Чэнтянь и раньше подозревал, что молодость Ба была весьма и весьма бурной, но сегодня он убедился в этом окончательно. Ба и дед Анай ворвались в дом буквально через несколько минут после скоротечной схватки — Чэнтянь едва успел опустошить первую тарелку. Но если дедушка сразу же бросился к телу жены, то Ба, мгновенно собравшись, став похожей на огромную хищную кошку, крадучись обследовала гостиную. Обнаружив труп, она ни капли не удивилась, будто сталкивалась с покойниками чуть ли не ежедневно. Не обращая внимания на суетящегося над телом жены Аная, она продолжила осмотр дома — и уже через несколько мгновений наткнулась на внука.
Возможно, останься Чэнтянь прежним, то картина показалась бы ему как минимум нелепой — если не сказать больше. Но он-теперешний, та часть, что поселилась в душе взамен утраченного, отмечала всю естественность её поведения. Рациональность. Ба не спрашивала его, не пыталась приблизиться, лишь молча наблюдала, как он насыщается — но не смотрела в упор, а слегка отводила взгляд. Не провоцируя, но и не отступая. Будто не знала, чего от него можно теперь ожидать. Будто понимала в происходящем много больше, чем сам непосредственный участник событий.
В гостиной шумел Анай. Отвлёкшись от безуспешных попыток привести в сознание супругу, он наконец обнаружил труп — и теперь порывался вызвать полицию. Ба шикнула на него, достаточно резко посоветовав заткнуться, но дед послушался и замолчал.
Дождавшись, когда опустеет последняя тарелка, Ба лишь спросила:
— Твоя плата?
Чэнтянь лишь недоумённо взглянул в ответ. Тогда Ба перефразировала вопрос:
— Ты обязан это делать?
— Кажется, да.
— Хорошо. Было бы хуже, если бы у тебя не было обязательств. Давно?
— С апреля, наверное, — Чэнтянь слегка пожал плечами, привычно скривив губы в усмешке — в конце концов, выжигающий душу свет с небес и исчезновение звёзд с сегодняшними событиями напрямую ничто не связывало, лишь логика подсказывала, что это звенья одной цепи. И буквально почувствовал изумление Ба.
— Тянь… ты… улыбаешься?!
— А что, не должен?
Ба помолчала с минуту. Слышно было, как в соседней комнате тихонько возится Анай, по всей видимости, укладывая на диван бессознательную бабушку Сию.
— Я слышала о таких, как ты, сама не видела. По словам коллег, с момента обретения способностей контракторы утрачивают значительную часть эмоций, подменяя их логикой.
— Контракторы… — Чэнтянь покатал слово на языке. Да, если задуматься, в какой-то мере оно отображало произошедшее — не разъясняло, но хотя бы отражало необходимость насыщения сразу после использования рукотворной молнии.
— Да. И чем моложе контрактор, тем больше он обычно теряет. Как тебе удалось?!
— Вышивка.
— Что?!
— Вышивка. Помнишь тот разговор?
* * *
— Понимаешь, А-Тянь, — Ба чуть отклонилась в сторону, взъерошила внуку волосы, негромко рассмеялась, наблюдая, как тот сначала пытается уклониться от её ладони, а потом недовольно морщится и по-кошачьи встряхивает головой, но продолжила вполне серьёзно: — Человек — существо предельно рациональное. Просто многие почему-то забывают, что, когда речь заходит о человеке, о сознании, о мотивах человеческого поведения, то готовые рецепты и формулы (если таковые и существуют в каждом конкретном случае) могут и не срабатывать. Вот и заявляют дилетанты, что человек, дескать, существо иррациональное. Нет, Тянь, логики в нас на самом деле гораздо больше, чем принято считать, только вот лежит она чуть глубже, и чтобы извлечь её, нередко нужно постараться.
