Микки пропадает.

Поначалу, Йен не уверен, что тот действительно ушёл, а, может, просто не хочет верить. Спустя пять дней без малейших признаков Микки он говорит себе, что, возможно, тот на охоте — в поисках добычи решил отправиться на разведку подальше. Через неделю Йен приходит в оружейный магазин (хотя сейчас очередь Микки навестить его), просто чтобы посмотреть, что происходит. Он обнаруживает холодный пепел в очаге и переполненный накопитель дождевой воды, который смастерил для Микки, но продолжает повторять себе историю об охоте и возвращается домой. В течение следующих двух недель он наносит ещё несколько визитов и каждый раз обнаруживает жилище Микки нетронутым.

По мере приближения к месяцу, в течение которого от Микки ни слуху ни духу, Йен начинает принимать подавляющую вероятность того, что тот мёртв.

В чём, конечно, нет ничего удивительного. Миллионы людей погибли в этом городе — даже такие прирождённые мастера выживания, как Микки — а Микки ведёт безрассудное, жестокое существование. Он задерживается снаружи до последних минут перед закатом, и его любимая добыча во время охоты — люди, имеющие тенденцию сопротивляться. Может, его растерзала стая диких зверей или застрелила одна из его потенциальных жертв, а может, он остался на улице после наступления темноты, и твари, которые выползают ночью, добрались до него. Есть тысяча и один правдоподобный способ, которым Микки мог встретить свой конец.

Йен по-прежнему каждый вечер накрывает для Микки на стол и смотрит на пустую тарелку, пока ест. Он чувствует оцепенение внутри, будто его душа взяла отпуск, и телом управляет незнакомец. Один месяц без человеческого контакта кажется намного длиннее, чем три года до встречи с Микки.

Всё становится ещё хуже, когда почти весь урожай Йена портится, и он вынужден распределить то немногое, что осталось. Голод гложет его изнутри и смешивается с болью горя, что неудивительно. Йен всегда ассоциировал Микки с пищей: с момента, как они впервые встретились и Микки попытался превратить его в еду, ещё до их нерегулярных совместных обедов, до подарка Йена на годовщину.

Ночами он проводит большим пальцем по шраму на бедре, смутно и глупо беспокоясь о том, что кожа снова станет гладкой от его действий, но Йен не может оставить эту привычку. Это доказательство того, что Микки действительно был здесь, что Йен не просто вообразил его.

Он продолжает вести подсчёт выходных дней, ухаживает за огородом, копается в мусоре в поисках чего-то стоящего и следит, чтобы воды было всегда достаточно. Но глубоко в мыслях таится ужасное осознание того, что так, возможно, будет продолжаться до конца его жизни. Может, он больше никогда никого не увидит. Будет жить вот так, пока голод, чудовища, болезни или (не дай бог) старость не заберут его.

Если я умру, — размышляет Йен, — воссоединюсь ли со всеми остальными ушедшими? Может, они устроили вечеринку в загробной жизни, а он тупо просиживает здесь, в прихожей. Может, Микки ждёт его и гадает, почему он, чёрт возьми, так долго.

Следующий урожай овощей богатый и неиспорченный, Йену больше не грозит голодная смерть. Он немного разочарован этим.

━━━━━━━━》✇《 ━━━━━━━

Йен на вылазке в поисках остатков припасов в одном из кварталов города, который ещё не обчистил, когда видит собаку.

Это молодой питбуль, всё ещё немного неуклюжий, и, видя, как он трусцой выбегает из переулка, первая глупая мысль Йена заключается в том, что он должен попытаться приручить его и забрать домой, чтобы, наконец, иметь возможность снова немного пообщаться — даже если всего лишь с животным. Но у Йена нет лакомства, чтобы заинтересовать собаку, и, когда она замечает его и начинает угрожающе рычать, его внимание быстро переключается к вопросу, как защитить себя, если та нападёт. Медленно он тянется рукой к ножу, который закреплён у бедра, и рычание собаки усиливается, когда она фокусирует внимание на этом движении.

Затем она резко замирает и замолкает, прислушиваясь. Собака поворачивает голову, чтобы посмотреть назад в переулок, из которого только что выбежала. Она скулит, а затем снова бросается бежать, будто сам дьявол гонится за ней по пятам.

