Торможение.
— Микки.
Он смотрит на шипящий в сковороде сэндвич и переворачивает его лопаточкой, когда тот начинает дымиться.
— Земля вызывает Миккиии.
Он снимает крышку с кастрюли с густым супом из помидоров и базилика и несколько раз помешивает его деревянным черпаком.
— МИККИ, бля!
Он бросает взгляд на телефон, лежащий на столешнице, и показывает ему фак.
— Я тебя слышу, чёртова банши*, чего надо?
*Банши — персонаж кельтской мифологии, чьи пронзительные крики предвещают смерть.
— Думала, что мы тут типа блин разговариваем, но, похоже, у тебя есть дела поважнее.
— Похоже, ты не ошиблась, шлюшка, — вздыхает Микки.
— Дай угадаю, — язвит Мэнди, — это как-то связано с Йеном.
— Он зайдёт после работы. — Уголки губ непроизвольно дёргаются.
— Ну и что? Почему ты не в себе из-за этого?
— Вовсе нет, просто очень занят.
— Чем же?
— Тебе какое дело? Есть что ещё сказать, или я могу повесить трубку прямо сейчас?
— Фу, знаешь, у тебя осталась одна рабочая извилина с тех пор, как ты познакомился с Горячим Доктором. Держи ухо востро, а то он превратит тебя в респектабельного гражданина.
Микки вскидывает ещё один фак в направлении телефона и прижимает лопаточкой подрумянившийся хлеб.
— В следующий раз созвонимся по видеосвязи, чтобы ты видела все средние пальцы, которые я показываю, стоит твоей болтовне продлиться дольше двух минут.
— Я почувствовала их флюиды через спутники, не волнуйся.
И тут раздался низкий рокочущий свист, стремительно нарастающий, пока не заполнил небольшое помещение. Микки выключил дальнюю правую конфорку и убрал её обитателя с нагретой поверхности.
— Это чёртов чайник? — недоверчиво спросила Мэнди.
Микки снова вздохнул, находясь на пороге момента, когда раздражение достигнет критической точки.
— Да, сучка. Я теперь уже и грёбаный чай не способен заварить? Всё, что для этого нужно, это вскипятить проклятую воду, а затем бросить в неё пакетики чая. Всыпать немного сахара, перемешать, охладить. Самый дешёвый напиток. Продаётся по десять центов за стакан.
— И всё же забавно, что у тебя есть чайник для плиты, когда можно пользоваться обычным электрическим. Будто ты изменил своим привычкам, потому что так высоко ценишь чай. Это как знак уважения.
Микки нахмурился и сгримасничал, чего никто не мог видеть.
— Ладно, наркоша, я заканчиваю этот дурацкий разговор на этой дурацкой ноте.
— Подожди, Микки, я вообще-то хотела...
— Пока, Мэнди.
— Ты не дал мне договорить…
— Пока!
Он быстро протянул руку и сбросил вызов в небытие. Если Мэнди будет держать его на линии, сплетничая о людях, которых он не знает и которые ему побоку, или жалуясь на скучную работу, с которой ей пришлось иметь дело сегодня, или пытаясь проанализировать чувства и намерения последнего чувака, с которым трахалась, он, вероятно, закончит тем, что сожжёт здание. Даже его упрощённая версия готовки требовала внимания, чтобы избежать катастрофы, а заёбывания Мэнди вызывали желание пустить всё на самотёк и проораться в окно. Ей нужно обзавестись бо́льшим количеством друзей, чтобы перестать думать, что он обязан взять эту роль на себя. Ему не было дела до друзей. Как и до людей в общем.
Бззз бззз.
Ну... до большинства людей.
Он выключил две другие конфорки, прежде чем подойти и нажать кнопку интеркома для парадных ворот, затем вернулся, чтобы закончить все приготовления. Сначала заварил чайные пакетики. Затем проверил суп, добавив соль и перец. Потом разрезал сэндвичи пополам. После чего начал рыться в шкафу в поисках сахара. На полках имелось не менее двадцати разновидностей всякой всячины, казалось, постоянно там пылящейся. Он понятия не имеет, в какой такой момент, вашу мать, решил, что хочет съесть банку варёного арахиса в рассоле или маринованную капусту.
Тук-тук.
— Входи, — крикнул Микки.
Он услышал, как открылась и закрылась дверь, а затем кто-то зашуршал в прихожей. Через несколько секунд на кухне появился улыбающийся рыжеволосый мужчина.
— Что делаешь, Мик? — спросил Йен, засовывая руки в слишком узкие карманы джинсов и весело оглядываясь по сторонам.
Микки многозначительно посмотрел на него.
— Лучше помолчи.
