Если бы Аврора была хрусталем, она бы разбилась на тысячи мелких осколков, хрустящих под мягкими сапогами. Это невозможно вместить в маленькое сердце, рвущееся в груди, словно раненая птица. В прохладном кабинете не хватает воздуха, а слезы оказываются жгучими и густыми.

Весь ее разум занимает одно страшное, ужасающее открытие — ее снова предали. Новая боль подстегивается старой, не зажившей, скорее медленно тлеющей, как пожары на торфяных болотах. Так одинаково внезапно, двое таких непохожих.

Теплые руки ложатся на ее лицо, утирают слезы. Но от этой странной, чужеродной нежности она в беззвучных рыданиях заходится только сильнее. Тяжёлые слова — вырываемые из тела колючки шипов, падают грузными каплями одно за другим. И эльф мрачно и тихо слушает каждое. Он ничего не ответит. Не обвинит в ответ, не оправдается.

Где-то после слов «Иерхолд мертв» и «ты же должен был заметить, каким монстром его сделал Риашар», Ларвис отринул всякую возможность ответа. Его не поймут. Аврора не услышит его так же, как Альна. Она скорее поверила бы, что ее дорогой Плут подвергся чарам или совершенно сошел с ума. Возможно, действительно в это поверит, как только уляжется первая буря. Найдет оправдание, чтобы остаться в своем прекрасном мире.

Он снова повторяет то, за чем пришел сюда. И снова. Но Певчая Истэна бьется о стену — описывает ужасы, рассказывает о последствиях. Просит «одуматься». Ларвис ждет. Терпеливо и будто бесстрастно — ровно настолько, сколько требует совесть и выверенное умение повернуть разговор в нужное русло.

— Это наша вина. В том, что случилось. И нам ее искупать.

— Его кровью?

Аврора едва притихла. «Да» получилось сдавленным от слез, но всё же твердым. Великодушная Аврора умеет убивать и приносить жертвы. И честь только в том, что она с такой же готовностью пожертвует собою. В действительности, Ларвис все меньше видит разницы между темным рыцарем и светлыми в методах и способах установления власти. Это ожесточает.

— Да! Можешь противиться. Можешь убить меня. Но пророчества всегда сбываются. И если Черному Зверю суждено умереть — это свершится.

— Эльфы не бессмертны. Все умирают, — бесцветно замечает Ларвис. «Можешь убить меня» — от фразы он внутренне скривился. Ее бросают так часто, что она стала пошлой манипуляцией. Певчему магу подобное говорить и вовсе не стоит. — Ваше пророчество бессмысленно.

— Его поведал блуждающий оракул. Или ей ты тоже не веришь? — это была попытка заставить Ларвиса хотя бы из выгоды выбрать сторону будущего победителя. Ведь когда-то он очень любил указывать на то, что за помощь ему хорошо платят.

— Ей? — Ларвис хмурится. Маг поднимает голову. Реакция Плута немного смещает ее внимание со своего горя.

— Никогда их не видел? Женщина вложила в наши руки судьбу мира, которой суждено свершиться. Своим поступком Иер нарушил ход вещей.

— Аврора, — Ларвис не скрывает смутной тревоги и негодования. — Блуждающие оракулы — старцы. Их осталось из всего рода лишь трое. И они никогда никого не направляют. Их удел — говорить, а не приказывать и вручать волшебные предметы.

Они долго смотрят в лица друг друга, пытаясь что-то отыскать между сказанных слов.

— Но... Откуда тебе знать? — Аврора касается кулона — вытянутый цилиндр, красиво украшенный узорами. Отстраняется, сколько может. Верить эльфу уже нельзя: не может добиться от нее ответов, так попробует поселить смуту сомнения.

