Феликс пораженно вздыхает и плюхается на отведенную ему кровать на колесиках. Он раскидывает конечности в стороны и с непередаваемой усталостью во взгляде упирается в потолок, залитый белоснежным свечением люминесцентных ламп. Прикрывает засохшие глаза и вдыхает смесь запахов антисептика и кварца. Сбоку, за шторкой, кто-то ворочается и громко сопит; в воздухе переливаются тихие переговоры медицинского персонала и ненавязчивая работа оборудования.

Сон буквально съедает.

— Ликси, — аккуратно касаются плеча. — Солнце, потерпи еще немного, ладно? Я разобрался с документами, врач сейчас тебя осмотрит.

Феликс садится на кровати и смотрит на измотанного Чана в домашней одежде. В ней и выбежал, торопливо вызывая ближайшее такси, когда Феликс вернулся домой не в обещанные час или два ночи, а практически под утро. С миллионом пропущенных звонков и таким же количеством непрочитанных сообщений на разбитом телефоне. И, что самое важное, — с синяком на скуле и застывшей кровью на правой брови. А еще — искренним раскаянием за случившееся, хотя он, Феликс, в этой ситуации непосредственная жертва.

Без объяснений Чана он, разумеется, не оставил. Пока они добирались до отделения неотложной помощи, Феликс рассказал о том, что на него было совершено нападение. Неожиданно, алкоголь значительно увеличил время его реакции, а преступник подобрал как нельзя подходящий момент — когда Феликс общался с Чаном и был больше сосредоточен на диалоге, чем на окружающем мире. Получив пару царапин, Феликс все же пришел в себя и вырубил — как он уже потом смог рассмотреть — мужчину лет тридцати. Поняв, что его мобильный непригоден для использования, он одолжил телефон у как по заказу забредшей в переулок женщины и вызвал полицию. Их ожидание, арест, дача показаний, оформление бумаг — все это отняло немало времени.

— Не беспокойся, все в порядке, — медленно ведет по нежной коже, в очередной раз проверяя небольшое повреждение. — Завершение вечера не должно было быть таким… Я заставил тебя переживать, — вздыхает он, извиняясь.

— Сильно болит? — Чан перехватывает маленькую ладонь и нежно поглаживает, рассматривая чуть сбитые костяшки.

— Немного пощипывает, но в целом терпимо.

Мягкие губы невесомо касаются запястий, успокаивая и отвлекая от неприятных ощущений. Феликс прикрывает глаза, растворяясь в моменте и сосредотачиваясь на горячем дыхании, ласкающем холодные руки.

— Кхм, — привлекает внимание чужой голос. Феликс смущенно переводит взгляд вниз на светлую макушку, что нехотя отрывается от своего занятия. — Прошу прощения за вторжение, но я должен осмотреть пациента, так что господин Бан, не могли бы вы… — широко улыбается, обнажая небольшие клыки и жестом просит уступить место.

— Передаю в твои золотые руки, Чанбин, — уступает место Чан, отходя на несколько шагов назад.

— Вы знакомы? — Феликс переводит удивленный взгляд с врача на своего парня.

— Помнишь, я месяц назад брал интервью у нового председателя центральной больницы? — Феликс с задержкой кивает. — Так вот, Со Чанбин, — Чан слабо улыбается, двумя руками указывая на парня в белом халате, который шутливо сгибается в реверансе.

— После интервью зацепились языками и решили выпить кофе, а там и номерами обменялись — с энтузиазмом продолжает Чанбин, оставляя короткий взгляд на Чане, — он очень много о тебе болтает. Рад, что нам наконец-то удалось встретиться, хоть и при таких обстоятельствах. Очень приятно познакомиться. — Чанбин протягивает ладонь. Феликс не спешит с ответом. Рассматривает его с нечитаемым выражением лица, чем беспокоит Чана.

— Солнце? — окликает он и подходит ближе.

Феликс качает головой и пытается улыбнуться. Выходит криво, но не так сухо, как могло бы быть.

— Ты не рассказывал, что у тебя есть такие знакомые. Я просто немного удивлен, — жмет плечами и, наконец, принимает рукопожатия Чанбина.

— Как-то к слову не приходилось, — Чан отводит взгляд и трет мочку уха.