Вот, к примеру, кому в наше время нужна ручная вышивка на одежде, когда в магазине тысячи вещей красивее и лучше? Стой, не отвечай, я знаю, что Анай тебе уже все уши прожужжал в целях передачи сакральных знаний из поколения в поколение! — Ба скорчила забавную рожицу, довольно похоже изобразив при этом Аная, человека обычно адекватного, но, когда речь заходила о необходимости знакомить с традициями новые и новые поколения юных амис, невообразимо гордящегося своей миссией. Чэнтянь прыснул. — Я сейчас о другом смысле, более приземлённом, бытовом. Понимаешь, вышивка — это не только видимый со стороны результат, но и сам процесс, достаточно долгий и кропотливый. Вот какая-нибудь дама в возрасте вышивает кофточку для внучки… поверь, А-Тянь, она прекрасно осознаёт, что внучка, может, и не приедет вовсе, или приедет, но на подарок бабушки и глядеть не захочет. Или вырастет из одёжки, когда бабка-то внучку последний раз видела! Обычно от одиночества такие вещи делаются. Для успокоения — пока занят, то не о годах своих думаешь, не о болезнях, а о том, как цвета сочетаются…
Бабушка машинально подняла руку и провела пальцами по вышитому вороту. Чэнтянь хотел было задать вопрос, но вспомнил, что отец за последние полгода звонил только однажды — и слова застряли в горле. Спросил он вместо этого совсем другое:
— И что, так все поступки объяснить можно?
— Да, все. Просто не всегда удаётся. Иногда мотивы поведения на поверхности лежат, порой задуматься нужно, а временами и не разберёшь, где у проблемы корни…
— И что же делать?.. — Чэнтянь не закончил фразу. Не сумев до конца сформулировать вопрос, он неопределённо помахал ладонью в воздухе. Но Ба поняла правильно:
— Думать, милый. И наблюдать.
* * *
Ба улыбнулась, но уже через мгновение снова нахмурилась:
— Позже договорим, если будет возможность. Не здесь и не сейчас. Надо уходить. Переоденься. Собирай вещи — свои и Юаньи. Бери только самое необходимое, используй школьные рюкзаки.
Чэнтянь послушался. Собирая вещи, он прислушивался к обрывкам разговора, доносящимся через специально оставленную приоткрытой дверь.
— Я забираю детей… бу-бу-бу… Полицию вызовешь чуть позже, когда мы уедем… бу-бу-бу-бу… Поверь мне… Лучше тебе не знать…
Когда Чэнтянь вышел с двумя рюкзаками в гостиную, Ба и дед Анай то ли спорили, то ли вообще ругались. Но, обернувшись на звук его шагов, оба замолчали. Ба по-прежнему оставалась деловитой и собранной, а вот Анай выглядел каким-то потерянным и… испуганным.
— Готов? — Ба окинула его взглядом. — Тихонько выходи к машине, я пойду, найду Юаньи. Сейчас все ещё на празднике, вряд ли на нас кто-то обратит внимание.
Чэнтянь молча кивнул и двинулся к двери, но на полпути был перехвачен Анаем.
— Береги себя, — дед прижал его к груди, но тут же отпустил. — Я буду за тебя… за вас всех молиться.
* * *
Они ехали уже не первый час — глядя на ночную темень за окном, Чэнтянь не мог сориентироваться по времени, а смотреть на часы не хотелось.
Машину Ба они бросили на окраине Хуаляня. Долго шли куда-то пешком — Чэнтянь неплохо знал город, но Ба петляла так, что он почти сразу перестал понимать, где именно они находятся.
Народу на улице, несмотря на ночной час, было очень много. Среди жителей было довольно много амис — тех, кто не смог или не захотел уезжать к родным, — звуки праздника доносились с разных сторон. Да и потом, амис предпочитали праздновать Килумаан не в узком кругу, а приглашали всех желающих — в праздник большого урожая нельзя было жадничать. Так что на них никто не обращал внимания.
Наконец Ба остановила детей у одного из двориков, в небольшом сквере, в тени деревьев, куда не доставал свет фонарей. Издалека доносились взрывы смеха; обрывки традиционных напевов и музыка переплетались с шелестом колёс, рокотанием моторов и сигналами проносящихся по трассе автомобилей в единую симфонию большого города. Сидя на скамейке плечом к плечу с сестрой, Чэнтянь слушал эту симфонию большого города, и в этот миг ему казалось, что всё осталось прежним. Вот сейчас появится Ба, и они вместе пойдут по широким улицам Хуаляня. Неоновые вывески раскрасят темноту, а свет фонарей будет дробить и множить их тени на асфальте. И будет смех, и будут весёлые истории из жизни университета…
Мерно прошелестели колёса — со двора выехал хэтчбек, повернул вдоль сквера и остановился прямо напротив скамейки, на которой они сидели.
