Linear living is limited living in the land of the living dead

      — Мы вернулись. Это всё.

      Он замолкает. Тишина, наверное свойственная подобным кабинетам, неожиданно нервирует. Даже чёртовы часы не тикают. А на острове никогда не было тихо. И он почти рад, когда она задаёт вопрос. Когда нарушает тишину.

      — Много времени прошло?

      — Четыре месяца.

      — Это много или мало?

      — Достаточно, чтобы привыкнуть. Док, я крепче, чем вам кажется.

      Слепящий свет. Долгожданный глоток свободы после удушающего влажного воздуха пещеры. Бесконечные галереи сталактитов и сталагмитов в слабом свете фонарика, и маячащая впереди белая точка. Свобода.

      — Крепче? Для того что бы справиться самостоятельно?

      — Она ведь оплатила курс, верно?

      — Да, ваша мать заплатила.

      — Тогда я могу идти? Деньги у вас, а теперь появится и свободное время вместо нудных разговоров.

      — Мистер Броди, всего пятнадцать минут.

      — Для чего? Мама наверняка постаралась и уже всё рассказала. Это уже даже не моё дело.

      — Я не общалась с вашими родственниками.

      — Хорошо. Тогда, у меня всё прекрасно. Я не нападаю на людей, не пью, и не впадаю в депрессии.

      — А что вы делаете?

      — Из необычного?

      — Нет, в целом. Чем занимаетесь? Что будете делать, когда через четырнадцать минут выйдете отсюда?

      — Не могу понять — вы хотите решить мои проблемы?

      — А у вас есть проблемы?

      — Если и так, я сам их решу. Не перекладывая ни на кого.

      — А раньше бежали от них?

      — Было дело. Но всё меняется.

      — И многое изменилось?

      — А что, научиться принимать решения и быть ответственным за них, этого мало? По мне так прекрасный шаг к взрослой самостоятельной жизни.

      — Но такое не происходит в одночасье.

      — Я бы поспорил, но... Я не буду рассказывать об острове.

      — Да, я знаю.

      — Могу я уйти?

      — Вы можете задавать любые интересующие вопросы.

      — Вы часто говорите это своим пациентам?

      — Клиентам. Это зависит от человека. Кому-то нужна откровенность, чтобы на неё ответить собственной.

      — Никогда с этим не сталкивался. Это, ну... интересно. А насколько разные клиенты у вас были?

      — Практика обширна. Как правило, ни одного похожего. Но вы не это имели ввиду, верно? Что конкретно интересует вас? Особо тяжелые случаи, бытовое насилие или обыденная жестокость? Девиации на сексуальной почве?

      — Наверное, ужасно слушать об этом.

      — О чем именно?

      — Ну... эти особо тяжелые случаи.

      — В тюремной практике это закономерность рецидивистов. Маньяки, серийные убийцы, террористы.

      — Иногда единственное, что их может исправить — это смерть.

      — А как же сопереживание, Джейсон?

      — Не все его достойны.

      — А вы? Вы достойны сопереживания?

      — Я же жив. И жив лишь благодаря тому, что кто-то умер.

      — Кто-то пожертвовал жизнью ради вас?

      — Можно и так сказать. Слушайте, вы прям как моя девушка. Без обид, но я нормально. Не плачу в подушку по ночам и всё такое.

      — Вас смущает, что я женщина? Доктор Сантьяго может быть вашим врачом.

      — Да мне всё равно. Я не собираюсь сюда возвращаться. Так что зачем строить планы на будущее и что-то менять?

      — Предпочитаете действовать с предоставленными данными?

      — Что есть, то есть.

      — Вы посещали психотерапевта до этого?

      — Нет. Как я и говорил...

      — У вас нет проблем. Да, я помню.

      — Отлично. Отлично.

      — Ваша девушка, как она?

      — Хорошо. В смысле, занимается собой, карьеру налаживает. Она вернулась к прежней жизни. Иногда вспоминает, конечно. Но, похоже, она это пережила.

      — Не «плачет ночами в подушку»?

      — Не имею ни малейшего понятия. Надеюсь, что нет. Мы вроде как расстались, когда вернулись в Лос-Анджелес.

      — Но вы поддерживаете связь?

      — Вроде того.

      — Джейсон, как развиваются ваши семейные отношения?

      — Сложно. Я вполне могу спокойно жить, зная что у них всё хорошо, и не звонить каждый день. Друзья это поняли, а мама, кажется, нет.

      — Замкнутость вам не свойственна.

      — Одному проще. Не отвлекает. Они все задушили меня заботой, но со мной всё в порядке. Неужели так сложно поверить в это? Не все слетают с катушек или плачут по ночам.

      — Последствия стресса могут проявляться по-разному. То что вы описали, достаточно распространенная практика.

      — Но у меня этого нет. И сколько ещё это будет продолжаться?

      — Опека? Сложно сказать. Это желание лучшего для вас.

      — Они надеются, что я внезапно стану прежним. Но люди меняются. Неужели это сложно принять?

      — Да, меняются, но не под таким сильным давлением. Это больше похоже на слом. Вы ведь так и не рассказали им что было на самом деле?

      — Нет. Не нужно им этого знать. Дейзи и Лиза рассказали, наверное. Кит. Ну, не то чтобы он хотел вообще говорить об этом. Райли сказал матери. Это мой младший брат. Я не хочу говорить им о... о всяком кровавом дерьме. Это моё дело и я не собираюсь награждать кого-то кошмарами.

      — И все они пытались с вами поговорить?

      — Ага.

      — И вы вспылили.

      — Это так предсказуемо?

      — Мы редко любим говорить о болезненных событиях. Но, в особенности для родителей, замкнутость или агрессия являются своего рода катализатором. Они чувствуют свою вину в произошедшем. Особенно мать.

      — Хотя не должны, верно?

      — Рассказ близким помогает облегчить последствия травмы. Создаёт доверие между людьми, разрушая ту стену непонимания и отчуждения, что является последствием желания отгородиться и защитить от «кровавого дерьма». Иначе молчание травмирует уже их.

      — Я не знаю, как сказать им.

      — Что сказать, Джейсон?

      — Они все вернулись домой. Но я, кажется, остался.

      Оставшиеся несколько минут они сидят в полной тишине и он не может избавиться от ощущения, что сказав это вслух, словно вздохнул свободнее.

      Может быть, оплаченные матерью сеансы не были такой уж плохой идеей?

***

      На стуле до сих пор висит пиджак, в котором он был на официальных похоронах Гранта.

      Рука не поднимается убрать его в шкаф.

      Джейсон бы сказал, что это вроде как дань памяти, но не приглашает друзей в квартиру чтобы было кому так отвечать.

      А сам с порога смотрит на него, возвращаясь вечером... Скорбь это ведь хорошо, да? Возможность что-то чувствовать.

      И проходить через все стадии. Принятие неизбежного. Принятие своего нового «я».

      Что там первое? Отрицание?

      После возвращения в мирную Калифорнию он не раз об этом думал. Что не мог пройти через всё это. Что сколько себя помнил — в нём не было ничего из того, что обнажил остров.

      Он не был способен действовать согласно какому-то безумному кодексу... Он ведь простой законопослушный гражданин, ни разу не резавший людей, и использующий нож исключительно в мирных целях.

      Ну с этим всё в порядке. Бак, Ваас, Хойт, Цитра. Месть, вроде как, свершилась. Пусть последняя умерла даже не от его руки.

      Гнев?

      Он долго думал, что его заставили. Вынудили. Злился и считал, что они во всём виноваты. Они все.

      Но, разве это не он купил пистолет и пошел стрелять по пиратам, ввязываясь в чужой конфликт? Разве он не должен был попытаться установить связь с большой землёй? Обратиться в консульство, связаться с местной полицией. Позволить кому-то другому решать вопрос жизни и смерти своих друзей и брата.

      Торг?

      Между собственной совестью и желанием поступить правильно?

      Он выбрал это. Вернуться. Хотя не должен был возвращаться с руками по локоть в крови.

      Они плыли домой. Что там было у парня с лирой — «не оглядывайся»?

      Он обернулся. В лучах заходящего солнца какая-то точка, несомненно человек, помахал ему. И потом поднес руку к голове. Как если бы хотел отдать честь. Или приложил два пальца к виску...

      Это мог быть один из ракьят, которому Джейсон помог. Но тогда казалось, что это он. Он, этот гребанный остров. Залитый кровью рай прощался с ним. Выпускал из своих удушающих объятий.

      Чтобы сразу толкнуть в следующую стадию, не иначе.

      Депрессия?

      Местная полиция, крики на тайском, адвокат с переводчиком на ломаный английский. Проверки. Документы. Первый звонок матери, её слёзы и Райли, наверное в сотый раз повторяющий что всё хорошо. Хорошо? Необходимость сказать, что Грант мёртв. Необходимость говорить.