— Итак, с вашего позволения я приступлю. — Чанбин достает из кармана резиновые одноразовые перчатки, надевает их и приближается к Феликсу. Одной рукой он слегка касается его подбородка, прося приподнять. Пальцами свободной убирает челку со лба и сосредоточенно рассматривает рассеченную бровь.

Феликс мысленно усмехается — за целых восемь лет в клане, на протяжении которых он дрался день ото дня, его лицо ни разу не пострадало. И вот, он впервые получает по нему выпившим и в подворотне от какого-то безымянного хулигана, решившего опустошить его кошелек. Сошло бы за анекдот, если бы не было так грустно. Феликс чувствует ласковое касание руки Чана на своей и расклеивается внутри. Подобное ведь не какая-то редкость — интернет кишит статьями о том, что кого-то где-то зарезали, ограбили, изнасиловали, убили. Для острова нечто такое обыденность. Ужасная и совершенно кошмарная. На месте Феликса вполне мог оказаться Хёк, Тан и — о чем он позволит себе думать исключительно в самых негативных мыслях — Чан. Судьба может однажды распорядиться так, что завтрашней ночью Феликс получит звонок с просьбой приехать на опознание трупа, где он увидит родное лицо, окрашенное уродливыми цветами смерти. Персональный ад.

Дыхание шумно сбивается, уголки губ дергаются вниз. Чан читает это по-своему и принимается шептать успокаивающие слова. Чанбин в свою очередь извиняется, думая, что причинил боль. В какой-то степени оно так и есть.

Чанбин говорит Чану о том, что рану нужно промыть и наложить два-три шва, и уходит за всем необходимым, обещая вернуться через пару минут. Когда они остаются одни, Феликс молчаливо рассматривает свои пальцы, жуя подрагивающую губу. Чан придвигается на кровати ближе, хотя между ними и без того расстояния практически нет, и утыкается носом в щеку, прикрывая глаза.

— Солнце, — шепчет, опаляя кожу теплым воздухом. Их пальцы переплетены. Феликс сжимает их крепче, как будто Чана отберут, если хватку ослабить хоть на секунду. — Боишься? — Феликс жмурится сильно-сильно и потирается виском о чужой лоб. Боится. Панически. Но Чан, конечно же, имеет в виду рану.

— Просто устал, — отвечает тихо, чтобы не выдать дрожь в голосе. — Слишком насыщенно, не для меня.

Чан вымученно улыбается, укладывает голову Феликса на свое плечо и задерживается губами на его макушке.

— Тебе обязательно нужно отдохнуть, когда Чанбин наложит швы.

Все происходящее чувствуется как укус противного писклявого комара. Тревожность серым насекомым долго кружит по комнате, выбирая жертву, пока не замечает по своим меркам привлекательного Феликса с чуть липкой от пота кожей и дурманящим, не выветрившимся до конца запахом сладкого алкоголя. Выдает себя противным жужжанием, что проникает в слуховые каналы и пытается засесть как можно глубже. Сделав несколько кругов, присматривает лучшее место и тихо садится на мягкую кожу длинной шеи, цепляется коготками и примеряется, ища лучшее положение для проникновения. Мелкие челюсти хищно надрезают нежную кожу, впуская хоботок. Нащупав тонкие нити капилляров, она впускает свой яд, разжижающий кровь, которую она так жаждет. Присутствие Чана срабатывает как мощный анестетик, притупляющий болезненные ощущения, доставленные жалким насекомым. Этого все равно не хватает и токсин начинает активно действовать, уменьшая выработку слюны, отчего во рту мгновенно пересыхает.

— Чан, — хрипит Феликс, поднимая взгляд на парня. — принеси пожалуйста воды, что-то в горле першит.

***

Отвечая на очередные рабочие вопросы по зажатому между ухом и плечом телефону, Чан обеими руками пытается пропихнуть купюру в торговый автомат, который упорно ее выплевывает назад. На третий раз бездушная машина сдается и, изрядно потрепав бумажку, принимает ее. Чан облегченно вздыхает и жмет нужную кнопку, выбирая воду без газа. Слушая очередную длинную историю, он взглядом гипнотизирует медленно вращающуюся спираль, по которой продвигается бутылка. Под мерное гудение аппарата, бутылка достигает толстого стекла и упирается в него, застревая. Чан округляет глаза, наблюдая за сложившейся картиной. Пластик застрял намертво и даже не пытается сдвинуться с места. Он осматривается вокруг, но рядом никого, кто мог бы помочь, поэтому он легко ударяет по автомату. Ничего не происходит.