Наваждение схлынуло, оставив после себя лишь память. Но ведь пока ты можешь — пока готов вспоминать — ещё не всё потеряно, пусть даже многому придётся учиться заново.
До Тайбэя они добирались уже вторые сутки, несколько раз меняя машины и лишь дважды останавливаясь передохнуть на обочине. Так и спали, не выходя из авто. Продукты покупала Ба, в небольших магазинчиках — «меньше шансов, что засветишься на камерах», каждый раз в разной одежде — «даже если кто-то будет нас искать, а нас уже ищут, уж будь уверен, то так труднее будет составить цельный портрет». Платила только наличными.
Этот постоянный путь в никуда, бесконечное напряжение давно вымотали Юаньи, и та большую часть времени просто спала на заднем сиденье, просыпаясь лишь, чтобы поесть, выпить воды или сходить в туалет. Чэнтянь такой роскоши себе не мог позволить. Ба рассказывала, постоянно говорила-говорила-говорила, не отвлекаясь при этом от дороги. Чэнтянь не пытался понять, откуда ей так много известно о подобных вещах — не было ни сил, ни желания. Хотя, признаться, догадки были. «Носить бейсболку — камеры не распознают лицо. Сутулиться, менять походку — и два разных свидетеля не сойдутся в описаниях. Яркая одежда отвлечёт внимание, скроет за собой человека. Не пользоваться мобильными телефонами и банковскими картами. Не попадать в кадр. Не приближаться к банкоматам и платёжным терминалам». Чэнтянь не пытался задавать вопросы, просто запоминал — любая из этих мелочей в будущем могла спасти жизнь.
В нескольких километрах от Тайбэя Ба остановилась и повернулась к внуку:
— А-Тянь, в Тайбэе нам придётся расстаться, сначала ненадолго, потом… навсегда. В городе живёт один мой знакомый, контрабандист, он поможет вам выбраться из страны.
— Нам?
— А-И тоже не стоит здесь оставаться. Ты уже понял, за подобными тебе идёт охота? Твоя сестра тоже в опасности — есть теория, что у малолетних родственников контракторов высокие шансы со временем также обрести способности. Как будто контракторство — это что-то вроде генетической мутации, понимаешь?
Чэнтянь кивнул.
— А ещё… Научный мир маленький. Очень маленький. О контракторах в научной среде известно многое — такие новости не скроешь. Но есть ещё кое-что, что вряд ли выйдет за пределы узкого круга — ситуация выглядит очень уж похоже на опыты доктора Менгеле. Несколько лет назад учёными была разработана методика, позволяющая считывать память напрямую — не только у живых, но и у недавно умерших тоже. Имей это в виду. Звучало много красивых слов, дескать, это позволит восстановить утраченное людям, потерявшим память, не даст какому-нибудь убийце или серийному маньяку уйти от правосудия, поможет исцелить некоторых психических больных — методика ведь и стирать воспоминания может… На деле же с самого момента создания «стиратель» стал орудием спецслужб. А где-то три месяца назад у многих людей с полностью затёртой личностью вдруг стали открываться новые возможности. И у Юаньи довольно много шансов стать одним из таких «болванчиков».
А теперь давай отдохнём немного, в Тайбэе всё равно до вечера нам делать нечего.
* * *
Их нашли на пороге сумерек, раньше, чем они добрались до порта. Наверное, даже к лучшему: случись это чуть позже — и морем было бы уже не уйти, а так ещё оставались какие-то шансы.
Машину они решили оставить у небольшого придорожного кафе, у въезда в город. Ба попыталась было добудиться Юаньи, но та, вымотанная непрерывным бегством, просыпалась плохо, так что в этот раз им пришлось немного поменяться ролями. Вспомнив наставления Ба, Чэнтянь натянул бейсболку так, чтобы кепка смешно оттопыривала уши и привлекала к ним внимание, и пошёл за покупками. В конце концов, он же мальчик, и приводить в порядок девочку в женском туалете — совсем не его прерогатива! Будь эта девочка хоть трижды его сестрой!