— Что? Я и не говорил ничего! Спросил лишь, что делаешь. Это что ли такой большой секрет?
Микки закатил глаза.
— Не совсем, Эйнштейн, поскольку ты и сам прекрасно видишь, что я делаю.
— И занят ты…
— Приготовлением блядского ужина для твоей тупой задницы, дубина.
Йен улыбнулся ещё шире.
— Оу, правда? — Он подошёл поближе, чтобы всё рассмотреть. — У тебя сложилось впечатление, что я болен и меня нужно подлечить или?..
Микки подавил смешок.
— Да пошёл ты, у меня ограниченные кулинарные навыки, ясно? Разогревать еду — действительно единственное, что я освоил, так что либо лопай этот хренов суп из пакета и жареный сыр, потому что это всё, что у меня есть, либо заказывай еду навынос.
Поскольку он отвлёкся на приготовления, то не заметил внезапной близости Йена, пока долговязый не вторгся в его пространство.
Йен коснулся его бедра, повернул и, оттесняя, прижал Микки к краю прилавка.
— Привет, — сказал он, слегка задыхаясь, глядя прямо в глаза, а затем наклонился для долгого поцелуя.
Они встречались всего несколько недель, но Микки уже привык к регулярному сексу. У Йена особенно сильная тяга к этому, и Микки счастлив соответствовать. А вот к поцелуям он всё ещё привыкал. Прошло много времени с тех пор, как он чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы целоваться. Последние несколько перепихонов были быстрыми случайными связями, не оправдывающими подобной близости.
С Йеном всё иначе. На самом деле, с первого же дня. Тогда Йен возник в его квартире в режиме похотливого зверя и буквально высосал из Микки душу через член. Это был лучший минет в его жизни. Уровень энтузиазма, проявленный кем-то, кого он посчитал закоренелым пресыщенным белым воротничком, был достаточным, чтобы опровергнуть это впечатление. И рот у дока был грязным. Не только в том, как он применял его вокруг твёрдого члена, но и в том, как раздавал резкие команды, напевал похвалу и создавал фантазии. Йен был сдержанным снаружи, но, сбросив дневную рабочую одежду, становился раскованным сексуальным маньяком.
Микки это вполне устраивало.
У них с Йеном свой ритм. С каждой встречей темп микроскопически меняется. Микки не уверен, что почувствует, когда они достигнут полной гармонии, но более чем воодушевлён выяснить это.
Их рты танцевали, языки сплелись, и Микки не ненавидел это. Иногда казалось, что Йен пытается проглотить его целиком, и он прижимался к нему и позволял делать всё для этого возможное. Впервые в жизни он не возражал иметь невысокий рост.
Руки Йена переместились от его бёдер к заднице, и Микки захихикал, резко отстраняясь.
— Эй, мы сейчас ничего не затеваем, здоровяк, — предупредил он. — Не после того, как я горбатился у плиты над горячей едой для твоей жопы.
Настала очередь Йена хихикнуть.
— Сколько кулинарных книг ты перелопатил, прежде чем остановился на этом проверенном временем рецепте?
Микки оттолкнул его и снова повернулся лицом к стойке.
— Съешь мою задницу.
— Может быть, позже. — В его тоне сквозило слишком много нежности.
Микки насыпал чуть-чуть сахара в пластиковый кувшин, выудил из чайника чайные пакетики и выжал их над ним.
— Ой-ой-ой, — воскликнул он громко, но спокойно, обжегшись, затем бросил опустошённые пакетики в раковину и ополоснул холодной водой из-под крана покрасневшую кожу на ладони. Когда он оглянулся, Йен ухмылялся ему, как милому маленькому ребёнку или вроде того. — Прекрати это.
— Что это?
— Смотреть на меня вот так.
Йен вскинул руки и резко развернулся.
— Думаю, встретимся на диване.
Потребовалось три захода, чтобы принести всю еду без помощи Йена.
— Спасибо, Мик. Это потрясающе. Ты потрясающий. — Улыбка Йена иногда становилась очень глупой, и он выглядел моложе своих лет.
Вместо ответа Микки откусил огромный кусок жареного сыра, изо всех сил стараясь не обращать внимания на большого бестолкового идиота, сидевшего рядом. Ему это удавалось до тех пор, пока Йен не цыкнул и не бросил на него взгляд.
— Господи, ты всё время навязываешь мне этот сладкий чай, так я кариес заработаю, — упрекнул он.
Микки пнул его ногой.
— В следующий раз я куплю какой-нибудь дерьмовый растворимый «Юппи», посмотрим, как тебе это понравится.
Йен фыркнул.
