У Аанга в новом времени много друзей. Он им всем улыбается, громко смеется, постоянно косячит и над кем-то подшучивает и в конце дня получает по голове от директора. Его, правда, даже не грозятся исключить: Аанга все любят.
У Аанга в новом времени много друзей, и единицы из них знают, что после школы он идет не домой, а в больницу. Облучение, анализы, процедуры, все такое. Иногда обновление каких-нибудь закончившихся таблеток в его блистере с изображением голубых порывов ветра. У Аанга много друзей, но он не хочет волновать тех, кто еще за него не волнуется.
Новое время жестоко. Оно отбирает старый опыт, раздает по заслугам, если вдруг в прошлой жизни ты прожил слишком долго. Аанг вот прожил больше ста лет — более долгоживущего аватара не найти, и судьба, видно, решила забрать долг с невыплаченного кредита в этой жизни. Так что Аанг не знает, сколько в этот раз проживет, только надеется, что подольше — чтобы не слишком волновать семью, которая в этот раз у него даже кровная.
Он, правда, не особенно помнит, что там было, в прошлой жизни. Просто он с детства не любит конфликты, знает, что до старости не доживет, и всем сердцем любит все, на что падает взгляд.
Он, правда, хорошо бы вписался в мир нового времени: такой добрый, восторженный, мечтающий. В прошлой жизни он смог донести эти качества почти в полной сохранности до конца и объединил народы, создал город, в котором совместно жили люди всех наций. Сделал великое дело. Такие великие дела были бы не лишними в этом, другом мире, новом времени, но ему отпущено не так много лет. И Аанг предпочтет в этот раз, если уж доживет, уйти лечить животных, а не разбирать оставленное людям в наследство.
Новое время жестоко не только к нему. Катара и Сокка в этой жизни потеряли отца, и, кроме матери, у них почти никого не было. Большой, богато обставленный дом, много комнат и света, ванная на каждом этаже — и три человека, скорбящих из года в год. В прошлом они смогли справиться с уходом матери благодаря живому участию отца, бабушки, племени, благодаря тому, что нужны были друг другу в это военное время, как никому, но в этой жизни нет войны. Нет общего врага. В этой жизни действительность для тех, кто жил злостью в прошлой, — серая, амебообразная, жидкая и мутная.
Он часто видит их в своей больнице, ожидающих приема у терапевта. Они ничего не помнят, и Аанг не знает, хорошо это или нет. Иногда ему кажется, что они были бы сильнее, если бы уже это пережили.
Но он никогда не смог бы за это поручиться.
В новом времени Тоф почему-то грустнее, чем в любой момент в прошлой жизни. Она была слепа, родители плевать хотели на ее огромные амбиции, она, в конце концов, дважды воевала и терпела предательства, пережила всех друзей, но именно в новой жизни она грустит. Она одна дома — кажется, семья большая, но до младшей дочери никому дела нет. Старшие родственники погрязли в семейном бизнесе — и ее это как бы ждет, но, Аанг спрашивал, будьте уверены, она не собирается в этом участвовать. Родители, кажется, не хотят ее знать, но теперь Тоф не убегает — ей просто некуда из-за нового законодательства, когда ей просто не выжить без родителей или законных опекунов. Так что она грустит.
Одна в пустом доме, хорошо понимающая Катару и Сокку.
Аанг вздыхает: у него хотя бы всегда шумный дом. Пусть он хоть трижды сутками зависает в больнице.
Зуко… почти счастлив, кажется. Он не помнит предметно прошлую жизнь, но откуда-то знает, что любовь, здоровье и полноценность семьи следует особо ценить. В этой жизни у него не одна сестра, а целые младшенькие двойняшки. Теперь Азула никогда не бывает одна, и ее с сестрой чаще путают, чем сравнивают. У них есть мама, пусть и немного отстраненная, карьеристка, и отец, который всю жизнь с ними. У них есть всевозможные питомцы, маленькая домашняя библиотека и семейное додзе. Никто не заставляет их быть лучше всех: отец сильно смягчает в этом мать. Никто не говорит Азуле, что она хороша, но надо чуточку поднажать. Никто не говорит, что Зуко не нужен.
Зуко почти счастлив, кажется. Вот только собрал миллион болячек — попробуй разберись. Он как минимум толком не говорит — так отчаянно заикается, что молчит почти постоянно, потому что по ходу заикания сердце с ума сходит и, кажется, вот-вот остановится — и, знаете, риск велик. Сердце у Зуко чертовски большое.
Новое время жестоко. Да, оно не военное, подросткам не нужно срочно взрослеть и идти убивать главного врага, не нужно бояться смерти от шального магического удара, не нужно учиться пропускать через тело молнию, чтобы она не взорвала походя сердце. Да, оно не военное, но их жизни в этот раз перевернуты так же, как старая действительность, и раньше они хотя бы были здоровы физически и могли путешествовать, не забывая ввязываться в приключения, не забывая, что все еще являются детьми. А в новом времени грань между ребенком и взрослым тонка, может быть, не как лист современной бумаги, но как искусно выделанное полотно пергамента — определенно. И все они уже успели затеряться где-то внутри этой грани. Может быть, рядом.
Новое время жестоко. И да, определенно не только к ним.