Манггу, Национальный Институт Психического Здоровья Аммск

Часть заложников загнали в цоколь, а часть собрали в у ресепшена, чтобы многочисленные камеры СМИ, что следят снаружи, видели каждого убитого. Феликс прикинул в уме: их всех вместе точно больше трёхсот. Возможно, был бы шанс освободиться, ведь захватчиков не больше пятидесяти, однако… много ли среди заложников тех, кто в состоянии отбиваться, а не пускать слюни? Есть ли хоть один, кто умеет пользоваться огнестрельным оружием? 

«Есть я. Но меня недостаточно». 

Из врачей рядом с ним только Ким Сынмин. Его специально поставили перед СМИ, и специально упрятали всех его коллег подальше, чтобы воду не мутили. Поначалу, когда всё только-только началось, доктор Ким сопротивлялся ощутимо, и Феликс осмелился понадеяться, что есть маленький, но шанс, что кого-то отпустят. Однако, когда первая показательная пуля пришлась в лоб безобидному садовнику в первом ряду, надежды развеялись пылью, а Ким Сынмин тут же притих. 

Двух женщин с коротко стриженными волосами зовут Юн и Ян; они нарочно направляли стволы автоматов кому-нибудь в спину или грудь, когда начались переговоры, и внутрь пропустили людей с той стороны. Главарь «Желтых Хризантем» Но Сухи озвучивал свои условия где-то на втором этаже. За невыполнение – один мертвец каждые четыре часа… Когда время подошло, Ян действительно пристрелила еще одного человека.

Теперь рядом с входными стеклянными дверями лежат уже два тела с дырой во лбу, а минуты неумолимо идут, приближая конец для кого-то следующего. Люди трясутся и плачут, кто-то еле шепчет молитвы, кто-то до сих пор не понимает, что происходит… 

Феликс всё еще помнит, как в училище он и его одногруппники отрабатывали ситуации с заложниками. Но то – теория, постанова. Ничего общего с тем, что происходит сейчас. 

«Интересно, почувствует ли Крис, что я умер?».

Из коридора, спустившись со второго этажа, выходит мужчина: как и все захватчики, в обмундировании и лентой на предплечье; с накинутым на голову капюшоном и оружием в руках; на лице маска, что скрывает уродливые шрамы, тянущиеся до висков. 

- Лидер сказал привести кого-то мелкого. – Голос скрипучий и противный, словно повреждены голосовые связки. – Есть тут дети или подростки?

Юн и Ян внимательно смотрят в лица. Ян уже тянется вынуть какую-то испуганную девчушку в голубом платье, но тут уродливый незнакомец говорит:

- Нет. Вот он подойдет. – Его палец тычет Феликсу в грудь.

- Уверен? – Юн хмурится. – Убийство женщин вызывает больше резонанса. Это же для прямого включения, правильно понимаю?

- Правильно. Но пацан моложе, его тащи.

Сынмин цепляется за руку Феликса мёртвой хваткой.

- В вас есть хоть капля человечности? – Он прижимает к груди крепко-крепко, как собственного ребёнка. – Ему нет еще шестнадцати! Он ни в чем не виноват!

Мужчина в маске молча бьет Сынмина в живот и хватает Феликса грубо за шкирку, точно щенка. Он то и дело тычет в него автоматом, когда они идут по коридору. Но как только холл оказывается позади, а перед ними – лестница на второй этаж, Феликса в спешке уволакивают под эту лестницу. 

Единственная догадка в голове: «Он хочет меня изнасиловать», так что сопротивляться выходит с особенным отчаянием. Отвратительная ладонь сжимает рот, руки позади в крепком захвате. Мужчина в маске открывает дверцу подсобки пинком, и Феликс падает на пыльный пол, готовый в ту же секунду вскочить и сломать насильнику нос. И тут он видит: среди коробок и ящиков лежит кто-то раздетый до майки и трусов; затылок пробит, а лицо с шрамами залито кровью. 