      Он монотонно раз за разом повторяет рассказ о том, что они сбежали из лагеря. Что их хотели продать. Что они угнали катер. Говорил и говорил.

      А потом они летели домой. Так просто. Как будто могли вернуться.

      Лиза уснула у него на плече. Райли, наконец-то получивший нормальные лекарства и чистую повязку, дремал завернувшись в плед чуть ли не с головой. Дейзи время от времени касалась его лба, проверяя температуру. Она устало улыбается, когда замечает его взгляд.

      Кит, сидящий в отдалении, периодически оглядывается на них. Словно убеждаясь, что все здесь, в одном самолёте.

      Они здесь. Ошеломлённые жизнью. Шумом вокруг. Людьми. Неизменно продолжающим существовать миром.

      И когда самолёт приземляется в международном аэропорту Лос-Анджелеса, у Джейсона возникает совершенно иррациональное желание пройти в кабину пилотов, приставить к чьей-нибудь голове отсутствующий М-1911 и убраться обратно. Туда, где ничего этого нет. Ничего фальшивого.

      Ужасное и ничем не оправданное желание.

      Они проходят досмотр отдельно. А потом их встречают. И чужие слёзы, просто слёзы. Даже если они принадлежат его собственной матери.

      Он чувствует себя онемевшим, опустошенным. Равнодушным к происходящему. А ещё кофе из автомата обжигает язык. Но так он хотя бы сохраняет какую-то бодрость на весь оставшийся до дома путь.

      Он принимает душ, натягивает удобную домашнюю одежду и спускается на кухню, что бы перекусить. Не то что бы хочется, но он привык к тому, что на откате после адреналинового всплеска, нужно нормально поесть, чтобы восстановить силы. Иначе можно отрубиться в ближайшей хибаре, рискуя остаться уязвимым перед очередным патрулём пиратов...

      Он просто забывает, что дома. Здесь ему ничего не угрожает. Он держит в руках простую вилку. Не нож. Не автомат. Всё нормально. Он с этим справится. Это всего-лишь привычная жизнь.

      Но проблема в том, что здесь он не может остаться один. В родительском доме всё слишком «по-прежнему». Нетронутая комната Гранта, порог которой он не может переступить. Семейные фотографии. Следы прежнего. Как будто он должен каждый раз сталкиваться с тем фактом, что Грант умер у него на руках.

      И слёзы матери. Каждый раз, когда она на него смотрит.

      Это тяжело. Просто тяжело.

      Он чувствует себя виноватым, что выжил. Что вернулся. Что это был не Грант. Что пуля досталась не ему.

      Его хватает на несколько дней. На несколько бессонных ночей, прежде чем он сбегает в свою квартиру. Предательски оставляет их один на один с этой трагедией. Потому что сам... справился?

      По ощущениям между смертью брата и их возвращением домой — прошла целая жизнь. Он успел отгоревать и смириться с потерей. Но, может быть, не должен? Может быть он не должен был оставить это так просто? Может быть он не должен был это пережить?

      Нет. Кто-то же должен был спасти оставшихся. Грант бы этого хотел. Грант бы не сдался. И Джейсон не сдастся тоже.

      Не сломается. Чтобы смерть брата не была напрасной.

      Он думает о том, что справится. Возвращается в свою квартиру (мама крепко обнимает его на прощание и просит звонить каждый день), где ещё остались вещи Лизы.

      Собирает их, просто чтобы занять руки. Убирает совместные фотографии. Сувениры из разных уголков мира. Её любимую футболку, которую она стащила у него, чтобы в ней спать. Заколки для волос. Какую-то косметику.

      Раскладывает по нескольким коробкам. Вычищает из своей жизни.

      Что-то в нём словно требует наведения порядка. Возможности занять мысли чем-то обыденным. В полной тишине. Чтобы даже шум телевизора или музыка из плеера не мешали.

      Он вытаскивает две коробки поближе к двери, чтобы по возможности вернуть всё это ей. Садится на диван, осматриваясь. И понимает, что большинство из вещей в этой квартире никогда не были ему нужны. Минимализм это ведь не плохо, да?

      Пока он занят, воспоминания не возвращаются. Не возвращают его туда.

      Столько всего, что на самом деле ему не нужно. И никогда не было нужно, если подумать. Проекты, которые он не собирался завершать. Книги, которые не собирался читать. Конспекты по лекциям. Одежда, которая больше не была ему нужна...

      К тому моменту, когда он заканчивает набивать коробки всем, что ему больше не пригодится, уже глубокая ночь. Он засыпает рядом с кроватью, положив под щёку свёрнутую чёрную худи и крепко сжимая в руке рукоятку биты, которая отыскалась в шкафу.

      Он впервые действительно крепко засыпает, впервые после прилёта. И просыпается резко, как будто кто-то щёлкнул переключателем. Открывает глаза, глядя на тени на потолке. Стирает слюну из уголка рта.

      В квартире слишком сухой воздух. Приходится вспоминать о том, как работает кондиционер. Он возится с настройками не меньше получаса, прежде чем наконец получает желаемое.

      Делает зарядку, чтобы напряжение от сна в неудобной позе прошло. Ополаскивается контрастным душем, докрасна растирает кожу полотенцем. Чистит зубы. И решает перекусить в какой-нибудь кафешке поблизости.

      Мысль о том, что там много людей и кипит жизнь, нагоняет его на самом пороге, когда он зашнуровывает кроссовки. Настегает волной прилива так, что сердце заходится в груди и бросает в жар. Пот течёт между лопатками. Так, будто он только что прыгнул с обрыва в быстрый поток реки. Только в этот раз Дэнис не вытащит его.

      Чувствуя слабость в ногах, он как есть оседает на пол рядом с дверью, едва не опрокинув коробки для Лизы. Глубоко дышит, пытаясь вспомнить как бороться с паникой и постепенно приходит в себя...

      Доставка. Да. Кто бы ни придумал бесконтактную доставку, он был чёртов гений.

      Ему даже не приходится общаться с курьером. Плюсы цивилизации.

      Джейсон не может заставить себя перестать думать, что это просто перерыв. Ощущение, что это пауза, кратковременный отдых перед возвращением. Эта мысль вызывает волну мурашек. Ощущение выстрела за спиной, попадание в перекрестье прицела, так что руки становятся мокрыми и тянет обернуться. Спрятаться.

      Он усилием воли заставляет себя оставаться на месте.

      Он справится.

      Это просто временно. Вытравление старых привычек.

      Вечером звонит мама и они даже довольно мило беседуют. Он старается. Действительно старается.

      Они вернулись, и жизнь должна продолжаться. Он был дома. В безопасности. Он мог справиться с чем-угодно.

      Этот день. И ещё один. И ещё. Похороны Гранта. Встреча с друзьями. Необходимость говорить. Необходимость лгать.

      Но это ложь во спасение. Он действительно стремится к тому, чтобы сказанное всем и каждому «всё нормально, я в порядке» — стало правдой.

      Он возвращается к утренним пробежкам. Ранним. Очень ранним. Чтобы на улице не было почти никого. И даже не берёт плеер, просто надевает наушники, и бежит. Мимо рядов пальм, ничем не отличающихся от тех, что были на Рук.

      Находит подработку, которая не требует от него ничего больше, чем просто физический труд. Никакого общения, никакой работы головой.

      Ему становится проще просто не обращать внимание на людей вокруг. Не контактировать с ними. Не выстраивать социальные связи. Яма отчаяния, в которую он залез сам. Гарри Харлоу мечтал бы о таком подопытном.

      Ночами было сложнее. Иногда того, что работа выматывала его физически — не хватало. Он брался за книгу, из той стопки что лежали рядом со стащенным на пол матрасом. И читал до тех пор, пока глаза не начинали слипаться. А потом отрубался и спал без сновидений до самого будильника.

      Он продолжал жить. Чтобы прийти к следующей стадии.

      Принятие?

      Он обнаруживает себя посреди гостиной, с лопнувшим стаканом в руке. Смотрит, не чувствуя боли. Кровь стекает по ладони и пачкает пол.

      Никто не кричит. Никто не стреляет. Никому не нужна его помощь. Он в безопасности.

      Как человека, прошедшего свой ад через джунгли, может убивать спокойная размеренная жизнь?

      В квартире семьдесят семь градусов по шкале Фаренгейта. И высокая влажность. Имитация джунглей. Имитация. Сойти с ума от счастья.

      И он не знает, что здесь делает.

      Номер доктора, который мама оставила для него в кармане пиджака, оказывается не занят.

***

      Это несколько странно, снова оказаться здесь.

