Чэнтянь с сестрой жили в Гонконге уже три месяца — хотя вряд ли теперешнее существование кто-нибудь из их спокойного и обеспеченного прошлого назвал бы жизнью. Нет, всё относительно наладилось (или это они притерпелись), но ад первых дней возвращался порой в кошмарах. Чэнтянь жалел, что судно, на котором они покинули Тайвань, шло именно в Гонконг, а не, к примеру, в Макао. Среди контактов, оставленных Ба, было целых два адреса в Макао, а для Гонконга — только номер телефона с жирным вопросительным знаком на полях. Хотя Чэнтянь и пытался дозвониться до абонента целый месяц.

Если бы не помощь знакомых Ба (на поверку оказавшихся милейшей души контрабандистами и просто хорошими людьми), подростки, наверное, могли бы и вовсе сгинуть на изнанке большого города — или оказаться в каком-нибудь подпольном борделе. И неизвестно ещё, какой из вариантов неслучившегося был бы хуже.

Контрабандисты помогли и деньгами, пополнив довольно скудную «копилку» детей, и советами. Благодаря их помощи Чэнтяню через пару дней жизни в Гонконге удалось даже устроиться на работу. Ну, как «на работу»… на чистенького, следящего за собой, ещё не поизносившегося подростка в основном не обращали внимания, так что Чэнтянь успел побывать и наркокурьером, и постоять «на стрёме», и курьером у скупщика краденого. Однако подобные занятия его не привлекали: выполнить пару-тройку в качестве исключения, как говорится, «для поддержки штанов» — это одно, но связывать жизнь с триадой — уже совершенно другое. А знакомых, которые помогли бы легализоваться, у контрабандистов не было.

Наличные брат с сестрой тратили очень экономно, на еду и воду, но деньги потихоньку таяли. Этой суммы, правда, хватало на оплату «клетки»* — одной на двоих, так было удобнее: и деньги экономились, и Чэнтянь мог присмотреть за сестрой. А той присмотр, несомненно, требовался постоянный: предложения продать её невинность за определённую сумму Чэнтянь начал получать уже в первую неделю жизни в «клетке», когда Юаньи всё ещё можно было принять за мальчика.

К счастью для девочки, всё обошлось, хотя ради благополучного исхода Чэнтяню пришлось убивать. После четвёртого трупа от них наконец отстали, и относительный покой тревожили только клопы и взгляды. Но, так уж получилось, что и от первых, и от вторых не получалось ни спрятаться, ни скрыться. Приходилось только терпеть.

Юаньи научилась воровать. Конечно, за такой короткий срок виртуозом карманной тяги она не стала, но пока не попадалась. Окрылённая успехами на новом поприще, вечерами она тихонько хвасталась перед братом своими достижениями, а на все попытки урезонить и призвать к осторожности отвечала беспечной улыбкой.

Так продолжалось, пока Чэнтяню пару дней назад не удалось вдруг устроиться на работу в закусочную. Хозяина не волновало ни то, что его новый работник явно несовершеннолетний, ни отсутствие у него нормальных документов (на поддельный тайваньский паспорт владелец забегаловки посмотрел с явным пренебрежением и от чистого сердца посоветовал эту никчёмную бумажку выкинуть). Да что там, хозяин не выгнал Чэнтяня даже после того, как тот в первый же рабочий день притащил с собой сестру.

Подобная неестественная покладистость Чэнтяня сильно напрягала, но особого выбора не было. До того момента, когда его подозрения превратились в стойкую уверенность, прошло целых две недели.

Вся проблема была в том, что и закусочная, и сама улочка, на которой та находилась, с недавних пор оказались на стыке зон влияния двух банд. Бывает такое: р-раз! — и река вдруг отступает, даря людям новый участок земли, на котором спустя годы вырастает город. Два — и та же река заглатывает за сотни километров другой кусок, заливая мутной водой поля и снося деревни. Так произошло и здесь: в очередном мелком столкновении «крышевавшая» весь район банда оказалась вдруг уничтоженной подчистую, территорию постарались побыстрее прибрать к рукам соседи, а эту вот особо невезучую улочку не поделили.

Но Чэнтяню от осознания, что он не один такой, что вместе с ним страдает вся улица, было не легче. Не прошло и часа, как он узнал о причине бедственного положения здешних обитателей, как ему с этой причиной пришлось столкнуться лицом к лицу.

Хозяин забегаловки, матёрый и опытный, сориентировался первым, мгновенно скрывшись даже не при первых признаках опасности, а вообще заблаговременно. Почти одновременно с ним «рассосались в воздухе» и немногочисленные в этот час посетители, с негромким скрипом двери заднего хода исчезли самые опытные официанты…

И, положа руку на сердце, оценивая количество входящих внутрь бандитов, Чэнтянь не мог никого из них за это осуждать. Просто мысленно пообещал себе позже свернуть хозяину шею — за подставу. Если сам выживет, конечно.