Будь Йен умнее, он последовал бы примеру собаки. Но он идиот, и поэтому вместо того, чтобы уносить ноги, просто хмурится, смотря на убегающее животное, а затем переводит взгляд на вход в переулок, слыша быстрый звук чего-то бегущего.

Через пару секунд из переулка выскакивает какая-то тварь. Она закутана в лохмотья, перепачкана грязью вперемешку с засохшей кровью и рычит на бегу, проносясь мимо Йена за собакой. Йен осторожно вытаскивает нож, когда щенок забирается под забор, а преследующее его существо добирается туда слишком поздно, врезается в ограждение и яростно что-то бормочет вслед убегающей собаке.

— Господи боже, — бормочет Йен, сжимая рукоятку ножа.

Человек — а это человек, судя по тому, что Йен видит теперь, когда тот стоит неподвижно — в отчаянии отталкивается от забора и медленно поворачивается, его плечи вздымаются, а пальцы с когтями вжимаются в бока. И именно тогда Йен узнаёт его, даже на расстоянии, даже под всей этой грязью.

— Микки? — неуверенно окликает Йен.

Микки медленно идёт к нему с не слишком дружелюбным выражением лица, перепачканном грязью. А Йен, может, и идиот, но не настолько, чтобы побежать к Микки и поприветствовать его, когда тот так на него смотрит.

Он неуверенно протягивает руки, когда Микки начинает двигаться быстрее, шагая с большей целеустремленностью и решимостью, пока не оказывается достаточно близко, чтобы Йен мог видеть, насколько пусты его глаза, и слышать грубые рычащие звуки, вытекающие из его горла. Отстранённо Йен думает, что было бы очень романтично, если бы он положил нож и доверился воспоминаниям Микки о нём и их прежней близости, чтобы привести Микки в чувство. Но мир, в котором они живут, не романтичен.

— Вот дерьмо, — бормочет Йен, затем разворачивается на пятках и бежит так быстро, как только может.

Его внезапное движение вызывает безмолвный крик у Микки, и Йен скорее чувствует, чем слышит, как он бежит за ним. Преимущество Йена в длинных ногах, здоровом завтраке в желудке и естественной способности к бегу, но Микки движет голод и жажда крови, и вскоре он начинает сокращать расстояние между ними настолько, что Йен может слышать его прерывистое дыхание.

В течение нескольких долгих секунд ужасной неизбежности Йен боковым зрением наблюдает, как Микки догоняет его, а затем с силой валит на землю. Йен пытается смягчить падение, но это трудно, когда Микки прижимает его руки к бокам, и в конце концов всё, что он может сделать, это повернуть голову, чтобы не сломать нос, когда земля стремительно приближается.

Микки тоже неуклюже приземляется, пытаясь оправиться от падения, так что Йен смаргивает кровь с глаз, высвобождает руки и с силой бьёт Микки локтем в лицо. Противник хрюкает от боли, но это только придает ему ещё больше сил, и внезапно Йен обнаруживает, что Микки, фыркая и рыча, пытается выцарапать ему глаза. Йен предпринимает попытку оттолкнуть Микки, задыхаясь от отвратительной вони давно немытого тела.

— Стой, — хрипит он, слыша клацанье зубов у своего горла, едва удерживая Микки. — Микки, стой, стой, это я. Это Йен.

Тот, кажется, даже не воспринимает его слов. Йен нащупывает нож у бедра и умудряется вытащить его, удерживая Микки за горло. Он поднимает лезвие, пока оно не оказывается у задней части шеи Микки, и пытается набраться решимости, чтобы вонзить его в мягкую плоть. Потому что Микки больше не узнаёт его и совершенно точно пытается убить.

Но Йен не может этого сделать. Пусть Микки сейчас и несчастный безумец, но он — последняя человеческая связь Йена в этом мире. Так что он переворачивает нож и ударяет рукояткой по затылку Микки: один, два, три раза подряд. Первый удар оглушает Микки настолько, что он перестаёт пытаться выколоть Йену глаза, а третий окончательно лишает сознания. Он безвольно падает на Йена, которому приходится с трудом сглотнуть и задержать дыхание, чтобы его не вырвало от запаха.