      Но, у него есть пара вопросов и возможно, доктор поможет найти ответ.

      Или нет. Зачем он пришел? Жаловаться на жизнь? Что за глупость? Когда жалобы помогали? Когда хоть кому-то помогало чужое участие?

      Что он здесь делает? Тратит своё и чужое время?

      — Вы можете не искать их. До конца сеанса ещё полтора часа.

      Он глубоко вдохнул и попытался улыбнуться, казаться расслабленным.

      — Вы сделаете поблажку, если я не буду грубить и нарываться?

      — Хотите быстрее закончить? Считаете эти сеансы наказанием?

      — Считаю, что зря пришел. Это было спонтанное решение. Глупое.

      — Джейсон, вы многое пережили. Вам нужно реабилитироваться после произошедшего. И если вы справитесь с этим сами, то я очень рада за вас. Но это не так легко, как кажется.

      — Знаете, что не легко? Брать в руки оружие и идти за друзьями, которых ожидает смерть. Но я как-то справился, стараясь их не подвести. Отлично мотивировало.

      — Что мотивирует вас сейчас?

      — Для чего? Я нормально себя чувствую.

      — Для дальнейшей жизни.

      — Мне обязательно копаться в себе? Давайте следующий вопрос.

      — Чем вы занимаетесь за пределами этого кабинета?

      — На временной подработке. Гружу товар.

      — Физические упражнения помогают?

      — Так я лучше сплю.

      — Это примерно как — приходите домой и мгновенно засыпаете?

      — Отрубаюсь начисто, верно.

      — Снятся кошмары?

      — Нет. Наверное. Я не запоминаю сны.

      — Социальные контакты?

      — Мама звонит каждый день. Разговор с кассиром в кафетерии считается?

      — Да.

      — Это всё.

      — Ваши друзья?

      — Вроде как собираются по четвергам. Я не заглядываю в общий чат.

      — Не хотите с ними увидеться? Узнать как они?

      — А что, я должен постоянно о них переживать? Или трястись, чтобы с ними ничего не случилось здесь, на прекрасной родине?

      — Джейсон, вы в праве испытывать любые эмоции и чувства, вести себя тем или иным образом. Давать выход эмоциям естественно. Это снижает стресс.

      — Не уверен, что у меня есть эмоции.

      — Эмоциональное опустошение?

      — Да. Я вроде как перегорел.

      — Позитивные эмоции легче проявить не в одиночестве. Общение и доверительные отношения с кем-то помогут найти дорогу обратно к эмоциональному выражению. Естественно, с людьми которым вы доверяете. Это не легко, это требует усилий. Но это позволение себе чувствовать, один из этапов выздоровления.

      — Поплакать в подушку?

      — Это сейчас была усмешка.

      — Да. У меня вроде как иногда получается. Имитировать жизнь.

      — Для чего?

      — Мне кажется, что я смогу убедить всех вокруг. И потом поверю в это сам.

      — Убедить в чём?

      — Что всё нормально. Что я не схожу с ума. И это странное ощущение будто сдавливает грудь, болит внутри, и невозможно вздохнуть — оно пройдёт. И я просто буду жить дальше. Хотя не уверен, что дальше есть жизнь.

      — Эта боль, она необходима?

      — В каком смысле?

      — Почему появилась? И почему она должна пройти?

      — Она... Я не знаю. Наверное, потому что я должен наконец расплатиться за всё то, что делал.

      — Возможно, в повседневной жизни это суждение было бы правильным. Укладывалось бы в концепцию «проступок и соразмерное наказание». Но разве экстремальный опыт не требовал новых необычных решений? Того, чего в обычной жизни вы бы не сделали.

      — Да. Наверное.

      — Тогда откуда эта боль, если решение как именно действовать было соразмерно ситуации?

      — Я... не знаю. Мне казалось, что когда мы вернёмся обратно, то всё будет как прежде. Мне очень хотелось в это верить. Мне так хотелось в это верить.

      — Вот. Это просто холодная вода. Дышите. Несколько глубоких вдохов. Это поможет.

      — Я не могу. Действительно не могу.

      — Вы пережили травматическое событие. Вы выжили. Не нужно это обесценивать и забывать. Это большое событие, которое оставило свой след. Вы справляетесь. Вы сидите здесь, передо мной, и говорите о том что произошло. Это уже большой шаг. Произошедшее — не ваша вина, Джейсон. Чувствовать, что вам нужна помощь для того чтобы справиться с произошедшим — нормально. Испытывать страх, неуверенность, гнев — это нормально.

      — И я не сойду с ума, если разрешу себе думать об этом снова? Вспоминать всё в малейших деталях? Прокручивать в голове раз за разом?

      — Если будете с этим работать, то нет. Но стараясь отложить, забыть, вытеснить болезненные воспоминания, в надежде хотя бы временно облегчить боль, можете сделать хуже. Позволите травме диктовать как вам жить.

      — Даже если это... ненадолго принесёт облегчение?

      — Это как пломба на больной зуб. Она поможет. На время. Но рано или поздно придётся его вылечить, или лишиться зуба.

      — И что я должен делать?

      — Решить, хотите ли вы работать с посттравматическим стрессовым расстройством. Это не будет легко. Это работа. Достаточно тяжёлая работа, требующая полной выкладки. Она не даст мгновенного улучшения. Это будет постепенное, поэтапное выздоровление.

      — И я снова буду прежним?

      — Нет. Лечение — это способ принять произошедшее. Его переоценка. Изменение своего отношения к нему, для того чтобы это перестало быть определяющим фактором в жизни.

      — И в чём будет заключаться это лечение?

      — Для начала индивидуальные встречи. Медицинская коррекция симптомов, если понадобится. И, в дальнейшем, групповая терапия.

      — Звучит как план.

      — Это значит «да»?

      — Это значит «да».

      Заглушить монстра внутри и позволить ему обрести покой. Звучало утопично. Ему не терпелось начать.

      Но не сейчас. Он и не думал, что устанет от сеанса так, словно отработал несколько смен. Странное чувство. Полагаться на будущее «освобождение» от боли. От ноющего чувства засевшей внутри занозы.

      Может быть, он действительно это заслужил?

***

      Он пишет, что тоже приедет.

      И все вроде как не против. То есть они действительно тут же включают его в разговор о выборе блюд на заказ, потому что это прерогатива дружеских встреч — куча жирной и неполезной еды.

      И он испытывает воодушевляющий подъём от того, что переписка в общем чате не требует от него особых усилий, чтобы казаться весёлым. Но под конец он действительно улыбается, набирая ответ Олли, возмущающимся тем что никто не оценил его предложение в восьмой раз пересмотреть «Евротур».

      Джейсон пишет, что это уже восьмой, ещё чуть-чуть и они смогут цитировать его наизусть.

      Райли пишет, что тогда принесёт любимый фильм самого Джейсона.

      Кит скидывает, что если это «Дневники Памяти», то он даже на встречу не приедет.

      Дейзи отмечает, что ей нравится этот фильм.

      Шутливая перепалка длится достаточно долго, но они всё-таки определяют киноленту на вечер. Чтобы никто не ушел обиженным, список возглавляет «Догма».

      Когда вечером он подъезжает к дому Дейзи, ещё довольно рано. Но ему нужно время, чтобы почувствовать, что он способен там находиться. Что он готов. Что это просто вечер в кругу друзей.

      Всё будет хорошо. Он не будет избегать друзей и возможности испытывать положительные эмоции.

      Дейзи рада его видеть, и это действительно приятно, ощутить заботу. Теперь он не отгораживается от этого чувства. Принимает его. Пусть и сам пока что не готов заботиться. Но доктор говорит, что для этого нужны силы и со временем, восстановив свой ресурс, он он тоже будет это делать.

      Научится выражать заботу так. Не с помощью оружия.

      Изначально, это была идея Дейзи. Встречаться хотя бы раз в две недели. Просто чтобы провести время вместе. Чтобы поддержать друг друга. Она словно помогает не терять надежду остальным. Так же, как это было на острове. Прямо как старшая сестра.

      — Спасибо, что делаешь это.

      Она обнимает его в ответ. Не сильно, просто обозначая, что рада его видеть.

      Грант встречался с ней два года. Он собирался сделать ей предложение. Позже. Но не успел.

      Дейзи не оглядывается туда, где они все счастливы. Может, это помогает ей оставаться в здравом уме. Но она сильная, целеустремленная. Теперь Джейсон это знает.

      Он как-то неуклюже целует её в висок.

      Ещё до всего этого она ему нравилась. И он ей. Забавный средний Броди ей нравился. На Гранта тогда запала Лиза. Но вот как-то всё сложилось иначе.

      Их единение прерывает звонок в дверь. Это Райли с Оливером. Чуть позже приезжает Лиза. Последним Кит, привезя с собой несколько настолок. И наконец приезжает курьер с едой.

