Monster — The Eastern Plain

— Она стала еще короче, — к этому умозаключению приходит Тэхен, стоя перед зеркалом в полный рост и сжимая край футболки в пальцах. И ладно, все было бы не так печально, если бы это была его футболка, а не Чонгука, которая на два размера больше и, к тому же, оверсайз.

— Купим другую, чтобы не задувало, — отзывается альфа переодеваясь, глянув через плечо на него.

— Летом? — недоумевает, выпячивая нижнюю губу задумчиво. — Мне кажется, надо наоборот — жарко же будет.

— Кому из вас будет жарко? — усмехается Чонгук, подойдя сзади, обнимает и берет чужие ладони в свои, не отлепляя их от подросшего животика. — И о каком лете ты говоришь, только-только март прошел? Но если хочешь бегать в топике летом, то устроим, — улыбается отражению альфа, расположив подбородок на плече Тэхена.

— Хотя, ты прав, — вынимает ладони и располагает их сверху чоновых, не создавая ему преград при контакте с шестимесячным животом, — о каком оголении может идти речь, я уже не так молод и красив, как раньше, еще и будущий родитель, что обо мне подумают?

— Что ты самый красивый родитель из всех, — уверяет альфа, приподнимая белую ткань футболки выше и трепетно касаясь тёплой округлости.

— У меня появились растяжки, — спокойно оповещает, без истерик и обид на жизнь.

Тэхен и до беременности был спокойным, а сейчас будто стал еще больше, чему Чон до сих пор удивляется, в который раз думая, как ему повезло с ним. Он-то к своим двадцати семи успел от друзей наслышаться о капризах их мужей-омег, когда те были в положении, некоторые даже уходили из дома на день, чтобы не свихнуться окончательно. Слава богу, пронесло.

— И что?

— Тут йога уже не поможет, — в этот момент, смотря на них двоих через отражение зеркала, Тэхен ловит себя на мысли, что это стало обыденным ритуалом — вот так стоять вдвоем и осознавать, что скоро они будут не вдвоем, а втроем. Странное ощущение, к которому сложно привыкнуть, но такое… Теплое.

— Ты расстроен из-за этого, — не спрашивает, а замечает в непроницаемом лице нотки грусти. Конечно, кому было бы приятно от вида своего ныне неидеального тела? — Не надо. Вот здесь, — оглаживая животик, — развивается маленькое солнышко, — почти мурлычет, слабо улыбаясь, — а это — его лучики, которые оно источает, светясь внутри. Просто очень ярко, наш маленький принц не умеет по-другому.

— Ты думаешь, что будет омега?

Если честно, другого объяснения, почему Ким такой спокойный, Чонгук найти не может. Все знакомые, у которых рождались альфы, рассказывали, какими взбудораженными были их омеги, пока вынашивали их, а те, у кого были омежки, наоборот хвалились относительным спокойствием.

— Не знаю, но что-то мне подсказывает, что да.

Они не знают пол ребенка, решили оставить это сюрпризом до родов, а потому, беседы на тему выбора имени, интерьера детской комнаты и многого другого были актуальны.

— Мы сегодня много ходили, ты не устал?

— Да, хочу прилечь, — кивает Ким. — Но сначала надо…

— Витамины, я помню, — отстраняется Чонгук и выходит на поиски нужной баночки, витамины из которой омеге с малышом прописали.

— Разве не я об этом должен помнить? — смеется тот, смотря ему вслед.

— Мне спокойней, когда мы оба об этом помним.

Усмешку Тэхен не сдерживает — знает он, как ему спокойней.

Чонгук не был настолько опекающим его, пока однажды не забыл об их походе на УЗИ и не проспал все, в то время как Тэхен, отгостив у родителей, съездил в клинику сам, не желая будить альфу после ночной смены в больнице. Сам омега мог работать на дому, благо профессия позволяла, а вот Чону первое время было непросто смириться с тем, что иногда придется оставлять его беременного одного на целые сутки, а то и больше. Но и это прошло, правда после своего отсыпания альфа стал следить лично за всем, что ест, пьет и принимает Тэхен в течение дня. Ему спокойней, а Кима это умиляет и вместе с тем веселит.

— Сегодня с мандаринкой, — объявляет Чон, возвращаясь с кружкой воды и витаминами в спальню, где Тэхен уже сидит в позе креветки на краю кровати и ждет его, — поймаешь ртом, если кину?

— Смеешь сомневаться? — улыбается омега, но вопреки словам Чонгук таблетку, конечно же, не кидает, а спокойно передаёт из рук в руки, но кружку, когда за ней тянутся, отводит в сторону.

— Что нужно сделать? — спрашивает и подставляет щеку для поцелуя, однако его за нее слабо кусают и отбирают кружку, при этом беззвучно хихикая. — Я беру назад слова о том, что ты стал комнатным растением, — смеется с ним альфа, вытирая после чужого рта слюну с щеки, — самая настоящая дикая мухоловка.

