Новый Суи, Резиденция Хванов
Хенджину снится странный сон.
Звездное небо закрывает огромный Купол из стеклянных, местами разрушенных фасеток, заросший зеленью. Вокруг осколки камней и полная разруха, где-то стоят остатки зданий, где-то можно различить ржавые корпусы машин, в земле частые раскуроченные ямы и воронки от бомб и мин. Стоит тишина, и пахнет так, как никогда не пахло в Суи, - свежестью и чистотой. Хенджин знает, что ищет кого-то. Он ходит по тем местам, которые раньше были улицами и проулками, и не встречает ни одну живую душу. Шаг ускоряется, дыхание сбивается, чем ближе Купол. Потому что там его кто-то ждет, кто-то отчаянно скучает по нему.
- Крис!
Звонкий голос доносится у подножья больших античных колонн, которые, видимо, давным-давно стояли у парадных дверей культурного здания. Навстречу бежит мальчик в белой одежде и почему-то босой.
- Феликс! – Хенджин слышит свой голос со стороны, но при этом понимает – говорит не он. – Скорее обними меня!
Мальчик со всей скорости налетает на него, Хенджин подхватывает и кружит, кружит, кружит… У Феликса маленькое лицо, усыпанное веснушками и глаза, полные счастья. Он целует лоб, щеки, подбородок своими мокрыми пухлыми губами, гладит по волосам, успевая говорить:
- Я знал, что ты придешь за мной. Скажи, что мы убежим, и нас никто не найдет.
- Не найдет. Никто не найдет. – У Криса болит сердце, когда он вот так со всей силы прижимает к себе младшего брата, которого, кажется, не видел целую вечность. Нет, не кажется. Действительно прошла вечность. Полная неизвестности и одиночества. – Мы одни у друг друга. Я тебя больше никогда не брошу. Обещаю.
- Никто там мне не верит. – Феликс не скрывает ярости в голосе. – Они думают, что я тяжело болен, что ты не существуешь. Если я действительно сошёл с ума, и ты сейчас передо мной не настоящий, я не хочу выздоравливать.
- Не нужно так говорить. – Крис гладит брата по голове, чтобы успокоить, а у самого внутри ураган из чувств. Он наконец-то нашёл Феликса, остальное за малым. Спрятать его не составит труда. – Ты не болен. Ты особенный, всегда был. Мне тебя не превзойти. Помнишь, что сказал Дохён-щи?
- Он много чего говорил. Что-то про искру, в которой сгорит Содружество, про единый вселенский разум и прочую философско-научную ерунду. Какая разница, чем бредил старик, если он уже умер? Я помню Хван Дохёна скупым и помешанным. Он никогда мне не нравился.
- Если бы не его труды, я бы не нашел тебя. Он сказал, что ты сияешь, как сверхновая. Это правда.
- Значит, настанет день, когда я потухну. – Феликс смотрит в вышину. Множество созвездий сияют в его глазах красными и голубыми самоцветами.
Он поднимает руку вверх. С неба падает комета и опускается на его ладонь ярким клочком света. Брат аккуратно опускается ртом к звезде, чтобы спустя мгновение с жадностью её проглотить.
Хенджин открывает глаза. Под потолком причудливо плавают пёстрые карпы. Негромко звучит сводка новостей: «Прямое включение из Манггу… сорок боевиков «Желтых Хризантем» укрылись в здании Института Аммск ночью 15-го сентября…».
Дыхание после пробуждения трудно выровнять, и сердце ходит ходуном. Сон настолько реалистичный, что первой мыслью, как Хенджин посмотрел на свой потолок, была о Феликсе. Мальчике с гайдзинским именем, которого он вообще не знает. Шлейф братской любви из сна всё ещё окутывает разум, и Хенджин сейчас же гонит этот странный фантом: стоит под прохладным душем дольше, чем обычно.
