Суть едина и образ един у него.
Больше тысячи свойств и личин у него.
Год 2016
Принтер с резким жужжанием зажевывает бумагу. Хенджин устало сдувает со лба волосы и выкидывает испорченную распечатку. Чанбин сидит в кресле, закинув ноги на тумбочку. Его ботинки вот-вот заденут кожаную сумку напарника.
На столе лежит уже довольно пухлая папка с делом Хан Джисона. Приятели Чанбина, что опрашивали учителей и учеников, составили подробный список всех неоднозначных взаимодействий покойного в школьной среде. Необходимо подвести предварительные итоги для начальника, чем Чанбин скрупулезно сейчас занимается. На эти итоги Джэён будет опираться на пресс-конференции.
В череде множества странностей дела Чанбина беспокоит ещё кое-что. Подтвердить или опровергнуть слова Ынджи о фотографиях неизвестного мужчины невозможно, ведь телефона при убитом не нашлось.
Не исключено, что Ынджи водит их за нос. Она так его любила, но при этом не знала, зачем Джисон обращался в архив, не знала, что на работе её жених частенько получал выговор от директора за нетрадиционные методы обучения.
Чтобы организовать кружок скаутов, Джисон методично изо дня в день проедал руководству плешь. В школе, где деньги тратят не на комфорт учеников, а на благополучие учителей, ценности Джисона никто не разделял. Несмотря на это, его коллеги все как один сходились во мнении, что умерший мастерски ладил с детьми любых возрастов, даже отпетые хулиганы под его руководством становились шелковыми.
“Он по-настоящему любил своё дело, - поделилась учительница истории, - Частенько помогал ребятам и в неучебное время тоже. Мальчишки его уважали, общались с ним, как со своим приятелем, а девочки… сами понимаете, молодой учитель, собой недурен, харизматичный. На День Святого Валентина его стол в учительской всегда был завален шоколадом”.
Чанбин задумчиво берет со стола пластиковый файлик с ксерокопиями блокнота Джисона. Блокнот почистили от глины и отделили каждый разворот. Куча чек-листов, различных списков и невнятных каракуль. Ближе к последним страницам значится любопытная запись:
“Городской архив:
Свидет о смер
Свидет о рожд
Выписка домовая книга
Нотариус Ким: +82 XX XXXX YYYY насчёт зв”.
При наборе номера слышатся короткие гудки, затем приятный женский голос произносит:
- Здравствуйте, нотариальное бюро “Стандарт Сервис”. Чем могу помочь?
- Добрый день. Говорит старший офицер Со Чанбин. Можно Господина Кима к телефону?
- У Ким Сонхёна сейчас клиент, но я передам, что ему звонили из полиции.
- Будьте добры, запишите этот номер. Когда Господин Ким освободится, известите меня сообщением. Вопрос срочный и касается его работы. Какой у бюро адрес?
- Тэбэк, Ганвон-до 6. Главный вход с торца. Передать что-нибудь ещё?
- Да. В интересах Ким Сонхёна сотрудничать с полицией, будет лучше, если он сам явится в участок сегодня-завтра.
- Я вас поняла. Всего доброго.
Женщина отключается, не дождавшись ответного “до свидания” от Чанбина. Похоже его суровый тон навел на нее страха. Нотариус Ким уж точно знает, для чего Джисону понадобился тот список в блокноте.
- Охренеть, - Хенджин наконец победил в битве с принтером и теперь жадно вчитывается в содержание документа, - Думаешь, Ынджи могла о таком не знать?
Чанбин поднимается с кресла. У напарника в руках история банковских транзакций Джисона, полученная не совсем законным путём. Папуля Хенджина подсобил.
Среди множества денежных операций малой важности (оплата счетов, аренды, различных покупок, перевод заработной платы), есть получение двух сумм: с четырьмя нулями каждая. Переводы осуществлены два года назад и обложены китайской комиссией.
- Некоторое время деньги числились на счёте, - Хенджин тычет пальцев в нужную строчку с цифрами, - Затем был открыт вклад. Ынджи говорила, что на свадьбу Джисон копил, значит это правда, потому что вклад не тронут. Вполне хватило бы на покупку благоустроенной квартиры, но он продолжал ютиться в общежитии. Откуда у него столько неиспользованных денег? Почему Ынджи ничего не знала?
- Вполне возможно, это его семья, - Чанбин не понимает, отчего Хенджин так удивляется большим суммам, будто папаша Хван не гребёт деньги лопатой. - Может быть, его родители не такие равнодушные и, прежде чем отправить сына в свободное плавание, подкинули ему парочку миллионов.
- Ага, на карманные расходы. Стоит проверить, светилось ли предприятие Ханов в каких-нибудь тёмных делишках.
- Тогда разделимся, - Чанбин садится обратно в кресло и закидывает ноги на тумбу, - Я закончу с отчетом и подумаю, что можно сделать вот с этим, - он кивает на ксерокопии блокнота, - А ты наводи справки.
- Хватит пачкать, - Хенджин с силой опрокидывает ноги Чанбина обратно на пол и забирает свою сумку с тумбы. - Ты что ли в пещере родился?
Чанбин настолько погружается в работу, что забывает кинуть колкость в ответ. Когда Хёнджин уходит из кабинета с лицом победителя, в голову Чанбина резко приходит мысль, что сотрудничать с изнеженным столичником не так ужасно, как казалось поначалу. Хван верткий и зубастый, будто гадюка, но мозги работают как надо.
***
Пресс-конференция начинается ближе к четырём. Журналисты и операторы теснятся в актовом зале Администрации, как кильки в банке. Есть тут и городские жители, что хотят услышать важное из первых уст, а не по телевизору или радио.
У трибуны на фоне эмблемы полицейского агентства и флага Республики Корея стоит Чо Джэён и общается с прессой с удивительным бесстрашием. Для него подобная процедура проходит не впервые. Чанбин, что соседствует по левую сторону от трибуны, вспоминает далёкое прошлое, когда после смерти Хан Чонмана Джэён с такой же бесстрастностью отвечал на вопросы местных щелкопёров. Только тогда, двадцать лет назад, с ним плечом к плечу стоял отец Чанбина.
Хенджин глядит в зал во все глаза. Он по правую сторону от начальника, впитывает происходящее, словно губка. Его цепкий взгляд и напряженная поза выдают в нем некоторую неопытность. Похоже, на подобном сборище он впервые. Чанбин не может сдержать самодовольной ухмылки.