      Вечер с острой мексиканской кухней и просмотром комедии плавно перетекает в жаркий спор, в какое из дополнений Манчкина они будут играть. Побеждает Лиза, и весь вечер они рубятся в Войны клоунов.

      И это хороший вечер. Действительно хороший.

      Он с Райли постоянно подыгрывают друг другу, как это всегда случалось если они играли дома, втроём с Грантом.

      Заканчивают они ближе к полуночи.

      Когда все разъезжаются. Кроме Лизы, которая кажется тянет время. Возможно это единственное, чего Джейсон сознательно избегает весь вечер, разговора с ней. Во первых, потому что не время и не место. Во вторых, он не чувствует себя достаточно уверенным в том, что не сорвётся.

      Так что он делает вид, что уснул на диване в гостиной. И слышит, как Дейзи обещает приспособить его под уборку с самого раннего утра. Убеждает Лизу, что всё нормально.

      Он действительно благодарен, что она делает это.

      Даёт ему возможность отложить разговор ещё немного.

      Слушать как Лиза уезжает.

      Он тянется за рамкой на столе. Фотография Дейзи и Гранта, сделанная год назад на рождество, когда они отдыхали в Италии.

      Почему нельзя вернуться в это безопасное время, когда он не знал о том, что такое внезапная смерть?

      Когда умер их отец, это было естественно. Он долго болел, и врачи уже не говорили о выздоровлении, ремиссии и надежде на лучшее. Оставалось только ждать.

      Но ведь... Грант не должен был умереть так рано, да?

      Когда Дейзи возвращается, он пытается держаться. Действительно пытается.

      — Эй. Всё хорошо? — Она кладёт руку ему на плечо, обеспокоенно заглядывая в глаза.

      — Извини, я не собирался прятаться и всё такое.

      — Ничего страшного, Джей. Думаю, что и ей и тебе нужно время, чтобы потом спокойно поговорить.

      «Джей». Брат звал его так.

      Он качает головой.

      — Нет, я про всё остальное. Там на острове, и здесь на кладбище. Я знаю что все попрощались с ним. А я до сих пор бегу от этого. Как будто если наконец признаю, что он ушел навсегда — ничего уже будет не вернуть.

      Дейзи садится рядом, обнимая его за плечи. Она смотрит на фотографию в его руках.

      — Я думала убрать их все, чтобы больше не видеть какой жизнь была раньше. Скинуть всё на флешку и больше никогда её не доставать. Завести новый профиль в инсте. Сменить всё. Но знаешь что сказал мой психолог?

      — О, они бывают теми ещё занозами, да?

      — Да, — она усмехается. — Нужно свести к минимуму все изменения. Научиться относиться к этому, как к неизбежной части жизни. Не запирать в шкафу, не отгораживаться от этого.

      — Принять.

      — Да.

      Он кладёт голову ей на плечо.

      — Я никогда не буду готов.

      — Да.

      — И всё равно приду к этому. Рано или поздно.

      — Давай сделаем это.

      — Что, сейчас? В час ночи?

      — Ты сам сказал, что не будешь готов. Так какая разница когда?

      Возможно, она права. Ему хочется думать, что это так. Пока они едут на её тойоте на кладбище Ангелус-Роуздейл. И это не из-за ремня безопасности так перехватывает грудь.

      Они молчат всю дорогу и это позволяет ему немного собраться с мыслями. Совсем немного.

      Потому что сейчас, стоя над могилой брата, он наверное должен сделать это окончательно. Раз и навсегда. Оставить всё это в прошлом. Провести черту, за которой оставит всю эту боль.

      Нет, не оставит. Примет. Научится жить с ней так, чтобы потом стало легче.

      Он смотрит в ночное небо, не решаясь. Нужно что-то сказать, так ведь?

      — Мне... — Горло сжимает так, что говорить сложно.

      Он ведь даже не смог вернуться за телом. Проклятье!

      Так-то отдаёт дань уважения?

      Он думает о том, что всегда мог обратиться к брату и получить поддержку. Даже если был не прав. Даже если против них были парни крупнее и сильнее. Грант — непоколебимая уверенность в собственных силах, все важные даты отмечены в календаре, а в рюкзаке обязательно пара яблок.

      Он таскал Райли на плечах и помогал Джейсону с алгеброй.

      И неизменно смеялся, когда мама, видя его в парадной форме, вздыхала и спрашивала, кому достанется этот красавчик.

      Он всегда помнил, что за старшего. И справлялся с этим на отлично.

      Он столько всего умел.

      Джейсон не помнит, чтобы у него что-то не получалось.

      — Мне будет тебя не хватать.

      Он знает, что никогда не попытается стать заменой. Не будет для Райли тем старшим братом, каким был для него Грант. Не будет тем сыном, о которым мама говорит с гордостью, пускай она и любит всех их. Не будет примером для подражания.

      — Ты был лучшим из нас.

      Такая вот судьба. Пуля, что убила его брата, сделала его взрослым. Поставила точку. И начала его становление.

      — Не знаю, хотел ли ты отмщения, но это всё что я мог.

      Только сделавший это едва ли не по приказу.

      — Прости.

      Как будто от этого станет легче. Не стало.

      — Ты хотел нас спаси оттуда. Спас. Ты спас меня.

      Сделал больше, чем кто-либо.

      Так ли, эрмано?

      — Спасибо.

      Он стирает влагу со щёк. Трёт пальцами веки до цветных пятен перед глазами.

      Смотрит на ровные буквы надгробия. Надеется, что станет легче. Хоть когда-нибудь.

      И когда возвращается к машине, где Дейзи ждёт его, прислонившись к капоту, он пытается держаться.

      Она не плачет. Она отлично держится. В отличие от него.

      Джейсон понимает, почему Грант её любил. Она была под стать ему — не сдавалась. И она искала не защиты, а возможности разделить произошедшее.

      Она крепко его обнимает, пальцами зарываясь в мягкие волосы, не торопясь отпустить. От неё сладко пахнет духами.

      Он не может сказать кто из них это начал, но...

      Он целует её долго, обстоятельно, и это слишком хорошо — все мысли оставляют его. Вкус блеска на её губах. Пряди волос, касающиеся его лица.

      Ли не плачет. Она сильная. Она должна была стать женой Гранта. Должна.

      — Прости. Прости, ладно? — Он смотрит ей в глаза, а потом целует в висок.

      Она кивает, зажмурившись и снова ласково треплет его по волосам, от чего у него по спине бегут мурашки. Его руки всё ещё сжимают её талию.

      — Всё наладится, верно?

      — Наверное. Мы точно не будем прежними.

      Она усмехается.

      — Мы будем лучше.

      Они, может быть, да. Но он? Он не уверен в том, что осталось что-то хорошее внутри. Как бы ему не хотелось верить в это, когда он покидал Рук. Верить во всё хорошее. В спасение.

      Кем он стал? Недоделанный воин. Не лучший сын. И даже не любовник.

      Он Джейсон — выживший. Белый парень из Калифорнии. Ищущий себя здесь. Задолжавший, кажется, всем — признания, откровения и честность. И бегущий от всего этого.

      — Не уверена, что хочу ещё хоть раз испытать подобное, но... оно того стоило. Наверное. Как бы мне ни было жаль Гранта. Если ты понимаешь.

      Да, он понимал.

      Она произнесла вслух то, о чём он постоянно думал. Даже здесь оказалась честнее его.

      — Я никогда не захочу туда вернуться, но... я понимаю тебя. И, может быть, тебе... то есть, если для тебя это действительно лучше.

      Он обнимает её чуть сильнее, прежде чем отпустить и говорит, что пора возвращаться.

      Пора возвращаться.

***

      Это несколько неловко. Но, наверное, это даже хорошо что он вспоминает о подобной эмоции. Чувствовать и выражать, да?

      — Наверное, это было неправильно. Ну, то есть, конечно, это было неправильно.

      — Сближение на фоне переживания одной травматической ситуации, это не всегда плохо. Главное, чтобы работа над...

      — Да-да, я это понимаю. И, конечно, между нами ничего не будет. Это был порыв, попытка осознать что мы живы, что мы боремся. Просто подумал, что нужно об этом рассказать. Это не было чем-то...

      — Даже если было. Вы взрослые люди и имеете право на выражение симпатии. На привязанность. На любовь. Любовь не только обмениваться кольцами или заниматься сексом. Любить — делать что-то для кого-то. Это труд.

      — Я бы не стал на неё вываливать свои проблемы.

      — Делиться, Джейсон.

      — Это моя тёмная сторона. Зачем ещё кому-нибудь её видеть? Я не выпущу этого монстра.

      — Это доверие. Не бояться быть собой с дорогим человеком.

