успехи любимого, гордился им очень, обнимал крепко, в макушку целовал, как всегда обожал делать, и говорил, какой его Сереженька умничка. А Сережа меланхолил, но в последнее время и этого стало меньше: поверхностные следы пережитого ада заметно сошли.

Олег резал овощи, как обычно, чтобы приготовить рагу. Готовить он любил, его это успокаивало. Сидеть вот с Разумовским, как с пятилетним, было тяжело, но всякое желание сдаться исчезало, когда его рыжик подходил, смотрел васильковыми глазами, в нос целовал и улыбался так нежно-нежно, что ноги косились. Олег все ждал, когда его гений оклемается и за коды сядет — это было бы верным признаком жизни. Сережа так горел этим в свое время, зрение посадил, недосыпал — Волков ругался, после — смирился. Клял это IT как мог, а теперь мечтает увидеть жениха за монитором, с теми же горящими глазами. Прелестное зрелище.

— Олег, пошли кино смотреть? — Сережа шлепает босыми ногами на кухню.

— Душа моя, я еду готовлю. — Волков улыбается, смотрит с заботой. — Давай я сейчас с этим разберусь, а потом посмотрим? — Олег спрашивает ласково, боится капризов. — И тапочки надень, пожалуйста, либо носки — холодно.

— Хорошо. — Разумовский улыбается и садится на диван, задирая на него ноги, чтоб носки не искать.

— А что ты хотел посмотреть?

— Чего-нибудь у Тарантино. Хочу «Убить Билла» пересмотреть. — Невозмутимо берет кусок ржаного хлеба, что лежал на тарелке с обеда, жует довольный.

— Ты уверен, что ты в том состоянии, чтобы смотреть это? — Волков удивляется, закрывая кастрюлю крышкой. Такие заявления с такими диагнозами казались угрожающими.

— А ты против? Что тогда предложишь? — Сережа говорит все с той же невозмутимостью, собирает крошки со свитера щипками, ест.

— Да хоть «Служебный Роман»… — Олег улыбается, поворачивается к любимому.

— «Опять вы вр-рёте, тыщь Новосельцев» — это? — Сережа передразнивает Людмилу Прокофьевну, поражаясь своим актерским талантам.

— Это, это! — Олег смеется, садится рядом, пуская жениха себе под бок.

— Ну давай это посмотрим, бог с тобой. — Разумовский устраивается на груди, хлеб доедает.

Волков был поражен тем, как легко получилось переубедить Сережу смотреть расчлененку. А потом до него дошло, что Сереже нет дела до того, что конкретно смотреть. Он просто хочет вот так лежать у Олега на груди, жевать чего-нибудь и чувствовать себя безопасно.