Это всё из-за работы. Да. Слишком большая нагрузка на него, как на куратора. К тому же переживания о жене никуда не делись. Она улетела с Мо Янем несколько дней назад и уже во всю проходит терапию. Стабильно утром и вечером он получает от Доктора Со отчет о состоянии. Это хорошо, что киборг такой дотошный, не то что Мо Янь с его туманными прогнозами и трехлетним просиживанием штанов.
Взволнованный женский голос звучит из динамиков: «…в заложниках оказались пятьсот двадцать человек, в том числе почетный член Медицинской Ассоциации Ким Сынмин… переговоры с террористами пока продолжаются… мы следим за развитием событий…». Хёнджин, не вслушиваясь, выключает звук, перед тем как отправиться на работу.
В машине он никак не может отделаться от ощущения, что забыл что-то важное. Водитель везет его в Институт Генных Модификаций, куда Хёнджина назначили сразу после смерти деда, но неизвестно откуда взявшаяся мысль твердит, что работа – не то место, где он должен быть прямо сейчас.
«Помнишь, что сказал Дохён-щи?».
Хенджина чуть не подбрасывает от резкой догадки. Он вспоминает слова второго юноши с гайдзинским именем – Криса. И ответ на них:
«Я помню Хван Дохёна скупым и помешанным. Он никогда мне не нравился».
Речь о его дедушке, вне сомнений. Тогда, если это не сон, то что же? Почему Хенджин стал свидетелем долгожданной встречи двух людей, совершенно для него посторонних? Или может всё это – обычная реакция на стресс? От частого контакта с зародышами Утробных Кораблей неопытные лаборанты, бывало, слышали и видели то, чего нет. Хёнджин – давно не лаборант, но не исключено, что уже подцепил ментальную хворь.
- Господин, - водитель притормаживает у светофора. – По короткому маршруту пробка. Придется сделать крюк.
Впереди между стеклянных высоток настоящее столпотворение из сигналящих машин, посреди которых застряли автозаки. Краты предупреждают по громкой связи, что обязаны применить оружие. Гигантская колонна митингующих упирается в пробку и кричит в едином порыве запрещенные слоганы: «СВОБОДУ НО СУХИ!», «ПОКИНЬТЕ АММСК!», «СИМБИОНТЫ – ОРУДИЕ ФАШИЗМА!», «СЧАСТЬЕ – ЭТО ЗАПРЕЩЕННАЯ ИДЕЯ!», «КОРПОРАЦИЯ – ЖИРНЫЙ МОСКИТ! ПРИХЛОПНЕМ ЕЁ!».
В переднее стекло машины прилетает сырое яйцо, растекается желто-прозрачной лужей. Хенджин уверен, что не простит себе, если прямо сейчас не проверит свою догадку, так что отвечает так:
- Планы поменялись. Поворачивай домой.
Гисс, Пятьдесят Первая Военная Академия
Бан Чан улыбается, когда читает бланк заявки. Джисон думает, что совершает огромную ошибку, поддавшись порыву. Мать всегда повторяла ему не высовываться лишний раз, жить тихо, как законопослушный гражданин Манггу, «иначе закончишь, как твой папаша!». Но написанное чернилами ничем не вырубишь – решение принято, подпись поставлена.
- Очень хорошо, Хан Джисон, - Чан складывает бумагу пополам и прячет в папку к другим заявкам. Немногие из курсантов захотели поучаствовать в наборе. – Ты же выпускаешься сегодня? Значит твою кандидатуру рассмотрят в первую очередь, не беспокойся. Можешь идти.
- У меня есть вопрос. – Джисон смотрит по сторонам, хоть и знает, что в аудитории никого нет. – Бывает ли такое, что симбионт… не боится причинить себе вред? Это противоречит их поведенческим паттернам, но всё же?
Чан хмурится. Невольно закрадываются сомнения, а не запрещено ли спрашивать такое.
- Как правило, это исключается на раннем этапе. К тому же, инъекции подавляют все лишние эмоции. Селфхарм или мысли о самоубийстве – признаки брака, таких симбионтов утилизируют. Но на каждое правило есть исключение.