- Прости, это было грубо. – До боли знакомый голос звучит из-под маски. – Сейчас мы сбежим отсюда, поэтому слушай меня внимательно.

Мужчина снимает маску, и вместе с ней исчезают ненастоящие шрамы, и цвет лица становится на тон светлее.

- Ты! – Феликс рад до беспамятства, он так долго ждал этой встречи. 

Кристофер улыбается уголками губ, обнимает крепко, но быстро. Совершенно неважно, каким образом он смог пробраться внутрь, главное – что смог.

- У нас мало времени. Зарядка у маскировки, - показывает на маску, - скоро сядет. Нам нужно…

- Постой. Дай я посмотрю на тебя хотя бы минуту, - Феликс берет его лицо в ладони, молодое и гладкое. Вроде бы такой знакомый, но время в разлуке оставило тяжесть в глазах брата. – Я забыл, сколько прошло лет.

- Это подождет. – Крис с нажимом освобождается. Кивает на мертвое тело на полу. – Его скоро найдут, но мы уйдем раньше. У меня есть план. Просто доверься мне, хорошо?

- Ты действительно со мной? – руки с силой цепляются за воротник чужой одежды.

Крис вместо ответа нежно теребит его по щеке.

- Теперь запоминай, что мы сделаем…

Крис, вновь замаскировавшись, подгоняет Феликса автоматом по коридору второго этажа. В охранном пункте, где сейчас бдят люди Но Сухи, на экранах видеонаблюдения видно, как большой мужчина и хлипкий мальчишка заходят в кабинет директора Института, туда, где разместился главарь «Желтых Хризантем». 

Внутри пусто. На коричневом лакированном столе стоит пепельница со свежими окурками. Крис брезгливо ее отодвигает, когда начинает рыться среди бумаг. Феликс стоит по другую сторону от двери, чтобы его не было видно, если кто-нибудь зайдет. На этот случай брат вручил ему клинок.

- Что мы ищем? – Феликс спрашивает шёпотом.

Но Крис не отвечает. Он максимально сосредоточен на своей задаче, и это самую малость обижает. Ситуация не позволяет им насладиться долгожданной встречей как следует, но что мешает хотя бы улыбнуться вместо ответа на вопрос? В свои восемнадцать Крис не скупился на улыбки и объятия, а сейчас… перед Феликсом уже не тот брат, которого он знал. Время сделало свое дело. 

- Слушай. – Крис снимает капюшон с маской и замирает.

Феликс слушает, как тот велит. По ту сторону двери звучат шаги. Братья кивают друг другу, и Крис прячется за стол. Нож крепко сжат в руке Феликса блестит от потолочных ламп. 

В кабинете оказывается молодой парень – больше двадцати пяти ему не дать – с темно-каштановыми волосами и таким лицом, посмотрев на которое, становится ясно, что мужчина смешанных кровей. Он невысок, так что Феликсу удобно приставить лезвие к его шее. Крис выходит из укрытия и коротко спрашивает:

- Где?

- Отсоси. – Ответ смешливый, похоже, этого человека не пугает ни лезвие, ни автомат.

- Сохи-я, порадуй Небеса – сделай хоть одно доброе дело перед тем, как сдохнешь. Никто не уйдет отсюда живым.

- Мы знаем об этом, поэтому и пришли. Пятьсот с лишним жизней – ничто, тебе ли не знать?

Крис снова повторяет, и его голос сквозит сдерживаемой злобой:

- Где?

Но Сохи откидывает голову назад от хохота. Феликс чувствует от его кожи странный химический запах.

- Чани-хён, вот ты вроде Бессмертный, а такой тупой. Что и следует ожидать от правительственной дворняги.

Крис молча кивает Феликсу. Тот упирает нож сильнее, до пореза. Кровь медленно стекает под воротник.

- Как страшно. – Сохи совсем не впечатлен. Крис обшаривает его карманы. – Кто этот чудный птенчик, хён? На нем больничная одежда. Ты позвал на помощь сумасшедшего?