Вопросы журналистов, точно автоматная очередь, бесконечные и опасные. Изобилуют завуалированными обвинениями и провокациями. И городские жители не остаются в стороне, в открытую злятся и проклинают. Нескольких особо буйных мужчин охранники оперативно выводят за дверь. В момент, когда накал страстей превращает конференцию в невозможный балаган, мэр города громко просит всех успокоиться, иначе мероприятие сейчас же закончится.
- Скажите пожалуйста, - один из городских встаёт, привлекая к себе внимание, - какими чертами может обладать убийца? Мы все здесь боимся, и хорошо бы обезопасить себя. Есть ли подозреваемый?
Этот мужчина симпатичный и хорошо сложен. Когда он говорит, видно, какие у него ровные зубы. Чанбин невольно задумывается, что с таким нежным лицом стать медийной личностью не составит труда.
“Красивый очень, будто актёр или певец” - слова Ынджи резко вклиниваются в размышления. Чанбин промаргивается и теперь смотрит на незнакомца свежим взглядом.
Кажется, тот одного возраста с Джисоном или чуть старше. Знакомы ли они? Может, именно его фотографировал убитый? Но с другой стороны, красивых мужчин в городе уж точно больше одного. Интуиция Чанбина подсказывает, что к незнакомцу стоит присмотреться внимательнее.
- Из всех имеющихся у нас сведений психологический профиль убийцы всё ещё не однозначен, - когда Джэён отвечает, серебряная коронка в его рту поблескивает от ламп, - но уже сейчас можно выделить некоторые черты: это хладнокровие, жестокость и обсессивность. Убийца не местный, живёт здесь недавно. Обладает хорошей физической силой и отлично владеет холодным оружием. Есть мнение, что он либо психически травмированный гражданский, либо бывший солдат. Все версии сейчас тщательно проверяются. Просим вас быть начеку, о любых подозрительных личностях сообщать в участок, позвольте полиции выполнять свою работу.
Мужчина, задавший начальнику вопрос, удовлетворенно кивает и садится обратно. Конференция продолжается.
***
Вокруг знакомая кухня коттеджа, тот же стол, та же лампа на потолке, тот же гарнитур. Света нет, снаружи темень, и через приоткрытое окно ветер колышет белые занавески. Пахнет затхлостью, мочой и увяданием. Худой сморщенный старик сидит у подоконника, сжавшись, точно мёрзнет. Чан хочет подойти ближе, спросить, всё ли в порядке, но старик вдруг поднимает голову. Слова, исторгаемые его ртом, полны злобы и боли:
- Я НЕ УБИЙЦА! Я НЕ УБИВАЛ ЕЁ! ЭТО ВСЁ ТЫ, НЕБЛАГОДАРНЫЙ СУЧОНЫШ!
У старика гнилые зубы, безобразное лицо и густо-красный синяк, что окольцовывает дряблую шею. Он вскакивает с невероятной для его тела прыткостью и тянет костлявые упыринные, руки к Чану. Холодные пальцы смыкаются на шее и давят, давят с недюжинной силой. Воздуха не хватает, и Чан чувствует, как собственное тело обмякает. Рот старика истекает противной слюной. Тот вдевает голову Чана в петлю и привязывает другой конец веревки к ручке окна.
- Убей его! - рявкает он, - Убей его! Убей его! Убей! - и с каждым “убей” натяжение верёвки всё сильнее, - Мерзкий щенок! Не сбежишь!
Чан впивается руками в горло, от нехватки дыхания его лицо буреет, а перед глазами всё чернеет. В момент, когда появляется мысль, что смерть пришла, он находит себя в своей комнате, лежащим под одеялом. У потолка пляшут пятна света ночных фонарей и неспешно качаются бумажные птицы-оригами на ниточках. Всего-то сон.
Чан, с ног до головы вспотевший, приподнимается на локтях, чтобы убедиться, что на часах поздняя ночь. Его глаза мельком осматривают комнату и резко замирают, заметив силуэт у шкафа. Тёмная фигура выходит на свет фонарей, и всё внутри Чана холодеет от ужаса.
Незнакомый юноша держит в руках собственную голову, а на месте, где эта голова обязана находиться, чернеет ровный срез. Видны блестяще-влажные мышцы и белый позвонок в центре. Неровные дорожки крови стекают по горлу под ворот футболки. Голова, прижатая руками к животу, слезоточит и стенает:
- Я устал. Я хочу уйти, так хочу-у-у. Почему я не могу остановиться? Мне так жаль. Я отчаялся, мне страшно. Смерть - уже не весело. Помоги мне! Убей его!
Чан не сдерживается и кричит. Его всего колотит, и желудок сжимается, готовый исторгнуть недавний ужин. По окну скребёт сухая ветка, словно рука смерти силится пробраться внутрь. Где-то далеко в лесу слышны карканья ворон. Голова мертвеца завывает в унисон с воплями Чана, и крупные слёзы стекают с бледно-синего подбородка на пол.
Дверь в комнату резко распахивается, отчего птички на ниточках начинают громче шелестеть. В этом шелесте Чан различает настоящее чириканье, а потом до него доходит, что это асмр-звуки из комнаты Минхо. Сам Минхо стоит на пороге, мокрый и голый, прикрытый лишь полотенцем. Выскочил из душа.
- Что происходит? - он подходит ближе, изрядно удивившись тем, что Чан, здоровый мужчина в хорошей физической форме, дрожит в углу кровати, точно шпиц на морозе, - Тебе плохо? Чан?
Тот затравленно смотрит в сторону шкафа и обнаруживает, что обезглавленный юноша исчез.
- М-мне кажется, я с-сбрендил…
Минхо садится на кровать, и от него тут же веет запахом шампуня.
- Ты меня напугал. Был такой крик, я думал ты себя покалечил. - Он убирает одеяло, чтобы выяснить, есть ли на теле Чана какие-то увечья. - Тебе приснился кошмар?
В голову сразу приходит первый день в этом коттедже: Чонин приходил во сне, говорил, как скучает, затем стая ворон принялась ломиться в окно, оглушая яростными криками. Чан в тот раз так и не понял, что из увиденного было реальностью, а что выдумкой. Как и сейчас. Отвратительный старик с удавкой и говорящая голова выглядели и ощущались слишком по-настоящему. Минхо как-то упоминал, что прошлый хозяин дома повесился на ручке окна. Может, здесь действительно живут призраки?
