В этот раз как-то быстро. Захари даже не успел заскучать. Впрочем, это, наверное, не самое подходящее слово — ему всë ещё жаль того несчастного элсена, которого закинул на пути злой рок. Ну, зато Кукловод повеселился. Может даже, что-то осознал. Когда с назойливой периодичностью хрипит «помогите», а в ответ ударить даже не пытается, что-то на мозги давит.

Но это Кукловоду. Баттеру своего мышления не дали. Да и Захари оно тоже не нужно — вредит только работе. Вместе с ним прилагается ещё и жалость: к элсенам, призракам, хранителям… Про друзей и Сахар речи и не идëт. Даже Баттера ему жаль. Одно плохо — всë это так и останется невидимым что для Кукловода, что для Баттера. А может, и не плохо. Они оба всë равно бы ничего не поняли.

Не то, чтобы и Захари хотел понимать. От этой привязанности всë — и долгие взгляды в сторону марионетки, и вздрагивание, когда под его битой что-то стонет и даже пытается ударить в ответ. В Захари ещё не умерло желание, чтобы и Баттер понимал, что это бесполезно.

Но он, конечно, об этом не скажет. И не положено, и не поймут. Иногда и Захари сам себя не понимает, хоть с новым витком постановки всë должно стать просто.

Но просто только у Баттера. Счастливый человек он, конечно. Только не понимает он своего простого счастья не-осознания.

Но на его месте Захари быть совсем не хочется. Но сочувствие почему-то всë ещё его не оставляет.

Даже когда под Баттером остаëтся чëрное пятно.