- Сумасшедшего? – теперь очередь Криса улыбаться. – Этот мальчик не захватывал Аммск, не убивал невиновных, не выдвигал глупые требования ради внимания СМИ. Посмотри на себя, кем ты стал?

- Очевидно, национальным преступником. Когда-то меня называли жалким бунтовщиком. Поднялся по карьерной лестнице, так сказать. Не знаю, нормально ли спрашивать подобное у того, кто пережил моих деда и бабку, но кем стал ты сам?

- Что это? – Крис вынимает из кармана штанов небольшой металлический шарик с красным светодиодом.

Сохи игнорирует его:

- Я когда-то на тебя ровнялся. – Пауза. – Мы спасли друг друга в той передряге. Забыл?

Крис смотрит на него коротко, затем обращается к Феликсу:

- У него ничего нет.

В момент, когда Феликс уже готов полоснуть клинком по горлу, Сохи злобно выкрикивает:

- ТВОЯ МАМАША БЫЛА ПРАВА, КОГДА ХОТЕЛА ТЕБЯ ТРАВАНУТЬ! ЧТО ТЫ, ЧТО ТВОЙ БРАТЕЦ-СОСУНОК ЗАСЛУЖИВАЕТЕ СОБАЧЬЕЙ СМЕРТИ!

Кулак Криса прилетает ровно в носовую перегородку и ломает ее. Сохи падает на пол, откашливаясь от крови. Тяжелый армейский ботинок бьёт в живот без остановки. Феликс смотрит, как безжалостно работает его старший брат, и не чувствует отвращения. Странный химический запах становится сильнее. 

Крис останавливается на мгновение, чтобы перевести дыхание, и тут случается непредвиденное. Его кулак, в котором был зажат таинственный шарик со светодиодом, взрывается. Рука, блестящая от крови, дымится, кожа весит ошметками, сквозь развороченные мышцы видны сухожилия. Безумный хохот Но Сохи мешается с горловым бульканьем. В районе его живота расползается влажное пятно на тон темнее одежды. Специфический запах уже такой сильный, что слезятся глаза.

Крис хватает Феликса здоровой рукой, чтобы вместе выбежать и кабинета. Они добираются до лестницы на первый этаж, когда слышится резкий грохот. 

Под мощным взрывом Институт Аммск складывается, как карточный домик.

Система Хулама, Квартал Семи Лун

Здесь как нигде людно, и улицы светятся разноцветным неоном так ярко и часто, что ночь не отличить от дня. Манггутцы называют это место социальной клоакой; преступность тут обычное дело, и ни один крат не суётся в эти переулки; цветут буйным цветом наркобизнес, проституция, подпольные казино, а на черном рынке найдется всё, начиная от человеческих органов, заканчивая топливом для космических кораблей. 

Квартал Семи Лун – район такой огромный, что его ошибочно считают городом внутри города. Это – оплот всего запрещенного, раковая опухоль на идеальном теле Содружества, а еще то место, где растет оппозиция. Не первый Каан громко обещает по новостям покончить с беззаконием и превратить Квартал во второй Манггу, но Семь Лун упрямо светят каждую ночь, а Квартал упрямо никуда не девается. 

Джисон держит Минхо выше локтя, чтобы не потеряться в толпе. Симпатичные юноши и девушки с ярко накрашенными глазами зазывают прохожих в караоке-бар. Из открытых забегаловок вкусно пахнет жаренным мясом. На огромных билбордах то стареет, то молодеет лицо женщины, - то реклама хром-препарата. Джисон сверяется с картой – они идут верно. Дальше, около окошка «ЛИЦЕПРАВ 24/7» будет поворот в нужный проулок. 

Минхо не переставая смотрит по сторонам. Ему любопытно всё, даже то, как какой-то пьяница мочится в горшок с цветком. Инъекции в его крови чуть меньше, чем нужно; микроконтроллер, вживленный ниже загривка, не реагирует на это маленькое несоответствие. Совсем скоро Джисон избавится от этой штуки, порвет «цифровой поводок» Корпорации, и Минхо перестанет быть чьей-то собственностью. Ради этого они приехали в Квартал Семи Лун.