      — Ну только если ты не убийца, едва не порешивший своих друзей, чтобы возглавить местное племя.

      Она позволяет молчанию повиснуть между ними.

      Они уже это обговаривали.

      Он должен изменить своё отношение к произошедшему. К себе. Не прямо сейчас, но должен. Чтобы справиться.

      Не под давлением, но с полноценным осознанием.

      — Вы сегодня более расслаблены, чем в прошлый раз. Принимаете седативные?

      — Успокоительное? Нет.

      — Наркотики? Алкоголь?

      — Нет.

      — Когда вы в последний раз убили человека?

      — Четыре месяца, шестнадцать дней и восемь часов назад.

      — После этого вам хотелось кого-нибудь убить?

      — Док, я убивал потому что защищался. Да, ладно, я разбудил и вскормил этого монстра в себе. Виноват ли я? Сомневаюсь. Ведь друзья живы и мне удалось вернуть домой хотя бы одного брата.

      — Это не было ответом.

      — Взяв в руки винтовку, уже невозможно отказаться от чувства, что контролируешь свою жизнь. Особенно в джунглях.

      — А в городе? Есть ощущение, что вас преследуют, хотят причинить вред, убить?

      — Нет. Но вы слышали.

      — Слышала. Чувство защищенности. А что на счёт секса?

      — А что на счёт него?

      — Насилие редко имеет определённые границы...

      — Нет. Меня это никогда не привлекало.

      — Как в целом ваши отношения с остальными?

      — Особо ничего не изменилось. Мать по прежнему звонит каждый день. Периодически встречаемся с друзьями. Я законопослушный и не затеваю ничего плохого. И даже никого не ударил в ответ на какую-нибудь реплику или шутку. Совсем не еду с катушек. Это вы хотели услышать?

      — Джейсон, я ни в чём вас не обвиняю, не оцениваю поступки и решения. Они ваши и только вы можете судить о них. Моя задача помочь вам разгрести груз впечатлений, с которым вы вернулись домой.

      — И что, вы действительно хотите помочь убийце? Считая деньги или нет?

      — Не считая. Деньги играют второстепенную роль. Я хочу вам помочь и сделаю всё, что в моих силах.

      — Сколько пациентов вы ведете за раз? Невозможно испытывать столько сочувствия.

      — Сейчас я курирую только вас, отказавшись от миссис МакКласки.

      — А как же она?

      — Продолжает работать самостоятельно, по методике, которую мы разработали вместе.

      Он снова позволяет молчанию повиснуть между ними. Перевести дух. Вспомнить, что пришел за помощью. Чтобы разобраться в себе.

      — Мы можем продолжить. Я не собирался быть ядовитым и всё такое.

      — Джейсон, «быть ядовитым» — не плохо.

      — Да, я помню. Нужно разбирать причины этой эмоции. Дать себе её пережить. Я стараюсь.

      — Что вас разозлило?

      — Я делал плохие вещи. Не важно зачем и почему. Просто делал. Разве теперь я заслуживаю этой «реабилитации»?

      — Вы действовали так, как нужно было в данной ситуации. Защищали свою жизнь и жизнь своих близких.

      — Да. И думал, что станет легче от того, что у этого насилия была какая-то цель. И мне стало. Сразу только после того, как я всадил нож в этого ублюдка. Разве это было нормально?

      — В защите своей жизни нет ничего «ненормального».

      — Даже если за этим следовали и другие убийства? И даже если я уже ничего не чувствовал по этому поводу? Просто перезаряжал оружие и шел дальше.

      — Даже если так. Во время подобных боевых действий существует такое состояние, как «замораживание». Это облегчает психике принимать происходящее вокруг. Снижает процент вовлечённости, способность оценки.

      — А потом приходится возвращаться туда, где подобное неприемлемо.

      — Цивилизация. Уважение чужих прав и свобод.

      — Да. Быть доброжелательным... Не подумайте, док. Мне вовсе не нравилось смотреть на по-настоящему жестокие вещи. Да и уместных бандитов просто фантазии на это не хватило бы.

      — Убивать — каково это было?

      — Это было необходимо.

      — Категория людей, которым тяжело убивать и тех, для кого убийство не вызывает затруднений — кто из них вы?

      — Не знаю. Это тяжело сформулировать. Когда я стольким пожертвовал, чтобы вытащить друзей из этой дыры, всадить в ублюдка нож... совершенно естественное дело. Эта сука мне палец отрезала! И последнее, чего бы мне хотелось, это надеть на него наручники и сдать властям. Я чувствовал воодушевление от проделанной работы. От убийства. От того, что смог восстановить справедливость здесь и сейчас. И что всё закончилось.

      — Эндогенные наркотики. Эндорфины и энкефалины. Те, что вырабатывает организм в экстремальной ситуации. Похоже на состояние лёгкого опьянения.

      — Точно. И оно полностью примиряло меня с происходящим. Словно это была самая естественная вещь на свете. Хотя, это, конечно, не так, верно?

      — Здесь и сейчас это безусловно не так.

      — Я думал это кошмар. Я думал, что не смогу. Я просто не пробовал.

      — Что именно, Джейсон?

      — Перестать воспринимать их как людей.

      — Раскаяние, проявляющееся после акта агрессии, способность оценивать произошедшее — доказательство того, что...

      — Я всё ещё человек.

      — Да. Да. Сострадательность. Доброта. Сопереживание. Всё это позволяет вспомнить о том, что в мире есть не только жестокость, злоба и боль.

      — Но не ко всем.

      — Простите?

      — Было несколько людей к которым я не мог и не могу испытывать сочувствие. Это всё равно что сочувствовать Мугабе, Хусейну или Гитлеру.

      — Исключения бывают, несомненно. Главное, чтобы положительные качества после травмирующих событий возвращались.

      — Чтобы заполнить эту пустоту?

      — Да. Как и для подкрепления идеи того, что не везде в мире всё плохо. Находится место и для хорошего. Для заботы о друзьях и родных. О самом себе. Для выражения и подкрепления позитивных эмоций. Для подтверждения, что любовь помогает примириться со многим. И что является доказательством, что жизнь продолжается.

      — Такая простая идея, да?

      — Отчаянье и бессилие бывают так сильны, что создают ложное ощущение, будто повсеместны в мире. Но это не так.

      — Наверное. И что с этим делать дальше?

      — Работать над возвращением ощущения контроля над собственной жизнью. Без применения оружия.

      — И снова вспоминать остров?

      — Мы будем работать над этим образом в том числе. Для начала, что он вам дал?

      — Бесценный, мать его, опыт.

      — А что-то материальное?

      — Вот. Красивая, да? Я думал избавиться от татау чуть ли не сразу, как мы приземлились. Но не стал.

      — Она не питает болезненные воспоминания?

      — Нет, док. Она показывает, что именно я пережил. Пусть это даже не было моим выбором. Сначала.

      Он впервые лжет здесь.

      Становление Воином неотвратимо. Это больше, чем просто рисунок на коже. Больше, чем неясный трепет перед полуразрушенными святынями. Больше, чем шепот духов, окружающий старые реликвии.

      Его инициация как мужчины. Очищение от всего лишнего. От детской непосредственности. От удобств, от ласки материнской руки, от чужих решений. Готовый наравне с другими воинами выходить в джунгли, чтобы читать следы и идти за добычей. Правильно проливать кровь. Правильно чтить кодекс, соблюдать традиции, совершать ритуалы.

      Он чувствует, как покалывает подушечку пальца. Которой нет.

      Фантомная боль.

      Он чувствует, что должен вернуться.

      Фантомное желание.

      Никто в здравом уме не захочет возвращаться туда. Крики райских птиц. Шелест тёплого дождя среди зелени. Хруст веток под ногами. Рычание тигра из чащи. И казуары. Да, гребанные казуары.

      Одежда полностью промокла и, не смотря на то что вода тёплая, поднявшийся ветер заставляет кожу покрываться мурашками. В ботинках хлюпает вода.

      Мачете легко проходит через низко висящие лианы, перегораживающие путь. С сочным звуком врезается в...

      — Джейсон?

      Она участливо заглядывает ему в глаза.

      Когда только успела подойти так близко? Где он?

      — Джейсон, что вы видели?

      Не джунгли. Они же вернулись. Он в безопасности. Ему ничего не угрожает.

      — Джейсон, поговорите со мной. Где вы сейчас?

      — В кабинете психиатра, где и должен быть. Я знаю. Это просто было...

      — Галлюцинаторное переживание. Как будто всё происходило наяву.

      Как будто он вернулся. И должен был испытать ужас, но испытал воодушевление. Там всё было так привычно и понятно.

      — Со мной такое впервые.