Он всё ещё мог решиться избавить Микки от страданий, но вместо этого схватил моток скотча из аптечки и связал ноги Микки вместе, а руки за спиной, и заклеил ему рот в придачу. Он не хочет, чтобы, очухавшись по дороге домой, Микки попытался съесть его.

━━━━━━━━》✇《 ━━━━━━━

У Йена нет наручников, как у Микки, но у него есть старый собачий ошейник и поводок, оставшиеся от аферы, которую они с Липом так и не провернули. На полсекунды он задумывается, не надеть ли ошейник на шею Микки, но потом ему становится стыдно за эту мысль, и он крепко застёгивает его на запястьях Микки, привязывает поводок к давно не работающему радиатору в старой комнате Фионы и осторожно укладывает Микки на кровать. Он приносит подушку и одеяло из своей комнаты и пытается уложить пленника в полунормальное положение для сна, смутно надеясь, что, если Микки проснётся в настоящей постели, это напомнит ему, что он — человек, а не дикое животное.

Эти тщетные надежды рушатся примерно через полчаса, когда Йен греет в металлическом ведре воду над огнём. Он слышит безошибочный стон и скрип металла наверху, когда Микки начинает натягивать поводок, а затем серию приглушённых ударов, сопровождаемых слабым бормотанием. Йен делает глубокий вдох, собирает необходимое и направляется вверх по лестнице.

Открыв дверь, он видит, что Микки слез с кровати и сел у радиатора. Ему удалось избавиться от половины ленты на губах, и кожа под ней выглядит покрасневшей и воспалённой. Он злобно смотрит на Йена и пригибается ещё ниже, будто собирается напасть, но со связанными руками и ногами он почти беспомощен.

— Всё в порядке, — говорит Йен, стараясь сохранять спокойный, а не испуганный тон. — Я не причиню тебе вреда, Микки.

Микки бросает взгляд на ведро, которое принёс Йен, и подозрительно прищуривается.

— Это всего лишь вода. Нам нужно привести тебя в порядок.

Микки отшатывается назад, как будто Йен только что сказал ему, что в ведре не вода, а кислота. По-видимому, изменение его личности не повлияло на отношение к мытью.

Йен приближается медленно и осторожно, стараясь пригнуться как можно ниже, пока Микки пятится в угол, ярко-голубые глаза с ненавистью смотрят из-под грязной маски лица. На таком близком расстоянии вонь просто невыносима. На самом деле это не какой-то один специфический запах, это больше похоже на то, как пахли старые бомжи, когда Йен проходил мимо них на улице: многонедельный кислый пот в сочетании с грязью непонятного происхождения. Однако, если не считать шишки на голове от удара Йена, Микки, похоже, не пострадал.

Он съёживается от влажного мыльного куска фланели, который Йен протягивает к его лицу, затем яростно вертит головой, когда Йен касается его щеки, и пинается обеими ногами, чуть не опрокидывая ведро с дымящейся водой. Йен хмурится.

— Ладно, предпочитаешь сделать это по-плохому? Меня вполне устраивает.

Неясно, понимает Микки или нет, но он всё ещё пытается сопротивляться, и тогда Йен садится на него сверху, прижимает к себе и быстрыми, уверенными движениями проводит тканью по его лицу. Вода размягчает клей от скотча, и Микки, наконец, удаётся открыть рот, чтобы сразу же попытаться цапнуть Йена за пальцы, но Йен удерживает его прижатым и переходит к очистке шеи и груди.

Микки отощал. Йен заметил это ещё когда нёс его обратно в дом, а теперь чувствует характерные выступы рёбер Микки под своими пальцами. Он не анорексик, но определенно худее, чем был раньше, и Йен чувствует укол жалости, даже когда Микки тщетно пытается врезать ему по яйцам. На нём гораздо больше грязи, и ведром воды с мылом тут не обойтись, Йен может снять только верхний слой. Ему тоже не особо комфортно раздевать Микки, снимая то, что осталось от одежды, чтобы протереть ниже пояса, когда Микки в этом состоянии, поэтому через некоторое время он откладывает фланель в сторону и опускается на колени напротив Микки.

— Ладно, Бам-Бам (1), — говорит он, — ты готов рассказать мне, что случилось?

Микки тупо смотрит на него.