— Сучонок, думаешь, я не вырос на дешёвой воде с сахаром?
Микки знал, что Йен вырос в Саутсайде. Было немного болезненно осознавать, что в молодости поблизости находился такой вот Йен, а их пути никогда не пересекались, но Микки также рассудил, что это, вероятно, и к лучшему. Тогда он был настоящим ёбаным мудаком, по крайней мере девяносто пять процентов времени. А проблемы с сексуальной ориентацией, когда Терри всё ещё был рядом... Ничего приятного. И не способствовало регулярному сексу, особенно с одним и тем же парнем более одного-двух раз. Когда перепихон вообще случался, Микки приходилось своего рода компенсировать, трахая какую-нибудь девушку сразу после. Словно это уравновешивало чаши весов или что-то вроде, или стирало любые следы того, чему он никак не мог позволить докатиться до своего отца. Мысль о том, что юный Микки столкнётся с юным Йеном и предпримет что-то, кроме как надерёт тому задницу за какое-то придуманное оскорбление, в лучшем случае смехотворна.
— У твоих зубов и вкусовых рецепторов было достаточно практики, чтобы приблизиться к элите, когда ты выбрался из наскучившего района.
Йен издал долгий смешок.
— Думаешь, что знаешь меня, Городской Герой?*
*Big Hero (Город Героев) — мультик про юного прирождённого изобретателя и гения конструирования роботов.
Микки закатил глаза. Йен называл его так в шутку с тех пор, как потрахавшись, они разговорились в постели и Микки поведал всю историю о том, как и почему заработал удар по лицу и сломал зуб. Это была забавная игра с учётом того, что после визита в кабинет дантиста, где его накачали наркотиками, Микки продолжал называть Йена «Большие Руки». Это вроде как раздражало. Но не сказать, чтобы так уж сильно.
— Начинаю понемногу, — ответил он. — Думаю, ты знаешь меня лучше. И это, блядь, отстой.
Микки отправлял Йену письма. Обычно просто сексуальные, кокетливые послания. Он находил забавным нарушать профессиональные будни Йена подобными текстами. Но иногда это было нечто большее. Просто короткие рассказы, часто автобиографические. А порой обрывки какого-то непонятного большого куска, который Микки начинал и бросал писать уже больше года. Он не знал, во что это выльется, может, в роман. Текст не был структурирован. Йен нравился Микки не только из-за привлекательной внешности, но и потому, что с ним было приятно обсуждать разное. Микки не очень хорошо умел выражать свои желания или раскрывать глубокие мысли лично, но мог сделать это в письменной форме. У него не выходило в точности определить, что именно в Йене заставляло его открыться, но нельзя было отрицать, что док нравился Микки. Действительно нравился. Может даже так, как никогда и никто другой.
— Ну, я не умею обращаться со словами, как ты, — сказал Йен.
Это правда. Йен не скрытен, но и не особо разговорчив. По крайней мере, ни о чём откровенном. Микки это должно было несказанно радовать. Если он действительно собирался встречаться с парнем, ему повезло, что он нашёл для этого кого-то спокойного и сдержанного. Йен не требователен, и у него нет никаких ожиданий относительно Микки, чтобы пытаться их оправдать. Просто теперь, каким-то образом начиная открываться, Микки очень хотел, чтобы и Йен тоже открылся. Без понятия, как, или когда, или о чём, он просто хотел большего. Он не привык требовать от людей большего.
Шли недели, и Микки наслаждался комфортом общения с Йеном. Потому что, когда они были вместе, всё всегда складывалось легко. Но именно после того, как Йен уходил домой или на работу, Микки медленно впадал в панику по поводу отношений. Упомянутая паника обычно была мимолётной, но иногда затягивалась. Хотя он и не делился своими опасениями с Мэнди, та каким-то образом сумела угадать беспокойство, таившееся в глубине его сознания, и объяснила «проблемами с доверием».
Их отец бла-бла-бла... ушедшая мама бла-бла-бла... взросление в условиях жестокого обращения бла-бла... Защитные механизмы бла-бла... Страх... Одиночество... Неприятие... Заниженная самооценка…
В конце концов Микки пришлось остановить своего диванного психолога, не оценив по достоинству её способность препарировать его психологическое состояние. Он удостоверился, что она больше не поднимет серьёзных тем в течение оставшейся части проведённого совместно вечера.
