Зеркала — это двери, через которые приходит и уходит Смерть. Не говорите никому об этом. Смерть работает в зеркале, словно пчела в стеклянном улье.
Карандаш замер на бумаге, остановившись на недописанном слове. Пальцы на мгновение дрогнули от пришедшей на ум фразы. Кажется, из "Орфея", только кому именно из персонажей она принадлежала, вспомнить было сложно. Память работала урывками, и картинки вспыхивали, подобно слайд-шоу. Сосредоточиться мешали бесплотные голоса, то сливавшиеся в унисон в диком хоре ужаса, то визжавшие вразнобой. Они выражали свою боль, но услышать их могли лишь двое: тварь, закованная в энергетические путы, и он, её Хранитель.
Чувствовалась необычная пульсация в воздухе. Росло напряжение, покалывающее электрическими разрядами. Скрипнув зубами, он быстро дописал последние слова на бумаге, после чего направился к тому, кто тревожил его покой. К своему вечному заключённому. К своему личному проклятью. На слегка смятой бумаге, освещённой тусклым светом лампы, размашистым почерком были написаны строки, и спускающийся в подвал Хранитель начал произносить их вслух, чуть нараспев:
Тёмные тени, блёклые тени
Вьются вокруг.
Холодно коже — липнут виденья,
Вяжут всё вдруг.
Вяжут верёвкой, жгут паутиной
Стылого льда.
Шёпот зеркальный сети раскинул —
Бойся всегда.
Стихи — вот что спасало разум от приближения безумия, так и норовившего спеленать своими холодными, удушливыми путами. Когда начинался хаос, это было единственным средством защитить себя... и других.
Бойся туманных, бойся незваных
Тёмных гостей.
Шепчут о чём-то тихо и рвано,
Давят тесней,
Вьются за гранью, тонкой и зыбкой —
Там, за стеклом,
Щупальца тянут, гасят улыбки —
Давишься злом.
Хорошо, когда есть кто-то рядом, способный в нужный момент сказать нужное слово. Способный подставить дружеское плечо, удержать от необдуманных шагов. Способный остановить. Но последний такой человек остался далеко позади, укрытый туманом прошедших лет. Всё уходит. А вот это зло остаётся.
Впиться желают, тянутся жадно:
«Душу отдай!»
Шёпот всё вьётся прямо в парадной
Облаком тайн.
Шёпот клубится в комнат пространстве,
Кружит кольцом,
Манит и манит в рамы убранство —
Нет же, постой!
Замерев на мгновение на одной из последних ступеней, он вслушался в равномерную пульсацию в воздухе, так похожую на биение сердца. Похоже, тварь изволила разбушеваться, вновь почувствовав его слабость. Чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей и не дать потусторонней сущности влезть в свой разум, Хранитель чуть громче продолжил декламировать:
Не прикасайся! Будь со мной рядом
Стражем границ.
Жидким металлом белого взгляда
Свет сохрани.
Вей свои Нити, ставь их преградой —
Мощный рубеж.
Страх затаился — щупальца ада —
Рви их и режь!
А пленённая тварь усилила энергетическое давление, будто стремилась его перекричать, обратить на себя внимание, завладеть волей. Но он был сосредоточен до предела и даже чуть улыбался. Не в первый раз уже так тягался. Хранитель встал перед тем, что имело форму обычного зеркала. Но это обманчивое впечатление.
Вязкие тени, тёмные звуки
Близко ещё.
Будь же поближе, дай свою руку,
Грей же плечом.
Станешь слабее — будто пылинку
Втянет во мрак.
Будь осторожней с ним в поединке —
Голоден враг.
Живые тени скользили по зеркальной поверхности, то уходя в глубины отражений, то будто выбираясь наружу — за пределы стекла. Тяжёлая металлическая рама мелко тряслась, силясь изменить форму, но что-то мешало это сделать. Нечто желало вырваться на свободу, но раз за разом натыкалось на невидимые препятствия. Оно рычало от бессилия, и этот рык переходил в громкий гул, заполнявший собой тёмное подвальное помещение.
Тот, кто держал его в мощных оковах, знал, как древний голод терзал, неумолимо подтачивая титанические силы. Могущественный тюремщик ощущал все эмоции пленённой твари, улавливал её предчувствия скорого насыщения, свободы, и что это вызывало у неё нечто схожее с тем, что люди именовали «радостью». Ведь скоро, очень скоро оно примет истинную форму и тогда обрушит свою ярость на людской род, в отместку Хранителю, посмевшему заковать в этом ненавистном облике. Но, даже предвкушая своё освобождение в неясном будущем, оно побаивалось того, кто стоял перед ним и смотрел на все попытки вырваться с нескрываемым презрением.
— Чувствуешь новых жертв… — Глаза Хранителя "зеркала" были странны: радужки ненормального белого цвета, с безумно расширенными зрачками. — Жалкая тварь!
Зеркало снова низко зарычало и забилось в тщетных попытках вырваться из оков, накинутых его заточителем, а тот ловкими движениями рук стягивал энергетические петли ещё сильнее. Пленённое существо ненавидело своего мучителя и между тем знало, что когда-нибудь поглотит его. И станет сильнее.
И горе тому, кто после встанет на его пути.
В "рыке" почувствовались нотки насмешки, что очень не понравилось Хранителю. Он обрушил хлёсткие удары энергией, призванные выбить всю спесь из заточённого. Оно взвизгнуло от боли, и в шипящей нечленораздельной речи почудились вполне человеческие слова, которые сопровождались усиленными всполохами тьмы на зеркальной поверхности:
«Твоя сущность станет частью меня… она падёт! Тебе не жить долго, тот, кто называет себя "Графом"…»
Граф поджал губы, а его глаза сузились в напряжении.
«Ты умрёшь! Умрёшь!» — И раздались шипяще-хрипящие звуки, похожие на смех. Новый удар оборвал эту пугающую имитацию человеческих эмоций, и оно, наконец, замолчало. Рябь на зеркальной поверхности успокоилась, а массивная металлическая рама перестала дрожать, став незыблемой — как и положено. Энергетические путы снова надёжно запечатали своего узника до тех пор, пока они вновь не ослабнут.
Граф чувствовал, что уставал в этой многолетней борьбе. Трудно быть одному. Новые поиски — неизбежность, и он надеялся, что они станут не слишком долгими. Иначе слова монстра станут реальностью.