— Ты меня понимаешь? — рискует спросить Йен. — У тебя повреждение мозга или что-то в этом роде?

Нет ответа. У Йена мелькает мысль.

— Ты голоден? — спрашивает он медленно, чуть понизив голос. Микки просто продолжает свирепо смотреть, поэтому Йен настаивает. — Хочешь, я приготовлю тебе хороший стейк? Может, поджарить его на сковороде? Немного соли, немного перца…

Враждебность Микки не ослабевает, но Йен видит, как черты вокруг глаз почти незаметно смягчаются, а затем замечает именно то, что ищет: Микки едва заметно шевелит губами, а потом тяжело сглатывает.

У него выделяется слюна, а значит, он прекрасно понимает, о чём говорит Йен. Йен торжествующе улыбается.

— А, так ты всё ещё там, — говорит он. — Хочешь ещё поболтать, крутой парень?

Выражение лица Микки наконец меняется. Он перестаёт смотреть на Йена так, словно хочет убить. Его лицо слегка морщится, он облизывает губы и что-то бормочет.

— А? — Йен наклоняется ближе, уже испытывая облегчение от того, что наконец-то получил настоящий ответ. — Что такое, Мик?

Микки вздёргивает подбородок, призывая его придвинуться ближе, и краткий миг оптимизма Йена снова переходит в отчаяние. Микки не пытается ему что-то сказать, он пытается вцепиться ему в горло.

Йен снова отстраняется и поднимается на ноги.

— Пойду принесу тебе что-нибудь поесть, — тихо говорит он. — И немного воды.

В ответ раздаётся разочарованный рык, вся притворная мягкость исчезает, и Микки безуспешно пытается пнуть Йена в лодыжку и подставить подножку. Йен проверяет, надёжно ли привязан поводок, затем спускается вниз за припасами, чувствуя тяжесть в животе.

Он поит Микки водой из бутылки, как очень сердитого ребёнка, но Микки воротит нос, когда Йен подаёт ему еду: овощное рагу и чёрствые крекеры. Йен впадает в отчаяние, умоляя его съесть что-нибудь, но Микки только хмурится, поджимает губы и отворачивается.

— Ну же, Микки, — умоляет Йен. — Ты такой пиздец худой. Просто съешь что-нибудь, что угодно.

Микки злобно смотрит на него из-под прикрытых век и с явным намерением скользит взглядом по телу Йена.

— Только не меня, — уточняет Йен. — Ты не можешь меня съесть.

— Голоден.

Слово на мгновение ошеломляет Йена. Микки процедил его сквозь зубы, словно ему неприятно, что его заставляют говорить. Голос у него хриплый, свидетельствующий о том, что он уже давно не разговаривал.

— Вот еда, — наконец отвечает Йен, не желая отпугнуть Микки от попыток использовать речь, придавая этому слишком большое значение. — Вот она еда, прямо перед тобой, можешь есть сколько хочешь.

Но Микки это не интересует.

— Голоден, — повторяет он с бо́льшим акцентом.

— Нет, — огрызается Йен. — Это было всего один раз, ясно? Я не собираюсь отрезать для тебя части своего тела, когда здесь есть отличная еда.

Микки отхаркивает комок мокроты и слюны и выплевывает в сторону миски с рагу. Йен с отвращением отшатывается. Он эмоционально выжат от их воссоединения и последовавшего за этим беспокойства и внезапно понимает, что его тошнит от такого отношения Микки.

— Ты можешь съесть это или умереть с голоду, — сухо говорит он, вставая и складывая руки на груди. — Я иду спать. Стучи в стену, если тебе что-нибудь понадобится.

Последние предложение оказалось ошибкой. Не успел Йен уйти в свою комнату, как услышал стук по стене, такой сильный, что задрожали оконные стёкла. Йен идёт проверить Микки, когда это происходит в первый раз, но встречает только злую ухмылку, которая подтверждает, что Микки хочет лишь отомстить.

Йен тихо перемещается в другую комнату, хотя и там всё ещё может слышать стук Микки по стене. Он очень устал, но не может заснуть. Ему нужно решить, что делать с Микки: держать его здесь связанным и попытаться уговорить вернуться в полуцивилизованное состояние или просто разорвать путы и снова освободить.