- Ча-а-ан? - Минхо обеспокоено касается его оголенного бедра.
- Всё нормально. Просто… - Чан зарывается пальцами в свои курчавые волосы и медленно выдыхает, позволив себе расслабиться. - Ты ничего странного не наблюдал в доме? За все эти два года.
- В каком смысле “странное”? Ты выглядишь так, словно…
- Словно увидел, что какой-то безголовый тип торчит у моего шкафа? Да, именно так.
Минхо несколько раз моргает, обдумывая его слова. Затем как можно более мягко произносит:
- Это отклик твоего внутреннего состояния на стресс. Ты под впечатлением от вчерашней новости.
Чан замечает, что Минхо, пытаясь его утешить, сам выглядит неважно. Лицо усталое, глаза покрасневшие, будто недавно источали слёзы. Узнав о смерти Хан Джисона, он растерял свою прежнюю жизнерадостность, теперь на её месте тяжелая печать сожаления. Или он такой же впечатлительный как Чан, или Хан Джисон был для него кем-то особенным.
“Хан Джисон, пусть и не варится здесь с самого детства, как Сынмин, но у него огромный опыт выживания в таких лесах, по сравнению с которыми наш лес - лысая чаща”.
Если задуматься, откуда обычному знакомому знать о таких подробностях жизни школьного учителя?
- Ты всегда так поздно моешься? - Чан решает быстро замять тему, чтобы не возбуждать своё любопытство. Расспрашивать о Джисоне видится максимально нетактичным.
- Нет, - Минхо смущённо отворачивает лицо. Его рука всё еще на бедре Чана, и кожа под ней горит. - Не мог уснуть. Решил освежиться, отвлечься от мыслей. И тут ты… Пойду на пресс-конференцию завтра. То есть уже сегодня. Хочу послушать, что скажут.
Он убирает другой рукой мокрые волосы со лба. На его запястье поперёк вены белеет длинный шрам от пореза. Это то запястье, что Минхо скрывал черным напульсником “PEACE”. Насколько же его прошлая жизнь несчастная, раз однажды в суициде он нашёл свой единственный выход? Психолог, что усмиряет переживания других людей, но ни от кого не получает помощи в ответ.
Их интимную тишину прерывает недовольное мяуканье. Котёнок забегает через открытую дверь и неуклюже заскакивает на кровать.
- Что ж. Мой храбрый помощник поможет тебе доспать положенные часы. Буду ждать тебя утром на завтрак. Спокойной ночи.
Минхо улыбается и нежно похлопывает по бедру. После встаёт, отчего полотенце чуть съезжает наискосок. Чан незаметно для себя завороженно смотрит на чужое обнаженное тело: на этот мягко очерченный живот с милым пупком, на чуть выпуклые грудные мышцы и крошечные розовые соски, на покатые плечи и венозные руки. У Минхо лопатки, точно скрытые крылья, а у спины изящный изгиб.
- И тебе. - Чан не хочет признавать, как страшно ему засыпать после недавнего кошмара, но всё же просит: - Не закрывай дверь.
***
В Центральной Библиотеке пахнет старьём и пылью. Несмотря на статусное название, внутри библиотека тесная и неуютная. Солнечный свет, проникая сквозь окна, превращается в лучи сепии. За стойкой молодая сотрудница от нечего делать скролит соцсети. Между стеллажами ходят редкие посетители, слышится тихое шестение страниц.
В читальном зале парочка школьников делают домашку. Чан быстрым шагом пересекает зал и видит между стеллажами дверной проём с табличкой наверху: “ГОРОДСКОЙ АРХИВ пн-пт 10:00-18:00, сб-вс 10:00-14:00”.
Сынмин над чем-то дотошно трудится: его стол завален бумагами и книгами. Ксерокс на тумбочке издаёт скрипящие механические звуки и, похоже, работает не первый час.
- Привет, - Чан привлекает к себе внимание, помахав рукой, - Я пришел по поводу архивных записей, если это ещё актуально. Ты сказал, что готов мне помочь с романом.
- О, привет-привет, мистер частный детектив, - Сынмин сегодня явно навеселе, - Я подыскал материалы, которые покажутся тебе занимательными, но вначале мне нужно закончить с этой нудятиной. У нас во всю оцифровка старых данных. До обеда пятнадцать минут, подождёшь? Можешь прогуляться по залу, только ничего не трогай.
- Без проблем.
В хранилище хорошая вентиляция, и стеллажи не такие старые, как в библиотеке. Здесь нет затхлости, довольно прохладно и пахнет чем-то дезинфицирующим. Лаконичные картотеки, обозначенные буквами и цифрами, заполняют многочисленные полки. Здесь есть три-четыре сейфа с кактусами наверху, несколько рядов опечатанных коробок, а в специальных металлических отсеках стоят папки, рассортированные по годам.
Чан видит, что папка, датированная 1996-м, на фоне остальных немного сдвинута вперед, будто недавно кто-то её брал, затем небрежно поставил на место. Сынмин сказал ничего не трогать, но он всё равно не увидит, к тому же Чан ничего плохого не замышляет.
Папка полна кадастровых документов, каких-то договоров и квитанций. Ничего интересного. Чан пожимает плечами и хочет убрать всё обратно, как вдруг из папки выскальзывает тонкий блокнот в кожаной обложке.
Находка на ощупь шершавая, на углах кожа побелела. Листы желтые с водянистыми разводами и пахнут также как библиотека. На внутренней стороне обложки, в самом углу черной ручкой написано: “Вернуть по адресу Намдон-ро, 5; дом. телефон: 010 (6 ####)”.
Первая страница мини-анкета владельца:
“Имя: Феликс Ли
Дата рождения: 15 IV 1982
Семья: папа, мама, няня
Школа: -
Любимый цвет: все
Лучший друг: Чонман-хён
Питомцы: кошка Фия (13 лет)”
На второй странице стоит дата 6 августа 1995-го. Запись, что значится после, вызывает у Чана весёлое недоумение. Этот таинственный Феликс Ли питал явную слабость к разного рода ругательствам. Под большей частью дат вначале громоздится шапка из грязных оборотов и только потом идёт дневниковая запись. Бесстыдная матерщина не повторяется ни разу, и впору считать этот блокнот словарём безбожной брани.