Сансара — Баста

Тэхен, приняв нужные витамины и улегшись на кровать нормально, обняв подушку для беременных руками и ногами, ждал, когда рядом приляжет Чонгук — единственный каприз, который он потребовал — чтобы альфа всегда лежал с ним, если выдастся такая возможность. И тут, как по часам, звонит телефон. Кто решил почтить их семью своим вниманием ровно в семь вечера, загадкой не было, — это уже было требованием Чонгука — звонить раз в день, говорить недолго и без тревог.

Превозмогая лень, накатившую как только тело соприкоснулось с мягким матрасом, и желание разбить телефон Тэхена об стенку, Чонгук принимает вызов.

— Тэхен, это пиздец, — жалобно начинает возмущаться Чимин, без лишних слов давая понять, каков будет разговор.

— Не угадал, — рушит чужие надежды Чон и ставит на громкую связь — не ему же позвонили, но уши погреть и самому хочется.

— Чонгук, это пиздец, — сразу же исправляется омега, совершенно не заботясь о том, кто станет слушателем его тирад. Видать, накипело, раз готов психовать не другу, а его парню, все равно ведь не чужие люди, верно?

— Успокойся, Чимин, тебе нельзя волноваться и волновать из-за своих волнений Тэхена, — беспокоясь в первую очередь о состоянии Кима и потом о Чимине, успокаивает. — В чем дело?

— Твой друг, он… он… — задыхается в возмущениях Чимин, а его приглушенный голос отскакивает глухим эхом от стен, будто он находится где-то не в квартире. — Озабоченный! — и шипит тихонько, поглаживая живот, в котором кому-то было ой как неспокойно.

— Ты где сейчас, и чем он озабочен?

— В туалете, мной и… и ребенком!

А все потому, что омеги, как самые настоящие подружки, по случайному стечению обстоятельств принесли в свои дома радостные новости с небольшой разницей в два с половиной месяца. Сначала обо всем узнал Чимин, знатно ахуев, а спустя время и Тэхен, но уже без особого удивления, потому что помнил, как случилось зачатие, и что получилось оно не случайно. И вот, Чимину с Хосоком вот-вот ожидать прихода малыша в мир, а Чону с Кимом еще ждать пару месяцев. И все было прекрасно, сначала Чимин очень, даже для себя слишком много, радостно пищал, что их дети будут дружить, потом плакал из-за этого, мутузил Хосока, потому что тот с него ржал, а потом начал делать то, что умел лучше всего — звонить ежедневно Тэхену.

— Это плохо?

Да нет, не плохо, просто Чимин заливает в уши Тэхену, а нервничает от этого Чонгук, потому что, зная истеричку Пака, ожидать от бесед с ним можно чего угодно.

— Он заебал с моим животом разговаривать! — в этот раз все сносно, Чонгук позволяет себе усмехнуться и заметить, как заулыбался рядом Тэхен, прикрывший глаза, чтобы подремать. В его пушистые волосы захотелось забраться пальцами, что альфа и делает, начав слабо массировать ему голову. — Я вообще-то устаю много сейчас, — беременный же, последний месяц, ну! — И спать хочу, а он бубнит и бубнит, и мацает меня постоянно.

— Хотел бы я на это посмотреть, — отстраненно говорит Чон, будучи завороженным своими малышами, а не проблемами друзей.

— Блять, он стучит, — скулит Чимин, а на фоне жалобное: «Пучеглазик, ну пусти».

— Пучеглазик? — смеется альфа; Тэхен, кажется, уже уснул, раз никак не реагирует — слишком набегался и по магазинам, и по парку вместе с ним. Поэтому Чон отключает громкую связь и прислоняет телефон к уху.

— Я запретил называть меня мопсиком, и он нашел решение, — устало поясняет омега. — Чонгук, можешь поговорить с ним?

— Ты, наверное, не поймешь, но потерпи его еще немного. Просто понимаешь, ты с малышом двадцать четыре на семь, чувствуешь его и знаешь, что с ним все хорошо, поэтому спокоен и привык к его присутствию. А Хосок, он же не может понять, как ему там, хорошо или плохо, он не видит его так часто, пропадая на работе или не заставая тебя дома, ты же любишь погостить у нас, — улыбается, потому что знает, о чем говорит — сам то же самое чувствует. — Он ведь тоже родитель, припизднутый, но родитель, — Чимин в трубку хмыкает уже спокойней, Чонгуку не видать, но он точно так же улыбается. — Я знаю, как он любит вас обоих: на работе ежедневно возносит вас к небесам, Чимин.

— Я знаю, — говорит Пак, и по голосу альфа понимает, что того отпустило. — Все еще не хочешь узнать, кто у вас будет? — они с Хосоком знают.

Смотря, как дует во сне губы и щечки Тэхен, Чон едва сдерживается, чтобы не провести по ним кончиками пальцев, омега сейчас такой до ужаса милый и тискательный, что он еле-еле терпит. Но сон его беспокоить не будет.

— Оставим это в тайне до его рождения.

— Хорошо, — отвечает Чимин. — Пока, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — Чон откладывает телефон на матрас сзади себя и двигается ближе, закидывая руку на талию омеги и прижимаясь несильно к нему через подушку.