      — Глубокий вздох. Вместе, хорошо? И ещё один. Вы слышите сейчас что-то?

      — Нет. Нет, всё прошло.

      — Вы проходили врачебный осмотр после возвращения?

      — Не помню. Кажется в Бангкоке. До отлёта. Райли нужна была помощь с перевязкой и нас тоже всех осматривали.

      — Как на счёт полноце...

      — Мы можем на сегодня закончить? Я устал.

      — Джейсон, это серьёз...

      — Я устал.

      — Конечно.

      По крайней мере, здесь он может принимать решения в одностороннем порядке.

      — Вот. Это мой телефон. Если это будет нужно, позвоните мне. В любое время. Особенно, если покажется что случившееся сейчас повторяется. Хорошо?

      Ему бы помогла жрица. Знавшая, как укротить эти метания. Как подчинить своей воле прежние умения.

      Всю дорогу до дома он пытается вспомнить её слова. Очищение не завершилось. Он должен был пролить кровь на алтаре. Пройти этот путь до конца. Пара капель? То, что его остановило? Нет, его остановило её желание указывать путь. Её желание лить кровь тех, кто не могли быть его жертвой.

      Духи бы не приняли это подношение.

      Остров бы не принял его.

      Всё что произошло — было не напрасно. Ритуал не был завершен, но и не был осквернён. И если он вернётся, то всё сделает правильно.

***

      Он слышит как открывается дверь. Ключи звенят в руке. Что ж, это было ожидаемо.

      — О, ты собрал мои вещи.

      Лиза со спортивной сумкой на плече и с бутылкой воды в руках, выглядит так же как в тот день, когда они собирались в Тайланд. Вылет был назначен на вечер из-за того, что он был занят фотографиями для агентства. А она занималась тем, что лежала в кровати рядом с ним и запускала пальцы в его волосы, пытаясь их уложить.

      Когда только он столкнулся с осознанием, что без неё ему проще?

      Нет, не так. С осознанием, что даже если её не будет в его жизни — ничего особенно не изменится?

      Когда вдруг эти отношения перестали быть?

      Но, не смотря на всё, он рад её видеть. Как напоминание, что у них было что-то хорошее. Много хорошего.

      Он и забыл, что когда-то чувство полного покоя и переполняющей радости было так легко получить, просто находясь рядом с дорогим человеком.

      Что для этого не обязательно было высиживать в засаде и считать оставшиеся в магазине патроны.

      — Хочешь поговорить? — Она опирается о косяк двери плечом.

      Как будто его отказ может помешать ей. Джейсон знает, какой настойчивой она может быть.

      — Нет.

      Она кивает, кусая губы.

      Но разве всё бывает так просто? Конечно нет.

      — Джейсон, мне больно видеть что с тобой происходит.

      Главное, не рубить. И не срываться. Что говорила док? Дать себе пережить эти эмоции. Ага. Смотреть и думать о том, что несколько месяцев назад едва не перерезал ей глотку.

      — Тебе не страшно?

      — Нет.

      Почему? Не нужно злиться. Только не злиться.

      — То есть ты смотришь на меня и не вспоминаешь, как я держал нож у твоего лица?

      Только он видит монстра в зеркале? Почему все они слепы?!

      — Я знаю тебя. Ты бы этого не сделал.

      Откуда в ней эта слепая вера?

      — Я себя не знаю.

      На что ещё способен. Ищущий выход, хотя единственное чего не должен был делать — выносить безумие с острова. Не на своих руках.

      Чтобы теперь пытаться отмыться от всего этого. Натянуть маску человека.

      Не причинять боль другим. Стараться.

      — Я люблю тебя.

      «Я люблю тебя, Джейсон».

      — И хочу, что бы у тебя всё было хорошо.

      «Останься со мной».

      Она, Лиза-Цитра, хотела оставить его рядом. Укротить монстра... ради чего? Держать на цепи ручное чудовище? Зачем? Зачем он верил ей?

      Надеялся, что боль пройдёт, если он перестанет быть ответственным за неё? Но ведь сам наконец взял свою жизнь под контроль. Сам принимал решения. Сам выбирал между чужой жизнью и смертью.

      Порвал ошейник.

      Укусил руку, что его кормила.

      Оскалил зубы.

      — Лиза, твои вещи. И ты можешь оставить ключи перед уходом. Спасибо.

      Не думать о том, что пустил бы ей кровь так же легко, как и всем остальным. Даже помня с какой нежностью впервые поцеловал её, как они смеясь загадывали желания глядя на звёздное небо у подножья Эвереста, как она засыпала у него на груди и он чувствовал себя защитником её покоя.

      Отказался бы от всего этого ради полного очищения.

      Отказывается сейчас, пусть и другим способом.

      Разве такие привязанности сделали бы воина сильнее?

      Он не знает. Он так и не прошел этот путь до конца.

***

      Да ладно. Как будто он не знает, что для него лучше.

      — Джейсон, обеспечение спокойной и безопасной обстановки с минимальными изменениями. Не нужно бросаться в крайности. Сейчас это ни к чему.

      — Мне хочется избавиться от всего лишнего. Маленькая переоценка ценностей.

      — Что подтолкнуло вас к этой идее?

      Человек — а человек ли? — убивший его брата.

      — Человек, который так и не стал моим палачом.

      Человек, который превратил его жизнь в ад. Только вот оказалось, что в аду тоже можно жить.

      — Джейсон, вы всего-лишь хотите, чтоб так было.

      — Да черта с два! Этот уёбок единственный, кто бы понял меня. Не то что бы он во всём был прав. Нет. И не думайте, что я сочувствую ему. Будь у меня возможность снова избавить мир от него, я бы это сделал.

      — Знаете, почему вы хотите вернуться на остров?

      — Потому что там всё проще. Понимаю я Шепарда.

      — Джейсон, этот пример очень далек от реальной жизни. С кем вы стали так близки, что почувствовали себя там нужным?

      — Поверьте, никогда не был ближе с людьми, которых спас.

      — Сейчас они не вернутся на остров. Или вы рассчитываете, что они полетят за вами?

      — Нет, док. Им нечего там делать. И я не хочу, чтобы они снова там оказались. Зачем вернусь я? Может потому что мне там самое место? Нашел себя и всё такое. Что в этом плохого?

      — Кроме нынешнего деструктивного состояния? Абсолютно ничего. Не считая того негативного опыта...

      — А кто сказал, что он негативный? Дейзи снова вернулась к занятиям спортом, да ещё какими-то смешанными боевыми для самообороны. Райли скоро ещё одну лицензию получит, на этот раз на пилотирование вертолётов. Кит во всю готовится к открытию фонда помощи для людей, переживших насилие. Олли, ну это Олли, у него и так всё нормально. Мы все выжили и справляемся.

      — То есть, произошедшее — благо? Ваша мама считает так же? Вы не рассказали ей подробностей гибели вашего старшего брата, да?

      — Кто-то должен продолжать спать спокойно. Это не должно её коснуться. Не таким образом.

      — Но коснулось. Джейсон, ваш брат погиб там. Это уже произошло.

      — Это не значит, что ей нужны подробности. И нет, я не говорю, что это хорошо. Но это дало нам повод ценить жизнь.

      — Вам?

      — Да. Я обсуждал это с Дейзи. И Райли.

      — Они тоже занялись переоценкой?

      — Возможно. Нашли для себя новые цели, да.

      — Им для этого не понадобился "личный палач"?

      — Не думаю. Странный вопрос. Нет.

      — Но для вас это определяющий фактор для изменений в жизни?

      — Что сказать, иногда он действительно прав. Оставь я всё как раньше, бегал бы по одной и той же клетке. Это безумие. Повторять одно и тоже действие, надеясь на другой результат. Я раз за разом отвергаю его, и думаю, что уж в этот раз с ним покончено. Но ведь правда в другом.

      — Вам интересны его мотивы?

      — Да.

      — И почему это важно для вас?

      — Ну, не знаю. Хочу понять, что заставило его стать таким.

      — Вы ждёте, что я скажу, как его сформировало чужое насилие. Что он тоже жертва обстоятельств. И это дало бы оправдание его...

      — Безумия.

      — Хотите оправдать его для себя. Знаете почему?

      — Думаю, ответ мне не понравится.

      — Вы его знаете. Стокгольмский синдром.

      — Я не... Нет. Этот ублюдок убил моего брата и много кого ещё. Он сломал жизни моих друзей! Я убивал из-за него! И все эти чертовы месяцы схожу с ума, потому что сочувствую больному ублюдку?!

      — Джейсон.

      — Я бы выпускал в него обойму за обоймой, и не секунду не пожалел бы. Моё желание узнать, это простое любопытство, ясно? Я нихера не сочувствую ему. Но так уж вышло, что он единственный знал, что со мной.