Чан не особо вчитывается, быстро пробегает глазами и сразу переходит на последнюю страницу. Так работает его метод выбора какой-либо литературы: когда ему усиленно рекомендуют книгу, ранее неизвестную, сначала он обязательно смотрит содержание последней страницы, а уже потом принимает решение, читать книгу целиком или нет. Сейчас, читая крайнюю запись, он чувствует интерес и задаётся целью поискать информацию про Феликса Ли.
В 96-м году владельцу дневника было где-то тринадцать-четырнадцать лет. Интересно, почему его личная вещь оказалась в архиве, среди кадастровых документов?
За спиной слышатся шаги. Чан, не долго думая, прячет дневник во внутренний карман куртки и ставит папку на место.
- Я свободен, ура, - Сынмин машет ладонью, зовя за собой, - Пошли, нам в комнату отдыха. Там нет камер.
Чан старается не думать, что ему грозит штраф, если через камеру в хранилище было видно, как он умыкнул блокнот. Надеясь на лучшее, он следует за Сынмином в комнату отдыха.
Там, среди небрежно сваленного картонного мусора стоит небольшой столик. На нем электрочайник и несколько пачек снеков. В углу вешалка с пальто и одним черным рюкзаком. Сынмин лезет в этот рюкзак и достаёт пухлую папку.
- Здесь всё, что мне удалось найти про события 96-го, - он раскрывает папку на столе. Внутри в основном газетные статьи, есть фотографии и карты. - Я думаю, тебе это понадобится.
Чан непонимающе на всё это смотрит.
- Что за 96-ой?
- Ты не слышал? - Сынмин неловко чешет шею, - Я считал, что тебе уже всё рассказали… исходя из всего, что произошло в городе. - Чан аккуратно листает бумаги и находит заключение судмедэксперта с печатью. Настоящий, мать его полицейский документ! Откуда он у Сынмина? - Двадцать лет назад некий Хан Чонман был убит точно так же как Хан Джисон. Тело нашли рядом с Вороньим Полем. Понимаешь, да? Одно и то же место, один и тот же метод убийства…
- Одна и та же фамилия, - Чан садится на стул и читает: “...на подошве ботинок обнаружены семена Ephedraceae в количестве 12-ти шт”. На фотографиях запечатлены мелкие бледно-желтые семечки со следами крови , - Джисон и Чонман родственники?
- Не уверен. Говорят, отец Чонмана, когда узнал о смерти сына, от горя повесился.
Чан не вовремя вспоминает свой сегодняшний кошмар и усмехается:
- На ручке окна, ага.
Сынмин растерянно хлопает глазами.
- Да, на собственной кухне. Откуда ты знаешь? Кто-то, значит, рассказал?
Всё внутри замирает, в ожидании опасности. Волосы на затылке встают дыбом, и резко становится потливо. Старик из сна, что привязывает задыхающегося Чана к ручке окна вполне может быть отцом Хан Чонмана, а тот, вероятно, и есть бывший хозяин коттеджа, о котором рассказывал Минхо. Много ли в городе старых суицидников, что ушли из жизни именно таким способом? Нужно срочно это проверить. Чан суматошно роется в бумагах в поисках карты, а, найдя её, спрашивает у Сынмина:
- Знаешь, где Хан Чонман жил?
- М-м-м…Намдон-ро 4, - Сынмин показывает газетную статью, где упоминается адрес, затем тычет пальцем на определенный участок в карте, - Это… здесь? Чёрт возьми… - Он смотрит на лицо Чана некоторое время: - Ты не выглядишь удивленным.
Что и требовалось доказать: коттедж Минхо. Чан больше удовлетворен, чем удивлён. Перед ним фотокарточка Хан Чонмана в школьной форме. Лицо такое же, как у отсеченной головы, что во сне плакала и умоляла. Всё, что Чан видел, не плод его воображения: эти люди когда-то жили в доме, в котором живёт он, и теперь они каким-то образом дают о себе знать спустя столько лет. Чан перебирает в голове версии, как такое возможно, и упирается в единственное объяснение, что имеет хоть какой-то вес. Старожилы, что отговаривали Минхо покупать коттедж, не шутили насчет неупокоенных душ.
- Если что, я не могу отдать тебе эти материалы. Не положено, - голос Сынмина возвращает Чана в реальность, - Запиши или сфотографируй, что нужно. Мне пора возвращаться. Когда закончишь, убери всё в мой рюкзак.
- Спасибо за помощь. Это действительно ценные сведения. Сколько я тебе должен?
Сынмин кривится, будто надкусил лимон.
- Забудь про деньги, будь добр. Здесь мы благодарим друг друга иначе. Мне будет достаточно, если ты прогуляешься со мной по грибы. На днях. Надо глянуть своё расписание: когда там у меня выходные…
- Грибник из меня неважный, - Чан неловко улыбается, - но, думаю, это будет весело.
- Гарантирую, - Сынмин с деланным недовольством закатывает глаза и уходит за дверь.
Забавный парень. Похоже, у него с Минхо крепкая дружба. Но разве два года достаточно, чтобы создать такую прочную связь? Чан вспоминает, как бесстыдно подслушал их разговор: то, как свободно строилось их общение, создавало впечатление, что они знакомы больше двух лет. Может Минхо знал Сынмина ещё до того, как переехал сюда? Интернет-переписки, звонки в скайпе… Невольно на ум приходит белый шрам на запястье Минхо. Что если именно Сынмин был тем, кто возродил в Минхо желание жить?... Чан поскорее отмахивается от этих мыслей. Додумывание и только. В любом случае, его не должно беспокоить то, с кем Минхо дружит. И уж тем более, с кем спит.
Намдон-ро 4. Занятное расположение. Подросток Феликс Ли жил по Намдон-ро 5. Значит, это тот обшарпанный дом, что смотрит в окна кухни, на который Чан не обращал внимание. Живёт ли там кто-то теперь?
“Лучший друг: Чонман-хён”.
Судя по материалам, Хан Чонман был найден мёртвым 16-го января. В дневнике Феликса за это число только ругань:
“16 I 1996
Та блядюга давно не получала. Бестолочь. Как босота. Думаешь, раз я старый, значит маразматик? Неблагодарный сучоныш. Почаще пиздить тебя в детстве. Мерзкий щенок. Твой брат размазня”.
