Жмуриться до красных пятен перед глазами, закрывать беспомощно уши, отворачиваться — делать все возможное, лишь бы не слышать надрывного кашля и не видеть, как она кружит всюду. Сухими руками касается увядающей кожи, считает узловатыми пальцами последние минуты и ликующе посмеивается себе под нос.

Не чувствовать в эту бесконечную секунду, как запястье обвивает чужая рука. Ледяная, до невозможного слабая. Тянет ближе, прямо к себе, чтобы вымолвить едва слышное, но такое отчаянное:

— Я так больше не могу.

А он тоже не может.

Подрывается с места и вылетает на улицу, где воздух свежий по идее должен быть, но почему-то кажется таким затхлым, тяжёлым. Его грудью никак не вдохнуть. Лишь беспомощно рот открывать и задыхаться. И мазать по щекам жгучие слёзы, в которых злости, обиды и несмирения концентрат.

А потом, когда внутри эмоции поутихнут слегка, вернуться к нему, упасть на колени и умолять:

— Я буду рядом, вместе мы обязательно справимся. Только не сдавайся сейчас, ладно?

И в ответ получить лишь взгляд, полный боли и какого-то безмятежного спокойствия, чтобы понять, что всё уже давно решено — никакого «рядом», «справимся» — тем более.

Тогда напоследок коснуться искусанными губами покрытого испариной лба, бесшумно подняться, пройти на негнущихся ногах к незакрытой двери, обернуться украдкой и оставить его в одиночестве, чтобы наконец всё закончить.

Однако уже потом, когда небо оттеняет недавно пролитой кровью, а земля скорбно молчит, поддаться чувствам, совершить ужасное преступление — перекроить к чертям полотно времени, рисунок которого не устроил совсем, и смотреть.

Смотреть на руины собственной жизни, поверх которых стремительно строится их. Их новая, такая же непредсказуемая и опасная, но пышущая жизнью.

— Ради тебя я готов стать обречённым.

Сохранить эти слова в сердце и пронести через века.

В будущее.