— Ну же, давай, — одними губами произносит он, ударяя сильнее, пока в трубке раздается повторяющийся в который раз вопрос. Это срабатывает и вода, наконец, с грохотом летит вниз. Наклонившись, он вынимает воду и просит собеседника перезвонить позже, потому что разговор совершенно не клеится. Распрямляясь, кидает последние слова на прощание и поворачивается, чтобы пойти уже в нужную сторону, как налетает на мальчишку, что зачем-то присел на корточки прямо возле него.

— Извини, совсем не заметил. — Чан присаживается на одно колено и с неподдельной тревогой изучает светловолосого подростка на предмет повреждений. — Ты как, а? В порядке? — Он протягивает мальчику руку, которую тот благодарно принимает, и помогает им подняться. — Ты чего тут рассиживаешь? — Чан вскидывает брови, дожидаясь ответа.

Парень, не проронив ни слова, неловко улыбается и протягивает ему его бумажник. Чан на автомате проверяет карман, в котором минутой ранее он и лежал, но ничего, кроме пустоты, не ощущает.

— Да-а, — недовольно тянет он. — Ворон считаю. Спасибо большое, — Чан забирает бумажник. — С тобой точно все в порядке? — обеспокоенно интересуется, когда замечает, как чужие брови сползаются у переносицы, а глаза впиваются в его лицо, словно парень пытается издалека прочитать вывеску, отбитую мелким шрифтом. Словно он ничего не понимает.

Блондин вздыхает, как будто внутри вел лишь одному ему ведомую борьбу и, наконец, решил сдаться. Он указывает на свое ухо, а затем складывает длинные пальцы крестиком. До Чана поначалу не доходит, но спустя секундную заминку он по-доброму улыбается и достает свой телефон, печатая:

«Ты ничего не слышишь, да? Извини, я не знал. Огромное спасибо за бумажник. Я немного замотался и вполне вероятно, что и не заметил бы его пропажу. Ты как? Не ушибся?»

Парень ответно улыбается и протягивает руку к телефону, взглядом спрашивая разрешение. Чан кивает.

«Ты не мог знать, все в порядке. К тому же, обычно такие, как я, читают по губам. Но это, к сожалению, не про меня. Со мной все в норме»

И возвращает. Чан читает и набирает еще одно сообщение:

«Рад слышать. Как тебя зовут? Возможно, я мог бы отблагодарить тебя чашечкой утреннего кофе? Если тебе, конечно же, можно. Ты, вроде, не просто так здесь»

— Чонин! — Чан поворачивает голову на по привычке окликающий голос. Парень захлопывает дверь врачебного кабинета и, подойдя к ним, кладет руку на плечо мальчишки, привлекая внимание. — Мой брат что-то успел натворить? — вежливо улыбается он.

— Я был немного невнимателен и твой брат помог мне, подобрав бумажник. Я хотел бы как-нибудь отблагодарить его.

— Не стоит, просто будьте внимательнее в следующий раз. Хорошего дня, — Сынмин коротко кланяется и беря брата за руку, кивает в сторону очередного кабинета. Чонин дарит последнюю улыбку, извиняясь за быстрое расставание и, следуя за Сынмином, машет на прощание.

Чан провожает удаляющиеся спины новых знакомых взглядом и думает о Феликсе, который ждет его совсем один. Он уже собирается развернуться, как цепляется за тату старшего из братьев на боковой части предплечья, что выглядывает из-под закатанных рукавов рубашки. Чан хмурится, пытаясь рассмотреть небольшую картинку, которая уже почти скрывается из виду. Вот оно. Он впервые вживую видит двух черных лисиц, окружающих месяц.