Чимин сбрасывает звонок в смешанных чувствах. Покрутив телефон в руке, все же встает с места и открывает дверь, чтобы застать возле уборной сидящего на полу, прислоненного спиной к стене, Хосока, тут же поднявшего голову на него, а после подскочившего на ноги.

— Чимин, прости, я…

Без слов омега прислоняет палец к своим губам, заговорщически улыбаясь, и, взяв другой рукой ладонь Чона, прислоняет к животу.

— Когда ты говоришь, он активничает больше всего, — поясняет он.

— Тебе больно? — тихо, с виной в голосе. — Почему не говорил раньше?

— Нет, но… ой! — вздрагивает, напугав и себя, и альфу; тело снова окатило слабой болью. — Сейчас было больно, — округляет глаза Пак, нервно усмехнувшись и положив свою ладонь возле чужой.

— Но он вроде не пинался, — говорит растерянно Хосок, смотря, чуть нахмурившись, на выпирающий живот. — Тебе, может, показалось?

— Шутишь? — смотрит на него, как на дурака, Чимин, боль снова дает о себе знать, а лицо вновь искажается в болезненной гримасе. — Блять… Хоби…

— Что? Что? — смотрит обеспокоенно, но со сквозящей в глазах надеждой, что…

— Бери сумку, и поехали. Кажется… Ай, бля! Не перебивай меня! — обращается к животу, а Чон срывается с места, как в зад укушенный, за подготовленной сумкой для роддома.

Началось.

—-

— Такая кроха, — на грани слышимости говорит Хосок, широко улыбаясь, стоя с друзьями на следующее утро в палате, куда перевели Чимина с родившимся Ёнджуном на руках. Крошечный сверток мирно посапывал, редко причмокивая губками. — Так страшно что-то сломать, — со страхом говорит, заломив брови домиком, — он же весь такой… маленький-маленький.

А Чимин на его слова улыбается устало, он не успел как следует отдохнуть после родов.

— Возьмешь к себе?

— Я боюсь, — шипит Чон, заламывая пальцы.

Чимин верит, но кивает вбок, чтобы альфа присел на стул рядом с его койкой, и аккуратно передаёт сверток ему, слушая тихое кряхтение — малыш почувствовал отца и открыл маленькие черные глазки. Но от Чона омега не отдалялся, с такими же горящими глазами смотря на их малыша.

— Хе-е-ей, — улыбается Хосок. — Ну, привет, дебошир. Дал же ты папе попотеть ночью.

Чимин качает головой, усмехнувшись. Хосок как всегда в своем репертуаре.

— Не то слово, — говорит омега. — Ты видишь это, Хосок? Теперь на одного проказника в доме больше, — рядом всхлипывают, а Пак поднимает голову и видит, как поджимает губы отец его ребенка, глотая слезы, и сам невольно чувствует, что тут же начинает плакать. — Хо… — смеется сквозь слезы.

— Чимин-и… — шмыгает носом тот, — я так вас люблю, — обнимает омегу, передав малыша Ёнджуна ему, и целует в лоб и щеки первого, смешивая их слезы, когда случайно трётся своим лицом об его.

— Ты сопливый, — всхлипывает омега, посмеиваясь.

— Ты тоже, — вторит ему Чон, а где-то сбоку давит такой же всхлип другой омега. — Тэхен-а-а, — тянет альфа, а брат, обнимаемый за плечи Чонгуком, поднимает на его уже влажные от слез глаза: вот-вот заплачет, — ты стал дядей.

— Ура-а-а, — с яркой улыбкой машет слабым кулачком своего омеги Чонгук, оставшись единственным, кого затопило не слезами, а радостью за друзей. Тэхен от них отворачивается и утыкается ему в грудь, уже рыдая навзрыд, а альфа только умилительно жмурится, посмеиваясь, и ведет успокаивающе по его спине ладонями. — Выходи за меня?

— Горько, — всхлипывает Хосок, подняв голову.

— Он еще не ответил, — смеется Чон.

— А то ты не знаешь, каким будет ответ, — бурчит Чимин.

— Я спросил ради приличия.

Чонгук вот стоит, смеется, а всего через пару месяцев будет так же сидеть у койки рядом с Кимом, который по документам официально будет уже Чоном, и сыпать благодарностями за то, что тот принес в мир новую жизнь. Жениха для альфы-Ёнджуна — омегу Тэяна, на которого еще долго не сможет налюбоваться, даже когда медбратья скажут о завершении часов посещения, зато потом дома не отлипнет от кроватки, давая для игр свои большие пальцы малышу и бесшумно крича, смешно раскрыв рот, когда тот начнет тягать их в рот.

В их маленьком мире воцарилась гармония.

***

— Спасибо, — шепотом в затылок, прижавшись со спины и проводя ладонью по чуть сдувшемуся со временем и тренировками животу. Прошло уже четыре месяца, как они с Тэхеном стали родителями.

— Тебе не надоело меня благодарить за нашего ребенка? — улыбается омега, находя наощупь руку Чона и поглаживая ее большим пальцем.

— Я всю жизнь буду говорить тебе это и не устану повторять из раза в раз, как сильно люблю вас.