Лёгкий смешок.
Джисон чувствует, как в груди холодеет от того, как легко профессор разбрасывается такими словами, как «брак», «утилизация», словно речь идет о каком-то бездушном механизме.
- А если симбионт попал в плен к врагу? Он не может себя убить. Как тогда он защитит информацию, которой владеет?
- В месте стыковки с Кораблём, - Чан показывает заднюю часть своей шеи, - есть микроконтроллер, что отслеживает физическое состояние, а в случае опасности срабатывает, как детонатор. Тебе расскажут поподробнее, когда Корпорация зачислит тебя в штаб. У тебя будут ещё вопросы? Мне бы в бухгалтерию заскочить побыстрее.
- Нет-нет. – Джисон коротко кланяется. – Спасибо, что уделили мне время.
- Спасибо тебе. Каждому преподавателю приятно, когда его студенты заинтересованы в дисциплине. Хорошего дня, повеселись в свой выпускной.
Он собирает со стола бумаги и папки и шагает к выходу из аудитории. Мимо по коридору проходит шумная толпа курсантов, и каждый спешит поприветствовать, так что Чан не замечает, как что-то золотистое соскальзывает с его запястья и падает в дверном проеме. Джисон ждет, когда останется один, затем поднимает находку с пола.
Это тонкий браслет с плоским кругляшом размером с монетку. Гравировка почти стёрлась, цифры и буквы местами не разобрать, но большую часть можно: «ВСЕЛЕННАЯ-25 набор 3903 г». Похоже, что это медальон смерти*, впаянный в браслет. Внутри по всем правилам должно находится фото владельца, но Джисон видит не Чана, а неизвестного мальчика с веснушками.
*Медальон смерти – жетон, позволяющий опознать военнослужащего в случае смерти
Когда Джисон приходит в актовый на репетицию выпускной речи, Адиуль и Аксик страшно друг на друга злятся. Чо время от времени спускается к ним со сцены, чтобы припугнуть, что такими темпами репетиция затянется до ужина. У каждого в 3-м взводе своя коротенькая речь: у Джисона что-то про величие Содружества Манггу и про врагов, которые будут уничтожены во имя Каана.
- Поверить не могу! Ты сделал это втихушку! Ссыкун! – Аксик весь покрасневший от злости. – Ладно, на меня тебе похрен уже давно, а о родителях ты подумал? Кто им говорить будет? Я?!
- Отстань, наконец! – Адиуль толкает брата в сторону, чтобы не стоял посреди дороги. – Я уже всё решил. Не тебе меня осуждать, понял? Я сам позвоню отцу!
Он направляется грозным шагом мимо Джисона, даже не поздоровавшись с ним, но Аксик спешит следом.
- Позвонишь?! Язык в задницу засунешь, как обычно! Мы ведь условились всегда держаться вместе!
- Брат ты мне или кто? Вот и держись за меня!
Их громкая ссора перемещается за кулисы. Репетиция продолжается без них. Джисон присаживается к Чонину на первый ряд. Тот, развалившись по-хозяйски, самодовольно хмыкает:
- Развели драму, чертовы сиамцы. Что, ты тоже подал заявку, Джи?
- Джисон, а не Джи. – Ему не нравится, как его имя коверкают, словно на гайдзинский манер, но Чонин частенько забывает об этом. - Да, подал. Я узнал, что ты подал и близнецы, вот и подумал, почему бы и нет.
- Не близнецы, Адиуль только. Они потому и собачатся. Аксик сразу заднюю дал, мол, грязная работа. А где сейчас чистую найдёшь, когда война повсюду? Боится, что на передовую отправят. И кто тут ссыкун?
- А ты не боишься?
