О том, что «Цербер» забыл восстановить ей кое-что поважнее, чем расползающаяся по швам кожа, Лее Шепард ненавязчиво сообщает Гаррус Вакариан, едва его раскуроченная челюсть заживает ровно настолько, чтобы издаваемые шуршащие звуки были понятны системе перевода. Лея, как и каждый день до этого, заглядывает к нему после ужина, разобравшись с рассеянной по Омеге эпидемией, продезинфицированная трижды (ИИ «Нормандии», Мордином и Чаквас), в медотсек. Доктор Чаквас категорически отказывается разрешать ему переселяться поближе к главной батарее. До полного выздоровления — как говорит она.

А Лея смотрит на пропитанные чернильной синевой повязки на

челюсти и качает головой: полное выздоровление тут наступит нескоро. Когда Лея неловко присаживается на край койки в медблоке, длинные пальцы Гарруса с хрустом прокручивают стороны кубик Рубика: ему скучно. При виде Леи он немного оживляется, приподнимается на подушках повыше и спрашивает вполголоса, полушёпотом — мандибулы едва шевелятся — наверное, ему ещё больно:

— Почему ты не выстрелила?

— О чём ты? — с полуухмылкой хмурится Лея Шепард.

Притвориться, что она не понимает, о чём речь, очень легко. Только пальцы с досадой впиваются в край койки.

Понимает: помнит. Чуть ли не каждую ночь прокручивает в голове по фрагментам тот вечер на Омеге, когда Гаррус всунул ей в руки снайперку — «Прикрой меня, Шепард! Я поменяю позицию!» — а она растерянно вертела её в руках, не понимая, как правильнее её держать, смотрела в прицел, видела макушку саларианца, но спусковой крючок нажать не сумела.

— Ты знаешь, о чём я, Шепард, — рокочет Гаррус, и Лею прошибает холодными мурашками.

Гаррус Вакариан видел её в бою меньше одного раза — и первым понял, что-то не так. Может быть, потому что Лея отчаянно мазала из всего, что тяжелее и больше пистолета. Может быть, потому что сотрудника СБЦ из Гарруса все же не вытащить, и он попросту живёт в мире мелких деталей.

А может быть, он просто слишком хорошо её знает — лучше, чем «Цербер».

— Знаю. Думаю, просто я — это уже не совсем я… — болезненно морщится Лея, вглядываясь в своё отражение в мутном стекле медблока.

Гаррус разочарованно прищёлкивает мандибулами и касается раскуроченной челюсти.

Как только Чаквас разрешает ему переступить порог медотсека, Гаррус теснит Джейкоба в, обновляя арсенал после каждой вылазки: иногда бандиты с Омеги таскают с собой неплохое оружие, которому грех пропадать в пыли. Вызволять оперативника «Цербера» — перед Призраком, как ни противно, очки зарабатывать нужно — из лап «Затмения» Лея берёт Гарруса (кто, как не Архангел, знает все их уловки и слабости) и Касуми: действовать нужно быстро и тихо. Поэтому Лея прикручивает к «Палачу» глушитель.

Гаррус, проверяющий свою винтовку, долго смотрит на неё через визор: Лея кожей ощущает его пристальный взгляд, а кроме того, видит мутное отражение в металлических стенах отсека. Чуть быстрее и резче, чем следовало бы, загоняет термозаряд в магазин.

— Почему не берёшь винтовку?

Лея недовольно ведёт плечом, пистолет примагничивается к бедру:

— Пистолет надёжнее.

Она хочет выйти, готовиться к высадке — Гаррус прихватывает её за плечо:

— Что-то не так, Шепард? Ты же была хорошим снайпером.

— Да она и сейчас стрелок отличный, — считает должным отметить Джейкоб, наблюдающий за сборами Касуми.

— Я сказал: снайпер. Каждый снайпер — стрелок, но не каждый стрелок — снайпер.

Фраза пулевым прошибает сознание.

И после возвращения на «Нормандию» Лея, ещё пыльная, запыхавшаяся и злая, как кроган с уязвлённым самолюбием после десятка пуль, пролетевших перед самым носом и покорёживших неудачную броню, врывается в главную батарею, отвлекая Гарруса Вакариана от методичной калибровки новых турианских орудий, прикрученных к «Нормандии».

— Помоги мне вспомнить, какого быть снайпером.

Лея Шепард решительно сжимает руки в кулаки. Гаррус Вакариан едва подёргивает мандибулами — будто бы усмехается.

Лею Шепард уже не раз учили стрелять из снайперки: сначала отец, потом парнишка на Акузе, потом специалисты N7, вынудившие овладеть всеми видами оружия. И каждый из учителей, снова и снова повторял слова отца: «Терпение и дыхание — вот настоящее оружие снайпера. Его мир — это прицел. Он видит только цель, существует ради неё».