Главный раздражающий факт — когда бы они ни зависали вместе, они всегда зависали у Микки. Не считая пары походов в кино, если они не отправлялись за едой или напитками, то находились у Микки дома. В простой крохотной обшарпанной квартирке, где не было ничего нового. Весь интерьер состоял из подержанных вещей. Йен никогда не приглашал Микки к себе. Этот вариант даже не рассматривался. И Микки начал задаваться вопросом, не являлся ли он частью тайной жизни Йена или что-то в этом роде. Будто у парня была припрятана целая натуральная семья. Жена, двое детей и всё такое. Йен никогда не выражался как натурал, но, возможно, он просто хорошо скрывал знаки, как и сам Микки когда-то. Может, он бисексуал, или пансексуал, или что-бы-блядь-там-ни-было. Микки, конечно, не мог представить, откуда у Йена время, чтобы успевать всё: ответственная работа, плюс брак, плюс интрижка на стороне. Но что он в этом понимал? Мужчины занимались подобным дерьмом веками. Йен проводил всё больше и больше свободного времени с Микки, но никто никогда не мог знать наверняка, не так ли?
И вот однажды вечером они бездельничали в гостиной, болтая о том о сём, посматривая телевизор, и Йен сказал кое-что, вероятно, показавшееся ему безобидным, но сразу же вызвавшее раздражение у Микки.
— Ты словно спасение от моей модной жизни в Нортсайде. — Тон был дружелюбным, и Йен даже не на Микки смотрел, а в телевизор.
Это было спонтанно, невинно и действительно мило, если принять всё за чистую монету. Но у Микки свело живот, а утверждение всё крутилось и крутилось в голове, пока окончательно в ней не застряло. И через несколько дней он убедил себя, что Йен определённо что-то скрывает. Или, может быть, именно Микки был тем, что он скрывал. Он знал, что вся семья Йена живёт в городе, но Йен никогда не предлагал встретиться с ними. Не было даже друзей, с которыми можно было бы познакомиться. Парень прожил в Чикаго всю жизнь, включая период обучения в медицинской школе, но, по-видимому, никого не знал и из всех дел и занятий был способен только трахаться с зубной болью и втрахивать Микки в матрас.
Его чувства по этому поводу только усиливались, пока паранойя не переросла в негодование. Но он никак не решался поговорить напрямую. Он пытался. Как бы. Просто слова не шли. Однажды он даже набрал электронное письмо, каким-то образом умудрившись найти шутливый тон, чтобы смягчить все «у тебя есть тайная двойная жизнь?» обвинения, но палец отказывался нажимать «отправить». Парил, парил и парил, пока не нажал «удалить» и письмо не растворилось в небытии.
И энтузиазм в отношении Йена рассеивался вместе с уверенностью в текущем положении дел. Стало некомфортно находится вместе. Микки не мог просто сидеть и вести себя беззаботно, в то время как его разум уничтожал каждый хороший момент с прицельной точностью.
Начался период избегания.
Внезапно Микки оказался очень занят.
Несколько проектов. Взял на себя слишком много. Крайние сроки. Действительно охуенно крайние сроки. Время поджимает. Не могу тусоваться как обычно. Зашиваюсь. Просто нужно сосредоточиться. Просто очень важная работа. Это чревато большим перерывом, правда. Пиздец важно. Извини, чувак. Так жаль. Ничего страшного. Встретимся позже. Я тебе позвоню. Несомненно. Скоро. Очень скоро. Как только нажму «отправить», наберу тебя. Спасибо за понимание. Отстойное время. Я тоже по тебе скучаю. Да уж.
Внезапно Микки превратился в большого жирного лжеца.
Внезапно прошла неделя.
Внезапно — две недели.
Внезапно кто-то сердито забарабанил в дверь кулаком. Этот стук Микки был знаком. Целенаправленный. Напористый. Требовательный. Непреклонный.
Сердце подскочило к горлу, когда Микки подумал, что это копы пришли арестовать его за какое-то дерьмо, которого он даже не совершал, потому что сто лет как завязал с криминалом.
Он пытался игнорировать грохот, затаился, делая вид, что никого нет дома. Решил пялиться на дверь до тех пор, пока резкий стук не прекратится.
— Я слышу твой ёбаный телевизор, Микки! — раздался громкий голос Йена.
— Блядь.
Микки вздохнул, закрыл глаза и опустил голову на колени. Ему вдруг захотелось, чтобы это были полицейские. Ситуация — полный отстой.
Он угрюмо прошаркал к двери и глубоко вздохнул как раз, когда Йен снова начал колотить кулаком. Микки распахнул дверь на середине стука и чуть не получил удар.
Они просто стояли и пялились друг на друга в неловком напряжении.
— Какого хрена, Микки? — наконец нарушил молчание Йен.
— Привет, — неуверенно отозвался Микки.
Йен презрительно фыркнул.
— Ага, э-э, привет. Как продвигается вся твоя тяжёлая работа?
