Дома было очень тихо и потому, это настораживало. Обычно по утрам помещение наполнялось какофонией звуков: бренчание посуды, звуки шагов, шелест бумаги и громкие споры, которые лишь изредка заменялись хоровым пением народных баллад.

Паренек, лет десяти на вид, бежал по коридору забавно шлепая босыми ногами по каменному полу попутно натягивая на себя серую тунику.

— Доброе утро, Камри, — поприветствовал влетевшего в столовую ураганом мальчика мужчина. Он сидел в самом конце длинного обеденного стола и разбирал какие-то бумаги.

— И вам доброе, Папа Гви́нед, — запыхаясь проговорил Камри.

Внимательно оглядев столовую он увидел на столе лишь свой одиноко стоящий завтрак. Подойдя к столу и уже отодвинув стул, чтоб сесть он вдруг резко остановился и внимательно посмотрел на Папу. Тот не сразу почувствовал что на него смотрят, потом довольно лениво оторвал взгляд от бумаг и посмотрел в ответ, осмотрел мальца с головы до ног, а потом кивнул, будто отвечая на так и не озвученный вопрос, и слегка улыбнулся. Получив разрешение мальчик взял свою тарелку и перенес её поближе ко взрослому (так близко, чтобы если он вдруг опрокинет бокал было меньше вероятности намочить бумаги), потом перенес все остальное и наконец сел завтракать.

Папа Гвинет был негласным главой семьи. В меру строгий, он всегда был готов выслушать и дать совета. Ему удавалось держать всю их любившую пособачиться семейку в неком подобии мира, потому «папа» было не обозначением его статуса среди семьи, а данью уважения, так его называли все. Камри восхищался им и в тайне надеялся что когда вырастет будет таким же как он мудрым, статным и красивым. Гвинет и правда был красив. Темные волосы с легкой сединой, аккуратные усы и треугольная бородка которая ему очень шла.

Гвинед временами поглядывал на мальчика, тот с очень серьезным видом жувал еду смотря то в стол, то в окно.

«Камри…» — мысленно протянул мужчина, в его молодости «камри» были все они, это означало «соотечественник», указывала на их родство не смотря на все их ссоры и войны. А потом в их жизни появилось это чудо с большими глазами которые с любопытством смотрели на мир. В этом маленьком ребенке сконцентрировалось все их родство, все в равной степени дарили ему свою любовь, обучали тому, что умели сами. При нем даже старались не ссорятся, а если это и происходило то он их, со всей своей детской наивностью, начинал мирить.

— А где остальные? — наконец нарушил тишину мальчик, пока он ел ни кто не произнес и слова.

— Ну, Брих наверное в церкви, а остальные не знаю — пожал плечами мужчина.

— Ладно, я тогда погуляю, — сказав это, Камри схватил свою посуду и понесся в сторону кухни.

— Обувь не забудь на… конец фразы ребенок уже не слышал

***

Первым делом Камри направился во внутренний двор, там почти всегда можно было встретить дядю Дехейбарта который занимался с болванчиками практикую свои навыки владения разным видом оружия.

Дехейбарт был высоким широкоплечим мужчиной с бородой, настоящий воин. Вот и сейчас он нещадно орудовал боевым топором так, что совсем новенький деревянный столб почти превратился в щепки.

Мальчишка наблюдал за мужчиной как завороженный. В глазах ребенка все действия бывалого воина были не отточенным навыком владения холодным оружием подкрепленным опытом, а красивым замысловатым танцем.

— О, Камри, здорова, — поприветствовал своего не очень тайного зрителя мужчина, — Позавтракал уже?

— Ага.

— Хочешь попробовать? — спросил он указывая на топор в своих руках.

Мальчик кивнул, а в его глаза загорелись огромным интересом. Дехейбарт отошел к стойке с топорами, поставил свой и взял самый маленький.

— Держи, тот тебе еще рано.

Хоть с топором в руках худощавый Камри смотрелся до смешного нелепо, орудывать им он уже умел довольно неплохо. Но, к своему сожалению и большому стыду быстро уставал, да и болванчикам в виде вражеским воинов (которых Дехейбарт делал под себя) ели доставал до пояса. «Поверь мне, парень, ты имеешь доступ к самому уязвимому месту!» каждый раз со смехом говорил дядя Дех, а Камри только больше злился. Сегодня эта злость привела к тому что несчастное чучело стало одноруким.

— Молодец! Скоро уж и бошки полетят! — радостно басил мужчина пока парнишка пытался отдышатся.