Из кухни рыбкой выскользнула Юаньи. Сначала она вела себя как мышка — тихо сидела в углу и не высовывалась, но уже на второй день оживилась. Теперь — за дополнительные несколько гонконгских долларов и еду — она по полдня помогала официантам и даже стала похожа на себя — прежнюю.

При виде девочки бандиты заметно оживились. Чэнтянь непроизвольно стиснул зубы — «Моё!» — неожиданно почувствовав, как сама по себе, без его волевого и сознательного усилия, просыпается и ворочается в глубине его сила. Он примерно знал, как выглядит со стороны: тело окутывается слабым голубоватым свечением, почти не видным при свете дня, но хорошо заметным в сумерках или в тени, а в глазах загораются красные огоньки. «Как у демона», — сказала ему тогда А-И, на глазах у которой ему пришлось убить одного из прельстившихся её недозрелыми прелестями несостоявшегося насильника. И передёрнулась, прижавшись при этом к брату со спины и цепко обхватив руками за талию.

Но всё это было в прошлом, как, кажется, и его жизнь: Чэнтянь понимал, что в этот раз ему вряд ли удастся справиться. И пусть его дар стал сильнее, месяцы полуголодного существования не прошли для него даром: долгое время не получавшая адекватной платы способность могла подвести в любой момент. Противников было слишком много, к тому же один из вошедших каким-то тягучим, почти томным движением поднял перед собой руки — на уровне плеч, как будто красуясь или хвастаясь, дескать, смотрите, как я могу! Правое запястье было довольно небрежно перебинтовано — кровь из раны продолжала сочиться и после наложения повязки, пропитывая ткань. Пальцами левой незнакомец подцепил плохо закреплённый край повязки и одним движением — не менее плавным, чем предыдущие, — размотал её до конца. Запястье было изрезано, местами напоминая иссечённое зарубками тонкое дерево. Некоторые из порезов уже рубцевались, но один, самый свежий, мгновенно закровоточил.

И глазами незнакомца, с неуклонно разгорающимися отблесками багряных огоньков, на Чэнтяня смотрела сама смерть.

* * *

За прошедшие с момента исчезновения настоящих звёзд месяцы Вэй Чзицзюнь повидал немало людей со сверхспособностями. Да что там, он и сам был одним из этих людей!

Гонконг притягивал сверхчеловеков, как собака блох. Силы у всех были разные — у кого-то почти мирные, у кого-то предельно разрушительные как для окружающих, так и для самого… носителя. Но даже во всём этом разнообразии Чзицзюнь сумел выделить для себя несколько закономерностей — и даже вывести на их основании определённые правила. И первым из этих правил было: «Никогда не связывайся с малолетками!»

Несовершеннолетние становились проблемой — в том числе и его личной проблемой, — где бы не появлялись. Но несовершеннолетние контракторы (Вэй Чзицзюнь не любил это слово, но, увы, от него было никуда не деться, со временем оно всё больше входило в обиход) оказывались тем, что мешало ему примириться с реальностью.

Нет, совсем мелкие дети-контракторы Чзицзюню даже нравились: настоящие идеальные солдатики, послушные, бессмысленные, нерассуждающие… Ах, если бы только они не слетали с катушек в самый неподходящий момент!

Подросткового буйства гормонов в нашем мире не может избежать никто, но на малолетних контракторах изменения сказывались особенно сильно. Возьмите подростка в активной стадии подросткового протеста, помножьте бунтаря на самого себя — раз этак в сто. Представили? А теперь размажьте получившийся результат по нескольким килограммам ходячего тротилового эквивалента — и напрочь уберите тормоза.

Для подростка-контрактора не существовало запретов и ограничений, а мнения и суждения безоговорочно подразделялись на свои — и неправильные. Там, где в качестве мерила для контрактора постарше выступали опыт или память, малолетки действовали исключительно в соответствии со своими «Хочу!» и «Дай».

Но по-прежнему оставались при этом смертоносными: неведомое божество, чья-то воля или нерассуждающая сила, источник контракторских способностей, как будто стремилась компенсировать потерю: отбирая столь многое, она щедро одаривала несовершеннолетних контракторов взамен.

Справиться с малолетними выродками в лоб было очень сложно — разве что действовать старым проверенным способом, заваливая их трупами. Но существовали и другие способы: хитрость, тактика и стратегия… Осторожность детям-контрактором была неведома, в том была их сила — и слабость одновременно.

* * *

Эта «пограничная» улочка надоела Чзицзюню хуже горькой редьки. Местные ловчилы — те, кто не сбежал после первых недель существования меж двух огней со всеми приличествующими такой жизни удовольствиями вроде оплаты по двойному тарифу — даже приноровились избегать платы за охрану вообще. Или и вовсе завели информаторов в обеих бандах: очень уж своевременно они успевали закрыть свои лавочки. Или хотя бы смыться вовремя, оставив вместо себя какого-нибудь ничего не подозревающего новичка.