Преследователи были настоящими профессионалами — даже появившееся с приобретением контракторских способностей чувство опасности молчало, так что Чэнтянь заметил противников только когда уже подходил с покупками к машине.
Врагов было двое — один оттеснил Ба к краю стоянки, к металлическому ограждению, и теперь медленно «выдавливал» её в сторону дороги, заставляя пятиться шаг за шагом, а второй поджидал у машины его самого. Оружия видно не было, видимо, преследуя беглецов, противники рассчитывали столкнуться не с мальчишкой и старухой, а с кем-то более серьёзным, и потому расслабились.
Чэнтянь решил рискнуть — только это и оставалось, ведь навыков столкновения со в разы превосходящим противником у него не было. Он попытался придать лицу испуганное выражение, выронил пакеты и с криком «Ба!» кинулся к бабушке. Почти добежав, он неожиданно остановился, будто разом набравшись храбрости, обернулся лицом к её противнику. Чэнтянь не раз становился свидетелем истерик других детей, что именно делать, он примерно представлял, вот только изображать подобную реакцию ему раньше не доводилось. Видимо, тревога и нервозность последних дней помогли ему сыграть роль убедительно — бабушкин противник остановился и заметно расслабился, а его напарник, до этого бросившийся было наперерез мальчишке, остановился за несколько метров у одного из автомобилей.
«Ну, сейчас вы у меня попляшете, зрители хреновы! — Чэнтянь сознательно накручивал себя до предела — действовать предстояло очень быстро. — Цирк нашли!»
Он сделал несколько шагов вперёд, так, чтобы оказаться поближе к обоим противникам.
Пора!
Раз — и стиснутый кулак, как будто случайно, в разгар истерики, касается металлического ограждения. Два — и мощный короткий разряд отбрасывает в сторону первого преследователя, на свою беду прикоснувшегося к металлу забора. Три — и воющий от боли мальчик — даже притворяться не пришлось, костяшки оказались рассажены на совесть — отшатывается в сторону машины, с другой стороны которой стоял второй противник, уже успевший заметить падение напарника, но не успевший осознать причину. Чэнтянь плохо знал физику, но подозревал, что через воздух ему воздействовать не удастся: разряд такой мощности, чтобы тянул на настоящую молнию, ему просто не выдать. Весь его расчёт как раз-то и строился на том, что преследователь бросится на него первым — и окажется в пределах досягаемости. К автомобилю они оба прикоснулись одновременно — мужчина то ли хотел перепрыгнуть через капот, разом сократив расстояние, то ли собирался обогнуть последнее препятствие, отделяющее его от жертвы.
Следующий разряд разом оборвал все его метания.
Чэнтянь зашатался и сам чуть не упал следом — удержаться на ногах помогла подхватившая его Ба.
* * *
Первые несколько минут они втроём почти бежали. Хорошо ещё, что А-И ничего не видела — девочка вышла уже после того, как всё закончилось, когда они с Ба лихорадочно собирали рассыпавшиеся покупки. Стань она свидетелем двойного убийства — и, скорее всего, там, на стоянке, они бы и остались.
Наконец Ба скомандовала остановиться. Она внимательно оглядела внуков, иначе заколола волосы Юаньи, сдёрнула с Чэнтяня бейсболку и взъерошила ему волосы. Шёпотом попросив потерпеть ещё немного, она сунула ему в руку большое яблоко. Немного сгорбившись, она неспешно двинулась вниз по улице, жестом указав детям следовать за ней.
И правильно: на стоянке видели двоих — ещё крепкую пожилую женщину с мальчишкой в бейсболке, теперь же по своим делам куда-то спешит одинокая старушка, а в стороне по своим делам движутся двое отдыхающих на каникулах школьников с рюкзаками. Нехитрая маскировка, профессионалов она не обманет, но Ба предполагала, что за ними вряд ли отправили много людей — очень уж движения незнакомцев со стоянки были расслабленными. Только после этого убийства охота за ними должна начаться всерьёз.