Под следующим днем брань отсутствует. Феликс написал только три слова:
“17 I 1996
Мне не показалось”.
Начиная с 17-го по какой-то причине списка плохих слов больше нет, а записи Феликса предельно лаконичны: “Был у врача. Без изменений”, “Фия разбудила ночью”, “Хочу на улицу. Не выпускают”, “Под моей кроватью шуршат мыши”. На контрасте с этими заметками последняя запись видится более живой:
“25 II 1996
Он сказал, что поможет мне, что уже на следующий год я буду ходить. Оставил три семечка. Хаома. Её нужно растолочь и съесть. Никогда не слышал такого слова. Нашёл у отца в справочнике, что так может называться хвойник. У нас не растет. Мне страшно, но я не говорю о своих снах родителям и на исповедях молчу”.
Когда Чан быстро делает в своём телефоне напоминалку найти теперешнее место жительства Феликса, в комнату отдыха заходят двое мужчин: один высокий как модель, другой на голову ниже. Поначалу есть мысль, что это сотрудники архива пришли перекусить, так что нужно сейчас же сворачивать лавочку. Вдруг незнакомец, что ниже, садится за стол и говорит:
- О, так у вас тут во всю кипит работа, Бан Чан-щи. Расскажите, что за мозговой штурм?
Высокий мужчина достаёт из внутреннего кармана полицейское удостоверение:
- Старший инспектор Хван Хенджин. Мой коллега старший офицер Со Чанбин. У нас к вам разговор.
Год 1336. Город Чертальдо
В глубокой ночи молодой черноволосый юноша выполняет круговые замахи затупленным копьём. Имя юноши Гаттино Тровато, и он не привык быть слабым. Его тело стройное и гибкое, яростно пляшет в лунном свете подобно штормовой волне, а движения копьем отточены долгими усилиями. Настоящие учителя никогда не тренировали его, ведь простому сироте нечем заплатить не то что за уроки, его грошей не хватит даже на простецкую сталь.
Старое копьё он стащил давно, в тот день стража у двери в оружейную пила вино и голосила. Глава стражи Франческо ди Альбердо знает, кто воришка, но ему всё равно. Несколько лет назад Гаттино попросил его научить, как постоять за себя, потому как другие сироты частенько поколачивали его из-за непохожести. С того момента Франческо, огрубевший и уставший из-за долгой жизни, нашёл неожиданную радость в тренировках с маленьким чужеземцем. Каждую ночь он оставляет для юноши задние ворота не запертыми, чтобы тот и дальше убегал в лес сражаться с невидимыми врагами.
Гаттино мечтает забыть былые лишения и несчастья, которыми изобиловала его жизнь за морем, но воспоминания тех дней, как обманчивая весна: поначалу кажется, всё действительно забыто, проклевываются ростки нового начала и превращаются в цветы, но в один момент прошлое возвращается зимним холодом выстужая всё хорошее и счастливое. Он знает, как изменилась его жизнь благодаря Госпоже Барди и как изменился он сам, однако, помимо коварных воспоминаний, с тогдашним Пичаном его роднит черный взгляд, полный детской наивности. Эту наивность надо выкорчевать, как выкорчевывают сорняк. Он перестал быть ребёнком, когда впервые дал сдачи.
В свои шестнадцать Гаттино может не только хорошо драться: Госпожа Барди обучила его грамоте и литературе, а Франческо ди Альбердо показал, как правильно стрелять мелкую дичь; от местных кузнецов он знает, как верно ухаживать за сталью, а кухарки в палаццетто научили его печь хлеб и готовить пищу. Среди остальных сирот Гаттино единственный, кто умеет делать лечебные мази и припарки. Врач Манчини, который однажды возбудил в нём интерес к медицине, любит говорить, какой тот смышлёный и трудолюбивый.
Гаттино приспособлен к жизни, в случае чего не пропадёт. Он не знает, какой крест Господь уготовил ему, однако со всем своим юным жаром готов принять любое испытание.
Ночные птицы шелестят крыльями у макушек деревьев. Где-то недалеко звучит сова. Резвый ручеек плещется под лунным светом, и в отражении воды мелькает юная фигура с копьём. Ветерок обвевает прохладой вспотевшее лицо Гаттино, а, когда тот заканчивает тренировку, приносит шорох чьи-то шагов.
- Такой поздний час, а ты не в кровати, - Манчини хрустит шишками и веточками, когда ступает по лесной тропе. В руке у него лампа; огонёк беспомощно трепещет сквозь стекло. - Твои самовольные вылазки не понравятся Госпоже Барди, если она узнает.
Манчини идет четвертый десяток, но, несмотря на это, он выглядит моложе. Высок, статен, собой недурен. Работал когда-то цирюльником в городской бане, пока не заручился покровительством Беатриче Барди. Она оплатила его обучение в медицинском университете и поселила в своём палаццетто взамен на верную службу. Все знают Манчини не только как личного врача Госпожи, но и как дамского угодника, разбившего немало влюбленных сердец. Некоторые среди церковных поговаривают даже, что врач продал душу демону, чтобы навсегда остаться молодым, и, якобы, в своих подвалах он режет несчастных сирот в дар тёмным силам.
Гаттино не боится Манчини, ведь множество раз был в тех подвалах: ничего особенного, куча трав и снадобий; ни намёка на выдуманные зверства.
- Но никто не узнает, - Гаттино простодушно улыбается, следуя за Манчини обратно в палаццетто, - Я же знаю, ты ничего не расскажешь.
- Слишком часто я закрываю глаза на твоё поведение, маленький Тровато. Пора бы брать мне оплату за своё молчание.
- Ты не станешь, - Гаттино дурашливо пихается плечом, - У тебя не так много любимчиков, смотри, не отвадь меня.
- А помощь со сбором трав способна тебя отвадить? Мне скоро нужны лишние руки, к тому же, этот лес ты знаешь на зубок, не потеряешься. С таким делом идеально справится только маленький Тровато, верно?
Манчини не скуп на похвалу, как и на наказания. Парочка сирот помогает ему по-мелочи, но по-настоящему он учит только Гаттино и хвалит его не столько с позиции наставника, сколько с позиции любящего родителя.
- Запасы уже прохудились? Когда я нынче спускался в твою конуру, снадобий было достаточно.