***

— Кажется мне уже ни что не поможет, — усмехается Чан, опускаясь на стул рядом с кроватью Феликса. — Очередные приключения сваливаются на меня в самых неожиданных местах, — протягивает долгожданную воду. — Еле отвоевал твою воду, представляешь? Этот бездушный механизм зажевал мои деньги, потом бутылка застряла, потом чуть бумажник не потерял, — перечисляет он, загибая пальцы.

Феликс почти давится водой, пытаясь сдерживать смех прорывающийся наружу. Мелкие бытовые неприятности следуют за Чаном по пятам и не оставляют даже в стенах больницы.

— Спасибо, — отставляет бутылку на прикроватный столик. — Теперь ты…

Разговор прерывает входящий звонок, который Чан скидывает. Он собирается продолжить, но кто-то упорно пытается с ним связаться. Вслед за звонками летят сообщения и очередные звонки, поэтому приходится ответить. Меньше чем за минуту на его лице проносится так много эмоций, что Феликс напрягается, ожидая окончания вызова.

— Дело срочное появилось, — Чан устало трет лицо. — Мне нужно уехать. Прямо сейчас.

— Насколько срочное? Ты не можешь его отодвинуть? Выглядишь не менее измотанно, чем я. — Феликс пробегается пальцами по щеке Чана и заводит белокурую прядь ему за ухо.

— Боюсь, у меня нет выбора.

— Тогда уходим. — Феликс берет свою куртку и уже собирается встать, но Чан останавливает его, придерживая за бедро. — В чем дело?

— Куда собрался?

— Домой, — Феликс хлопает глазами. Отлеживаться смысла нет. Пока Чан ходил за водой, Чанбин быстро сделал свое дело. Да, бровь была рассечена глубоко, но Феликс не видит необходимости в госпитализации. Синяки мазью можно и дома смазать. Станет хуже — разберется. Как-никак он получает медицинское образование. На самом деле, и с этой раной он бы разобрался, но Чан был слишком серьезен в тот момент — Феликс не решился возразить.

— Не собираешься остаться?

— А есть смысл?

— Ты мне скажи.

— Нет, его нет.

— Ладно, — Чан согласно кивает. — Тебе виднее. — Он поднимается со стула и забирает у Феликса куртку, накидывая ее на предплечье. — Подойдем к регистратуре, поблагодарим Чанбина, если он там.

Феликс прибивается к его боку, обвивая свободную руку, когда они спускаются на первый этаж.

— Чанни. — зовет вполголоса. Чан ответно мычит. — Насколько вы близки с этим Чанбином?

— Мы? Не сказал бы, что очень, но, оказывается, достаточно, чтобы он безвозмездно оплатил больничные счета за твое лечение, — Чан смущенно хихикает. — Думаю, стоит как-то позвать его к нам на ужин.

Феликс внезапно останавливается, и Чан, не ожидая этого, по инерции дергается назад.

— Солнце? Тебе плохо? — Чан рвется заглянуть Феликсу в лицо, от которого отхлынула краска. Он крепко сжимает сухие губы в белую полоску, упорно тупит взгляд в пол и не решается вымолвить хоть слово.

— Он мне не нравится, — выходит глухо, но в гробовой тишине коридора звучит резко. Возможно, резче, чем он хотел.

— Кто? — недоумевает Чан. Он опускает ладони на плечи Феликса и ощущает, как те напряжены.

— Чанбин, — поясняет, прочистив горло.

Чан оглядывается, будто Чанбин мог оказаться в этот момент где-то поблизости и услышать их разговор.

— Почему?

Феликс неуверенно ведет плечом. У него есть причина, но он не может поделиться ею с Чаном.

— Кажется неприятным, — глупо, но это максимум, на который сейчас способен его кисельный мозг. — Просто интуиция. — Феликс все еще избегает взгляда Чана. Чувствует его замешательство, которого он совсем не хотел.

— Хорошо, — выпадает из ступора Чан, морща лоб. Возможно, думается ему, Феликс просто переутомился. — Тогда подождешь меня на выходе? Я один схожу к нему, раз тут такое дело, идет?

Феликс кивает, клюет Чана в губы и спешит уйти. Чан провожает его спину взглядом, в котором все еще мельтешат соринки непонимания. Это было несколько странно.