— А как же…

— Твоя попка у меня в отдельном окошке в сердце, — хрипло смеется, оставляя жар на ушной раковине. — Мне кажется, она чуть прибавила в размерах.

— А должна была наоборот, — Тэхен все же прибегнул к тренировкам, пока ослабленным из-за восстановления, но все же. И надеялся на получение определенного результата, но, судя по чоновым словам, отъетую попу ему еще убирать и убирать.

— А мне нравится, как она дрыгается, когда ты ходишь, — не угомонится никак.

— Чонгук, иди покорми Тэяна, — настаивает Ким, не испытывая желания слушать о своих габаритах. Сколько бы Чонгук не говорил ему, что он прекрасен даже после родов, омега считал иначе и старался заниматься собой, чтобы поскорей привести тело в исходный вид.

— Прогоняешь меня? — принимает сидячее положение Чон, не отрывая ладони от любимого тела, а ведя вдоль к округлым бедрам за собой.

— Даю фору, прежде чем получишь по ребрам.

— Зря, — говорит и наклоняется к уху, — потому что тебе ее ночью не видать, — и вскакивает, смеясь и ускользая от замахнувшейся руки, отогнавшей его, как надоедливую муху.

А время-то уже восемь, о какой, интересно, ночи говорил он?

Повалялся в итоге Тэхен только час, прежде чем пойти набрать себе ванную с пеной, погрузиться на часок другой в нее и найти то самое расслабление, которое не дала ему кровать. Откинув голову на бортик, он даже не удивляется, когда в комнату беспрепятственно врывается Чонгук и передаёт телефон, из которого его приветствует, конечно же…

— Надо же, не прошло и полгода.

Чон Хосок, вот так неожиданно.

— Почему ты звонишь с телефона Чимина? — спрашивает Ким, а супруг покидает его обитель уединения.

— Мой сел, — бурчит альфа и после затянувшейся паузы спрашивает вдруг максимально непринужденно: — Как дела?

— Ты позвонил спросить «как дела»? — недоуменно моргает Тэхен и сверяет время, на секунду отведя телефон от уха. Все так же полдесятого. — Чимин с Ёнджуном?

— Эм… да… — неуверенно.

— Хосок, все хорошо?

— Да.

— Тогда почему ты говоришь так, будто Чимин тебя за яйца прямо сейчас держит? Где ты вообще, в подъезде, почему такое эхо?

— Об этом я и хотел…

— Тэхен! — зовет из другой комнаты Чонгук, а после появляется на пороге ванной, заглядывая к нему. — Ты никого не ждешь?

— Нет, — хмурится омега.

— Кхм… — доносится из трубки и следом разносится по квартире звонок в дверь из прихожей. — Погреться пустите?

— Да твою мать, — вздыхает Тэхен и сбрасывает вызов, обессиленно откинувшись на ванну, но мечтая уйти прямо сейчас под воду с головой и желательно утопиться. Отдых ему только снится.

А когда выходит спустя десять минут уже чистенький, свеженький и недовольный, то застает на кухне до жути смущенного своим приходом Хосока и наливающего ему чай Чонгука, удивленного неожиданному визиту не меньше него. Брат не торопится объяснять причину своего позднего появления, отпивает осторожно из кружки, и только тогда альфа, который супруг Тэхена, замечает на запястье синеватый след.

— Тебя что, избили ходунками? — усмехается Чонгук.

— Что? — не понимает, а после пояснительного указания подбородком на привлекшее внимание пятно, отмахивается. — А… в ментовке был.

— За что?

— За то, что яйца на новый ковер разбил, — недовольно мямлит под нос Чон.

— А, в такой ментовке! — вскидывает озорно брови Чонгук, снова издавая смешок.

— Вы поругались, что ли? — вступает в разговор Тэхен.

— Ну… — тянет, возведя глаза к потолку, и заводит руку назад, чтобы почесать затылок, — не сказать, что поругались… Просто я хотел к вам с Ёнджуном в гости, а Чимин не хотел, вот я один и пришел.

Вот так история о семейной драме.

— Надо будет Чимину конфет купить, — говорит Чонгук, склонившись чуть к супругу, мысленно благодаря омегу. Он же хотел уединиться с Тэхеном, весь вечер располагал к этому, а после расслабляющей ванны, когда Ким разнежился бы и румяненький появился в спальне, все должно было случиться, но не судьба; и хотя бы за то, что на одного беспокойного ребенка в квартире сейчас было меньше, Чон должен Чимину магарыч.

Тэхен тяжело вздыхает. Эти двое его доведут, но главное, чтобы не довели ребенка.

— И что планируешь делать, гость? — складывает руки на груди Чонгук.

— Гостить, если вы не против, — вздыхает тяжело в ответ Хосок, — пока Чимин не остынет. Утром свалю.

Ну и что оставалось делать? Расположили гостя в гостиной, дав спальные принадлежности, а сменная одежда не нужна была — в домашнем же приперся, но Тэхен все равно не пожалел вещей Чонгука и дал, чтобы брат переоделся, ибо шоркался по пыли и заявился туда, где есть ребенок.