Манчини устало трёт шею:
- Соседние провинции купили у нас большую часть. В тех краях разразился мор. Цирюльников и врачей косит как и обычный люд. Что странно, дети, даже самые слабые, переносят болезнь легче всех. Градоначальник хочет изолировать Чертальдо, так что поменьше шляйся по ночам.
- Чтобы наш город избежал беды, тебе следует попросить об этом Его Адское Величество.
Манчини смотрит в ответ обескураженно; желтый свет лампы вырисовывает на его лице угрожающие тени. Врач похож на оголодавшего призрака, готового вот-вот напасть. Еще одно тянущее мгновение, и по лесу разносится громкий раскатистый смех.
Взрослая рука с силой треплет волосы Гаттино, пальцы больно тянут за ухо.
- Несносный поганец! Попробуй только на людях так позабавиться, зад выпорю - с постели не встанешь!
Сколько бы Гаттино неподобающе ни шутил, Манчини неизменно над ним смеётся. Вопреки угрозе, тот никогда не поднимал руку на своего любимца, в то время как другим сиротам бывало попадало по первое число. Свою исключительность Гаттино любит и не скрывает это. Его жажда во всём быть лучшим ласкает эго и заглушает Пичана-слабака, что надрывно стенает в далёких уголках его души.
***
На следующий день внутренний двор владения Барди полон гостей:пышно разодетые женщины на носочках ступают по грязи, чтобы не испачкать шелковые ткани; мужчины в щегольских нарядах придерживают их за руку и властно раздают распоряжения слугам. Многочисленных лошадей распрягают конюшенные юноши, в то время как лакеи разносят вещи хозяев по комнатам. Поджарые собаки, прибывшие вместе с гостями, уныло завывают из псарни, в ожидании, когда их выпустят на охоту.
Франческо ди Альбердо у главных ворот, контролирует заполняемость закрытых парусиной телег. Внутри помимо зерна, вина и шерсти ютятся три мальчика и три девочки. Этих шестерых сирот Беатриче Барди отправляет в деревню, где молодые руки пригодятся более всего. Под покровительством Госпожи беспризорники Чертальдо превращаются в образованных юношей и девушек, обученными какому-либо ремеслу. Здесь они закладывают крепкий фундамент будущей жизни, чтобы через некоторое время отправиться на поиск своей дороги. Спустя пару лет Гаттино тоже выпорхнет наружу.
- Все уселись? - Франческо вытягивает голову, чтобы сверить груз со списком. - Эй ты, что в серых портках, подвинься ближе к стенке, не дави на мешок. - Затем он кричит возничему: - Всё готово! Езжайте с Богом!
Гаттино резвым козликом подбегает к главе стражи и протягивает ему горячую лепёшку. В накрытой тряпицей корзинке лежит рыбный пирог, вареные яйца, молоко и сыр. Кухарки отправили юношу угостить чужих слуг, уставших с дороги.
- Держите! Скромная благодарность за ваше радушие.
- Чую, любезная Домна , - так звать главную кухарку, которая Франческо на дух не переносит, - прибьёт тебя, когда узнает, кому ты скармливаешь её лучшую стряпню.
- Если поймает!
Франческо хочет взлохматить черные волосы Гаттино, но тот ловко уворачивается из-под руки и теперь шагает спиной прочь от двора. На его лице яркая детская улыбка, а глаза сияют озорством.
- Чертёнок! Моя Квинта снова о тебе спрашивает. Не думай, что я закрою на это глаза.
Гаттино смущенно хохочет, раскрасневшись, и убегает в тень террасы. Квинта - светленькая курчавая девочка, одна из многочисленных приёмных дочерей Франческо. Однажды они случайно встретились в базиликовой роще, когда Гаттино собирал запас пряностей для Манчини, и Квинте так понравилось помогать ему, что она без стеснения заявила о своих правах на Гаттино в этот же день: “Мы поженимся. Ты можешь быть против, но не убежишь. Я скажу своему отцу, и он отправит тебя в церковь вместе со мной”.
Квинта хорошенькая и рядом с ней Гаттино чувствует себя любимым. Много ли надо для шестнадцатилетнего юноши? К тому же, его восточное происхождение и черный взгляд затрудняют женитьбу на итальянке, так что с Квинтой и её отцом ему сказочно повезло. Незадолго до того как настанет его очередь уезжать из Чертальдо, он женится на Квинте и увезёт её с собой. В светлом будущем, которое рисуется в его голове, нет места ужасам прошлой жизни.
***
В зале шумно и весело. Несколько пар кружат в танце, красочные наряды мелькают то тут, то там. Отборные вина поблёскивают в серебряных кубках. Холодные закуски украшены виноградными гроздьями. Слышится мелодичный звук флейты и нежное девичье пение. Всё вокруг кричит о роскоши и благородстве. Аристократы наслаждаются обществом друг друга, но более всего в этом зале их очаровывают дети.
- Ох, драгоценная Беатриче, - дама преклонных лет с крупными вульгарными перстнями на каждом пальце прикрывает рот ладонью, точно молодуха, - Какие прелестные ангелочки. И ведь не скажешь сразу, что безродные. Столько всего умеют. Все из Барди и Перуцци поистине имеют большое сердце.
Беатриче благодарно кивает. Сегодня на ней сине-красное платье флорентийского кроя с широкими рукавами, украшенными цветочным орнаментом. Рыжеватые локоны собраны в объемный пучок и закреплёны волнами полупрозрачного розового плата. Честная Куртизанка Барди по-правде красивее всех женщин на торжестве, даже болезненная бледность ей к лицу. Сегодняшнее её утро началось с мучительной головной боли и тошноты. Манчини приготовил ей горячий отвар и пообещал, что тошнота больше не вернется. Но идет первый час праздных бесед, и Беатриче уже чувствует недомогание.
Она вкушает единственное, что мало-мальски поддерживает в ней силы, - пряное вино, затем обращается к гостям, что кучкуются вокруг нее:
- Мой отец всегда говорит, что каждый благородный поступок обтачивает все неровности нашей души, точно вода обтачивает камни. Праведная душа - заветный ключ к Райским Вратам.
Кто-то из мужчин добавляет:
- Полагаю, семья Барди настолько добра и бескорыстна, что каждый из них чувствует себя как у Христа за пазухой. В Раю вас так много, что вакантных мест уже нет.