Наивных пентюхов Вэй Чзицзюнь жалеть не собирался: да и надо же его ребятам хотя бы иногда сбрасывать напряжение! К тому же ребята обычно не особо шалили, и жертвы собственной наивности чаще всего отделывались переломами и ушибами, после чего, враз исполнившись мудрости, спешили покинуть негостеприимное место, уступая дорогу следующему идиоту.

Иногда ему хотелось взять и расхреначить здесь всё к буддовой матери. Останавливало только то, что после такой кровопотери выжить вряд ли удастся, а если он и придёт в себя после подобного, то будет на поводке у спецслужб. Сама мысль о том, что работать придётся, к примеру, на МГБ Китая, останавливала от совершения разных глупостей лучше, чем даже вероятность смерти от кровопотери.

А вот если бы его способность была чуть менее заметной…

Едва переступив порог забегаловки, Вэй Чзицзюнь понял, что снова опоздал: хозяин, жирный неопрятный старикашка, снова сбежал, оставив им на растерзание какого-то мальчишку. Или думал, что пацана не тронут? Это он зря: будь парень помладше — и подобный финт мог бы и получиться, но в возрасте этого мальчишки у самого Чзицзюня за спиной было уже несколько трупов…

Нет, но как же он всё-таки узнал?! Вэй Чзицзюнь ни с кем не делился планами, известив о будущем визите только босса. Даже своим ребятам сказал в последний момент, уже перед самым выходом. И никто из них ни на минуту не отлучался… Или всё же отлучался?

Взгляд «бригадира» упал на новичка, по словам рекомендовавших его ребят, человека опытного и надёжного. Не этого ли «опытного и надёжного» парни тогда пять минут ждали у сортира?

Сделав зарубку на память обязательно всё проверить, Вэй Чзицзюнь вернулся в настоящее — и тут же мысленно поморщился: в зал, в пару к мальчишке, вылетела ещё и девчонка. По-мальчишечьи одетая, коротко и неровно стриженая — ей что, тупыми ножницами пряди укорачивали?! — мальчиком она всё же не выглядела. Увидев их, девочка ойкнула и чуть не уронила поднос с чьим-то заказом.

Бандит-новичок осклабился. Вот странное дело, ещё несколько минут назад, до этой его улыбки, Вэй Чзицзюнь ещё сомневался, но теперь был уверен в его виновности на сто процентов.

События понеслись вскачь. На мерзкую масляную улыбку бандита первым отреагировал именно мальчишка — и реакция его была далека от запланированной. Вместо того, чтобы побледнеть, напрячься или, к примеру, начать что-то блеять от страха, парень, наоборот, расслабился — и одновременно подобрался.

Ещё не совсем понимая, что происходит, Вэй Чзицзюнь почувствовал, как шевелятся волосы на затылке. Щенок оказался контрактором! Малолетним, мать его, контрактором, самого что ни на есть пакостного возраста, когда ещё нет ни мозгов, ни чувства самосохранения.

Чзицзюнь понял, что через считанные мгновения здесь начнётся бойня, выйти из которой живыми его людям вряд ли удастся. Не то, чтобы он был к ним так уж сильно привязан, но… Откровенно говоря, он гордился тем, как много ему удалось сохранить и восстановить от себя-человека. Вэй Чзицзюнь не просто считал себя лучше других контракторов — он и был лучшим. Менее предсказуемым. Нелинейным. Более цельным.

Стоило только принять решение — и ноги сами вынесли его вперёд. За спиной были его люди. Только у него было право карать их и миловать, наказывать или поощрять…

…И тут произошло то, от чего Вэй Чзицзюнь чуть не споткнулся на ровном месте, от изумления едва не растеряв запал. Мальчишка шагнул навстречу и, почти зеркально копируя его собственные движения, сместился так, чтобы прикрыть собой статуей застывшую в дверях девчонку. Это было немыслимо. Запредельно. Совершенно невозможно. Все виденные им ранее контракторы были эгоистами (он и сам не был исключением), но только детям и подросткам-контракторам удавалось достигнуть в своём эгоизме тех заоблачных высот, за которыми себялюбие обращается в Абсолют. И встретить вдруг исключение из правил было потрясающе.

Напротив стоял не противник, готовый подороже продать свою жизнь. Не щенок и даже не волчонок — очень молодой волк. Тощий, порядком потрёпанный, он уже успел отведать чужой крови, но пока не вошёл во вкус.

Кривое зеркало тоже может временами отражать правду. Чзицзюнь смотрел на мальчишку, но видел не его — себя. От власти — не над кем-то посторонним, а над самим собой, над своею же собственной судьбой — кружилась голова.

Время замерло.

* * *

В тот вечер они всё-таки убили. Оба. Вэй Чзицзюнь — после короткого допроса лично перерезавший предателю глотку. Чэнтянь — перед выходом из закусочной одним-единственным разрядом вызвавший короткое напряжение, уничтожившее напрочь и саму забегаловку, и пару соседних лавок, а с ними и мечты их владельцев — опосредствованно. Хозяин закусочной этой ночью тихо умер во сне.