      — Я понимаю, что это сложно.

      — Нет, это... странно. И, мне кажется это смешно, постоянно думать о ком-то, чью смерть я старался приблизить как мог. Ведь ничего не изменится. В смысле, чтобы я сейчас не вообразил, проверить этого уже не могу. Пуля выпущена.

      — Но вам станет легче. Осознать, сформулировать, принять. А приняв, сможете и отпустить.

      — Сомневаюсь. Но выбора у меня всё равно нет. Спрашивайте, док.

      — Вам страшно?

      — Да.

      — От чего?

      — От неопределенности. Я думаю, что сойду с ума здесь. И без всякой наркоты, алкоголя или таблеток. Но я могу купить билет и завтра уже оказаться на Рук Айленд. Меня ужасала эта мысль только первое время.

      — Что изменится, когда вы там окажитесь?

      — Буду нужным. Я воин Ракьят (хотя здесь это и звучит менее значимо), а этого просто так не забывают. Помогу местным.

      — Вы не видите возможности реализовать себя здесь?

      — Нет.

      — Обучать скаутов и...

      — Нет.

      — Вам не хватает адреналина? Острых ощущений? Борьбы за жизнь? Или убийств?

      — Мне не «не хватает». Просто я уже привык к определённому распорядку. Сейчас там только и остаётся отбивать аванпосты снова и снова. Убивать других поставщиков оружия и очищать склады от наркотиков, которые перевозят через эти острова.

      — Так вы хотите вернуться, но всё чем там можно заниматься будет той же клеткой и беготнёй по кругу?

      — Там пригодятся мои навыки. И никому в голову не придёт переживать о том, что я делаю. Отчитываться тоже не нужно будет.

      — Я не требую с вас отчёта, Джейсон. Мы с вами лишь разбираем происходящие с вами изменения.

      — Это теперь так называется? Черт. Ладно. Простите, док. Плохо спал, да и настроение ни к черту. Меня выматывает, что всё это насилие далеко и я ничем не могу помочь. Никак. Даже если там в заложниках люди, за которых уже получены деньги.

      — Вы можете помочь им.

      — Да, могу. Именно этого я и хочу.

      — Не беря в руки оружие. Организовать фонд помощи, рассказать об этом людям, привлечь интерес к этой теме.

      — Нет, тут вы не правы, док. Всё, чего я этим добьюсь — статьи на глянцевых страницах, пару мертвых форумов. И переговоры с какой-нибудь Ямайкой, для проведения операции по освобождению пленников. Зашедшие в тупик, само собой.

      — Вы не видите выхода, кроме как спасать всех самостоятельно? Или не хотите видеть?

      — Я знаю, что иного пути не существует.

      — Есть ли ещё причина возвращаться туда?

      — Не знаю.

      — Вы боитесь стать похожим на него?

      — Что? То есть вы..? Как? Организую поставку оружия, создам свою команду и буду контролировать весь Рук? Контролировать всё это?

      — Джейсон, это плохая идея.

      — Это не панацея, согласен. Но в этом что-то есть, верно?

      — Делать зло, чтобы его не делали другие? Так не бывает.

      — Нет, чтобы не страдали ни в чем не повинные люди.

      — Так наркотики и оружие это то, от чего "не страдают люди"?

      — Вы пытаетесь меня запутать.

      — Нет, Джейсон. Я хочу понять, почему вы так сильно хотите вернуться. Хочу, чтобы вы ответили на этот вопрос себе.

      — Может быть правда убьёт меня ещё быстрее, чем бездействие.

      — Но разве не вы решили избавляться от всего лишнего? Чтобы осталось только нечто существенное. Разве правда не является таковой?

      — Верно. Верно. Зачем я хочу вернуться? Чтобы вставать рано утром, покрытый потом и влажными испарениями джунглей, проклиная москитов, и прислушиваться к перестрелке где-то за перевалом. Передернуть затвор, проверить оружие и идти к реке. Всегда знать, что это может быть последний день. И стараться дожить до конца, пока кто-то уже погибает под пулями. Пока нож только преодолевает траекторию смертельного полёта к твоей голове, а пули прошивают насквозь какого-то бедолагу. Который тоже жил до этого, всеми силами жил.

      Он ненадолго замолкает. Но теперь не приходится подбирать слова.

      — На острове всё решалось силой. Союзники и доверие важны, но если ты сам слаб... Если ты не готов бороться — зачем кому-то тебя спасать? Джунгли делают с тобой что-то. Ты сам защищаешь свою жизнь. Никаких галстуков и офисов, никаких представителей, тяжелый ТТ и ударная волна от взорвавшейся в восьми шагах гранаты.

      Потому что доводы убойные.

      — Преследующие меня пираты, спустившие собак. Я бы мог... Развернуться и ударить по этой толпе свинцовым дождем. Не останавливаться с вопросами «Что? Разве это — я?». Действовать. И тогда становится ясно, что Ваас не был кошмаром. Он был становлением. Он бы удивился, зная сколько планов у меня на эти острова. Это действительно смешно, но я думаю, что он бы оценил.

      — Думать как агрессор, перенимать его точку зрения, отождествлять себя с ним. Помогать ему.

      — Помогать? Нет, он будет бросаться на всех, кто предложит ему помощь.

      — Джейсон, вы говорите так, словно он ещё жив.

      — Что?

      — Вы идеализируете образ "врага" и острова. Это нормально, что в образовавшейся пустоте, где раньше было «бей или беги», воссоздаёте что-то привычное. Но, столкнувшись с реальностью, вы увидите что это не так.

      — Мне нужно вернуться, что бы это понять, верно?

      — Нет. Вы бросаетесь в крайности. Не обязательно плавать с акулами снова и снова, если в первый раз удалось выжить.

      — Нет, док, вы не понимаете. Я выжил. Если это делает меня с ним похожим, значит так оно и есть. Я — он, ладно.

      — Разве вы хотели бы быть им? Быть тем, кто лишает других близких? Быть тем, кто убивает не потому что защищается, а ради удовольствия?

      — Я уже был тем, кем меня хотели видеть. Сыном, другом, воином. Чтобы стать от этого свободным — я должен перестать жить оправдывая чужие ожидания. Перестать. Я ничего из этого не хотел, но монстром я стал по своей воле.

      — Но разве вы хотите им остаться?

      — Это путь только в одну сторону.

      — Разве? Мира без сражения за свою жизнь не существует? Это не попытка разозлить вас, но разве сейчас вы не живёте?

      — Живу. Док, я не разозлюсь. Слова вообще редко имеют большую власть. Если вы не местная жрица, управляющая толпой аборигенов. Не подумайте, я рад нежится в постели по утру, умыться из под крана и принять душ. Цивилизация. Но... это перестало быть весомым.

      — Поиск нового смысла. За пределами архипелага.

      — Он мне не нужен, этот новый смысл. Я хочу вернуться.

      — Тогда для чего нужна была переоценка?

      — Ну, я думал о том, как жить эту новую жизнь.

      — Тогда почему не хотите попробовать прежде чем «вернуться»?

      — Я пробую. Просто теперь это нравится мне всё меньше.

      — Почему?

      — Много людей. Мало солнца. Я скучаю по безлюдным пляжам и океану.

      — Это Калифорния и самый солнечный город. Вы живёте недалеко от побережья и частных пляжей.

      — Ага.

      — Есть ещё причины?

      — Думаю, он бы здесь не выжил.

      — Мы снова вернулись к нему? И когда он стал для вас определяющим фактором?

      Когда, брат?

      — Когда не стал меня убивать.

      — Но он бы сделал это.

      — Нет. Именно этого он и не сделал.

      Ты скажешь мне «спасибо».

      Спасибо?

      Нашел блять способ получить избавление. Страдалец.

      — Джейсон?

      — Я это сделал.

      — Что сделали?

      — Освободил его душу. Избавил от страданий. Сделал всё, что он хотел. Нет, серьёзно, всё что он хотел. Мне в голову не приходило, что так будет. А он взял меня за руку и провёл по этой дорожке. Прямо к ножу, которым я его... Сделал всё, как он и хотел.

      — Так это было его решение, не ваше?

      — Белый мальчик, который верил во всё лучшее. Что убивает тех, кого нужно.

      — Если это его решение, то ты не ответственен за это.

      — Одним трупом больше, одним меньше.

      — Разница в отношении. И влиянии события на дельнейшую жизнь.

      — Тогда получается, что я убил единственного человека, который мог помочь мне оценить подобный опыт. Сделать правильные выводы. Отлично.

      — А без него сделать эти выводы не получится?

      — Всегда легче следовать за гидом, чем пробираться самостоятельно.

      — Какая надежда на того, кто был «персональным палачом».

      — Глубокая и необъяснимая связь, вы об этом?