Раздаётся дружный смех. Беатриче красиво улыбается в знак того, что шутка ей понравилась. Женщина с вульгарными перстнями произносит то, отчего в горле встаёт ком раздражения:
- Ваш отец так беспокоится о чистоте своей души, но непростительно пренебрегает собственной дочерью. Возмутительно. Прошло уже столько лет…Мы все очень надеемся, что однажды он вспомнит, что вы его кровь и плоть и вам больше не придется куковать в этом захудалом городишке.
Кто-то подхватывает её мысль с чрезмерным пылом:
- Выпьем же за это!
Спустя ещё несколько отвлеченных тем Беатриче пресекает все разговоры и подзывает к себе юношу с необычными черными глазами, что услужливо подливает напитки в чьи-нибудь пустующие кубки.
- Гаттино, покажи нашим дорогим гостям чему тебя научила твоя Госпожа. Садись.
Кто-то из женщин шёпотом замечает:
- А ведь действительно как кошечка.
Гаттино вручают несколько свитков, украшенных золотой росписью, перо и чернила. Он читает религиозные труды преподобного Джакомино да Вероны на чистой латыни, без единой запинки. Сочинения на итальянском Франческо да Барберино отскакивают от зубов, точно Гаттино знает этот язык с рождения, а не учит его всего шесть лет. Его почерк идеально выверен: каждая буква на своём месте, а буквицы украшены изящными завитушками.
Беатриче Барди ласково шепчет ему в ухо:
- Как ты любишь писать своё имя? Всем интересно посмотреть.
Несколькими росчерками пера на бумаге появляются две безотрывные буквы “тэ”, что напоминают “у”, перечеркнутую посередине.
U.
- Надо же, перед нами сидит настоящий лорд, - кто-то в стороне беззлобно смеётся, - Этот мальчик уже и подпись себе придумал.
Гаттино становится центром внимания большого количества людей. Манчини, что мгновение назад охмурял не замужнюю красавицу, теперь стоит в первых рядах слушателей и зачарованно улыбается.
Гаттино не единственный способный сирота здесь: одна белокурая девочка поёт так прекрасно, что хочется плакать; мальчик с ней в паре виртуозно владеет флейтой; еще один мальчик имеет задатки хорошего художника и умеет резать по дереву. Однако у Гаттино есть преимущество. Он по-чужеземному красив, и это видят все присутствующие.
- Госпожа Барди, - Манчини произносит свою просьбу, когда чтение заканчивается и раздаются восторженные хлопки в ладоши, - Ребёнок утомился. Могу ли я забрать его ненадолго, придать сил? Ему ещё долго обслуживать благородных господ.
Беатриче ласково гладит волосы юноши и удовлетворенно кивает. Гости не перестают хвалить её, говорить, какая она самоотверженная и терпеливая наставница, какие её дети потрясающие, заслуживающие всех благ мира. Чествование продолжается даже, когда Манчини уводит Гаттино на балкон.
***
Снаружи теплая ночь. Луна льёт на пышные кипарисы голубоватый свет. У пруда пляшут таинственные светляки. Шум празднества заглушён балконной дверью. Все знают, здесь Госпожа любит читать, наслаждаясь буйством зелени. А ещё все знают, что часто именно тут многочисленные поклонники Госпожи оставались с ней наедине.. Гаттино усаживается на мягкий диванчик и отпивает из фляги травяной отвар. Флягу ему вручил Манчини перед тем как ненадолго отойти.
Где-то в кустах раздается хруст веток и подозрительная возня. Гаттино вытягивает шею и видит: Квинта, вся растрепанная и с листьями в волосах, запуталась в собственном плаще, пробираясь в сад.
- Как ты сюда попала? - голос невольно подскакивает от удивления.
Она счастливо улыбается, когда замечает своего возлюбленного на балконе. Эта ловкая хулиганка, несмотря на неудобные юбки, взбирается по выступам колонны, цепляясь за плющ, точно мартышка.
- Погляди, ты одет как принц! - Квинта принимает устойчивое положение, упершись ступнями в щели между камнями. Гаттино не сдерживает искреннего смеха, когда замечает, что его будущая жена где-то потеряла одну туфельку. - Разве подобает благородному лицу насмехаться над нежной девицей?!
- Я не благородный принц, а ты не… Мне всё чаще кажется, что я целуюсь не с нежной девицей, а с настоящим мальчишкой!
- Почему ты здесь один? - она озирается по сторонам, готовая прыгнуть в кусты, завидев опасность.
- Чтобы меня кто-нибудь спас, - Гаттино играючи вынимает сухие листья из золотых кудрей Квинты.
Её взгляд задорно блестит, когда она отвечает:
- Тогда побежали со мной. Я потому и здесь, чтобы тебя спасти.
- Не могу, хватятся. Мне сказано, быть в зале до самого конца. Скоро я отправляюсь в лес с Манчини. Могу взять тебя с собой.
- Ты уж возьми! - Квинта быстро клюёт его в губы. - Я буду ждать.
Девичьи щёки наливаются румянцем, точно спелые яблочки. Гаттино, чувствуя, как становится жарко, целует Квинту более смело. Её рот нежнее и слаще всякой ягоды, а тонкая шея очаровывает молочной белизной. От милых вздохов Квинты кружит голову, так что услышать шум открывающейся балконной двери выходит поздно.
- Быстрее! - Гаттино придерживает девчушку за локоть, чтобы ей было удобнее спуститься вниз. - Тебя не должны увидеть.
Её яркая накидка цепляется за ветки и не успевает исчезнуть, когда Манчини выходит на балкон. В руках у врача блюдо с пирожными.
- Кажется, я прервал страстную встречу двух влюбленных? - он садится на диванчик, и Гаттино тут же тянется за сладостями. - Ты выпил лекарство?
- Да, всё, как ты сказал. Но я не устал, правда.
- Чудно, - Манчини забирает пустую флягу, - Это ведь была Квинта? Сколько ей уже?
- Четырнадцать, - Гаттино уплетает вкусности за обе щёки, ведь не всегда кухарка Домна позволяет ему такую роскошь. Еда спугивает сонливость, которая напала так некстати.
- Какая взрослая. Поспеши с ней, ведь юность живёт мгновение. Моргнуть не успеешь, как её сдобные чресла очерствеют, а кожа из-за родов сморщится как изюм.
Гаттино хохочет так, что крошки летят во все стороны:
- Кто, как не ты, знаешь об этом больше всех? Скольким женщинам ты лез под юбки, чтобы в подобном убедиться?