Чэнтянь уничтожал уже восьмое яблоко, когда они, в очередной раз сменив направление и почти обойдя вокруг городской квартал, подошли к какому-то захудалому полуподвальному заведению. Вывеска переливалась огнями, но прочесть название то ли кафе, то ли бара не представлялось возможным — отдельные элементы иероглифов не горели.
Бросив негромкое «Во двор!» и указав в сторону подворотни, Ба медленно, как и подобает старушке, начала осторожно спускаться по лестнице. Проследив, как внуки исчезают в подворотне, она преодолела последние несколько ступенек и вошла внутрь.
Осоловело мотая головой в попытке отогнать сон, Чэнтянь отодвинул от себя последнюю тарелку. Юаньи уже давно наелась, и теперь с весёлым изумлением следила за братом. Выспавшись в дороге, после полноценного ужина она повеселела и была полна сил. Казалось, они поменялись ролями.
Вихрем ворвавшуюся в комнату во внутренних помещениях бара женщину Чэнтянь не узнал. Он и сам не подозревал, что умеет настолько быстро двигаться — когда одетая пёстро и ярко незнакомка с коротким ёжиком волос голосом Ба произнесла «Свои!», он был почти у цели.
Ба негромко, но как-то по-девичьи заливисто рассмеялась и по старой привычке тряхнула головой:
— Ну, и как я вам?
Как бы приглашая оценить новый образ, она даже покружилась немного — как девушка-подросток перед зеркалом.
— Кошмарно. Тебе не идёт, — буркнул Чэнтянь. Адреналиновая волна схлынула почти мгновенно, оставив его даже более разбитым и опустошённым, чем до этого.
— Не сердись, Тянь. А ты молодец, — голос Ба звучал по-прежнему весело, как будто его порыв её ни капельки не испугал. — Когда окажетесь в море, попроси старпома потренировать тебя. Он не откажет.
Чэнтянь кивнул, давя в себе обиду и недовольство, но всё же постарался запомнить испытанные эмоции до малейших оттенков — а вдруг удастся вызвать нечто подобное одним воспоминанием? Или, если уж на то пошло, хотя бы сымитировать…
— Так, не рассиживаемся! — Ба хлопнула в ладоши и снова закружилась. Чэнтянь подумал было, что она немного пьяна, но алкоголем не пахло. — А-И, малышка, будешь мальчиком, имя придумай сама, только выбери что-нибудь попроще, не сильно запоминающееся. Повторяй своё имя про себя — ты должна не просто притвориться мальчиком, а буквально стать им. А-Тянь… — бабушка запнулась, но мальчик понятливо кивнул, дескать, можно не продолжать. — Ну, вот и славно. Пойдём.
* * *
Девочка из Чэнтяня получилась… не очень. Сам бы он на такую, наверное, и не глянул. Высокая, слегка сутулящаяся пацанка в длинной мешковатой юбке, рассадник прыщей и подростковых комплексов, в попытке что-то доказать то ли себе, то ли окружающим, выкрасившая волосы в медно-рыжий… У образа было единственное достоинство — он ничем не напоминал самого Чэнтяня. А в вихрастом малолетнем хулигане (Юаньи в мальчишеском обличье обзавелась даже очень реалистично выглядящей подживающей ссадиной на коленке!) самый пристрастный и внимательный взгляд вряд ли распознал бы девочку.
Они шли по ночному городу — Тайбэй не засыпал никогда, сияя мириадами огней даже здесь, на окраине*.
Воздух с каждым шагом как будто загустевал, отдаваясь противным привкусом на языке. Судя по всему, Ба не испытывала особых проблем с дыханием, но вот детям, выросшим в предгорных селениях амис и в университетском городке на окраине Хуаляня, приходилось туго. Со смогом они раньше не сталкивались, быстро начали задыхаться и заметно снизили скорость**. Однако на предложение Ба купить респираторы (благо, продавались они здесь на каждом шагу, дети ответили категорическим отказом — идти предстояло недалеко, до ближайшей станции метро, а наличные могли потребоваться в любой момент.