На них светит бело голубая вывеска: «НЕТИПИЧНАЯ ХИРУРГИЯ». Нужный им человек работает здесь. Внутри чисто и пахнет лекарствами; их встречает мальчик-подросток и спрашивает, на какое время они записаны.

- Мы не записаны. – Джисон немного сбит с толку. – У вас только заранее? Вне очереди нельзя? Нам срочно.

- Можно, но тогда стоимость на десять процентов выше. Оплатить лучше наличными. 

Мальчик озвучивает сумму, не настолько большую, как думалось, затем Джисон даёт Минхо бумажник.

- Вперёд. Достань, сколько нужно. 

Минхо едва заметно улыбается, прежде чем начать отсчитывать купюры. Мальчик-подросток с любопытством наблюдает за ним. Он скорее подумает, что перед ним слабоумный, чем настоящий симбионт. Никто не заподозрит Минхо – на внешность вполне обычный человек – пока тот не заговорит. 

Их садят на диванчики в приёмной. На круглом столике рядом лежат разные журналы и брошюры. Джисон без интереса читает статью о преимуществах механизации при потерянных конечностях: «БЫТЬ КИБОРГОМ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ИНВАЛИДОМ». Минхо о чем-то долго думает, даже не притрагивается к журналам, хотя очень любит цветные картинки. Джисон поворачивается к нему, и тот говорит:

- Вот это, - показывает на глянцевую обложку, - стоит полтора ляна, да? – Джисон кивает. – А услуга хирурга восемьсот пятьдесят лян… Значит, получается, во мне три с лишним миллиона таких журналов и где-то пять тысяч четыреста услуг хирурга?

Он ещё не до конца усвоил концепцию денег, и чтобы не запутаться, измеряет что-либо не в валюте, а в эквивалентных товарах и услугах. Так, если бы сейчас был не капитализм, а простой обмен.

- Нет. – Джисон уверенно берет его за исполосованное шрамами запястье. – В тебе нет никаких журналов и прочей лабуды… разве что яичница с беконом и кофе. Жизнь человека не приравнивается к набору цифр, она бесценна. Запомни. 

- Я человек? Как ты?

- Как я. 

Минхо кивает. Посторонний наблюдатель увидел бы на его лице мрачную печаль, сравнимую с депрессией, но Джисон знает, как часто Минхо путается в эмоциях, и эта печаль вполне возможно прячет радость. Симбионты подавляют эмоции всю жизнь, а те, кто по каким-то причинам перестают это делать, в конце концов сходят с ума от чувств, которым не могут дать названия. Таких симбионтов обычно реабилитируют повышенной дозой инъекции, а если не получается – утилизируют. Совершенно ясно, что никто из них не проходит социализацию, так что Джисон – единственный, с кем Минхо может разговаривать не зажато. 

Спустя некоторое время к ним приходит немолодой уже врач с седыми прядями у висков. Сам невысокий, но довольно широкий за счёт сильного телосложения. Лицо с большим носом и скошенным подбородком. Джисон, не дожидаясь приветствия, спрашивает сразу:

- Вы – Со Чанбин?

Тот садится по другую сторону от столика.

- Собственной персоной. А кто из вас двоих, - он смотрит в свой планшет, - Ли Минхо?

Минхо неуверенно называет свое имя. 

- Вы доплатили за срочность. Что у вас?

- Сначала я хочу быть уверенным, - Джисон смотрит доктору Со прямо в глаза, - что о нашем визите никто не узнает. Должен предупредить: то, что вам нужно сделать, не совсем законно. Черт. Точнее, вообще незаконно.  

Со Чанбин по-доброму улыбается. Его щеки немного приподнимаются вверх, делая его внешность заметно приятнее.