Снаружи начинается шум. Йен думает о Микки, совершенно одиноком ночью в смертельной глуши города. Он думает о том, что, выйдя на разведку, наткнётся на его труп, и эта мысль невыносима.

Нет, Микки останется здесь. Йен пока не может от него отказаться.

━━━━━━━━》✇《 ━━━━━━━

На следующее утро Йен проверяет свои капканы и с радостью обнаруживает, что поймал двух жирных крыс. Конечно, это не человеческое мясо, но, возможно, для Микки такое предложение будет более заманчивым, чем овощи и крекеры. Йен медленно поджаривает крыс на огне, даже добавляя немного приправ из своей небольшой коллекции, которой дорожит, и после некоторого раздумья подаёт их на тарелках за столом, чтобы они с Микки могли позавтракать, как нормальные люди.

В комнате Фионы тихо, когда Йен прижимается ухом к двери. Он осторожно протискивается внутрь и говорит:

— Эй, у меня завтрак…

Доски сорваны с окна и раскиданы вокруг, оставив зияющую дыру во внешний мир.

Йен громко ругается, бросается вперёд, не раздумывая, и в этот момент Микки выскакивает из-за двери и прыгает ему на спину, обхватывая освободившейся рукой за горло и прижимая к полу. Йен хватает Микки за сильное предплечье и отчаянно дёргает, пытаясь ослабить хватку, чтобы иметь возможность дышать. В лёгкие с хрипом втекает немного кислорода, перед глазами пляшут чёрные точки.

Микки впивается зубами в плечо Йена достаточно сильно, чтобы оставить синяк. Его дыхание с рычанием входит и выходит носом. Его член упирается в задницу Йена, а бёдра машинально двигаются, как у собаки.

Йен очень смущён.

— Ты пытаешься... съесть меня... или трахнуть? — хрипит он, когда ему наконец удаётся ослабить хватку Микки.

Микки грубо переворачивает его. Взгляд злобный, с прищуром, но он ухмыляется — кровь Йена на его зубах. Йен сопротивляется, а затем бьёт его по почкам, но это, кажется, только ещё больше возбуждает Микки. Он прижимает твёрдый стояк к животу Йена, сжимает его волосы в кулаке, чтобы откинуть голову, а затем прижимается губами к его губам, просовывая язык в рот. Вкус прогорклый. Йен давится, а Микки злобно кусает его губу, пуская ещё больше крови.

— Ой! — вскрикивает Йен и бьёт Микки снова, нанося неожиданный удар в голову. Микки отрывает зубы от губы Йена, и Йен болезненно стонет.

Избитый, истекающий кровью и глубоко расстроенный, Йен пытается использовать момент слабости, чтобы вывернуться из-под Микки, брыкаясь и перекатываясь. Но Микки вскоре приходит в себя, и, когда он возвращается, его агрессия несколько ослабевает. Он проводит грязными пальцами по лицу Йена, морщит лоб и произносит:

— Тссс, тссс... — будто из них двоих именно Йен — дикий зверь.

Йен сдаётся, опускает голову на потёртый ковер и закрывает глаза, чувствуя, как слеза скатывается по щеке и неприятно скользит в ухо.

— Что с тобой? — тихо спрашивает он. — Да что с тобой такое, чёрт возьми?

В ответ Микки издаёт печальный воркующий звук, опускает голову и облизывает влажный след на лице Йена, его дыхание горячее и прерывистое. Затем он прижимается щекой к щеке Йена и шепчет, безошибочно:

— Прости, прости... — всё ещё хаотично потираясь эрекцией о живот Йена.

Впервые у Йена складывается впечатление, что Микки, по крайней мере, пытается, поэтому он осторожно кладёт руку на поясницу Микки и шепчет в ответ:

— Всё хорошо, всё нормально.

Микки вздыхает и покачивает бёдрами в медленных дрожащих волнах, проводя ртом по горлу Йена, наклоняя голову так, чтобы попробовать на вкус кожу на его груди, а потом вбирает плоть между зубами и сильно прикусывает чуть выше соска Йена.

— Ой! — снова вскрикивает Йен, отталкивая голову Микки, ярость внезапно захлёстывает его. — Прекрати меня кусать, мать твою! — продолжает он и на втором слове изо всех сил бьёт Микки по лицу крепко сжатым кулаком.