Адиуль и Аксик действительно во всем неразлучны, и ссоры между ними – явление редкое. Детство они прожили сросшимися, пока родители не обратились к хирургу, взяв огромную ссуду. Хоть Аксик и старший, но характером мягче, потому Адиуль частенько подминает его под себя. Джисон уверен, что, сколько бы они не ругались, Аксик всё равно сдастся, потому что не сможет бросить Адиуля на произвол судьбы.
Чонин закатывает глаза.
- Вся моя родня – ближняя и дальняя, живая и давно почившая – все сплошь военные. Если бы я вырос трусом, прабабка задушила бы меня во сне. Она так с одним своим внуком сделала, знаешь. И вообще! – Он садится прямо и бьёт себя по коленям. – Всё не так уж и плохо! Если мне в напарники припишут такого старика, как Ли Минхо, не жизнь, а сказка будет. Годик-два подождать, оператор сам откинется, а мой стаж до небес подскочит. А где хороший стаж, там хорошее бабло.
- При условии, что твою кандидатуру одобрят. – Джисон коряво улыбается. Он не знает, что еще ответить. Радужные планы Чонина не вызывают ничего, кроме склизкого отвращения.
Противно и от себя тоже. Зачем он подал заявку на должность помощника оператора, если то и дело вспоминает судьбу своего отца? «Видимо, мне суждено кончить, как ему. Прости, мать».
Манггу, Национальный институт психического здоровья Аммск
Феликс снова испытывает это странное предчувствие, что что-то неминуемо должно произойти. И это что-то – не обязательно хорошее. Он говорит об этом доктору Сынмину на очередной их встрече, но получает в ответ снисходительный кивок и его излюбленный вопрос: «Что тебе снится?».
Ким Сынмин заметно осунулся за это время. Сколько ему уже? Пятьдесят пять? Очередной стареющий психиатр на памяти Феликса. «Мне суждено пережить их всех, но не суждено выйти отсюда». Когда Феликс видит во сне огромный стеклянный Купол в разрушенном городе, он вспоминает, что Ким Сынмину было не больше тридцати, когда этот Купол впервые появился.
Вокруг привычно тихо, и босые ноги шагают по раскуроченной земле, покрытой пеплом. Огромные античные колонны держат разрушенный вход. На камне высечена надпись, но прочесть можно только часть: «…та и н…ка…й сути».
Феликс кивает сам себе. Теперь, свежим взглядом здание с Куполом узнаётся. Неужели то, что он видит – упадок и разруху – далекое будущее? А может… близкое? А вдруг, покойный скряга Хван Дохён не бредил? «Пустота и никакой сути» - идеальное описание Содружества Манггу.
Феликс заходит внутрь здания, которое когда-то было самым величественным в столице. Поначалу везде тьма и холод, запах сырости и грязи, а потом Феликс несколько раз моргает, и всё меняется. Теперь он не стоит, а лежит; теперь здесь не беспросветная чернота и холод, а мягкие потемки и чьи-то обжигающие касания.
Это комната, погруженная в ночь. Под потолком пёстрые карпы, в стороне окно, пускающее на пол квадрат голубой пыли. Феликс лежит на кровати и понимает, что смотрит на всё не своими глазами. Перед ним лицо молодого человека: миловидное, с крошечной родинкой на щеке. Он целует Феликса в губы.
- Я уверен, что Со Чанбин знал, куда нас посылал. – Приятный вдох опаляет подбородок. - Это была не благодарность за жетон Майора Бана… он просто решил убрать меня.
Феликс чувствует, что мужчина, от чьего лица он видит происходящее вот-вот заплачет. Кто такой Со Чанбин? При чем здесь Кристофер? «Похоже, эти люди знают моего брата».
- Устал думать. – Юноша садится на кровати прямо. Видно, какой он уставший. В районе живота расползается красное пятно. - Мы с тобой по краю ходим, а я всё ищу причины, будто в этом есть какой-то толк.
Мужчина, лежащий на кровати, тихо произносит:
- Я ничего не успеваю…
Он должен был сказать что-то еще, но продолжение вдруг рассыпается на части, как хрустальный сосуд… Феликс просыпается от грохота.