— Чимин мне так же говорит, по два раза на дню вещи стираем, только успевай ахуевать от цифр в платежках за воду.

— Как так получилось, что у тебя остался его телефон? — спрашивает Тэхен, обнимая одеяло, которое принес ему.

— Да я когда уходил, что первое под руку попалось, то и взял. Но мой правда сел, об этом я узнал, когда позвонил, чтобы он мне свитер скинул.

— На улице двадцать пять градусов плюса, — показывает на окно рукой Чонгук, — какой свитер? У вас это семейное что ли, не по погоде наряжаться?

— А ты выйди после теплой светлой квартиры на темную холодную улицу! К вечеру, между прочим, холодает так, что бубенцы звенят! — важно заявляет и получает в лицо одеялом, которое кинул в него Ким и пошел в детскую к Тэяну, шоркая домашними тапочками. Чонгук, как это и бывает, провожает его виляющую задом фигуру долгим взглядом, в конце облизнувшись, думая, что незаметно. — Можно хотя бы не при мне? Он все еще мой брат.

— Я в своей квартире, — поворачивается альфа, — имею право.

Спустя время, просканировав Чона, смотрящего преданной собакой на омегу, и абсолютно равнодушного ко всему, даже чуть нервного, Тэхена, ходящего по квартире туда-сюда с каменным лицом, Хосок тихонько, так, чтобы Ким не слышал, спросил, когда тот ушел в ванную снова:

— И сколько уже?

— Третья неделя пошла, — мрачно отзывается Чонгук и выдыхает протяжно с тихим стоном отчаяния в ладони, которыми закрыл лицо. — Я уже на стену готов лезть, веришь? Рука оторвется скоро.

— Чонгук, он все еще мой брат, — шутит Чон, не претерпевая пошлостей об омеге. — Но как альфа я тебя понимаю, хотя не совсем в той форме. Чимин со своим недотрахом не давал несколько дней вылезти из постели, когда только доктор дал добро на половой контакт.

— Нет, у нас тоже все было хорошо два месяца, если не брать первый, когда он восстанавливался. Секс был регулярным и таким же, как всегда, а потом у Тэхена в голове что-то будто щелкнуло, и он перестал видеть что-то еще, кроме Тэяна и работы.

— Что, совсем уж ничего не перепадает?

— Совсем. Если я начинаю как-то намекать ему на близость или пытаюсь расположить атмосферу, чтобы все было в комфорте, настроить на романтический лад и все в этом духе, он говорит, чтобы я пошел в трех разных направлениях, — и поднимает ладонь, чтобы загибать по очереди пальцы, — в магазин, в ванную или к Тэяну. Может, ему с Чимином поговорить, и он там шепнет ему на ушко, как полезно после родов хотя бы разочек в неделю?..

— И ты думаешь, что он станет его слушать, когда до этого ни разу этого не делал? — подпирает щеку кулаком Чон, улыбаясь краешком рта. — Наивны-ы-ый.

Чонгук раскисает еще больше, поджимая челюсть и смотря напряженно в сторону ванной: Тэхен задерживается, ему его внимания не хватает ужасно.

— Извини, но тут я могу только посочувствовать, — разводит руками друг, вжимая голову в плечи. — С беременностью у Тэхена прибавилось объема там, где надо, я бы и сам еле сводил концы с концами.

— Хосок, он все еще твой брат, — указывает пальцем на него Чонгук, ухмыляясь, а Чон закатывает глаза.

— Я тебе это тоже как альфа говорю.

— А я тебя просто как его муж предупреждаю, — улыбается натянуто темноволосый и смеется, когда друг отбивает его палец, растягивая на устах: «Вот же позер сраный».

***

SOS Album Version — Rihanna

— Я подаю на развод! — залетает Чимин в квартиру, где ему предусмотрительно открыли дверь, а сидящий на кухне Тэхен, до этого успевший отпить из кружки ароматный кофе с молоком, безжалостно выплевывает его куда-то вперед на стол и пол, с которых позже будет оттирать его, но это неважно в данный момент.

Вот тебе и отдых… А он отправил с родителями мужа Тэяна и самого альфу до вечера гулять, чтобы, наконец, расслабиться и отдохнуть без бесконечных пробежек по квартире в поиске какой-то вещи, и по-человечески устроить себе день тюленя.

— Ч-что? — откашливается с трудом омега, вытирая остатки своего заварного напитка с подбородка, повернувшись в сторону коридора, где в зажженном свете Чимин снимает судорожно ботинки, прыгая на одной ноге и шурша при этом расстегнутой белой курткой при каждом движении. А в руке у него была… бутылка шампанского.

— Не спрашивай, всего не перечислю. Просто сойдемся на том, что он заебал трепать мне нервы и делать все назло, окей? — фурией проносится на кухню, сбросив по пути куртку на спинку кресла, что так удобно стояло прямо возле арки, ведущей в гостиную, и наступает носком в россыпь капель некогда целого кофе. — Блять, — шипит зло, так же быстро стягивает носки, убирая в карман синих джинс, и с хлопком ставит бутылку на стол.