Феликс не доходит пары метров до стеклянных вращающихся дверей и решает подождать Чана внутри помещения. Он тяжело выдыхает и несильно шлепает себя по лбу. И что он там устроил? Дурак. Ему нужно лучше контролировать свои страхи и не терзать ими Чана.

Надолго один он не остается — Чан возвращается буквально через минуту, сообщая, что Чанбина ему найти не удалось. Напрягать старшую сестру его поисками не хотелось, поэтому он решил созвониться с ним чуть позже.

Когда они покидают здание, Феликс краем глаза замечает разыскиваемого, который показался из-за какой-то двери с телефоном у уха.

Феликс полностью занимает внимание Чана и старается улыбаться.

Со Чанбин — следующий глава Желтой мафии. Основная сфера деятельности: организация продажи внутренних органов на черном рынке.

***

Время близится к полудню и совершенно вымотанный последними событиями Феликс засыпает прямо в такси, уютно устроившись на плече Чана. Вид наконец расслабившегося парня успокаивающе действует на Чана, одолеваемого роем мыслей об очередном деле, в котором придётся копаться ближайшие сутки, раскладывая нужную информацию по полочкам. Феликс пытается найти наиболее удобное положение и обхватывает талию Чана словно подушку и тыкается маленьким носом в шею, ища тепла, от чего тело пробивает крупными мурашками. Чан умиленно наблюдает за ним и придерживает его голову, чтобы та не соскальзывала на всех ухабах. Он нежно прижимается губами к светлой макушке и прикрывает глаза, пытаясь абстрагироваться от всего окружающего.

Такси быстро добирается до нужного адреса и несмотря на все ямы, словленные по пути, Феликс спит также крепко. Чуть повозившись, Чану удаётся подхватить Феликса на руки, чтобы доставить его прямо до кровати. Уже возле нужной двери, когда Чан пытается по другому перехватить тело, Феликс просыпается, пытается разлепить сонные глаза и что-то тихо бурчит себе под нос, стучит по чановому плечу, прося опустить.

Чан помогает Феликсу переодеться и укладывает спать. Укрыв мягким одеялом, оставляет на его губах поцелуй и обещает вернуться как можно раньше. Под тихое сопение собирает нужные вещи в рюкзак и спешит в ожидающее внизу такси.

По дороге опять звонит коллега, начиная ныть, что Чан слишком много времени тратит на дорогу.

«Просто купи уже машину, Чан. Тебе не придётся трястись в автобусе или ждать такси. Из-за накалившейся обстановки, заказов у них сейчас больше чем когда-либо, едут на вызов очень долго»

— Джен, может ты займешься делом? Твои постоянные звонки никак не ускорят моё прибытие.

Дженни сразу скидывает, делая вид, что обиделась. Через пару минут начинает закидывать мемными картинками про начальство, не думая приступать к работе в одиночку.

Чан добирается до их небольшого офиса и не успевает и слова произнести, как эта болтушка начинает возле него крутиться, возмущаясь по поводу и без. В своём желании поделиться новым делом, она напоминает маленького активного щеночка, что ждёт внимания в её сторону, активно виляя хвостом.

— Ну, рассказывай, — Чан стаскивает с плеча рюкзак, помещает его на стул, а сам присаживается на единственный свободный краешек своего рабочего стола.

Просияв, Дженни сиюминутно оказывается у своего стола, что расположен в аккурат напротив чанового, и незамедлительно возвращается к нему с толстенной папкой, листы из которой так и норовят выскользнуть. Чан принимает ее (как и кофе, которое Дженни любезно купила для него), однако открыть не успевает — поверх ложится маленькая ладошка.

— Подожди. Сначала вставлю слово. — Дженни выдыхает через рот, переводя дух. В ней столько взволнованности, что Чан невольно усмехается, спеша спрятать улыбку в стаканчике с кофе — за смешинки в сторону этой леди порой можно нехило отхватить. — Знаю, о таком надо предупреждать заранее. И то, что я так поступаю, определяет меня как некомпетентного сотрудника, лишенного какой-либо субординации… возможно, ты даже разозлишься, и знай, я приму это, потому что в данной ситуации, будь лично я на твоем месте, тоже пришла бы в бешенство… поэтому если ты все-таки да, то я окей… — она начинает сбиваться с основной мысли, напоминая не заучившего стих школьника, которого учительница внезапно вызвала к доске, чтобы проверить выполнение домашнего задания.