Микки отшатывается назад от удара, издавая странный скулеж, а затем его бёдра изгибаются, и горячая масса пропитывает рубашку Йена, а затем, скопившись, просачивается и стекает по его боку. Микки вздрагивает ещё несколько раз, а затем обмякает, наваливаясь всем своим весом на Йена. Из носа, куда Йен его ударил, течёт кровь.

Йен ещё сердится, но всё равно обнимает его, закрывает глаза и сосредотачивается на трепещущем сердце Микки, бьющемся в груди.

— Я теперь заболею бешенством? — размышляет он вслух некоторое время спустя. — Вот что с тобой такое?

После короткого молчания Микки говорит:

— Со мной всё в порядке.

Йен по-прежнему так ошеломлён, что даже не радуется тому, что Микки наконец-то заговорил полными фразами.

— Ты только что кончил от того, что я врезал тебе по лицу, — замечает он. — И с тех пор, как я нашёл тебя, ты пытаешься меня убить. Ты пытался съесть меня и трахнуть одновременно. Это ненормально.

— А что вообще нормально?

В его словах есть смысл, полагает Йен. Если они — последние два оставшихся человека, то на самом деле нет никого, кроме них, кто мог бы установить исходную точку нормы. Какая ужасающая мысль!

Микки наконец приподнимается и смотрит на Йена сверху вниз. С жёсткими, спутанными волосами, грязью, въевшейся в самые поры, и кровью, пропитавшей нижнюю половину лица, он выглядит диким существом, но он нежно улыбается, показывая свои желтые окровавленные зубы.

— Всё нормально, Свободный Выгул?

Слыша своё старое прозвище, Йен чувствует, как у него вздымается грудь.

— Это как посмотреть. Снова собираешься попытаться меня убить?

— Может быть.

— Не очень-то обнадёживает.

— Завтрак?

Йен вспоминает, что внизу их дожидаются жареные крысы.

— Да, завтрак.

Он снимает остатки клейкой ленты с запястий и лодыжек Микки, а затем спускается вниз, укусы на губах, плече и груди всё ещё кровоточат. Микки послушно следует за ним, затем скручивается на одном из кухонных стульев и ест обеих крыс, пойманных Йеном, мясной сок стекает по подбородку и смешивается с кровью. Он действительно выглядит ужасно, но он — всё, что есть у Йена в этом мире.

— Что с тобой там случилось, Микки? — тихо спрашивает он.

Микки бросает на него взгляд, останавливаясь на середине облизывания пальцев, внезапно насторожившись.

— Поймали, — отвечает отрывисто.

— Люди? Или… — Йен думает о звуках, слышных по ночам.

Микки хмурится, ссутулившись, а Йен решает отложить этот разговор на другой раз.

— Если ты не хочешь возвращаться в оружейный магазин, можешь остаться здесь, — неуверенно предлагает он. — У тебя будет своя комната.

— Не боишься, что я убью тебя ночью?

— А ты собираешься убить меня ночью?

— Может быть.

Глаза Микки озорно сверкают. Непонятно, серьёзен он или нет, но Йен понимает, что ему всё равно.

— Я рискну.

》💓《

Примечания.

(1) Бамм-Бамм Раббл — персонаж мультфильма «Флинтстоуны».

https://sketchok.com/images/articles/01-cartoons/021-flinstones/03/14.jpg

____________________________________________________________________________

На самом деле автор планировала закончить историю на четвёртой главе, желая показать лишь несколько зарисовок жизни в постапокалиптическом мире, но вдохновилась на пятую после прочтения статьи* о «психозе Вендиго», который а) не является реальным расстройством личности и б) отличается от симптомов Микки, но она сочла некоторые моменты интересными.

Люди, испытывающие желание есть человеческую плоть, как правило, преследуют одну из трёх целей:

1) «сохранение» отношений с кем-то из близких, кто был «потерян»;

2) «разрешение» амбивалентных чувств по отношению к кому-то;

3) приобретение какого-то свойства вроде жизненной силы или мужества.

Своего рода романтично!

*Статья (на английском):

https://anthrosource.onlinelibrary.wiley.com/doi/pdf/10.1525/aa.1971.73.1.02a00010