Профдеформация

В машине открыты все двери, чтобы музыка свободно текла из салона и разносилась по округе. Свидетелей в такой глуши все равно нет. Какое-то юное дарование надрывается, выводя свою нехитрую партию о любви. Конечно, не классика жанра, но все лучше, чем слушать причитания и всхлипы копающих. Это становилось скучно. Лес, лопаты, мольбы и обещания вернуть деньги. Поздно, слишком поздно.

Наверное, это самая неприятная перемена в жизни, какая может быть у наемника. Рано или поздно исчезает кураж, какой-то вкус новизны. Убийства больше не доставляют никакого удовольствия. Очередные проштрафившиеся идиоты, решившие поиграть в «Монополию» с мафиозными деньгами. Никакой интриги, да и кульминация вяленькая. Эти люди еще должны были быть благодарны. В Китае вырезали бы все их семьи — жен, детей, матерей. Вот где драматический размах. Здесь такое не в ходу — не по-христиански.

Ни интереса, ни сочувствия. Хотя Вада не могла сказать, что это — часть профдеформации. Ей никогда не было особенно жалко кого-то, кроме себя.

— Отними у них лопату и кончай с этим, — приказывает Вада одному из подчиненных. Дожили: не приходится даже самой мараться. Впрочем, не хватало еще напрягаться из-за такой ерунды — пусть мальчики на побегушках выслуживаются перед кланом.

Крики, позорный писк, мало похожий на человеческий, непродолжительные звуки борьбы. Выстрелы. Штук пять или шесть на двоих безоружных — ужасное расточительство, но нет настроения даже отчитывать кого-то. Уже поздно, а утром ей еще идти на доклад к змейке.

Когда ей впервые представили Алтан, Вада даже порадовалась своему назначению. Охранять подростка — что может быть проще? Даже если девчонка заартачится — об этом достаточно сообщить деду, а тот не любит вести долгих разговоров. Не любил. Пока его не прирезали в его же кабинете.

Кто мог знать, что карьерного роста ей так и не предложат? Напротив, Юмжит, вложив весь яд, на какой способна, в улыбку, сообщит Ваде, что ей спокойнее, когда ее дорогая сестра находится под защитой такой профессионалки. Отказываться от предложения было поздно. Вада ведь не идиотка, она прекрасно понимает, что слишком много знает о делах дагбаевского клана. Даже на своем безответственном посту она видела достаточно, а выводов сделала еще больше. Ее все равно не отпустят просто так. А потому приходится мириться с зарвавшейся девчонкой в почетной ссылке в Россию.

Юмжит не дура, и с самого начала видела — золотое дитя столь же избалованной мамаши просто не выживет в Шанхайском змеином гнезде. А Вада… ее, конечно, отдалили по иной причине.

Уж точно не потому, что она боится этого клубка. Там, где Вада росла, ползучих гадов было не сосчитать. По весне сотни молодых гадюк выползали на асфальт погреться в лучах ласкового солнышка. Любимым ее развлечением в те годы было разогнаться хорошенько на велосипеде и проехаться прямо по ним. Это сходило ей с рук, потому что кто в своем уме будет вступаться за змей? Вада всегда была умной девочкой и умела выбирать жертв.

— Как все прошло? — сурово спрашивает Алтан. Как же ей хочется выглядеть хозяйкой положения, цепляться за ощущение, что это она отдает приказы и может контролировать действия Вады. Как будто та приставлена прислуживать, а не докладывать Юмжит о проебах сестренки.

Вада подыгрывает, как, впрочем, всегда.

— Боюсь, наши друзья исчезли, как в тумане «Лощины черного бамбука». И шансы их найти теперь столь же призрачны…

Алтан поднимает голову от смартфона и недовольно спрашивает:

— Прости, я приказывала читать стихи в прозе или доложить о положении дел?

— Я выразилась вполне ясно. В «Лощине черного бамбука» люди пропадают бесследно и при загадочных обстоятельствах. А те двое… тоже не имели шансов оставить какие-то следы. Но если вам по нраву прокурорский канцелярит — погибли от огнестрельных ранений и захоронены в федеральной лесополосе на глубине метров полутора. Вот так… никакой интриги, сплошной энтевешный репортаж.

— У тебя, кажется, слишком мало работы, если есть время на туристические байки и прочую чушь.