Переходя со станции на станцию, сидя в полупустом вагоне, Чэнтянь про себя поражался тому, как плохо их ищут. Или не ищут вообще? По словам Ба, они ехали в порт, но мальчик сомневался, что им удастся туда так просто попасть — должна же хотя бы в порту быть какая-то охрана!
Впрочем, загадка решилась сама собой — как только они поднялись на поверхность. Чэнтянь попался в ловушку стереотипа: почему-то, говоря о тайбэйском порте, большинство подразумевало морской вокзал с его развитой инфраструктурой и мощной охраной, забывая, что существуют и другие варианты. К примеру, рыболовецкий порт относительно небольшого (ещё бы! Рядом с таким соседом-то!) Цзилуна, города на севере, сливающегося с Тайбэем в единый конгломерат. Здесь тоже была охрана, но, как говорится, «вне столицы и люди помягче, и тофу пожиже». Если не соваться к крупным судам, то можно было и вовсе избежать пристального внимания. Мало ли кто там крутится рядом с местными лоханками!
Они немного поплутали по территории — ещё в самом начале присоединившийся к ним молчаливый проводник провёл их внутрь, не особо скрываясь, скорее пытаясь засветиться на меньшем количестве камер. Ба отошла, по её словам, переговорить с одним из рыбаков (или, как Чэнтянь подозревал, совсем не рыбаков. Точнее, не сколько рыбаков, сколько контрабандистов, маскирующих незаконный промысел вполне легальной рыбной ловлей)… и мальчик понял, что пришла пора прощаться. Что нужно было говорить или делать в подобных случаях, он не знал — раньше провожать никого не доводилось, так что образца для подражания не было. Помолчали. Кажется, Ба испытывала подобные проблемы. Странно, конечно: уж ей-то и встречать, и провожать наверняка пришлось в жизни немало.
Ба нарушила молчание первой:
— Вот что, Чэнтянь, — голос был хриплым и надтреснутым. Видно было, насколько тяжело женщине даются слова. — Долго прощаться не будем — незачем привлекать к себе ещё больше внимания. Сейчас вы подниметесь на корабль. Рыбаков слушаться, как меня. И даже больше. Здесь, — из гигантской тканевой сумки, делающей её похожей на уродливо одетых европейских туристок, Ба извлекла сумочку поменьше — с такими иногда ходят на занятия студенты, — ваши новые документы. Поддельные, конечно, но не особо внимательную проверку выдержат. Карты… надеюсь, пароли ты выучил?
Чэнтянь кивнул. Хотя он и не испытывал от предстоящего расставания каких-то сильных эмоций, говорить не хотелось.
— Хорошо, — Ба продолжила. — Пользоваться в самых крайних случаях. Карточки на чужое имя, риск ты и сам осознаёшь. Далее. Дневник. Он почти пустой, важна только одна страничка — пара адресов, имена телефоны… В дневнике фото, на нём… мы с вашим дедом, — Ба говорила короткими рублеными фразами.
Чэнтянь вдруг осознал, что её неестественное спокойствие – как последняя защита, преграда, не позволяющая переполняющим душу эмоциям выплеснуться наружу. Повинуясь порыву — откуда-то из глубины, кажется, отголоском прежней спокойной жизни, — он положил свою ладонь поверх руки Ба, до белых костяшек стиснувшей ручку сумки.
Ба сбросила его ладонь неуловимо быстрым движением.
— Не надо, не… — её голос прервался, как будто она подавилась воздухом.
Дети молчали. Даже недавняя егоза Юаньи, как будто разом повзрослев, ловила каждое её слово, запоминала каждое движение.
Справившись с эмоциями, бабушка продолжила:
— …Он был японским офицером.
Это многое объясняло. На материке японцев ненавидели — память о сотнях тысяч, о миллионах погибших, о сожжённых деревнях, о зверствах Квантунской армии не скоро затрётся. Местные китайцы относились к бывшим колонизаторам более спокойно, хотя негатива тоже хватало. Племена же… по большому счёту, японцев им не за что было ненавидеть. Старшее поколение вообще знало японский получше официального языка страны или полузабытого родного — для многих старейшин первыми и единственными школами были школы японские***. Но вслух о подобном говорить было не принято.
