Рэм Ларкес прекрасно осознавал: задуманное им иначе как авантюрой не назовёшь. Будь жив Тангор-старший, отец Тодера — и шансов на успех не было бы никаких, а вот эшафот или, в лучшем случае, оковы избавления были бы куда реальней. Хотя… даже Ларкес, заслуженно считавшийся одним из лучших аналитиков своего поколения, не всегда мог понять мотивы старика.

Как бы там ни было, Тангор-старший умер несколько лет назад, без него же из близких родственников у Томаса оставался только дядя, Ральф Тангор. Соответственно, бороться за опеку над Томасом предстояло именно с ним.      Однако, начав искать информацию о Ральфе Тангоре, Ларкес понял, что легко и просто ему Томаса отвоевать не получится. Хотя бы потому, что у НЗАМИПС информации о Ральфе Тангоре было до обидного мало, тот был не совсем типичным чёрным: жил тихо, не буянил, в драках не участвовал, сомнительные авантюры не затевал…

Хотя, может, господин Михельсон поможет с информацией — только на это вся надежда. Иначе придётся идти на встречу с Ральфом Тангором неподготовленным!

* * *

Разговор с господином Михельсоном произошёл в один из вечеров, когда Томас, устав от дневных впечатлений, давно спал. Против обыкновения действительно спал — как раз в этот день они с няней Элис ходили в зоопарк, где Томасу, к его удовольствию, почти удалось потеряться.

Ларкес знал Михельсона ещё по работе с Тодером, у них были общие интересы — так что представляться и налаживать контакт не пришлось. Но всё равно разговор был тяжёлым.

Если честно, саму беседу Ларкес не смог бы воспроизвести при всём желании. Мозг работал на каких-то совершенно запредельных оборотах, анализируя и тут же пуская в ход результаты анализа. Память сохранила выводы и договорённости, общий план совместных действий (согласно которому, кстати, его вот-вот должны были якобы "наказать повышением"), другие важные для дальнейшего сотрудничества детали, но при этом из самого разговора запомнились только отдельные фразы.

А ещё сохранилось в памяти то совершенно непередаваемое ощущение общности, которое испытывают порой люди, объединённые одной целью, сведённые вместе одной бедой. И глаза Михельсона, в глубине которых притаилась боль. Как и в его собственных.

* * *

К сожалению, Ральф Тангор оказался достаточно крепким орешком, расколоть который не помогло даже обещанное Михельсоном досье.

Даже после детального изучения документов картина почти не прояснилась: Ральф Тангор как был нетипичным чёрным, избравшим по какой-то причине в жизни иной путь, уводящий далеко в сторону от дорог своей семьи, так им и остался. Нет, конечно, кое-какие идеи, но сформировать на их основании мнение о характере брата Тодера, выстроить предварительно определённую линию общения не получилось бы при всём желании.

В битве за Томаса Ларкес готов был воспользоваться при необходимости любым подвернувшимся под руку оружием: надавить на слабости, откупиться деньгами или услугой, шантажировать Ральфа Тангора кое-какими грешками его молодости наконец!

Потому что права на ошибку у Рэма Ларкеса не было.

* * *

— Да забирайте! — внешне практически ничем не напоминавший брата Ральф Тангор был совершенно спокоен, разве что после сытного обеда казался более благодушным, чем в начале встречи.

Ларкес замер, борясь с предательским желанием за что-нибудь ухватиться сведёнными судорогой пальцами. Готовясь к настоящему сражению, перебирая варианты и подготавливая доводы, о чём-то подобном он даже не задумывался и теперь чувствовал, как медленно становятся дыбом волоски на затылке.

— Я серьёзно, — собеседник правильно истолковал его молчание, хотя — Ларкес был в том совершенно уверен — на его лице не отобразилось и тени от обуревавших душу эмоций. — Ну, сами посудите: жены нет, — жестом подозвав официанта и потребовав пепельницу, Тангор продолжил, выделяя слова интонацией: — Пока нет. Детей тоже пока не предвидится. Только работа. Зачем мне сейчас ребёнок?

Он ненадолго замолчал, закуривая сигарету и выжидая, пока принёсший пепельницу официант удалится на достаточное расстояние.

— Что же до всего остального… я не Тодер. Я давно уже оставил попытки угнаться за братом. Да и не видел я его столько лет, что, присутствуй тело Тодера на собственных похоронах, — Ральф Тангор затянулся, намеренно или невольно акцентируя внимание на последних своих словах, — то я вполне мог бы не узнать его. Мы практически чужие люди.

Пытаясь понять, что же всё-таки он испытывает по отношению к Ральфу Тангору — благодарность, презрение, недоумение, жалость, превосходство, неприязнь, что-то ещё или всё вместе взятое одновременно, — впервые за долгое время Рэм Ларкес не мог разобраться в себе.

Впрочем, в любом случае всё вышеперечисленное тонуло в безбрежном океане облегчения. Главная проблема была решена.

Осталось только оформить всё документально — и можно идти подавать прошение о переводе «по семейным обстоятельствам». Подальше отсюда, куда угодно, да хоть в Краухард!