Глаза прищурены, лицо жёсткое и бесстрастное, Микки никогда его раньше таким не видел. В движениях чувствовалась лёгкая нервозность, как от переизбытка энергии, которую надо подавить, но она переливается через край. Руки сурово скрещены на груди, а волосы слегка растрёпаны. Парень адски зол.
— Да, эм, хорошо, чувак. Отлично. Почти всё закончил, — фальшивым тоном ответил Микки.
Он понятия не имел, почему, но просто продолжил свою глупую ложь. Йен совершенно точно видел его насквозь. Микки прикусил нижнюю губу и втянул её в рот, чертовски нервничая.
— О, что ж, приятно слышать. Что бы это ни было, уверен, она принесёт тебе ёбаную Пулитцеровскую премию. Ты что, серьёзно меня избегаешь? — Казалось, Йен моргает слишком часто и слишком быстро.
— Что? — Если бы Микки мог пустить в ход фейспалм, не выдавая себя, он бы это сделал. Проклятый язык.
— Не прикидывайся дурачком, Микки. Я лишь хочу, чтобы ты сказал мне правду, а потом уйду. Давай, выложи это.
— Я не знаю, что…
— Хватит! Перестань вести себя так, будто ни хрена не понимаешь, о чём я. Я не вчера, блядь, родился. Я просто хочу знать, потому что не врубаюсь. Почему ты бросаешь меня?
— Это не так!
Он не бросал, и не хотел этого делать. Просто не имел ни малейшего представления, как быть.
— Ага, ну, это всё равно разрыв, даже если ты игнорируешь человека, с которым встречаешься, пока он не уйдёт сам. Так что называй как хочешь. Я просто не понимаю. Всё шло так хорошо. По крайней мере, мне так казалось. Может быть, я что-то неправильно понял, твою мать. Может, я сошёл с ума. Я просто хочу, чтобы ты рассказал мне, что такого произошло, из-за чего всё изменилось. Что я сделал?
Микки огорчился, увидев в больших зелёных глазах напротив настоящие слёзы. Йену было больно, а весь гнев лишь порождение этой боли. Или фасад. Микки захотелось обнять парня. Очень сильно. Но он не мог.
Он вздохнул и на мгновение прижался лбом к дверному косяку, закрыв глаза, сдаваясь. Затем отступил назад и сказал:
— Заходи.
Когда Йен вошёл, поколебавшись секунду, Микки почувствовал облегчение, вспомнив только что устроенную большую сцену в коридоре. Не хотелось усугублять ситуацию.
Они сели на диван, сохраняя порядочную дистанцию, Микки выключил телевизор. Он повернулся к Йену, чтобы заговорить, но не знал, с чего начать. Как признаться своему типа бойфренду, что у вас в голове сформировалась обширная теория заговора о том, что он манипулирующий лживый изменяющий ублюдок?
— Ну? — с нетерпением начал Йен, ссутулившись и уперевшись руками в колени, высоко подняв брови. — Ты трахаешься с кем-то ещё или что?
Микки фыркнул.
— Что? По себе судишь?
Глаза Йена расширились, затем он нахмурился.
— Что, блядь, ты имеешь в виду?
— Я больше ни с кем не встречаюсь, чувак. — Микки отвёл взгляд и уставился на уродливый ковёр. — У меня просто... такое чувство, что, возможно, это ты трахаешься с кем-то ещё.
— У тебя... что?
— Я вовсе не идиот, чувак. Я сложил все признаки вместе. Это единственное, что имеет смысл.
— Единственное... Какого хрена, Микки? О чём ты вообще говоришь?
Микки судорожно сглотнул, сомнение начало просачиваться в то, что он считал железобетонной версией.
— То, как ты на самом деле мало рассказываешь о себе. О своей жизни. Ты никогда не представлял меня никому из знакомых. Семье... друзьям. Мы никогда не были в твоём грёбаном доме. Это вроде как выдаёт тебя больше всего. Ты никогда даже не предлагал и не приглашал. Мы всегда здесь, у меня. В моей дерьмовой крошечной дыре, где ты можешь спуститься в трущобы и, наверное, заново пережить дни былой славы на Южной Стороне или что-то в этом роде. Ты меня прячешь. Или отделяешь от остальной жизни. Что-то происходит. Я просто не чувствую, что ты заинтересован в том, чтобы я стал частью твоей жизни. А я из кожи вон лез, чтобы ты стал частью моей, и даже не знаю, почему. Никогда не делал этого дерьма раньше. Так что... я не могу сделать это с кем-то, с кем мы не на одной волне. И совершенно точно не могу сделать это с кем-то, у кого уже кто-то есть. Какой бы ни была ситуация между вами. Я не могу этого сделать.