Его палата ходит ходуном, пахнет чем-то мерзким и кислым, будто бы химическим раствором. Он закашливается в руку. С потолка сыпется штукатурка, и лампа беспомощно повисает на проводке. Во дворе что-то происходит. Феликс смотрит через решетки окна, но видит только серый дым, в котором мелькают чьи-то силуэты.
Дверь отворяется, и встревоженное лицо медсестры не внушает ничего хорошего.
- За мной, Ёнбок, быстрее! – она хватает его за локоть и выводит в коридор.
Они бегут в числе таких же испуганных пациентов, санитаров, врачей… Феликс готов поспорить, что сквозь грохот и вспышки за стенами института слышны выстрелы. Это нападение? Но кому нужны ментально больные люди? Все они спешат к черному выходу, но на лестнице к цоколю их встречают две коротко подстриженные женщины с оружием в руках. На предплечье каждой повязаны белые ленты с желтыми хризантемами.
- Назад! Назад! – Одна делает предупредительную очередь, чтобы беглецы отпрянули. – Никто не выйдет отсюда!
Новый Суи, Резиденция Хванов
Кабинет деда в подвальном помещении. Он любил свою семью, но больше всего любил от нее закрываться. После его смерти, все важные труды и документы забрала Корпорация, и кабинет опечатали. У Хван Дохёна куча внуков и правнуков, но Хёнджин всегда был его любимчиком, так что нередко он, будучи ребёнком, проводил с дедом больше времени, чем с родителями или друзьями. Эти расчетливость в действиях, меркантильность и скупость, за которые Шихён нередко его отчитывала, выросли на почве скверного дедушкиного характера.
Оказавшись внутри кабинета, Хенджин несколько раз чихает от пыли. Никаких официальных данных он здесь не найдет, но зачастую в своём задачнике Хван Дохён оставлял больше подробностей, чем в отчетах для Корпорации.
Пароль от сейфа вспоминается без труда; металлическая дверца с писком отодвигается в сторону. Внутри пусто, но это лишь на первый взгляд. Хенджин аккуратно вынимает дно, чтобы взять в руки визуальный флэш-накопитель.
- Поиск: Феликс.
Данные всплывают на экране заголовками статей, заметок, отчетов, но красное окошко поверх них не даёт доступ к информации: «Озвучьте/введите пароль».
Хенджин закусывает губу и внимательно оглядывается по сторонам в надежде найти подсказку. Над сейфом на полке с книгами стоит застекленная фотография: молодой дедушка держит в руках диплом, а позади него возвышается величественное здание Университета Юнф. Хенджин, особо ни на что не надеясь, озвучивает фразу:
- Пустота и никакой сути.
Красное окошко исчезает.
Вдох облегчения вырывается против воли. Спасибо Хван Дохёну за его очевидность.
В записях значится, что Феликс по фамилии Ли родился в межрасовом союзе. Отец гайдзин был сослан в колонии, когда правда вскрылась, так что мать – коренная манггутка и дочь уважаемого чиновника – воспитывала Феликса в тайне. В профайле есть другое имя – Ли Ёнбок – и дата рождения. Хенджин прикидывает в уме: мальчику сейчас должно быть около ста пятидесяти. Значит, хром-препарат? Но он выглядит слишком юным для омолаживающих пилюль. Подозрения Хенджина подтверждаются, когда он листает ниже.
Поколение Бессмертных, надо же. Теперь, ясно почему тот сон был таким реалистичным. Должно быть, это была ментальная проекция, самый эмоционально-яркий отрывок из жизни Феликса, который случайным (или нет?) образом занесло в голову Хенджина. Бессмертные – совершенные ментаты, пусть и сумасшедшие.
В биографии Феликса есть одно белое пятно. Про его старшего брата в этих данных ни слова.
- Поиск: Кристофер.