Манчини дразняще теребит юношу за пухлую щёку:
- Слушай меня, пока я жив. Женское тело любит разного рода ласки, и без них свой тайный уд не суй. Не будет наслаждения, покуда не будет терпения.
- Господь Всемогущий, хватит, - хохот превращается в стыдливую улыбку, - Мне пора к Госпоже.
- Постой! - Манчини хватает его за запястье, когда тот вскакивает на ноги. Резко перед глазами Гаттино всё плывёт, так что волей-неволей приходится сесть обратно. - Отдохни ещё. Тебе только кажется, что ты не устал. Сам разве не чувствуешь?
- Как-то… не ожидал, - из-за сонливости веки становятся тяжелыми, а тело - текучим.
Голос Манчини будто бы глушится чем-то извне:
- Держу пари, сегодня многие богатые господа изъявят желание принять в семью талантливых сироток. Это торжество Госпожа Барди организовала только ради этих детей.
Язык тяжелеет, и Гаттино ворочает им кое-как, когда отвечает:
- И меня… т-тоже заберут?
Рука врача собственнически впивается в чужое колено, после чего обжигающе поднимается вверх по бедру и утыкается в беззащитный пах. Земля под ногами качается из стороны в сторону, касания не чувствуются, потому что в мыслях только одно: как невыносимо хочется спать.
- Никогда не заберут, - этот голос медово сладок, полон похоти и будто бы принадлежит кому-то другому, не Манчини, которого Гаттино столько знает, - Ты останешься здесь, прекрасный Тровато. Со мной.
Год 2016
Чан возвращается в коттедж, выжатый до победного. Хван Хенджин и Со Чанбин распрашивали его дотошно, делали акцент на каждой мелочи в его биографии. Если полицейский Хван действовал медленно, незаметно пробираясь под кожу, то Со руководствовался принципом “против лома нет приёма” и порой его провокационные вопросы откровенно злили: “Жена развелась с вами, потому что считала вас слабаком?”, “В ваших книгах много внимания уделяется процессу убийства. Сами ни разу не соблазнялись попробовать?”, “Вам рекомендовали санаторий в Самчоке, но вы заявились в Тэбэк. Вам не кажется, что ваше поведение слегка маниакально?”.
Все эти муки продолжались только для того, чтобы в самом конце Чана попросили никуда не уезжать из города в ближайшее время. Полицейских не впечатлила правда о том, что он не имеет ничего общего с убийством и торчал в тот злополучный день вблизи Вороньего Поля только из-за того что заблудился. Хван Хенджин взял номер Чана и с нажимом посоветовал никуда не лезть, намекая на папку, что одолжил Сынмин. Эти архивные данные полицейские забрали с собой, и ни одну страницу Чан не успел сфотографировать. Единственное, что осталось при нем, украденный дневник Феликса Ли.
Было чувство, будто двое полицейских ворвались в его голову и устроили там страшный разгром. Теперь Чан беспомощно сидит в пыли разбросанных мыслей и потихоньку приходит в себя. В руках у него кружка с кофе, а в глазах вселенская усталость. Он откидывается спиной на стену и запрокидывает голову, громко вздыхая. Перед глазами окно кухни со светлыми занавесками. Сквозь занавески виднеется дом на противоположной стороне улицы. Намдо-ро 5.
Чан убеждается в том, что соседний участок заброшен: в заборе местами выпали дощечки, а почтовый ящик заржавел; внутренний двор зарос сорной травой, а фасад облупился. Там давно никто не живёт. То, как расположены окна дома, наводит на мысли, что Феликс Ли мог что-то видеть той зимой 1996-го. Его запись: “Мне не показалось” косвенно это подтверждает. Нужно спросить у Минхо телефонный справочник, может быть там есть новый адрес Феликса.
Тут телефон тренькает сообщением от Соён:
“Какого чёрта мне звонит полиция и расспрашивает о тебе? Куда ты вляпался? Перезвони мне, как прочтёшь!”.
Ей не стоило никакого труда позвонить самой. Тогда Чан не поскупился бы и высказал всё, что о ней думает. Подумав об этом, он хочет со злости кинуть номер бывшей жены в блок, как в эту же секунду появляется входящий вызов от Чонина.
- Пап? - голос сына обеспокоенный, - Приве-е-ет. Всё хорошо у тебя?
- Привет, Чонин-а. А почему ты спрашиваешь?
- Мама ругается, сказала, что у тебя проблемы. Я слышал не всё, но она хочет поехать к тебе. А меня брать не будет. Уговори её.
Чан не уверен, что расслышал это правильно. Что значит “хочет поехать”? Разве не она без сожалений сожгла мосты их прошлых отношений, найдя себе нового мужика?
- Сынок, не думаю, что я и твоя мама сможем нормально общаться, так что уговаривать никого не буду. - Из его рта вырываются слова, которые он хотел бы никогда не произносить в присутствии Чонина: - Жалость Соён мне не нужна.
- Па-ап, - чувствуется, как сын мучительно подбирает ответ, - Я не понимаю… ты уехал от нас, сам сказал, что ничего между нами не изменится… мы будем на связи… но ты, кажется, забыл, что у тебя есть я, пап… ты вообще не звонишь, я не знаю, как ты живёшь, здоров ли… словно ты решил окончательно поставить на всех крест, - голос Чонина становится тихим и слезливым, когда он продолжает: - А теперь ещё говоришь, что с мамой общаться не хочешь. Значит и я тебе не нужен?
- Нини, Нини, - Чан не на шутку пугается того, во что разговор превращается, - Всё хорошо. Всё в порядке, родной. Ты мне нужен, всегда был. Папа тебя любит. Я знаю, ты скучаешь по мне… и я по тебе тоже… но я совсем не понимаю, о чём ты говоришь. Мы разговаривали по фейстайму вчера. Ты ведь жаловался на нового мужчину в вашем доме.
Следующие слова Чонина вонзаются в голову шипами сомнений и паники:
- Какой новый мужчина? Не было ничего такого, пап. Я не мог вчера разговаривать с тобой по фейстайму, у нас весь день вайфай не работал. Если таким способом ты хотел сделать мне больно, у тебя получилось.
Колени Чана подкашиваются, и он беспомощно скользит по стене на пол. Одна только мысль пульсирует в его тяжёлой голове: “Выходит, я что, по-настоящему схожу с ума?”.