Между ними громко воцарилась тишина, образовав пропасть в середине дивана.
— Мик... я ... даже не знаю, с чего начать. Вот сука. Во-первых, у меня никого нет. Понятия не имею, почему у тебя сложилось подобное впечатление. Мои последние отношения закончились где-то два года назад. С тех пор были только случайные связи. Не приглашая к себе, я не понимал, что это будет иметь такое значение. Мне нравится проводить время здесь или где угодно с тобой, и я бы хотел, чтобы ты бывал у меня, но действительно не знал, как ты к этому отнесёшься. Я опасался, что ты отступишь, если сочтёшь меня слишком наглым. Подумал, что тебе там может быть не так уютно, как здесь. Что это изменит тебя, или нас, или что-то ещё. Это моя проклятая вина. И, возможно, ты отчасти прав, говоря, что я отделяю тебя от остальной жизни. Я ни с кем тебя не познакомил, потому что теперь почти не вижусь с друзьями, а с большинством братьев и сестёр встречаюсь раз в месяц, и они сумасшедшие. Не хотел пугать тебя раньше времени. Ждал до отметки в шесть месяцев или что-то в этом роде, не знаю. А что касается того, что я не говорю о себе... просто я такой. Я всегда был немногословным. Или пытаюсь быть. Мне приятнее слушать тебя. Но я могу поработать над этим. Если ты можешь мне доверять. Ничего не получится, если мы не будем доверять друг другу. Если бы я переспал с кем-то другим... ну, я бы не стал, но если бы я это сделал... я бы тебе рассказал. Я не обманщик.
У Микки закружилась голова. Сказанное Йеном звучало очень искренне. И большая часть его верила, что парень был честен. Но маленькая назойливая сучка внутри него не могла полностью уступить.
— Слушай, прости, если я поторопился со всем этим... решив, что ты ведёшь двойную жизнь или типа того... но я... я не могу внезапно отпустить всё дерьмо и вернуться к комфортному совместному времяпровождению. Это... я не знаю, как тебе доверять.
— Конкретно мне или кому-либо вообще?
— Кому-либо.
— Как думаешь, ты сможешь научиться?
— Не знаю. Надеюсь, но понятия не имею, как это работает и на что похоже.
Йен вскочил на ноги, и Микки испуганно взглянул на него, забеспокоившись, что это конец. Преуспел, блин. Оттолкнул Йена.
— Куда это ты?
— Ты имеешь в виду, куда это мы? — спросил Йен, поправляя куртку. — Пошли. — Он махнул рукой в сторону двери.
— Что?
— Собирайся давай и пошли. Сегодня останемся у меня.
Живот Микки расслабился, лоб разгладился, брови и плечи опустились, и даже появилась невольная улыбка. Пяти минут не прошло, как он уже был готов.
Полчаса спустя они входили в шикарную квартиру Йена. Здание впечатляло, но интерьер квартиры не был таким гламурным и пугающим, как Микки себе представлял. Никакого минималистского или монохромного стиля. Чисто и приятно, но не вычурно или кричаще. Намного лучше, чем квартира Микки, но при этом — просто место. Две спальни, одна из который выполняла функции кабинета и спортзала одновременно. Никаких признаков рыженьких детишек, припрятанных в шкафу в прихожей, или жёнушки, скрывающейся в ванной.
Оказалось, что Микки — невероятный, блядь, псих, создающий проблемы и препятствия из ниоткуда, чтобы отдалиться от человека, к которому боялся подойти слишком близко.
Определённо ебанутый на всю в голову.
Он повернулся к Йену, когда они остановились посреди спальни, после короткой экскурсии по дому.
— Мне охуенно жаль, — сказал он более искренне, чем когда-либо.
Прежде чем Йен успел ответить, Микки бросился к нему, притягивая к себе и впиваясь в губы. Сильные руки Йена тут же обхватили его. Надёжно. Тепло. Нежно. Божественно, блядь.
Микки прижался ещё ближе, скользя одной рукой вверх по бицепсу Йена к шее, а другой вниз к пояснице, в углубление над задницей. Ему казалось, что он плывёт. Они целовались и целовались, облегчённые вздохи и стоны эхом отдавались между ними, пока они не упали на кровать, сплетясь клубком на матрасе.
Обувь была скинута, одежда сорвана и отброшена в сторону, и парни, наконец, снова кожа к коже. Эти две недели разлуки казались теперь годами. Йен, должно быть, думал так же, потому что оба абсолютно обезумели. Руки ласкали и сжимали повсюду, губы, языки и зубы безжалостно прижимались друг к другу.
— Я скучал по тебе, — признался Йен шёпотом между страстными поцелуями.