И снова большая перечень результатов. Тоже Бессмертный. Тоже полукровка. Тоже мать – манггутка, а отец – гайдзин. Но связь с Феликсом будто специально стерли. Хенджин решает поискать что-нибудь по его второму имени:
- Поиск: Бан Чан.
«Данные уничтожены».
Затем:
- Поиск: Ли Ёнбок.
«Данные уничтожены».
Хенджин медленно сползает по стене вниз и садится на грязный пол. Зачем дед удалил эту информацию, если она всё равно продублирована под маркерами «Феликс» и «Кристофер»? Будь Хенджин на его месте и действовал по обстоятельствам, он бы уничтожил абсолютно всё, что касается этих двоих. Чертовщина какая-то.
«А может, я просто глупый и не вижу чего-то, что лежит на виду?». Хенджин прочищает глотку и предпринимает последнюю попытку:
- Поиск: Вселенная-25.
Если кровная связь нарочно стёрта, то взять и убрать их общую принадлежность проекту «Вселенная-25» весьма проблематично.
На него смотрит фото из старой интернет-статьи. Крис и Феликс находятся без труда: стоят в одном ряду, плечом к плечу. Под фотографией, где значатся участники проекта, эти двое записаны манггутскими именами. Хенджин смотрит на их улыбающиеся, совсем юные лица и чувствует необъяснимую тоску, словно они – давние друзья, с которыми его разлучила судьба.
Он изучает всю всплывшую информацию долго и скрупулёзно, и тут находит нечто настолько неожиданное, что хочется резко закурить. В одном архивном документе в графе «Куратор проекта» стоит подпись Хван Дохёна. Хенджин идет дальше по ссылкам, и видит, что да, его дед действительно руководил проектом «Вселенная-25» от начала до конца, от набора добровольцев до громкого краха.
- Пиздец. – Хенджин очень редко матерится, но не просто осознать, что человек, которому он старался подражать во всем, пустил на мясо кучу несчастных детей.
Да, всё это во имя науки, ради величия Содружества Манггу; если бы не симбионты, которые появились на свет спустя кучу неудачных экспериментов, их государство не смогло бы завоевать столько колоний, не смогло бы возвыситься. Но мир так работает, и сколько бы Хенджин не сокрушался внутри, он из раза в раз вспоминает совет любимого деда: «Умный мыслит – как велит себе сам, а говорит – как велят другие». Интересно, было ли Хван Дохёну жаль тех детей? Или он искренне верил в то, что посмертная награда «Героя Содружества» стоит их жертв?
В одной заметке быстрой рукой начёркан список выживших, а напротив имен неясные аббревиатуры. Рядом с Бан Чаном – «У.Ю.», рядом с Ли Ёнбоком – «Н.И.П.З.А.». Возможно, это места, куда их отправили для реабилитации, так что Хенджин находит реестр всех организаций, которым покровительствовал Хван Дохён. Если судьба милостива, с Крисом и Феликсом удастся встретиться вживую, а не во сне (хоть и не ясно пока, для чего).
Клиника Мо Яня в первой же строчке. Хенджин скролит вниз в поисках чего-то подходящего и почти пропускает «Национальный Институт Психического Здоровья Аммск». Та самая аббревиатура. Хенджин, поднявшись с пола, улыбается себе, ведь только что он закончил невероятный мозговой штурм.
И только выйдя из кабинета, он понимает, что судьба – безжалостная сука и нисколько не милостива. От волнения его голос чуть выше, чем обычно:
- Аммск. Сейчас.
Виртуальная система реагирует в ту же секунду. Говорит знакомый женский голос из утренних новостей: «…известные политики и общественные деятели только что вернулись с переговоров. Террористы непреклонны, и их требования возмутительны для Манггу: освобождение идеологических отступников, прекращение войны в Гисс и уничтожение всех Родильных Комплексов с симбионтами! Поистине немыслимо! За игнорирование требований национальный преступник Но Сохи грозится убивать по одному заложнику каждые четыре часа…».