И Лея Шепард стискивает зубы, терпит и натужно дышит, в очередной раз перебирая в арсенале снайперскую винтовку. Про специалистов всегда говорят, что у них руки помнят. У Леи Шепард всё наоборот — руки каждый раз берут винтовку неправильно, и тогда когти Гарруса легонько постукивают по пальцам, заставляя их вспоминать, как обнимать снайперку.

Раз в три дня стабильно Лея Шепард находит предлог, под которым умудряется спровадить Джейкоба или на помощь Миранде, или в бар к Касуми, просит СУЗИ на три часа заблокировать вход в оружейную, а сама остаётся с Гаррусом.

На Омеге, впрочем, тоже немало укромных пустующих проулков и оружия — особенно, после зачистки банд — и достаточно разумных людей и ксеносов, не высказывающих отъявленный интерес, зачем турианец и человеческая женщина стреляют по пустым банкам и контейнерам.

После очередного уединения Джокер начинает отпускать болезненно колкие шутки о взаимокалибровке и её последствиях, но даже не представляет, насколько близок к правде и насколько от неё далёк.

Гаррус калибрует Лею — настраивает на работу с винтовками. Разбирает, собирает, заставляет пальцы привыкать к мелким пулям, к прикладу, вплотную вжимающемуся в плечо, к прицелу.

И каждый раз, возвращая винтовки на место, напоминает: для снайпера главное — цель.

У Леи Шепард цель — вернуться.

Вернуться довольно непросто, когда половина Галактики хочет тебя убить (включая текущего работодателя), а убийцы мертвы уже как пятьдесят тысяч лет.

На корабле Коллекционеров у Леи Шепард появляется новая цель: надрать задницу Призраку. Правда, для начала нужно всё-таки возвратиться.

Прижавшись грудью к ящикам и чувствуя, как горячо бьётся в крови панацелин, Лея Шепард видит, как выкуривают из укрытия Гарруса, чтобы окружить.

Пистолет слишком далеко — слишком близко Коллекционер с лазером, и Касуми не видно, не слышно. Рядом только винтовка, старенький «Богомол», видимо, кого-то из колонистов. Без церберовских наворотов, с одним патроном в обойме и девятью —

в запасе. Но выбора у неё тоже нет.

Лея подтягивает к себе винтовку, твёрдо упирает локоть в ящик, плотно вжимает затыльник в плечо, прижимается щекой к прикладу. В прицеле маячит и покачивается хищно озирающийся Коллекционер — Лея выравнивает линию.

Его широкий лоб аккурат на пересечении линий.

Лея Шепард выдыхает. И нажимает спусковой крючок.

«Первый».

Пуля вылетает легко, импульсом, стремительной частицей света, и за перестрелкой Лея даже не чувствует, как стонет плечо, пока перезаряжает винтовку.

Хватает в прицел Коллекционера, пустившего со свистом голубоватый свет из штурмовой винтовки над её головой. Выдох. Касание. Выстрел.

«Второй».

Лея действует почти бездумно — только считает.

От первого до девятого.

На десятом — голова Предвестника рассыпается золотисто-зелеными ошметками жуков, и в зале повисает звенящая тишина, которая пахнет кровью, электричеством и немного — горелой плотью. Лея Шепард перемахивает через ящики, обходит колонну и подбегает к Гаррусу.

Жив.

— Отличный выстрел, — смахивая со лба зелёную гниль, пыхтит Гаррус.

Термозаряд с щелчком поддаётся жёсткому толчку и занимает своё место в магазине. Лея бережно и твёрдо прижимает к груди винтовку, как, наверное, мать баюкает утомившего её ребёнка, кивком головы просит Касуми разведать обстановку впереди. Та безмолвно и беззвучно сливается с пространством, а Лея подходит к Гаррусу и протягивает ему ладонь. Он поднимается сам, аккуратно оставляя ящики с пометкой «взрывоопасно», оценивающим взглядом сквозь визор глядит на неё с винтовкой и повторяет:

— Одна пуля — один эээ, — Гаррус озадаченно мычит, разглядывая зеленовато-лиловые пятна под ногами, — труп. Замечательно.

Его мандибулы дрожат и, наверное, если бы раны на костной коросте зарастались быстрее, Лее бы повезло увидеть улыбку турианца. Ей думается, что это явление в галактике даже более редкое, чем Жнецы, и она беззастенчиво счастливо отвечает ему тёплой улыбкой:

— Просто у меня был неземной учитель.

— Что я слышу, капитан! Кажется, кто-то научился каламбурить, — оглушительным треском помех оживает наушник, и тут же слышится смешок Джокера.

Лее прикладывает два пальца к уху, вслушиваясь в родной до тёплых мурашек голос среди помех, и едва ли не кричит, оглушённая перестрелкой и собственным успехом:

— Джокер! Слышу тебя! Командуй, куда дальше.

— Как пожелаете, капитан.

Джокер прокладывает ей маршрут вон из ловушки Коллекционеров, а Лея сжимает винтовку и ей кажется, что теперь её шаги — куда увереннее.