Вада хотела уже возразить, что это у Алтан маловато уважения к культуре страны, которой она обязана собственным процветанием, раз она не знает таких элементарных вещей. Но что толку с ней разговаривать? Поколение ЕГЭ.

Вместо этого Вада обращает внимание на коробочку, обитую бархатом. В раскрытом мягком нутре покоятся изящные часики, инкрустированные то ли кристаллами, то ли мелкой россыпью бриллиантов. Кажется, подарок пронесен мимо охраны, без проверки на устройства слежения или наличие контактного яда. И у Вады только что появился повод сделать выволочку подчиненным.

— Что это? — примирительно спрашивает она.

— Подарок от партнеров, жест доброй воли, — Алтан морщится неприязненно. — Дешевка.

— А вы ждали, что вам Янссен подадут на тарелочке? — не сдерживается Вада.

— Что, прости? — Алтан вновь с неудовольствием отрывается от экрана.

— Планета-алмаз в созвездии Рака. Чуть поменьше Нептуна, — услужливо уточняет наемница.

— Я даже не могу представить, можешь ли ты сморозить большую глупость, чем подаренная планета…

— А вышел бы символичный параллелизм. Вы тоже умеете нагнетать атмосферу так, что дышать становится трудно. Видите ли, алмазы образуются при адской температуре и чрезвычайном давлении. И атмосфера на Янссоне вполне соответствует поставленным условиям. Прямо как…

— Заткнись, пока не перешла черту, — обжигающе холодным, но дрожащим от напряжения голосом прервала ее Алтан. Она шумно захлопывает коробку и небрежно отталкивает ее от себя, будто бросает кость собаке.

— Можешь не возвращать… В любом случае эта безвкусица не в моем стиле.

Это, конечно, ошибка, но Вада не позволит ей распространиться дальше. Безопасность возможна лишь в полном порядке, а воровство и присваивание — ближайшие друзья бардака. А потому, пройдя проверку, эта жалкая бижутерия получит инвентарный номер и будет убрана с глаз долой.

До тренировки аудиенция закончена. И Вада выдыхает с облегчением. Пока тактика работает отлично — если быть достаточно несносной занудой, Алтан не станет терпеть ее общество и избавит Ваду от необходимости находиться с ней как комнатная собачка круглыми сутками, а заняться чем-нибудь полезным, например, почитать «Иллиаду». Прежде, конечно, следует вновь провести беседу с охраной на тему того, что Дагбаева не должна брать в руки никакие предметы от посторонних.

Раньше она не расценивала Алтан как бремя, она считала, что это — временное задание, испытательный срок. В самом деле — что девчонка делала такого, чтобы дать повод к своему устранению? Единственный раз, когда ее жизнь подверглась опасности, оказался делом слепого случая. Взрыв на площади Восстания не был направлен против кого-то конкретного, просто ей с матерью не повезло ехать в машине по кольцевой развязке.

Вада даже чувствовала к подопечной что-то вроде сострадания. И даже пыталась быть с ней помягче. В конце концов, в одно мгновение Алтан потеряла мать и стала калекой.

Но спустя годы положение дел поменялось, и не в лучшую сторону. То ли виной тому стал подростковый бунт, то ли все дело в боли, постоянно ноющей в сохранной, но все же израненной ноге — характер Алтан с годами только портится. И сочувствовать ей становится все сложнее.

Что впрочем, Ваде только на руку. Она прекрасно понимает, какую игру затеяла Юмжит. Она надеется на то, что время, помноженное на близость, сделает свое черное дело. Что, разумеется, Ваду нельзя по-настоящему запугать, и жизнь ее в любом случае дорого обойдется тем, кто попробует ее оборвать; никакая идея тоже не могла бы увлечь ее настолько, чтобы сделать полностью лояльной клану. Спустя столько лет их отношения все еще рыночная сделка — услуга за деньги — и не более того.

Но года проведенные в компании одной женщины, женщины, которую ты поневоле знаешь как облупленную — со всеми ее странностями, пристрастиями и грехами — должны породить привязанность сильнее верности. Привычку защищать, которая с чудовищной силой инерции способна толкнуть под пули. Суррогат любви в результате профдеформации телохранителя. Прямо как в фильме «Телохранитель» с Уитни Хьюстон.

Но прыгать под пули за Уитни — это еще куда ни шло. Ей же досталась взбалмошная девчонка с очевидным физическим изъяном. И она явно играет против себя. Ваде остается лишь кормить правильного волка, напоминая себе, что Алтан ничего из себя не представляет, и не стоит ни одной нервной клетки, потраченной на нее.