Гисс, Пятьдесят Первая Военная Академия
Джисон уверен, что не спит. Настолько подробных сновидений он не видел за всю жизнь. Вокруг город после давней бомбежки: одни камни и зелень, что тянется к небу. Перевернутую грузовую машину оплели кусты дикой розы, и Джисон жадно вдыхает их нежно-сладкий аромат. Ему впервые снится запах.
Впереди скальные косые, подпираемые ажурными колоннами, а над ними – гигантский Купол из полупрозрачных многоугольных пластинок, точно из пчелиных сот. Нет никаких догадок, что это за здание (и что это за город), а ноги сами несут внутрь.
Кто-то хватает его за талию и притягивает к себе. Джисон делает испуганный вдох и тут видит лицо мужчины, вытянутое и красивое: подбородок уголком, губы пухлые, а под нижним веком родинка. Черные блестящие волосы достают до шеи и убраны сзади в хвост. Незнакомец встревожен, и его глаза покрасневшие.
- Я не уверена, что нас ждет что-то хорошее, - Джисон говорит женским тихим голосом. – Хенджин, послушай, для меня больше нет смысла. Я пустая.
- Нет, нет, нет. – Мужчина по имени Хенджин старается улыбаться утешающе, но видно, как ему тяжело. – Твоя ценность… ты не пустая. Не обезличивай себя. Мы… столько вместе вытерпели. Разве теперь наши страдания не вознаграждены?
Он почему-то показывает на ее ноги.
Джисон слышит тяжелый вздох.
- Шихён, - Хенджин обнимает крепче, но не чувствует объятье в ответ. – Я не прав?
- Я не знаю. Не спрашивай меня.
- Ты не рада, что наконец избавилась от инвалидного кресла?
- Не спрашивай меня.
Шихён действительно пуста: нет ни чувств, ни эмоций. Хенджин резко опускается, чтобы прижаться к ее коленям.
- Мы уедем. Далеко-далеко, туда, где Содружество нас не найдет. Ты будешь со мной, а я буду с тобой. Тебе сложно, я знаю, но мы справимся. Это мое обещание тебе. Я же никогда тебя не обманывал.
- Ты уверен, что моё чрево когда-нибудь зачнёт? – Ноги Шихен неустойчивы. Ее руки, что мгновение назад держались за поручень, теперь находят опору на плечах Хенджина. – А как же твоя работа? Исследования, в которые ты вложил столько сил и времени? Ты не можешь бросить всё ради меня.
Неожиданно Хенджин начинает смеяться.
- В задницу исследования! В задницу Корпорацию! – Услышь его кто-нибудь сейчас, люди из Дворца Нравственности не заставили бы себя долго ждать. – Я – наследник своего деда, а не мясник! То, что они исследуют… Наша наука с жадным остервенением растит на фермах искусственных людей, полностью подчиненных и преданных своей задаче – завоёвывать, чтобы потом, когда они достигнут возраста деградации – тридцати лет, списать их, как… как просроченный товар! Они называют это «утилизацией», и чёрт подери, это правда! Тело мёртвого симбионта превращается в питательную массу для зародышей в искусственных утробах. Не это ли мерзость? Люди Содружества Манггу хуже зверей! И то, что произошло в Аммске… следствие их властолюбия и алчности.
Он заканчивает также резко, как начал, как бы говоря этим: «Теперь делай со мной всё что хочешь». Затем утыкается молчаливо в колени, и Шихен чувствует, как ее колготки намокают от его слез.
- Хенджин… - Мгновение неуверенности сменяется твердой решительностью. – Я не хочу жить в мире, где счастье – это запрещённая идея. Крысиный рай рано или поздно сам себя пожрёт. Я пойду за тобой, куда скажешь.
Шихен выдыхает с небывалым облегчением, когда Хенджин, не сказав больше ни слова, принимается целовать ее лицо.