— А… а… — не успевает следить за ходом действий друга Ким, пока омега без штопора и других подручных средств начинает открывать шампанское, только глупо хлопает глазами и неопределенно водит по воздуху руками, очерчивая произошедший всего за минуту хаос. А ведь он только вчера убирал…

— Тихо! — гаркает Пак, поднимая указательный палец и останавливая его почти у его лица. — Мне срочно нужно напиться и попиздеть, поэтому сегодня мы очень плохие папочки. Дай тряпку — вытереть с пола твой плевок, и доставай бокалы.

— А… — встает омега, все так же не в силах выговорить что-то еще, кроме одной единственной буквы, и сомнительно ее тянет, прищурившись.

— Чонгук предупрежден и Хосок тоже, — предугадывает вопрос Пак и делает попытку вытянуть пробку из горлышка снова.

— А ты…

— Еще не пил сегодня.

— Но сейчас…

— Никогда не рано набухаться, Ким Тэхен! — вместе с рыком хлопает выстрелившая в стену пробка. — Час дня для меня сейчас значит не более чем начало отсчета для нашей пьянки. Мы больше года не пили вместе, Тэхен-и! — машет эмоционально ладонью омега, выпучивая в привычной манере глаза. — У меня много всего накопилось, и если я не выпью сейчас, то кого-нибудь точно грохну, и, возможно, этот кто-нибудь будет в моей квартире.

— Как ты собрался набухаться одной бутылкой? — Ким, все еще пытаясь отойти от легкого шока, следит за тем, как Чимин разливает по предоставленным бокалам шипящую жидкость, а после нетерпеливо отпивает несколько глотков с горла. У этого парня определенно грандиозные планы на этот вечер.

— У меня с собой карта, — начав тяжело дышать еще со входа от спешки, продолжив открытием напитка и закончив его жадным распитием, говорит Пак, — а у тебя под подъездом есть пивняк — купим еще. Или стой, — ставит бутылку на стол, с важным видом сведя брови, и идет, словно хозяин квартиры, в другую комнату, — никогда не поверю, если у Чонгука не будет… — слышно, как открывается дверь на балкон. — Ха! — и вот уже омега с довольной рожей возвращается на кухню-столовую с бутылкой виски, как семь лет назад. — И прятал в том же месте, ха-ха: ну ни фантазии, ни ума, знает же, что я могу прийти, — причитает, смеясь, Чимин.

С очередным хлопком поставив бутылку на стол (Тэхен не знает, от чего очко сжалось больше: от жалости к столу или из страха, что стекло могло под напором молодого папаши рассыпаться), Чимин заговорщически заулыбался.

— Готов вспоминать молодость?

Тэхен не то чтобы не готов… Ай, да черт с ним, сегодня можно! Все равно собирался отдыхать, так почему бы не сделать это в компании друга?

— До дна и сразу по второй, — берет свой бокал Тэхен, воодушевившись таким внезапным и приятным приходом друга.

Чимин, чокаясь с ним, видит игривый огонек, мелькнувший на момент в черных глазах.

— Я — ахуенный родитель, Тэхен-а, — спустя примерно часов пять, одну бутылку с шампанским и почти законченную другую — с виски, говорит захмелевший омега, поджав ноги под себя на диване с пушистым белым пледом. Тэхен сидит напротив в такой же позе и мутно видит его очертания, думая, что его, после длительного перерывах из-за беременности, развезло от алкоголя сильней, чем в студенческие годы, и, честно, он от этого получил особую дозу кайфа. — А он! Да что он сделал, кроме того, что кончил, поплакал в больнице и посюсюкался с Ёнджуном пару минут, пока я, блять, поссать отходил? Что, Тэ-Тэ?!

— Как минимум уберег ребенка от очередного скандала между вами, долбоебами, — вздыхает Ким, ложась щекой на спинку дивана, голова уже кажется слишком тяжелой.

— Чем? Тем, что отпустил сюда? Так я в разрешении не нуждаюсь! — взмахивает рукой, весь из себя независимый.

— Точно, — кивает на его слова омега, оставляя веки закрытыми дольше.

— Да он у меня в ногах должен ползать, если бы не я и мое милосердие, у нас бы даже не получилось ничего!

— Ну, или недотрах, — топит последнее слово в бокале Ким.

— А у вас с Чонгуком что случилось? — поворачивает вдруг совиную голову омега, хмурясь непонятливо.

— В смысле? — промаргивается Тэхен, настраивая все органы чувств на то, чтобы увидеть, услышать и, главное, понять, о чем толкует друг.

— Да Хосоку нажаловаться успел, когда он приходил к вам, а потом мне рассказал, и я так глянул на тебя — и правда, все симптомы налицо: не ёбанный целый месяц.

— Чонгук нажаловался, что у нас…? — смутно доходит до пьяного сознания; Тэхен даже бокал отставляет на столик с фруктовой, наполовину съеденной, нарезкой, чтобы сконцентрироваться на разговоре.

— Что ты его динамишь почти месяц, — кивает Чимин, подтверждающе, — и не даешь.