- Сразу видно – не местные. Не в обиду вам. Каждый второй, кто приходит ко мне, - с незаконной просьбой. В этом районе, в общем-то чего-то легального днём с огнём не сыщешь. А конфиденциальность – вещь принципиальная. Если каждая помойная крыса будет знать мою клиентуру в лицо, клинику можно будет закрывать. Ну, так какое у вас дело?

Операция заканчивается спустя полтора часа. За это время Джисон знакомится с мальчиком-подростком поближе – того зовут Минги – даже успевает сыграть с ним партейку в покер, пока никто не видит. Когда Со Чанбин выходит из операционной, он зовет Джисона к себе в кабинет на разговор.

- Если честно, симбионты у меня бывают очень редко. – Доктор Со открывает окно, впуская прохладный ночной воздух, и достает сигареты. – Куришь? Думаю, можно на «ты».

Джисон принимает сигарету и прикуривает от зажигалки. Общий дым уносит наружу. 

- А где…

- Отходит от наркоза. Долго ждать не придется, скоро заберёшь своё сокровище. Юноша, ты понимаешь, на что подписался?

- Хан Джисон.

- Итак, Хан Джисон, «мы несем ответственность за тех, кого приручили», слышал, наверно. Или ты из этих… спецов по живому товару?

- Я осторожен с малознакомыми людьми. Ты оказал мне услугу, а я за эту услугу заплатил, всё. – Чтобы не казаться совсем уж резким Джисон добавляет миролюбиво: - А где-то слышал твою фамилию. Или что-то читал… не помню. Ты известен?

- Раз ты целенаправленно шел именно ко мне, значит я известен, - Чанбин улыбается своей хорошей улыбкой. – Скорее всего, ты имеешь в виду моего деда. Он в свое время был первоклассным нейрохирургом, мог поднять на ноги даже безнадежных колясочников. Мой опыт по сравнению с его – пыль. Но я не хватаю звезд с неба, знаешь. Полжизни прослужил полевым врачом, теперь возраст такой… тишины хочется. С женой клинику открыли, вот… Минги-я уже в старшей школе. – Чанбин задумчиво глядит на небо усталыми глазами. Потом поворачивается к Джисону и показывает на его руку: - Интересный браслет. Заметил, ещё когда в приёмке сидели. Гляну?

Он садится за стол и рассматривает гравировку под лампой. С тихим «щёлк» позолоченный жетон открывается. Мальчик с веснушками смотрит на них спокойным взглядом.

- Так и знал, что не ошибся. – Чанбин теребит браслет в руке и отдавать не спешит. Едва заметная тень горя падает на его прежде приятное лицо. – Как это к тебе попало?

Джисон мог бы соврать, что купил эту безделушку в каком-нибудь затрёпанном магазине антиквариата, но Доктор Со выглядит так, словно услышал о смерти дорогого друга, поэтому правда выходит изо рта сама собой. Джисону слегка стыдно, что он совсем забыл вернуть вещь владельцу, когда уезжал из Академии. А потом как-то не до этого стало: стажировка в Корпорации, первая в жизни работа, Минхо…

Чанбин перебивает еще в начале рассказа:

- Бан Чан? Преподавал? У тебя? Вот, прямо взаправду стоял у кафедры и читал лекции, как какой-то напыщенный учёный? – Джисон живо кивает. Чанбин коротко смеется и откидывается на стуле, раскачиваясь. – Погляди-ка, старый черт, уже на ладан дышит, а всё выпендривается. Не иначе как судьба нас с тобой столкнула… 

- Он читал нам курс про Утробные Корабли. Лояльный препод: сразу сказал, что цепляться к нам не будет, потому что мы недостаточно умные и потому что он сам на Гиссе в первый раз.

Чанбин замирает на месте. Его голос полон подозрительности:

- Ты учился в Гиссе? Он так и сказал «в первый раз»? – Джисон отвечает: «Так и сказал». – Может, он забыл то место, где мы воевали плечом к плечу. Сорок лет прошло. – Он задумывается на мгновение. – Скажи, может быть, ты знаешь о Бан Чане что-то, что знать не должен?

