Распахнуть глаза в темноте, увидеть бегущий по куполу капсулы код, мыслевспышкой понять: все, что было — чужой игровой мод. Сомкнуть губы, не позволить себе еще глоток святой воды, выбраться из капкана ложа, пружинящего раздутым мертвым китом. Страшно проснуться, влетев на скорости в очередной догмат, утешает лишь тень ускользающей в слив идеи. Своей ли? «Не проснуться вовсе — страшней стократ».

В голову тяжелым колоколомом бьют воспоминания: падал, лопался по шву, плакал, потом — провал. Но, ради всего, что тогда было дорого, как я сюда попал?!

Нижний набор бессчетных клыков-табу, придавило неподъемно-гладким чувством вины. Из этой ловушкопасти спасенья нет, если твои легкие поражены на тридцать плюс, а дышишь через плаценту который год, переваривая кровь причастия. Голоса говорят, спасение — внутри, прыгни в душепровод-пищевод (но все, что они говорят, стоит делить на три).

Триединство раскрывается огненными лепестками, захватывает в кокон угрызений, заставляя терять зрение, горит черным белое оперение. Ангельский громкоговоритель обещает психотерапию всем и бесплатно; но за помощь берут дорого: тотальный контроль сознания без надежды на самоосознание. «Умолкни, перестань, теперь нечего бояться, некуда рваться, ты уже пришел, куда метил, Мы-Оно-Я тебя бы не отпустил, ни за что на свете!»

Рубашки под горло, улыбки текут сахарным маслом; потные брюки прячут листовки со сгустками детских жвачек; платки кружевом скрывают разъеденный червями узор. Те, на сцене, эхом повторяют чужие слова друг другу, за мной следят, в зале тихо; мой шаг эхом отражают сотни выдохов, здесь территория благодати, а я ищу аварийный выход.

Стоит показать лицо тусклому реальному солнцу — тянут назад теплыми путами, огненными бичами захлестывают горло: «Аве нам, а тебе — наказание, не смей задавать вопросы, твой дух слишком слаб для глубинного знания! Расслабься, теки к Нам в тридцатипалые руки, чтобы Мы снова связали тебя в узел». Тяжело перестать молиться, повторять привычные мантры, теперь не у кого просить сил вырваться. От Их милосердия может контузить, обрушить снова на те же зубцы, опалить огнем ужаса, убедить, что я — ничто, мне никогда не отмыться.

Упрямо бреду прочь, ощущая, как обгорают остовы крыльев — перо давно только одно, его держу у сердца. Оно — я, мое все. Некому помочь. Шевелю обожженными веками, щурюсь в ночь — вдруг в сплошной стене приоткроется дверца? Веду ладонями по выбеленному, ищу стык плит. Нужно найти до того, как догонят, упрут в хребет щит веры... Отражение в искаженном зеркале скалится нарисованным демоном, дышу крест-накрест, через раз. Ладно молитвы, даже проклятья призовут Тех, от Кого бегу сейчас.

Свет окружает со всех сторон, лишая воли, из ушей горячим течет воем по шее: «Несовершенный, ты ничего сам не можешь, скорее вернись в объятия безусловной любви и принятия!» Не прикрывают свою жестокую жажду ничем. Хрипло смеюсь, утыкаясь в безмолвный камень — что может быть глупее, зачем это? Не лучше ли повернуть назад, туда, где хоть какая-то ясность? У всего есть причины: Бог дал — Бог взял, испытание, награда — понятная схема, Слово. Вовне я — лишь морфема: строй себя заново без подпорок, подсказок, никто не подстелит соломки рушащемуся миропониманию. Погибну ли, построю ли новую Вавилонскую башню? Не знаю. Может, разрушу мультивселенную, на радость воющим голосам?

Утихают трое, облетают пустохлопьями пепла. Шевелю острыми углями на лопатках, шепча:

— ...Но сделаю это сам.

______________

Январь 2023