Строго говоря, Вада не собирается умирать ни за, ни из-за кого-то. Насмотрелась достаточно на коллег по цеху, и судьбу их повторять вовсе не собирается. Как только одни риски перевесят другие — она просто кинет Дагбаевых, даже если это будет стоить жизни Алтан. И не уверена, что Юмжит проронит хоть одну слезу по этому поводу. В конце концов, сестра лишь очередное подставное лицо в цепочке тех, кто обеспечивает легальную сторону семейного бизнеса, пешка в чужой большой игре, и ценность ее едва ли оправдывает те деньги, что тратятся на ее охрану и шикарную жизнь.

И все же — работа есть работа, даже если плоды ее неочевидны. Кто знает, куда выведет эта кривая? Передел власти в клане не такая уж большая редкость.

Вада никогда не упускает это из вида. И она прекрасно знает, что вся система, выстроенная ей — от сигнализации с видеонаблюдением, до ближайшего круга охранников, посыплется как карточный домик, если Алтан захотят убить не люди с улицы, а кто-то из клана. А потому она должна стать последним рубежом собственной защиты, если действительно хочет жить.

Только поэтому, а отнюдь не от того, что Вада хочет проводить с девчонкой побольше времени, она изводит подопечную тренировками, инструкциями, надоедливыми напоминания о том, что делать должно, а чего нельзя ни в коем случае.

Научить Алтан стрелять и обращаться с ножом не составило большой проблемы. Куда сложнее ей давался рукопашный бой. Протез из многослойного пластика хоть и был прочен сам по себе, но все использовать его как опору было практически невозможно из-за характера крепления, да и слушался он хуже родной конечности. А ноги, грамотное управление собственным центром тяжести — половина всего мастерства, если не больше.

Но они не бросали тренировок. Какой-никакой, а прогресс все же был. А Алтан, видимо, расценивала спарринг как способ выпустить пар и выказать всю злость, что не могла облечь в слова.

Не сказать, что Ваду это не устраивает. Все хорошо, пока дает результаты. Впрочем, поставить на место зарвавшуюся девчонку, потерявшую контроль над собой — особый род удовольствия. Главное хорошенько вывести ее из себя и не упустить момент.

Вада пропускает удар и чувствует, как вспыхивает болью скула. Алтан не замечает, что этот маневр позволяет им сблизиться непозволительно и следующее точное движение подсекает протез, заставляя оседать ее вниз. Уцепившись за ворот футболки Вады в попытке удержаться на ногах, она шипит:

— Только попробуй! И я тебя закопаю… — злой прищур превращает и без того раскосые глаза в щелочки.

— Хорошая попытка, но твоих врагов вряд ли испугают пустые угрозы, — мягко пропевает Вада и дергает Алтан за волосы вниз. Та вскрикивает от боли и непроизвольно разжимает пальцы. Попытку встать Вада пресекает, наступив на протез. Девчонка ей, конечно, не соперница, но унизить ее всегда приятно.

— Если ты упадешь, ты больше уже не поднимешься. Внимательнее…

— Когда-нибудь ты доиграешься, — грозится Алтан.

— Надеюсь. Будешь так добра, золотко, уведомить меня об этом за две недели? Чтобы я успела купить билеты куда-нибудь в Исландию или Ирландию. Новая Зеландия тоже ничего… в Антарктиду, пожалуй, не поеду: там смотреть не на что.

— С чего это ты решила поделиться со мной своими планами по иммиграции? И что ты забыла там в этой драной Исландии? — рычит Алтан, требовательно протягивая руку.

Вада оскаливается, довольная тем, что ее ловушка сработала:

— Как, ты не знаешь, золотко? — она наигранно округляет глаза и наклоняется ближе, будто чтобы сказать нечто чрезвычайно важное и многозначительно шепчет, — Там не водятся змеи.

Алтан шумно втягивает воздух, ее бледная кожа идет неаристократичными пятнами. Вада не считает нужным сдерживать смех. Он, наверное, не заразителен, потому что Вада вечно смеется одна. Но не плевать ли?