— Дженни…

— Через двадцать минут ты берешь эксклюзивное интервью, — набрав в легкие воздуха, наконец выпаливает она.

— Какого хрена?! — от неожиданности Чан едва ли не роняет кофе.

— Чанни, это очень, очень важная гостья, — Дженни буквально начинает ныть, корча многострадальную рожицу. — Это Ким Бора, которая работает детективом в центральном отделе по расследованию тяжких преступлений. Она могла обратиться в любую другую редакцию, но выбрала нас. Ты понимаешь, какая это большая честь для нас? У нас нет шанса на промах.

— Поэтому интервью обязательно должен взять я? Перекладываешь на меня всю ответственность? — Чан пытливо щурится.

— Именно, — серьезно кивает она. — Она мой кумир, я так ей восхищаюсь. Могу ляпнуть что-то не то…

— Ладно, — быстро сдается он. — Тогда забираешь какое-нибудь мое дело.

— Договорились. — Дженни протягивает Чану раскрытую ладонь, и он несильно отбивает ее.

— Что у нее?

— Теперь можешь заглянуть, — она кивает подбородком на папку. — Полистай, пока я буду рассказывать.

Шелест страниц сопровождается неторопливой речью Дженни с редкими комментариями по поводу дела. Чем больше она углубляется в подробности, тем больше Чан удивляется услышанному. На последних фразах, связанных с личной жизнью преступника, Чан глубоко задумывается, пытаясь представить картину.

— Я была в шоке, когда услышала, — делится коллега, расхаживая взад вперед по небольшому кабинету.

— Знаешь, больше походит на сюжет фильма, — вспоминает все знакомые киноленты.- или книги. Знать, что нечто подобное случилось на нашем острове… Как бы ты поступила в этой ситуации? — интересуется Чан.

— Не могу сказать точно, — останавливается она, скрещивает руки на груди и, задерживаясь в потоке своих мыслей, отвечает. — Наверное я не смогла бы это принять, мое доверие начало бы задыхаться от того, что за моей спиной проделывалось нечто подобное. Это стало бы концом любых отношений между нами.

Обсуждение довольно быстро сходит на нет, да и времени на него не остается. Вскоре прибывает Ким Бора и Чан теряется на пару часов. Ему приходилось работать с большим количеством абсолютно разных людей, но интервью с детективом он с уверенностью может назвать «другим уровнем». За его короткими вопросами и ее содержательными ответами время пролетает незаметно и, вернувшись в свой кабинет после него, он понимает Дженни, которая трепетала, рассказывая о своем кумире. Ким Бора — невероятная женщина, в присутствии которой, даже у Чана дыхание сперло, но держался стойко и профессионально.

Проведя еще некоторое время в стенах офиса, он забирает оставшийся материал домой, где работается гораздо лучше. Квартира встречает тихой музыкой из кухни и смешением ароматов чего-то очень вкусного и чего-то немного подгоревшего.

— Солнце, я дома, — оповещает Чан, вешая куртку на вешалку.

Ответа он не дожидается и направляется на кухню. Под очередную песню The Weeknd, пятой точкой кверху, Феликс пятится к двери, сметая черные крошки и не чувствуя присутствия парня. Чан с любопытством наблюдает за ним и ждет. Еще пару шагов и Феликс упирается в чаново тело и, испугавшись, ойкает и отскакивает от него.

— Ты… — хватается он за сердце. — Ты долго тут стоишь?

— Минуты полторы? — улыбается Чан в ответ, смотря на кухонные часы.

В ходе уборки выясняется, что Феликс успел хорошенько выспаться и решил приготовить что-нибудь к возвращению Чана. Пока сытное рагу томилось на плите, он захотел тост и, как человек без тостера, устроил кусочек хлеба на сковороде. Ожидая его готовности отвлекся на телевизор в гостиной и напрочь о нем забыл. Запах черного уголька окутал пол квартиры, а потом нечаянно оказался на полу, чуть раскрошившись. Совместными усилиями они закончили приготовление ужина и даже успели выветрить отвратительный запах.

— Как себя чувствуешь?

