Он не возвращается в подворотни к Келе, знает, что она поспешит за стены, пока еще можно спокойно пройти до закрытия ворот. Здесь они закрываются поздно и открываются рано. Некогда думать о случившемся, когда на плечах груз чужих жизней, помимо своей собственной. Городские улицы практически пусты. Плут ловко уходит от стражников, случайных запоздалых гуляк. Приходится сначала дойти до площади, чтоб уже от нее точно повернуть в сторону Бойцовского Пса. Там ждет две лошади, которых тот обещал подготовить. Запоздало в подсумок падает срезанный кошель. Ларвис вглядывается в маленькие окна бедного домика и замечает свет. Обычная деталь, он видел точно такие же, пока сюда шел. Но чутье не обманешь. Сделав плавный крюк, он подбирается к дому в тени; высматривая, нет ли снаружи слежки. По другую сторону как раз стоит две лошади, но Ларвис уже не рискнёт их взять. По бочкам и выступающим перекладинам он забирается на второй этаж, приникает к стене у окна, ведущего в комнатушку маэрита и вслушивается. Стекол в комнатке Бойцовского Пса нет, только ставни, слишком старые, чтобы плотно закрыться в холодное время.

— Они сюда не вернутся, — это говорит эльф, тяжело, медленно. Словно бы приходится отдышаться.

— А чьи в такой час снаряжены лошади? — голос знаком. И от того, что Ларвис понимает, чей он, к горлу подступает ком.

— Откуда мне знать? Будто в этом сарае я живу один.

— Отвечай, когда командир об этом спрашивает! — надрывается уже другой, моложе. Следует звук удара и тишина. Ларвис рефлекторно тянется к рукояти, хотя разум кричит себя не выдавать так глупо — вылететь на Арависку в честном бою подобно смерти. Нужно пробраться внутрь, определить, сколько противников. Ноги в мягких сапогах осторожно переступают по узкому краю. Лишь бы не выдала старая древесина. Еще немного.

— Он ничего не скажет, — флегматично бросает Арависка. И почти сразу следует характерный хрип. Эльф едва не срывается вперед — но уже ничего не изменить. Знает это. Бесполезно сжимается кулак у самых ставен. На черные перчатки падает блеклый луч света. Куда глуше доноситься все тот же ненавистный тон:

— Такие, как он, не сдаются. Особенно нам.

— Почему? Вы ведь умеете добиваться.

— Потому что мы люди.

    Спасать уже некого. Вдох. Выдох. Арависка безжалостен даже в одиночку, а здесь явно не один. Ходили слухи, что на Арависку обратили взор гончие короля, если теперь он с ними и натравлен бывшими друзьями, Ларвис влип в неприятности как никогда. И втянул тех, кто подобное совершенно не заслуживает. Нужно уходить. Пока Кела находится в неизвестности, желание расправы может обернуться только катастрофой.

— Мы будем ждать их?

— Да. Еще немного. Иди, следи за лошадьми.

Ларвис очень хочет сейчас обратиться тенью, черным пятном убраться прочь. Но приходится без единого шороха спускаться так, как есть. Следя за оружием, окружением. Как только ноги касаются земли, он срывается в сторону врат. Успеть до закрытия, чтобы не тратиться на подкуп стражи...

    Едва отходя от ворот, буквально закрывающихся за его спиной, он переходит на бег, пока не замечает выбранное ими место. Идеальное, с дороги совсем не видно, если не знать, куда свернуть. Кела встает с земли, когда слышит движение за кустами. Тьма не скрывает силуэты.

— Ларвис, — она вздохнула с облегчением, но всего на миг, — А где кони?

— Вам нужно уходить.

— Что? Почему?

Кела следит, как он забирает с земли меч и тоже его хватает, цепко впиваясь в ножны.

— Пусти. За мной погоня. Человек из саарийских наёмников.

— Орден мертв.

— И одну из выживших змей пригрели королевские гончие. Бойцовский Пес мертв, — скалится Ларвис в привычной маэрийской манере. Пальцы эльфийки чуть слабнут, и он резко дергает бастард на себя, тянет ремень, чтобы закинуть лишнее оружие за спину. — Не снимай повязку. Уходите отсюда вверх по Fie’des. И не возвращайся в Лангморс. Никогда. Lum'adren знают, что принцессу убил маэрит. Лангморцы с ними союзники, дадут устроить резню.

— Нет! Не хочу бежать.