- Профессор Бан… - Джисон чувствует, как капелька пота стекает по виску. Он старается подобрать слова так, чтобы звучать неоднозначно: - очень мудрый человек, будто бы живет не первый век.

- Так кажется только тебе?

- Нет. – Вспомнить, сколько парней было в 3-м взводе выходит не сразу. – По меньшей мере тринадцать человек разделяют моё мнение.

Со Чанбин мрачнеет.    

- Ясно. Я заберу жетон. Нужно вернуть его хозяину.

Когда он встает со своего места, Джисон не сдерживается и спрашивает:

- А кто хозяин? Тот мальчик на фотографии – близкий друг Профессора Бана?

Доктор Со дарит ему вымученную улыбку, по-отцовски хлопает по плечу.

- Над нами есть небольшая гостиница. Администратор – мой старый знакомый, я договорюсь, чтобы тебе и твоему… напарнику позволили переночевать за полцены. Спасибо, что поговорил со мной о Чан-и, Хан Джисон. Дам тебе совет напоследок: поскорее найди твердую почву под ногами, потому что, повторюсь, мы в ответе за тех, кого приручили. 

Джисон думает об этих словах, моясь в душе. Со Чанбин прав: у Минхо нет нужных документов, чтобы устроиться на работу, нет нужного образования и нет никаких умений. Он беспомощен, пусть и в взрослом теле, Джисон сам выбрал его опекать. Когда они вдвоем сбежали из Корпорации, пришлось обналичить все счета, и сейчас денег едва хватит на месяц. Завтра утром нужно походить по улицам в поисках работы. Если им вдвоем суждено остаться в Квартале Семи Лун, значит так тому и быть. Жить среди преступников лучше, чем гнить в колониях. 

Минхо сидит на полу, опираясь спиной о кровать. У него в руках шприц и ампула с инъекцией. Они вдвоем договорились уменьшать дозу постепенно, чтобы организм привык. Микроконтроллер, что считывал количество препарата в крови, вынут и уничтожен. Доктор Со сделал свою работу идеально: не осталось ни шрама, ни покраснения. 

- Давай лучше я. – Джисон опускается рядом. – Ты еще вялый.

На самом деле, Минхо уже давно отошел от наркоза и сможет сделать процедуру сам, но Джисон каждый раз ловит себя на мысли, что хочет заботиться о нем, хочет научить его любви и доверию. Эти чувства разрывают его изнутри и ищут выход.

Они тепло обнимаются, сидя в квадрате уличного света. Минхо цепляется крепко, словно детеныш коалы, и Джисон гладит его по волосам. За дверью их маленького номера кто-то шаркает ногами; ночь звучит приглушенной попсой и свободой. 

- Мне не страшно. – Минхо повторяет слова, сказанные несколько месяцев назад в Академии.

«Мне не страшно» - так говорила та девушка с белыми волосами, которая не уходит из мыслей до сих пор.

Ее Корабль упал на поле и уничтожил весь урожай. Стоял едкий черный дым; от него выли собаки и мычали коровы. Мать запретила Джисону подходить близко, но тот уловчился перелезть через забор, когда отец отправился к месту крушения. Девушка опиралась на широкое мужское плечо и ковыляла кое-как; ее бок сочился от крови. 

Ее, ломкую и плачущую, уложили на родительскую кровать. Простыни сразу напитались красным. Форма черная с серебряными полосами была местами обожжена до плоти. Нетрудно понять – жить симбионту осталось недолго. Но отец проникся к ней искренним сочувствием: он не вспоминал ни о деньгах, которые девушка всучила ему за испорченное имущество, ни о самом имуществе. Деньги мать спрятала и злым шепотом сказала, что этих грошей едва хватит на мешок муки. Ей не нравилось, что хозяйство встало, что муж целыми днями выхаживает «жалкого клона», что сын тоже отбился от рук и то и дело бегает по поручениям отца. 