— Голова иногда немного болит, а так… Что с работой?

— Нам, точнее мне, повезло провести эксклюзивное интервью, — Чан цепляет последний кусочек мяса, на который Феликс заглядывается, и, как ребенку, отправляет его «самолетиком» прямиком в рот. Феликс захватывает его и не отпускает палочки. Чан не может сдержать улыбки, видя возлюбленного в хорошем настроении после всех последних событий.

— С кем? — интересуется Феликс, подкладывая Чану его любимых овощей.

— Детектив Ким Бора. Поэтому в скором времени в СМИ будет освещено одно из самых громких дел за последние месяцы, — любопытный взгляд Феликса не остается незамеченным и Чан коротко пересказывает ему суть дела. — Через три недели у него должна была состояться свадьба, но все всплыло наружу. Он убивал людей, а его невеста ни о чем и не подозревала. В день ареста она постоянно твердила, что это ошибка и ее возлюбленный не такой человек, пыталась его защитить, но… Ее накрыла истерика, когда все подтвердили.

Чем дальше заходит рассказ, тем больший вес паники опускается на плечи Феликса. Головная боль начинает возвращаться, а учащенное сердцебиение кажется громким, как раскаты грома, что ему пришлось громко стучать ложкой по тарелке, пытаясь перекрыть этот громкий звук. Он не поднимает глаз, боясь, что Чан может заметить в его глазах отблеск чего-то, что его может выдать. Сложнее всего удерживать дрожь в теле, которая особенно сильно трогала его ноги. Сделав несколько глубоких вдохов, он пытается успокоиться.

— Как… как бы ты поступил в этой ситуации? — добивает его Чан. Он наверняка даже не подозревает, какую рану подковырнул этим, на первый взгляд, простым вопросом. Очень болезненную, никаким временем и лекарствами не излечимую. Феликс Чана ни в коем случае не винит — тот ни в коем разе не причастен к ее образованию. Феликс все сам, сам свой мучитель.

До предела уязвленный, он наконец поднимает свои глаза и сдерживает подкатившие слезы, потому что Чан до боли родной, домашний, расслабленный, пахнет самым любимым запахом на свете, сидит на их общей кухне и ест приготовленную ими еду. Феликс не может себе отказать во всем этом. Ему кажется, что он умрет, если перед сном не получит привычный поцелуй в губы, а завтра почистит зубы в одиночестве, не сражаясь в шутливой манере за зеркало над раковиной в ванной.

Феликс сейчас сплошной оголенный нерв — тронь, и плохого не избежать. Он ужасно устал, и это далеко не результат крайних, абсолютно сумасшедших суток. Ему срочно хочется к Чану, укутаться в его объятия и спрятаться. Феликс не противится этому желанию — встает, пытаясь сохранять спокойствие, залезает на коленки, обнимает за крепкие плечи и скрывает свое лицо в груди, чтобы Чан не видел, как его колбасит.

Большая ладонь ложится на его голову, пальцы вплетаются в волосы, массируя кожу, и Феликс чуть приходит в себя.

— Знаешь, — начинает он неуверенно, — на месте преступника я бы не смог признаться, — оглашает и замирает в страхе, ожидая реакцию.

— Почему? — с искренним интересом спрашивает Чан. Не заметив ярости в его голосе или других негативных оттенков, Феликс выдыхает.

— Эгоистично, но… — он приоткрывает глаза, словно смотря сквозь воздух, и крепче сжимает Чана. — Ни за что не смог бы отказаться от самого дорогого, что есть в моей жизни. Даже если нам и было бы суждено расстаться, я бы изо всех сил хватался за те кусочки счастья, что неохотно выделяет жизнь, и продлил бы его на самый долгий срок из всех имеющихся. А ты, Чан… — Феликс приподнимается и заглядывает в его задумчивое лицо. — Что бы ты сделал на месте невесты?

Чан долго всматривается в глаза Феликса, затягивая с ответом, и в итоге лишь жмет плечами.

— Я бы остался на стороне любимого, даже несмотря на то, что все тыкали в него пальцем и как один кричали, что он преступник. Вот так. Звучит как крайняя степень безумия, но как есть.

И в этот момент внутри Феликса что-то надламывается.