Они смотрят друг на друга, словно готовые сцепиться. Наемник видит в Келе почти обиженную девочку, которая вбила себе в голову невесть что. И он мрачнеет больше.

— Дура. У тебя на руках сопляк, — ладонью указывает в сторону притихшего эльфа. — Подари ему спокойную жизнь, пока это возможно. Скоро и без того заполыхает вся земля.

— Но тебя ищут с этим клинком! — она тянет руки к ремню, чтобы снова схватиться. Ларвис бьет сверху по ее наручам.

— Эй! Не трогай! — Луан толкает обидчика в бок, сколько есть силы. Ларвис даже не дрогнул. — Она хочет помочь!

— И сдохнуть! — склоняется к нему и рявкает маэрит. Плечи вздрагивают и подросток отступает назад. Плут не медлит, не прощается и не ждёт. Шагает прочь, чтобы под покровом деревьев выиграть себе хоть сколько-то времени до рассвета.

— Ларвис! L’arveaeis! Постой! — Кела бежит следом, — Темный рыцарь. То, что ты рассказывал.

    Ларвис останавливается, но не оборачивается к ней.

— Ты говоришь бежать. Но куда? В сторону Горящих Гор? Ты либо ночной страж, либо не нужен. Луана не оставят, он слишком мал. Маэритам это будет очевидно. У меня там нет друзей, которые закроют на это глаза. Покажи мне свою дорогу, прошу тебя, — она подходит ближе, но сдерживает себя от того, чтобы коснуться плеча. — Быть может, только под знаменами Гнева нам и осталось место.

Кела опускает голову, сцепляет руки, натирая костяшки подушечкой большого пальца. Эльф оборачивается медленно, тяжело и долго смотрит на свою подругу, на Луана, насупившегося поодаль. Она права. Но говорит так лишь потому, что хочет добиться своего. 

— Ты рискуешь больше, чем можешь понять. Я просил твоей помощи, пока считал, что способен уберечь вас обоих. Больше я этого просить не смею. Меч не отдам, уходите к Черным землям налегке.

— Без тебя мы бы все равно были мертвы. Я уберегу, — она прикладывает кулак к груди на уровне сердца, бессловно клянясь. Брови наемника дрогнули ни то в жалости, ни то в муке. 

    Он снимает клинок и отдает Келе. Щелкает подсумок. Наемник вкладывает в ладонь маэрийки мягкий, но тяжёлый мешочек с амулетом, крепко сжимает ее кулак.

— Если нападут темные твари — открой и достань. Никогда не открывай просто так и при светлых. И вообще никогда кроме. Когда доберетесь до замка Безымянного, покажи стражникам и скажи мое имя. Делай то, что скажет Марро — смотрящий замка. Требуй его, если будут сложности. И относись осторожно ко всему остальному. Особенно к некромантам. Всем без исключения. Не говори, не верь им. Если Свартмун спросит, рассказывай все, как есть. Поняла? Даже то, что тебе рассказывал я. Ничего не таи, — и следом отдает снятый у Эрлы кошель.

— Я не хочу в замок. Там ведь есть города поблизости? Подконтрольные риаитам.

— Что? Почему?

— Я чту закон охоты, — выпаливает она и задыхается, поджимает губы. Даже в таком сумраке Ларвис видит, как полыхают ее уши, из нежно-бледных ставшие пунцово-красными. Он просто ошарашенно смотрит и моргает, пытаясь уложить это в голове.

— Кела…

— Ты сам отнесешь клинок рыцарю. Я сберегу его. Gealaim fír’vre nuom!¹

И она обнимает его, поражённого до глубины души, крепко, порывисто.

Ларвис вдруг осознает нечто почти ужасное: Кела грезит тем, о чем едва ли знает. Охота — почти как свод правил с тех времен, когда маэриты были свободны, и рейгхлиты сражались с самыми жуткими порождениями хаоситских тварей и чудовищ Бездны. Потом, когда самые опасные твари закончились, а народы окрепли, охотиться ради выживания пришлось на люманаэдрийцев.

Главный закон охоты — не отбирать добычу. Принцип, который переняли маэрийские наёмники; в общем-то, не только его.

— Ох, Кела. Храни тебя Ламмах, — и он крепко обнимает в ответ, точно зная, что уведет Арависку и всех, кто бы с ним ни был, как можно дальше от этих двоих. Чему бы это ему ни стоило.