— Ага, молодец. Дядя Дех, я к отцу Бриху схожу, ладно?

— Ладно.

***

С отцом Брихениога Камри столкнулся прям в дверях церкви.

— О, ты не ушибся? — поинтересовался Брих всем лицом показывая свою обеспокоенность.

— Неа, — беспечно отмахнулся мальчик.- Я тут это, пока шел цветы нарвал, — протянул он букет полевых цветов.

Мужчина с улыбкой принял его и предложил войти в церковь чтобы оставить цветы там.

Пока отец Брих искал вазу и набирал в неё воды для цветов Камри сидел на одной из двух имеющихся скамеек и наслаждался прохладой. В церкви приятно пахло церковными свечами и ладаном, а блики от витражных окон создавали причудливые узоры на полу.

Закончив мужчина сел рядом с мальчиком. Помолчав с минуту, Брихениог сказал: «Хочешь я тебе кое что расскажу» и не дождавшись ответа начал свой рассказ.

Камри любил слушать его истории, и не важно что это библейские рассказы, народные придания или что-то из жизни мирской — у отца Бриха был талант. Живое лицо усеянное веснушками и обрамленная ярко рыжими слегка вьющимися волосами (давало знать о себе ирландское происхождение), отменная жестикуляция и умения менять голос от персонажа к персонажу делали из него отменного рассказчик.

Самому же Брихениогу нравилась компания этого маленького неугомонного солнца. Этот ребёнок был невинно светлой душой, глотком свежего воздуха, которого так не хватало в их очень напряженных межсемейных отношениях. Он даже окончательно смерился со своим прозвищем только когда услышал обращение «отец Брих» из уст этого ребёнка (и плевать что прозвище прикрепилось к нему с измальства и изначально звучала как «святой отец», смирится с ним он долго не мог)

Через какое-то время они оба, одновременно решили что пора закруглятся. Брих пошёл в сторону дома, а Камри направился к полям где паслись овцы и другой скот.

***

Камри любил природу, он восхищался ей. Его живой детский мозг мог сравнить и сопоставить горы и леса, цветочный луг и море. Владения его семьи ему казались просто бескрайними.

Сейчас мальчик лежал на траве под деревом и смотрел на пастбище. Обычно коровы, козы и овцы хаотично двигались передвигаясь по всей отданной им территории, но сейчас разморенные полуденной жарой они лежали в найденных теньках.

Камри понаблюдав за столь умиротворяющей картиной решил сходить на море, но только занеся ногу чтобы сделать шаг резко развернулся и пошёл в сторону вала Оффы*.

Данный вал обозначал границу между владение и его семьи и соседей англосаксов. Ходить туда, а тем более в одиночку ему запрещалось, но когда мальчиков распирает любопытство и имеется возможность они не думают о таких мелочах как запреты и наказания.

Стоя почти у самой границы он видел в далеке две фигуры мужскую и женскую. Своих соседей в близи он не видел пока ещё никогда, но почему-то был твёрдо уверено что у них сильно вздернутый нос, неприятный взгляд буд-то все, на что они смотрят является говном и ужасно неприятный голос.

***

Вернулся домой он только к ужину, бесстыдно пропустив обед.

За столом собралась почти вся семья, помимо Папы Гринеда, дяди Дехейбарта и отца Бриха там были и остальные.

Тётя Поуис сидела по правую руку от Папы (который, как и полагается главе семьи, сидел в центре). Это была высокая женщина ростом почти с Дехейбарта, с красивым лицо и длинными тёмными волосами заплетенными «улиткой» по бокам в красивом жёлтом платье.

По левую руку от Папы сидела матушка Морганнуг (или, как её по старой памяти называли иногда взрослые, Гливинсинг). Она была самой старшей в семье, почти на век старше всех, но при этом не велика ростом. На её лице были заметны мимические морщины, а в волосах появились седые прядки. Несмотря на то что она казалось очень строгой женщиной, но именно от неё в свое время Гвинед набрался мудрости и терпения.

Дядя Гвент сидел прямо напротив Камри. Он был самым низким среди взрослых и единственный блондин в семье. Его внешность идеально бы подошла для какого нибудь барда — светлые волосы почти до плеч, красивое худое лицо, манера довольно ярко одеваться и подстать всей семье красивый голос (да и нрав был подходящий).

Камри улыбнулся приступая к еде. За столом не чувствовалось привычной напряженности между взрослыми, будто все отдохнули и теперь планировали провести семейный вечер с весёлым настроем.