— Когда он уезжал, он оставил мне фото и… — Ба потянулась, сняла с шеи какой-то амулет на шнурке — дети не присматривались, разом решив, что время для этого можно будет найти и позже, — это. Носи его не снимая.
Ба надела амулет на шею Юаньи.
— Это не семейная реликвия, но «он защитит тебя от духов и гнева богов», — часть фразы она произнесла на японском, но дети, как и многие амис, этот язык знали неплохо. — А-Тянь, — бабушка снова засунула руку в сумку, на секунды задержав её, будто пересиливая себя, будто не желая расставаться с дорогим сердцу предметом. Справившись с порывом, она протянула внуку маленькую фигурку. — Это кои, японский карп. Символ настойчивости и бесстрашия****.
Маленькая костяная фигурка была до блеска отполирована частыми прикосновениями.
— Всё. Теперь идите.
— А ты? — эта фраза не могла не прозвучать.
— Я найду вас позже. Через несколько месяцев, когда будет можно… — её ложь звучала жалко и нелепо, это понимала и она сама, и отбросивший притворство внук, и даже недавняя малышка Юаньи.
* * *
— И да будут к вам милостивы боги… — старая женщина, не смея оглянуться, быстрым шагом уходила прочь. Впереди ещё несколько дней бегства и заметания следов. Рука сквозь плотную ткань и непонятный бесформенный чехол механическим движением погладила рукоять «Беби-Намбу»***** — ещё одного сувенира времён далёкой войны. Женщина не собиралась продавать свою жизнь так дёшево. К тому же… Неоперабельная опухоль, рак мозга окажется неприятным сюрпризом для желающих покопаться в её воспоминаниях, но Ба не собиралась оставлять технологии МЕ ни малейшего шанса.
Примечание
* Тайбэй плохо приспособлен для пешеходов — на многих улицах города вообще нет тротуаров. Зато есть отличная, хорошо разветвлённая сеть метро.
** Воздух в одном из крупнейших городов планеты действительно сильно загазован, так что респираторы — не авторская вольность, а элемент повседневной жизни тайбэйцев.
*** Тайвань был под японцами с 1895-го по 1945-й. Примерно половину этого срока японцы копировали британскую колониальную модель, грубо говоря, не давая местным ничего, кроме вакцин, железных дорог и водопровода, но много требуя взамен. Но в 1919-м ситуация изменилась — началась подготовка к интеграции местных жителей в состав Японской империи. Строились школы, поощрялось использование японского языка.
Тайвань стал японским ценой большой крови. Также в первые годы японского управления время от времени возникали очаги вооружённого сопротивления, но с наступлением второй фазы они практически полностью прекратились. Единственный конфликт — инцидент в Ушэ — возник скорее на бытовой почве: японский офицер отказался на свадьбе принять стакан вина из рук, «запачканных кровью животных», был отведён в сторону и напоен насильно. За свою настойчивость, тамада получил пару «случайных» ударов палкой. Буквально на следующий день тамада попытался загладить ситуацию, но офицер отказался принять вино в подарок. И меньше чем через три недели грянуло восстание.
Восстание было жестоко подавлено, причём не только силами японцев, но и при участии других аборигенных племён Тайваня.
Как ни странно, инцидент в Ушэ привёл не к ужесточению колониальной политики, а, наоборот, к её смягчению. Аборигенские племена Тайваня были «скопом» повышены в статусе, перейдя из разряда «внешних» во «внутренние». Процесс ассимиляции начался уже всерьёз: прививался японский язык, образ жизни, религия.
Перебравшиеся в конце 40-х годов на Тайвань гоминьдановцы посчитали, что местные аборигены получили особый статус за лояльность к японцам, в итоге началось очередное «переобучение».
**** намёк, и очень «толстый». Ба намеренно опускает другие традиционные значения символа карпа. В китайском карп — «ли» — созвучен с прибылью, силой, мощью. Также карп является символом удачного брака, многодетности и гармонии.
***** В отличие от многих других пистолетов разработки Кидзиро Намбу, семимиллиметровый «Беби-Намбу» официально не был на вооружении японской армии, но неофициально использовался японскими ВВС.