Джисон просыпается в казарме до смерти уставшим.
Одногруппники еще в постелях. Он смотрит на настенные часы: 5:32 утра. Еще куча времени до будильника, но всё никак не выходит заснуть. Близнецы мирно посапывают в одной койке – помирились на днях; у Чонина по соседству от них в руках книга писателя древности, Харуки Мураками – так и заснул, не дочитав последнюю страницу; Чо что-то бормочет на верхнем ярусе, наверное, репетирует, как сегодня попрощается с прекрасной Сетсуко. У каждого в 3-м взводе рядом с койками стоят личные чемоданы, уже собранные, готовые к путешествию. Шаттл, что отвезет всех по домам, прибудет после обеда.
Джисон аккуратно роется в вещичках Чо, чтобы позаимствовать сигарету. От никотина быть может станет полегче, этот странный сон побыстрее забудется, а со старосты не убудет, один хрен.
Снаружи туман, и холод позднего лета вырывается изо рта клубочками пара. Джисон думает, что Ли Минхо обещан ему судьбой, иначе как ещё объяснить, что тот вновь попадается ему именно в курилке. Бан Чан и его «ассистент» тоже вот-вот должны покинуть Гисс.
Минхо снова стоит, точно мертвый: вроде спит, а вроде бдит. Джисон пристраивается рядышком, не боясь, что симбионт его пырнет, и немедленно закуривает.
- Тяжело, наверное, быть тобой. Все на тебя глядят, как на обезьянку в зоопарке. И смешно, и тошно.
Минхо тут же отзывается:
- Хан Джисон. – Пауза. - Что такое зоопарк?
- Можешь подождать? Я сейчас, - затягивается несколько раз, - докурю и покажу.
Джисон кидает окурок в урну и спешит обратно в казарму. Он роется у себя в чемодане в поисках визуалки. Минхо послушно стоит на месте, когда он возвращается.
- Это такая большая коммерческая территория, - говорит специально тише, чтобы кто-нибудь случайный не услышал их. Джисон показывает пальцем на экранчик. – Видишь? Вольеры. Клетки. Всякие заборы и решетки. Животные здесь живут, чтобы люди на них глазели.
- Это обезьяны?
- Верно.
- А это?
- Бегемот.
- Это похоже на птицу.
- Правильно. Это павлин.
- Интересно. – У Минхо лицо равнодушное, как и всегда, но по голосу ясно – он заинтересован. -Наверное, им очень тесно.
Джисон кивает:
- Да-а, и содержать всё вместе непросто. Но деньги – есть деньги.
- Не понимаю, что такое деньги. Но знаю, что это что-то очень важное. Я стою четыре миллиона шестьсот тысяч девятьсот лян. Лян – это деньги?
Джисон выключает визуалку. Во рту словно пеплом посыпали, и пальцы мелко дрожат. Любой симбионт в Содружестве – невероятно мощная боевая единица, и каждый при том – Маугли. Любопытно, а тот симбионт, что в далеком детстве вручил отцу деньги за раскуроченную пашню, осознавал, для чего нужны эти монетки и бумажки? Скорее всего, нет.
«Они называют это «утилизацией», и чёрт подери, это правда!»
- Покажи мне ещё что-нибудь. – Минхо тянется рукой к визуалке, но Джисон шустро прячет ее в карман.
- Я подал заявку в Корпорацию на помощника оператора. Выбери меня своим напарником, напиши рекомендацию в Штаб. Тогда я буду показывать всё, что тебе захочется и когда захочется. Идет?
- Услуга за услугу? – Минхо смотрит на него в упор. Он не такой, как все, и это подкупает. Его запрещенное любопытство не взялось из неоткуда. – Я сделаю, как ты просишь.
«Наша наука с жадным остервенением растит на фермах искусственных людей, полностью подчиненных и преданных…»
Джисон заранее знает его ответ, но то, с какой почти пёсьей покорностью Минхо соглашается, пугает не на шутку.