— Да? — отозвался Микки, затаив дыхание, не отрываясь от того, чем занимался.
— М-м-м, — промычал Йен ему в рот, а потом отстранился. — А ты скучал по мне?
Слова прозвучали так неуверенно, с надеждой, почти душераздирающе.
Микки посмотрел ему прямо в глаза, открыто и уверенно.
— Конечно, я скучал по тебе, чёртов идиот.
Когда Йен наконец вошёл в него, это случилось так же жёстко и быстро, как обычно, но после первоначального безумия, порождённого сексуальной неудовлетворённостью, они трахались медленно, что было в новинку.
Он мог чувствовать каждый дюйм члена Йена с каждым глубоким, тянущим толчком. Простата восторженно пульсировала, а сфинктер сжимался вокруг основания ствола Йена, всякий раз, когда тот толкался, и казалось, что он проскальзывает ещё глубже внутрь, будто открывает Микки всё больше и больше, пока тот не почувствовал невероятную полноту.
Они занимались этим в обычной скучной миссионерской позе, но ощущения были невероятные. Большими руками Йен обхватил голову Микки, продолжая вылизывать ему рот и посасывать губы, одновременно двигая бёдрами, вгоняющими член в покачивающем устойчивом темпе.
Микки расположил ноги так, чтобы задница приподнялась чуть выше, и громко застонал, когда Йен, казалось, вошёл ещё глубже. Микки закрыл глаза и сильнее впился в спину партнёра, затем скользнул руками вниз, чтобы схватить его за ягодицы и почувствовать, как они напрягаются с каждым толчком.
— Бля-ядь, — простонал он прерывисто.
Йен всегда хорошо его трахал, но сейчас побил все рекорды.
Микки чувствовал знакомый жар и покалывание в теле, указывающие на неизбежное освобождение, приятное давление нарастало и усиливалось. Глаза резко распахнулись, и он увидел красное вспотевшее сексуальное лицо Йена: приоткрытый рот, кончик языка в уголке губ, прищуренные глаза, влажные пряди волос, беспорядочно упавших на лоб. Парень невероятно горяч.
Микки протянул руку между ними, чтобы обхватить свой неистовый обделённый вниманием стояк, и начал настойчиво надрачивать. Неужели он обычно так громок во время секса? Вот уж вряд ли.
Йен перенёс вес с рук, откинулся назад и присел. Обхватив бёдрами задницу Микки и держа его за ноги, Йен начал вколачиваться сильнее и сильнее, попадая в точку удовольствия самым правильным образом.
— Вот дерьмо, — выдохнул Микки.
Они ускорялись, ускорялись и ускорялись. Член Йена в заднице Микки, хватка Микки на собственном члене. Выгибаясь дугой от матраса, Микки кончил с протяжным прерывистым криком, облегчение затопило тело.
— М-м-м, Мик! — воскликнул Йен, проталкиваясь сквозь сжимающееся вокруг его чувствительного члена кольцо мышц раз, два, три, а затем застонал и излился в презерватив.
Какое-то мгновение Йен оставался неподвижен, а затем рухнул на Микки всем весом.
Они лежали в потной куче, хватая ртами воздух, пока тела возвращались на землю, и Микки рассеянно гладил спину Йена, уткнувшись носом в его шею. Спустя минуту передышки Йен приподнялся и потянулся вниз, чтобы вытащить. Микки вздрогнул и хихикнул.
— Чувак... это было хорошо.
Йен посмотрел на него и улыбнулся, снимая презерватив.
— Кажется, у нас случился первый примирительный секс, а?
Брови Микки взлетели вверх.
— О, так вот что это было?
— Думаю, это определённо подходит, — ответил Йен, вставая с кровати и направляясь голым к двери в ванную.
Микки удовлетворённо напевал. Дотянувшись до салфетки на прикроватном столике, он вытер сперму, перевернулся на живот, смял плюшевую подушку и зарылся в неё головой. Пахло Йеном, и улыбка Микки стала шире.
— Ты уже собираешься спать? — спросил Йен, забираясь обратно на кровать.
Микки почувствовал, как рука скользнула по бедру и сжала задницу. Он повернулся лицом и пристально посмотрел на Йена, положившего голову на подушку рядом. Он выглядел таким же мягким, как Микки чувствовал себя в настоящий момент, и Микки подумал, не было ли выражение его лица слишком глупым. Он был ошеломлён. Опьянён отличным сексом. Вымотан.
— Что ты задумал, приятель? Я не в состоянии снова принять этот член. Пока что. Мне понадобится больше времени, чем обычно, чтобы подостыть.
Йен улыбнулся.