      — Или ваше желание видеть эту связь. Была ли она? Было ли что-то?

      — Нет, ничего не было. И более странно то, что мысли об этом преследуют меня. Чего бояться? Потери чести, уважения и анальной девственности? Меня резали столько раз, что я не помню и большинства поводов для этого. Восемь пуль навылет. Не сразу, но всё же. Два выбитых зуба. Четыре серьёзных ожога. Бесчисленные укусы местной фауны. И сотрясение, кажется. Может не одно.

      — Так эта связь только через боль?

      — Ну, она с неё началась. Какой ещё она может быть? Нежной и всепрощающей?

      — Что может её прекратить?

      — Смерть одного из нас. Что?

      — Вы сами сказали, что он мёртв.

      Да. Так что никакого выхода из замкнутого круга, Джес. Либо ты, либо тебя. И ты выжил, так что смирись. Больше никаких избавлений.

***

      «Джейсон».

      Кажется это противоречие разорвёт его. Это невыносимо. И душная квартира, в которой он мечется, не в состоянии сидеть на месте.

      «Джейсон».

      Нельзя покинуть остров, если он призвал тебя. Это метка, клеймо на всю жизнь. Руку жжет. В горле пересохло, а сердце, всполошенное отголоском воспоминаний, забилось быстрее.

      «Джейсон».

      Он не видел кошмаров. Проблема в том, что он перестал считать произошедшее на острове — кошмаром.

      Клетка с пленниками, запах паленой плоти, скользкий от крови пол и... кровь не останавливается, глаза Гранта закатываются. Ссохлась на ладонях, пальцы слипаются. Мачете погружается в плоть легко, как нож в масло. Среди освежеванных животных тут висит Дейзи, он знает об этом. Но узнать её больше не может; срезанная лоскутами кожа досталась собакам.

      Ваас оборачивается к нему, щурясь от света фонаря, и вытирает со лба испарину, оставляя на коже кровавый развод.

      «Сколько ещё, Джейсон?»

      Когда он просыпается, его выворачивает прямо на ковёр. И, свесившись с кровати, глотая ртом воздух, он понимает.

      Ему придётся жить с этим противоречием дальше. И это осознание убивает остатки сна.

***

      Карен говорит, что нужно избегать преждевременной отмены поддерживающей терапии.

      Следующий сеанс он откладывает, сославшись на неотложные дела.

      На самом деле, ему нужно немного времени. Передышка без вопросов, что заставляют анализировать каждый шаг.

      Он не планирует. Не прикидывает цены. Не считает сколько времени нужно для перелёта.

      Методично зачёркивает дни в календаре.

      Бариста дружелюбно улыбается ему и желает хорошего дня.

      На Рук сейчас сезон дождей. И дня почти нет, серые облака, много воды, сильные порывы ветра.

      Джейсон кивает ему с натянутой улыбкой, привычно оставляя хорошие чаевые.

      Откупается.

      А ночью выискивает информацию на доступных форумах. Просто что бы быть в курсе, говорит он себе.

      Там-то он и находит пользователя под ником 4815162342. Ветка за прошлое полугодие.

      Он пишет ему в личку, даже не особо надеясь. На удачу.

      И на следующий день получив ответ, даже не сразу может поверить в то, что это действительно происходит. Обнадёживает. Предвкушением скорых перемен.

      Он смотрит на обрезанный безымянный палец и впервые за долгое время не чувствует боль.

      Он говорит матери «небольшой отдых». Ничего серьёзного. Да, доктор рекомендовал.

      Он крепко обнимает Райли и окончательно принимает для себя тот факт, что никогда уже не будет хорошим старшим братом.

      И это не то, что он должен думать в их последнюю встречу. Определённо.

      Грант бы, наверное, сказал, что Джейсон теперь должен быть за старшего. Заботиться о семье. Возможно, забивая на себя, чтобы не тронуться раньше времени. Но в чём средний Броди хорош, так это в проёбах.

      Никому не будет легче.

      Ему так точно нет.

      Карен на одном из сеансов дала ему брошюру с ценными указаниями для проходящих терапию. Вроде того, чтобы избегать резких перемен мест. Он удобно откидывается на спинку кресла. Для предупреждения обострения следует избегать смены климатических условий и часовых поясов.

      Очень жаль, думает Джейсон, глядя в иллюминатор, где уже видны огни Паттайи. Перелёт занимает всю ночь, но когда они приземляются, в Таиланде уже полдень.

      — Цель посещения?

      Экстремальные программы. Всё включено: морская прогулка к архипелагу Рук на комфортабельной моторке, снорклинг, рыбалка, дешёвое оружие (покраска в цвет сельв).

      — Отдых.

      Правда, в этот раз не прыжка с высоты двухсот футов. Такого один раз на всю жизнь хватит.

      На улице достаточно шумно, чтобы ему захотелось надвинуть бейсболку пониже и закрыть глаза очками потемнее. Но с собой у него только маленькая спортивная сумка, пятьсот долларов и ничего лишнего.

      Он разменивает наличку, ловит такси и называет адрес.

      Таксист за сто бат оказывается достаточно понятливым, чтобы не лезть к пассажиру с рекламой туров. Или сонный вид Джейсона убивает весь его энтузиазм.

      Пристань Бан Кунг находится достаточно далеко от аэропорта, чтобы он успел вздремнуть в дороге. И тем не менее когда, расплатившись, он вылезает из такси, всё о чём мечтает — сон ещё как минимум на пару часов.

      И только мысль о скором возвращении на архипелаг заставляет взбодриться.

      Он оглядывается по сторонам, пытаясь понять в какую сторону идти.

      Лотки со свежемороженой рыбой, выловленной сегодня утром, лавки с тайской едой. Здесь почти нет туристов, поэтому цены задраны не так высоко.

      Он даже на мгновенье думает, что стоило бы прикупить сувенир. Как будто это важно. Нет. Всё важное — краской осело у него под кожей.

      На пристани шумного и многолюдно, но нужное судно он находит с первого взгляда. Привычка подмечать основное. И пока он стоит, рассматривая ободранные буквы, а «Бьянка» качается на волнах, его окликают.

      У Джека крепкое рукопожатие, и пристальный оценивающий взгляд.

      — Запас продовольствия на пару дней, как и договаривались, — вместо приветствия говорит он.

      И Джейсону это нравится. Почти идентичное нетерпение, желание как можно быстрее оказаться на архипелаге.

      — Оружие?

      — Два автомата, патроны. Мачете. На первое время точно хватит.

      Стартовый набор для возвращения, да? Разве может быть так хорошо?

      — Отлично.

      Он спрыгивает на борт следом за Карвером, чувствуя себя так, словно заветная мечта должна вот-вот исполниться. И когда только он стал мечтать о подобном?

      Сразу же, как только покинул Рук.

      Джейсон не хочет себе врать. И так запизделся знатно.

      Поэтому он отставляет сумку и осматривается.

      — Я могу вздремнуть до тех пор, пока мы не окажемся на месте?

      — Не вопрос, можешь устроиться внизу.

      И всё. Какие-то часы, отделяющие его от чего-то такого... родного. Жжёт кровь адреналином. Так, что даже задремать у него не получается. Поэтому он просто лежит, слушая тарахтящий мотор, несмолкающих чаек, и думает обо всём и ни о чём разом.

      У его спутника не возникает вопросов. Сверх того, что они оговаривали в переписке.

      Всё что требуется — показать Карверу местоположение бункеров второй мировой. Или того, что от них осталось. Самая простая миссия для новичков.

      И он соврёт, если скажет, что не хочет услышать приветственные выстрелы. Но ведь решил же больше не врать. Джейсон очень сильно хочет вернуться с помпой, с выстрелами в голубое небо, потому что может позволить себе тратить патроны. Заставить нападавших бежать, потому что...

      Я вернулся, ублюдки.

      Аж мурашки бегут по коже.

      А, нет, это ещё и вибрация телефона. Он смотрит на неизвестный номер. Удивительно, что здесь ещё ловит. Палочки сигнала постепенно пропадают, но он успевает взять трубку.

      — Джейсон?

      Голос пробивается через помехи, но он её узнаёт.

      — Док, я решил закончить с лечением. Нашел более эффективный метод. Простите, что не позвонил и всё такое.

      — Остров не даст вам того, что вы хотите.

      — Это не важно. Честное слово, не важно.

      Большое каменное сердце острова, оно всё ещё бьётся.

      Звонок обрывается. Как и голос разума.

      Джейсон качает головой и смотрит на теперь бесполезный телефон в руке. Никакой больше помощи, да?

      Справится он со своей жизнью как-нибудь сам, это уж точно.

      Карвер зовёт его.

      Архипелаг Рук виднеется на горизонте.