А друг не может ничего сделать, кроме как сесть с пустыми, уставившимися в пол, глазами, и сказать под нос протяжное «Ахуе-е-еть».

— Вот и я за то же, — кивает оперативней Пак. — Ахуеть, как ты долго не тряс своими булками, сидя на лице своего альфы!

Тэхен все еще не может это утрамбовать в мозгу. То есть как «динамил»? Он всего лишь уставал и просил альфу помогать в некоторых домашних делах, если с работой дистанционно не успевал. Да и не хотелось как-то близости, а то и сам бы полез.

— У тебя когда течка намечается, обломщик? — с поднятой бровью смотрит ехидно Чимин, выжидающе так, неприятно, от этого взгляда по телу бегут мурашки.

— В клинике сказали, что после родов все должно прийти в норму уже через два-три месяца и по прежнему циклу… — заторможено говорит омега.

— Тогда флаг тебе в руки, пробку в зад и ублажи, наконец, своего жеребца! Сил на его грустную морду смотреть нет, ей Богу! — с ладонью на сердце.

Arcadia — Lana Del Rey

Под конец вечера омеги захотели пересмотреть фотографии, сделанные за столько лет дружбы, в соц.сетях, и смеялись при этом так, что соседи начали по батареям стучать — тогда время уже было ближе к одиннадцати часам, шуметь было нельзя. Дошли и до фотографий, сделанных в этом году. Совместный поход в кино холодной зимой — этакое двойное свидание, где омеги в смешных шапках с помпонами выглядывали из-за огромных пачек с попкорном; УЗИ Тэхена, на котором Чимин и Хосок впервые узнали пол их с Чонгуком ребенка и в камеру показывали жестом быть тише — секрет же; селфи Чимина из квартиры с голозадым Хосоком на фоне; фотографии с роддома… Вот они вместе с Хосоком обнимают свое маленькое чудо, которое еще совсем не было видно в этом свертке; как они уже его большенького целуют в обе щечки с разных сторон, а Ёнджун улыбается беззубым ротиком фотографу; Хосок с букетом пахучих хризантем, встречающий его после прогулки по магазинам с Тэхеном, в день рождения Пака, что был через неделю после дня рождения малыша…

— Тэхен-а… — сиплое звучит под боком у Кима. — Я так люблю их, Тэхен-а, — и заливается слезами, упав другу на плечо. Хватает его истерики на добрые двадцать минут, в течение которых они с Тэхеном продолжали просматривать фотографии, а блондин причитал, какой он дурак, что так выражался на своего, хоть и припизднутого, но любимого мужа.

Во втором часу ночи в квартиру вернулся Чонгук, оставивший сынишку погостить у дедушек, и, наткнувшись на небрежно разбросанную обувь на пороге, понял, что посиделки омег еще не закончились. А в спальне застал поистине душещипательную картину: уснувшие в обнимку омеги, с планшетом, который скатился вбок и лежал у руки Тэхена, и пустые бокалы из-под алкоголя на полу рядом с кроватью.

Убрав срач в квартире и остатки пирушки из спальни, Чон аккуратно забрал планшет у омег и пошел на диван в гостиной, планируя спать сегодня на нем. И уже там, под пледом и с кусочком оставшегося на тарелке яблока, снимает блокировку с гаджета, натыкаясь сразу на совместную фотографию со своим супругом и их сыном, где сам Чон совсем недавно сидит на белом ковре здесь, в гостиной, сложив ноги по-турецки и бережно держа Тэяна на руках, а сверху склонился Тэхен, и, обняв их, ярко улыбается прямо в камеру.

Чонгук сейчас тоже улыбается, обводя родные лица любовным взглядом, и думает, что счастье-то заключается именно в них, в этих двух человечках, изменивших его жизнь. Как же он рад, что когда-то давно ему посчастливилось связаться с такой заразой, как Чон Хосок.

***

Hush — The Marias

— Мы помирились, — заявляет, растянув губы прямой линией Чимин, что смотрел на друга через экран телефона, однако вместо ответной картинки Тэхена у него был черный экран.

— Я в вас не сомневался, — хмыкает Тэхен и резко хватает ртом воздух, тут же захлопнув его другой, свободной, ладонью. Тело подбросило вверх, но его удержала сильная рука, придержавшая поперёк живота.

— Не сомневался он, — передразнивает омега, кривя лицо — детский сад, ей Богу, почему Тэхен все еще с ним общается? — А я очень сомневался, что он простит меня после всего, что я ему написал на пьяную голову…

— Ты извинился?! — выпаливает удивленно Тэхен, не контролируя себя и выкрикнув это слишком громко для своей нормы.

— Не горлань так, это был первый и последний раз, — смущенно опускает голову Пак.

— Мгм, — через силу выдавливает Ким из себя, не думал он, что разговор с Чимином может быть таким трудным. — Слышал уже эту песню.

— Тэхен, блять, — осаждает друга Чимин. — Ты знаешь, как я не люблю извиняться, особенно перед Хосоком, так что кончай уже стебаться, я и так должен ему теперь… — смущаясь еще больше и прикусив пухлую губу, отворачивает голову, — много всего.