— Потому что я знаю одного лично! Уже лет сто этот старик попадается мне на глаза. И уж поверь, он рассказал достаточно, чтобы я верил ему, как никому другому. Можешь не доверять, но попробуй сама поспрашивать у старших магов. Кто-нибудь из них тебе повторит мои слова, — взгляд его скользнул по подоконнику, серебристым цветам. Кусочки мозаики внезапно сложились, — Вы что, поперлись исполнять неведомо что, не зная от кого, и для чего? — последняя фраза все более наполняется возмущенным негодованием. Слишком натурально, чтобы быть частью представления.

Слезы на лице Авроры высохли. В покрасневших глазах ожила мысль. Двое новоявленных врагов задаются одними и теми же вопросами в блаженной тишине летней ночи. Так случаются короткие передышки в бою, когда оба противника слишком измотаны.

— Но мы знали, куда и для чего шли. Ничего не вызывало подозрений. Всё было ровно так, как сказала женщина. Вполне очевидно, что паладин Риашара — зло. И друг нам тот, кто желает его падения.

Для Ларвиса в этом только одна самая неприятная вещь — след клинка обрывается. Кто бы ни помог светлым, маловероятно, что сам таковым является, раз прибегает к обману и играм. Аврора ему не поможет. Остается только забрать заклинание, если оно осталось. Пусть с этим разбирается Вернона. А у него впереди еще слишком много забот. И всё же мысль о простодушии мага не оставляет убийцу. Это даже немного радует, что ему больше никогда не придется испытать его на себе.

— Вы все равно, что малые дети. И тебе я доверял свою спину. Немыслимо! — он кладет ладонь на свою голову, проводит по волосам, вспомнив свои самые безумные поступки. — Одни боги ведают, как вы все еще живы! Творишь чары, природу которых даже не потрудилась выяснить.

Плут наклоняется перед, пальцем указав на девушку. Аврора чуть отпрянула назад, прикрыв ладонью кулон.

— Откуда мне было знать, как выглядят оракулы?! Будто они являются каждому сто раз на дню!

— Где заклинание? Сделаю сам то, что не сподобилась ты.

Взгляд девушки едва скользнул вниз, Ларвис же не выдал, что заметил это. Огляделся по сторонам, словно выискивая. Он догадывался, что заклинание в кулоне, но ошибиться нельзя. Выспросить про новоиспеченных героев тоже не выйдет. Смерть или жизнь одного единственного верзилы из диких племен — ничто, в сравнении с жизнью мага и мечника. А он уже выяснил, что их здесь нет. Радует лишь то, что последние несколько дней оказались более плодотворны в поиске белооких.

— Уходи, Плут, — строго отвечает Аврора, встав со стула. — Наш разговор окончен. Ты просил, я выполнила уговор. Второй раз он не случится. Тебе следует уйти. И не возвращаться. В память о нашей дружбе.

Он выдержал паузу, вдоволь показывая тяжёлое раздумье, даже кивнул, будто бы соглашаясь с ней и своими мыслями. Светлый взгляд скользнул по лицу Авроры. Как ловко она поддела его же словами. В остальном ответ был для него очевиден, в общем-то, и задан был не ради него. Суровая Аврора бледнее обычного, в свете Серпа еще видно припухшие от слез щеки, темнеющий взгляд. Ларвису действительно странно не помогать ей с тем, что сейчас открылось. Как было бы славно старым составом отыскать правду. Теперь же, если он вернётся, она убьет его. Попытается. Это видно. Аврора из тех, кто становится сильнее после бури. Таков каждый маг. То, что она расплакалась, говорит лишь о том, что прошлая буря еще не улеглась как следует. Год? Для человека, как сумел понять эльф, это много Возможно, Иерхолд был дорог девушке чуть больше, чем просто воин света и соратник. Возможно, он сам недооценил умение Авроры любить. Плут создал себе ужасного врага. Скованного верой, долгом и болью предательства. И оставлять в живых — почти безумие. Белесый взгляд скользнул ниже. На ней одно лишь платье. В путешествиях она надевала кольчугу и прикрывала ее просторным балахоном из плотной ткани. Уязвимо и самонадеянно жить вот так, в этом старом поместье.

Он медленно делает шаг к ней, положив руку на пояс рядом с клинком.