Это лишь малая компенсация за то, что ей придется терпеть вечером. Светский прием в доме одной… любовницы местного Вора, пусть она и хочет, чтобы ее звали бизнес-леди. Не успела еще налоговую сбросить с хвоста, а все туда же: благотворительный прием, дресс-код white-tie. Но, к сожалению, поддерживать такого рода связи в случае Дагбаевой необходимо. А Ваде необходимо сопровождать ее на мероприятиях такого уровня. Под «таким», разумеется, имеется в виду тот, где любой мужик с пьяных глаз может устроить беспорядочную пальбу. Тем не менее, телохранительницам дресс-код поблажек не делает. Каблуки и перчатки не отменяются даже необходимостью отстреливаться в случае чего. Хотя это лишь немного сравняет шансы — ее рука не дрогнет, даже если нужно будет порешить все это светское собрание.

Весь вечер Вада утешается тем, что Дагбаева наслаждается вечером ничуть не больше и наблюдает ее маску презрительного участия к малознакомым, но, очевидно, в их собственном представлении очень значимым людям. Хотя здешнюю публику даже с большой натяжкой нельзя назвать приличной. По дороге домой Алтан разбирает по косточкам каждого, изливая всю свою желчь. Ваде остается только кивать и посмеиваться. Стоит признать, искренняя ненависть порою сближает сердца.

Вечер кончен, но Вада не спешит удаляться от своей подопечной: ждет, когда она, наконец, наговорится и приступит к приготовлениям ко сну. Строго говоря, Алтан не требуется помощь, но Ваде так спокойнее.

— Не думаю, что они вообще что-то запомнят. Видела, как быстро улетело шампанское? — Алтан усмехается, стягивая с шеи колье.

— Отметили так, что завтра, видимо, будут колоть градусники на опохмел.

Алтан хмурится, пытаясь вникнуть в смысл фразы, но после устало машет рукой:

— А, даже не хочу знать!

— Очень зря. Да будет вам известно, в первых изобретенных термометрах, имевших наиболее широкое хождение в Европе семнадцатого века, использовалась смесь на основе винного спирта. А временами ее заменял коньяк.

— А временами ртуть. И иногда я думаю, что тебе было бы полезнее употребить именно ее, чтобы не нудить хоть секунду…

— Ртуть практически не усваивается, если ее глотать. Чтобы серьезно отравиться, нужно дышать испарениями… — почти разочарованно отвечает Вада. Ей ли не знать? А еще биолог!

— Еще немного и я пойду искать градусник, чтобы это проверить, — огрызается Алтан. Вада хмыкает и помогает расстегнуть молнию на платье. Алтан встает, ни капли не стесняясь, легкий черный шелк соскальзывает вниз, как кожа со змеи. Она перешагивает его, оставив лежать на полу.

Вада заглядывается на нее, такую хрупкую и бледную в приглушенном свете ночника. Смотрит, как она беспомощно шарит по прикроватной тумбочке, где оставила очки, садится на кровать и освобождает волосы из тугих кос, похожих на живую шевелюру Горгоны. Как, наконец, снимает протез и растягивается на кровати. В такие моменты она напоминает фарфоровую балерину с отколотой ножкой, вынужденная застыть в мимолетном па навеки, удерживая равновесие на второй.

Вада знает, что стоять несколько часов к ряду в туфлях для нее то еще испытание. Практически пытка, через которую Алтан проходит со стоическим смирением. Вада аккуратно берет стопу в свои руки, разминая мышцы, и не встречает сопротивления. Поднимается выше, к голени, почти целиком закрашенной черно-золотым орнаментом татуировки, в котором сплетаются цветы и папоротники. Она так хотела скрыть шрамы той страшной аварии, что согласилась на новую многочасовую пытку. Глупо, если учесть, что все шрамы — вот они, прекрасно чувствуются кончиками пальцев, даром, что не видны.

— Ты невыносима, ты знаешь об этом? — тихо спрашивает Алтан. Усталость, похоже, наконец, победила раздражение.

— Я могу уйти, — Вада снова улыбается, когда «нет» — слишком быстрое и горячечное слетает с губ подопечной. Она даже усмехается, когда Алтан добавляет без намека на властность в голосе: «Не оставляй меня».

— Конечно, нет, золотко. Я тебя не оставлю, — выдыхает Вада, пачкая алой помадой ее лодыжку. Что-то тянет от самого горла вниз, будто через тело проходит вибрирующая струна. Где-то на периферии сознания здравый смысл едко шепчет: «Боже, не будь идиоткой, или, хотя бы, не будь как Волкова», но здравый смысл меркнет в сумерках и уступает иному голосу.