Джисон в том возрасте не знал о симбиотах, но взрослые – знали хорошо. Вся деревня тихо осуждала отца, но тот упрямо расходовал медикаменты на того, кто без пяти минут мертвец. Однажды Джисон остался в комнате один, и девушка позвала его поближе. Они назвали друг другу свои имена; жаль, что сейчас её имя уже забылось. 

«Сколько мне лет, Хан Джисон?» - она коснулась его руки своей, холодной и слабой.

«Восемнадцать, Госпожа?».

«Двадцать девять. Но мне не страшно».

«Правильно! Вам нечего бояться. Папа сказал, что вы обязательно поправитесь, потом отремонтируете свой корабль и улетите к звездам. Скажите, а звезды такие голубые, потому что холодные или потому что горячие? Я так сильно поспорил с кузеном из-за этого, что мы подрались, представляете?».

«Я хочу… - Она запнулась, не уверенная, можно ли такое говорить. – Тебя обнять».

Джисон сразу умолк. Белые волосы девушки выбились из тугого хвоста, и теперь можно было увидеть, что всё это – не краска, а седина. Джисон почувствовал своим крохотным сердцем всеобъемлющую жалость и тихонько лег рядом. Он не знал, кто она такая, почему мама и соседи ее ненавидят, почему ее корабль упал… но был уверен, что она хорошая и не заслужила смерти. Бледные руки прижали теснее. Резко запахло загноившейся раной.

Когда мать увидела эту картину, она выволокла Джисона за шкирку и так сильно ударила по щекам, что зазвенело в ушах. Спустя какое-то время в деревню прибыли люди, одетые в белые одежды – цвета Дворца Нравственности. Они поблагодарили отца за содействие Содружеству и торжественно вручили благодарственное письмо с подписью Каана. Затем девушку унесли на носилках, а ее корабль отбуксировали на космическую станцию. 

Джисон хорошо помнит: после отбытия высоких гостей к дому пришли все мужчины деревни и потребовали отца к себе. Мать не позволила смотреть, как его линчуют; она заперла Джисона в амбаре, а сама, не переставая, плакала. Когда самосуд закончился, тело отца узнавалось с трудом.

Ферму пришлось продать, потому что такое большое хозяйство одинокая женщина и малолетний сын не смогли бы потянуть. Часть денег ушло на образование Джисона, и это по итогу оправдалось: в шестнадцать его, единственного среди одноклассников, приняли в Военную Академию на Гиссе. «Не лезь никуда! Не помогай себе в убыток! Живи как все, даже если тебе это не по нраву. Иначе закончишь как твой папаша!» - так она сказала, провожая его в путь. 

Минхо с любопытством трогает его щеку своими недлинными белыми пальцами. Он изучает каждую неровность, запоминает ощущения, выводит неровные линии от виска до носа, словно Джисон его альбомный лист. Когда они вот так сидят напротив друг друга в тишине и спокойствии, угрызения совести, что наказ матери с такой легкостью был проигнорирован, - совсем не беспокоят.  

- Теперь мы одни у друг друга. – Джисон невесомо целует шрамы на чужой руке.

Минхо моргает несколько раз. Кончики его ушей краснеют, от волнения глаза становятся вязко-маслянистыми, а рот невольно приоткрывается, горячий и трепетный. Джисон медленно опрокидывает Минхо на пол спиной и наклоняется к его губам.

Космическое Пограничное Пространство

Они в пути уже не первый час, но Хенджин проверяет всё еще раз: поддельные паспорта – во внутреннем кармане, финансы семьи Хван – на резервных счетах, вне Содружества, деньги на первое время – в бумажнике, лекарства для жены – здесь же, в сумке. Если они всё же что-то забыли, то возвращаться уже поздно. Их шаттл сейчас пересечет границу Содружества. 

Шихен сидит у круглого окошка, читает книжку и временами смотрит наружу, где звезды растягиваются белыми и красными стрелами. Рядом с ней костыль; Хенджин время от времени касается ее икр, чтобы помассировать мышцы. Совсем скоро они прибудут в другой мир, где начнут всё сначала. Там Шихён обязательно восстановится, там Хенджин найдет того, кто вылечит последствие операции – невозможность зачать ребенка. Всё обязательно будет хорошо. Он обещал, значит это выполнит.