— Думаю, что смогу держать свой член подальше от тебя. Пока что. Впрочем, никаких обещаний на потом.
— Не возражаю.
Они захихикали.
— Эта экскурсия в моё скромное жилище с глубоким погружением восстановила твоё доверие ко мне? — фыркнул Йен.
Микки рассмеялся и толкнул его в плечо.
— Отвали.
— Ой, да ладно тебе! Ты знаешь, это так. — Йен выглядел слишком самодовольным.
Микки съёжился и закрыл лицо руками.
— Слушай, я знаю, что взбесился и сделал из мухи слона, но обещаю, что не всегда так драматизирую.
Йен схватил его руку и отвел её от лица.
— Всё в порядке, Микки. Я тоже не специалист по отношениям. Только не прогоняй меня всякий раз, когда ты чем-то расстроен. Просто... попытайся найти способ сказать мне. Можешь даже сделать это по электронной почте. — Он поцеловал тыльную сторону ладони Микки и прижал к своей груди.
— Коммуникация. Понял.
— И, может быть, в следующий раз не делай так много нелепых предположений, имея так мало доказательств.
Микки фыркнул, потом громко рассмеялся.
— Что? — спросил Йен, но Микки продолжал смеяться. — Да что!?
— Я, эм... ладно, не бей меня, но я подумал, что, возможно, твой большой секрет в том, что ты женат на цыпочке, а я твоя чёртова любовница или как там это называется у геев.
Йен скорчил глубоко огорчённое лицо.
— Ты думал, я что?
— Думал, ты вроде как в шкафу или ещё какое дерьмо. Вообразил себе большой белый дом с белым же заборчиком из штакетника, какую-то стандартную стерву-жену на кухне и маленьких кудрявых рыжих детишек, бегающих по двору.
Теперь настала очередь Йена толкнуть его.
— Да что с тобой такое, мать твою!
Он схватил его, и они боролись, пока Йен не прижал Микки к матрасу. Они смеялись и игриво отвешивали друг другу шлепки.
— Ты думал, я ухожу от тебя и иду домой трахаться с какой-то цыпочкой? Считал меня таким вот засранцем?
— Я же сказал, что мне чертовски жаль! А я никогда не извиняюсь!
— Если ты ещё хоть раз представишь меня в романтических отношениях с вагиной, я тебя уничтожу.
Йен пощекотал его, и Микки, блядь, захихикал.
— Отвали, Галлагер!
— Для тебя доктор Галлагер, сучонок!
Йен продолжал нападать, пока Микки не удалось оттолкнуть его.
Он боролся за господство и триумфально вскрикнул, взяв верх.
— Ладно, я обещаю больше не принимать тебя за прикидывающегося натуралом, — примирительно сказал Микки.
— Лучше бы так, — согласился Йен, вздохнув, а затем немного посерьёзнел. — Думаю, придётся пригласить всех глупых братьев и сестёр на ужин, чтобы познакомить их со своим безумным чудаковатым бойфрендом-писателем.
Микки выгнул бровь.
— Да?
Йен кивнул.
— Да. Но ты должен привести свою сестру, с которой ты тоже не пытался меня познакомить. Думаю, эта мысль ни разу не пришла тебе в голову, пока ты сходил с ума. Я вообще-то видел её в офисе, пока ты был в отключке, но это не считается, поскольку ты себя не контролировал.
Микки застонал.
— Может, ты прекратишь нести чушь, из-за которой я кажусь самым проблемным человеком на свете?
Йен хмыкнул.
— Думаю, я мог бы. Если ты меня убедишь.
Микки убедил его быстрым мокрым минетом.
Йен заснул первым, а Микки лежал как дурак и некоторое время наблюдал за ним. Он старался не корить себя слишком сильно за то, что чуть всё не испортил, потому что знал, что Йен действительно простил его. Они могли оставить всё это позади и продолжить то, что начали когда-то грязными текстовыми сообщениями. Микки был так уверен, что это будет лишь «позвонил, потрахался». Что его шанс (если повезёт) — это ещё несколько перепихонов с Йеном. Он понятия не имел, что влюбится в кого-то так быстро и так сильно. Это просто не в его характере. Как он думал. А теперь, не прошло и трёх месяцев, а он потрясён видом какого-то спящего чувака. В голове глупые мысли о том, как прекрасно Йен выглядит. Интересно, как, чёрт возьми, ему удалось сорвать такой куш. И почему подобные мысли не вызывали ненависти.
Засыпая, он мимолётно подумал о том дне, когда на платформе метро вступился за маленькую старушку, и молча поблагодарил дерьмового мелкого воришку за то, что тот ударил его в челюсть.
✙конец✙