— О-о-о, Тэхен-и сейчас еще как кончит, — некстати шипит горячо на ухо Чонгук, не переставая медленно двигаться внутри, стоя с омегой на коленях среди скомканного белого постельного, в котором они минут десять назад оказались, договорившись с родственниками о задержке Тэяна еще на денек у них. Сейчас почти полдень, а у них еще целый день, на который у них теперь запланированы великие дела, точнее одно, в разных позах и местах.

Вчера, когда омега проснулся утром, у них состоялся тот самый разговор, в ходе которого оба пришли к одному простому выводу: хочешь чего-то — скажи прямо, а не намекай, юли, выжидай и так далее. Чонгук почти месяц маялся, по глупости собственной не решаясь завести откровенный диалог, но как же хорошо, что Тэхен такие темы поднимать не боялся и не боится до сих пор. Теперь дело за малым, а, точнее, — за великим!

— Извини? — вышло вопросом из-за неумения контролировать голос, когда по, тут же втянувшемуся животу проходятся широкой ладонью, спустившись к вздернутому члену и с оттяжкой проведя по нему пару раз. Откинув назад на альфье плечо голову, Тэхен снова шумно выдохнул, Чон же, воспользовавшись моментом, прошелся языком по изогнутой шее, чуть прикусывая тонкую кожу на ней. Ким, в отместку за тоненький укол боли, напряг мышцы, сжав альфу внутри, и тут же почувствовал, как другая его ладонь больно сжимает ягодицу.

— Извиняю, — спасибо, Чимин.

А Чонгук не извиняет — слабо толкает Кима в спину, и он вынужденно соскальзывает с влажного члена, упав вместе с телефоном лицом в подушку и одеяло, которое ему сразу под бедра подкладывают, чтобы выше были. Пьяная улыбка появилась на губах тогда, когда покрасневшими губами сначала прижались к одной половинке, а потом постепенно начали смещаться туда, где распухшее отверстие просило себя заполнить чем-то большим. От предвкушения Тэхен даже закусил губу.

— А ты чего видеосвязь не включаешь? — возвращает в реальность Чимин, с которым он все еще, блин, говорит по телефону, и по его недоуменному, с сузившимися глазами, лицу понимает, что сейчас тот начнет требовать ее включить.

Ну, Тэхен и включает. В кадре видно только его растрепанную каштановую макушку, краснощекое лицо да голые плечи с кусками белого одеяла. Чонгука, который выжидает подходящий момент сзади, не видно.

— Ты что, все еще дрыхнешь? — исказив голос и сделав его высоким, спросил Пак удивленно.

Тэхен собирался было ответить, что вообще-то уже нет, потому что его кое-кто разбудил, но не успел, потому что Чонгук дождался того самого момента. Губы распахиваются в несдержанном стоне, когда внутрь проникает горячий юркий язык, и, черт, Ким буквально жопой чувствует, что альфа прямо сейчас давит самую счастливую, шкодливую улыбку, на которую только способен.

— Все нормально? Ты чего это? — напрягается Пак сразу же.

— Да, — с натяжкой, сиплым голосом, сжимая в кулаке одеяло. Чонгук к языку прибавляет два пальца и проталкивает внутрь, орудуя уже ими, а вылизывая снаружи, отчего Ким бедра шире разводит, ложась ниже, но ладони на ягодицах не дают далеко «убежать» и удерживают на месте. Лицо утыкается в подушку, когда широким мазком язык проходится по чувствительным яичкам, а губы распахиваются, давя в наволочке стон, их сдерживать не получается после долгого воздержания — чертовски хорошо.

— Ты что, трахаешься, что ли? — восклицает омега, отпрянув от стоящего на столе телефона.

— Не ты, а вы, — отзывается на этот раз Чонгук, а Тэхен, зараженный игривым настроением, улыбается широко, закусив губу, чтобы не засмеяться.

— О! — поберегись, на горизонте Чон Хосок. — Блять, Чонгук, он все еще мой брат! — ржет открыто Чон, заглядывая в экран телефона и, кажется, не замечая ахуя на лице супруга.

— Он все еще мой муж и отец моего ребенка, — парирует альфа, поднимаясь и появляясь в поле зрении камеры. — И вообще, не смотри на меня, пока я в неглиже, я стесняюсь.

— Когда свингер-пати устроим? — прикалывается от души альфа, а потом восклицает: — О! Чимин, я придумал, что ты сделаешь для меня!

— Что?! — в шоке поворачивается на Чона блондин.

— А как ты смотришь на эту идею, малыш? — мурчит на ушко Чонгук, вместе с тем приставляя головку к растянутому отверстию и плавно входя.

— Посмотрим…

— Что значит посмотрим?! — визжит Чимин. — Тэ!..

Звонок обрывается Чонгуком.

— Спасибо, — благодарит Тэхен, награждая альфу полустоном, выпущенным из разомкнутых губ.

— Спасибо в карман не положишь, надо благодарить, как ты уже умеешь.

— Это как, напомни?

— На корейском языке, языке тела и языке любви.