В одной с ними каюте соседствует женщина средних лет с двумя детьми – мальчиком и девочкой; Шихен временами бросает на них тоскливый с примесью симпатии взгляд. Женщина – её зовут Яо – не мать, опекун. Дети – из сиротского приюта и сейчас направляются в приёмную семью. Что-то странное Хенджин видит в их лицах, почти мертвецкую отрешенность, не характерную для их возраста. Все сироты такие пугающе равнодушные? Яо говорит, что они просто стесняются чужих. Может быть, она врет, и мальчик с девочкой на самом деле обколоты чем-то. В конце концов, все кто покидают Содружество, имеют свои тайные причины.

И, словно подтверждая подозрения Хенджина, Яо вытаскивает ампулу и разводит содержимое в стаканчике с соком.

- Иммунитет слабый, медленно адаптируются к новой среде. – Она улыбается, но фальшиво. Дети пьют с ее рук по несколько глотков и снова превращаются в очеловеченную утварь. – Вы выглядите очень воодушевленными, словно только что поженились. Я не ошиблась?

- Не ошиблись. – Шихён врёт и бровью не ведёт. – Поженились несколько дней назад. Решили в честь этого немного попутешествовать, знаете. Пока семейная жизнь не поглотила нас с головой. 

- Поздравляю. Я давно с мужем разошлась, но помню, как хорошо нам было в первые дни после женитьбы. – Она умолкает на некоторое время, чтобы после продолжить напряженным шепотом: - Непростые времена сейчас. Страшно жить. Колонии бунтуют. Ни в одном Гетто нет спокойствия. Может статься, наш шаттл последний, отпущенный за границу…

- Может. – Хенджин обрывает её угодливой улыбкой.

Эта дамочка ему не нравится и то, о чем она говорит – не нравится тоже. Это могут быть обычные россказни испуганной работницы детского дома, а может быть крючок, на который его с женой поймают после неосторожного слова. Если их шаттл действительно последний, значит обратный путь в Манггу закроют, и образцового гражданина должно волновать это в первую очередь.

- Надеюсь, всё уляжется. – Шихен вовремя приходит на помощь. – Не хотелось бы задерживаться по ту сторону дольше, чем нужно. Я думаю, наш справедливый Каан вскоре поставит бунтовщиков и гайдзин на место.

- Верно-верно. Я бы сама ни за что не отправилась за границу. – Тут она нежно гладит детей по волосам. – Но ничего не поделаешь – работа. Я уверена, вы знаете то ощущение, когда готов пожертвовать всем ради мечты… то есть дела… дела всей своей жизни.

Оставшийся путь они преодолевают молча. Робот-проводник приносит всем ланч и предупреждает, что шаттл вошел в пограничный порт и вскоре пройдет досмотр багажа всех пассажиров. Хенджин знает, что ему и Шихен бояться нечего – этот побег он устроил так, что ни одна гончая из Корпорации не выйдет на их след, но в груди всё же холодеет от паники. Шихен с озорством щипает его в бок и этим немного успокаивает. 

Он смотрит в круглое окошко, как шаттл стыкуется со станцией. Вокруг порта целый рой Утробных Кораблей, круглых, черных, как космос. Граница Содружества под постоянным наблюдением элитных войск – симбионтов. 

«Таких только бесконечно жалеть и остаётся» - думает Хенджин. Когда знаешь весь их жизненный цикл – откуда берутся и куда исчезают после смерти – невольно сжимается сердце. Хенджин не страдал сентиментальностью ровно до того момента, пока не нашёл секретные записи деда. 

Он смотрит на алмазную крошку звезд и вспоминает Феликса, погибшего в Аммске. Тихие слезы медленно текут по щекам. Мальчик, что ел звезды, - его самое яркое воспоминание, что не забудется до самой старости.