Девятый вывернул пальцы в обратном замке и усиленно потянулся, стараясь размять каждое застывшее от долгих часов безделья сухожилие, поставить на место сместившиеся позвонки и перестать, наконец, испытывать противное ноющее чувство в пояснице.
Часы показывали только двадцать минут по полудни, а ему уже всё надоело и хотелось развеяться. И это притом, что, в отличие от того же вчерашнего дня, сейчас совершенно не было работы. Принесённая Шибасаки стопка папок была разобрана и разложена в алфавитном порядке ещё вчера вечером, а последний нерешённый журнал с головоломками был исписан вдоль и в поперёк уже к десяти утра. Отключенный Интернет не позволял черпать новости из первоисточников, графический редактор банально надоел, а играть в «Сапёра» на компьютере было далеко не так интересно, как, например, изготавливать тот же детонатор. Да и за всё время своего вынужденного заточения он испробовал около полусотни стратегий — выигрышными оказались более сорока.
Юноша сложил руки на столе и опустил на них голову, пытаясь отвлечься от накатившей скуки. Выходить на улицу без сопровождения взрослых по-прежнему запрещалось, а искушать судьбу, когда та и так сделала ему огромное одолжение оставив в живых и даже не передав в руки настоящему правосудию, было не лучшей идеей. На подоконник опустилась тяжёлая тушка коричнево-белого голубя, и в следующую секунду Девятый мог любоваться профилем в край обнаглевшей птицы. Этот голубь прилетал каждый день и практически в одно время, топтался, что-то выклёвывал из-под штукатурки, иногда постукивал кривоватым клювом в стекло и тотчас улетал, стоило попробовать открыть окно и высыпать на подоконник хлебных крошек — остатков от лёгких перекусов до и после обеда. Странная птица. Хотя угощение в итоге всегда оказывалось съедено — подловив момент юноша мог наблюдать за стеклом коричневый хвост, периодически дёргающийся вверх-вниз в такт поеданию.
Нащупав висевший на подлокотнике кресла рюкзак, Девятый порылся в недрах одного из отделений и достал завёрнутый в пакет бутерброд — так как Шибасаки мог предложить прогуляться в любой момент, он взял себе за правило всегда хранить в рюкзаке хоть небольшой запас пищи, — отломал от батона немного, раскрошил в ладони и подошёл к окну. Птица ожидаемо взмахнула крыльями, спрятавшись где-то неподалёку. Действительно странное создание. Повернув ручку, Девятый открыл окно и высыпал угощение на подоконник. Всё ещё холодный ветер растрепал волосы, забрался под тонкую кофту, пробирая до костей, но уже не мог заморозить внутренности как совсем недавно.
Прошло почти четыре месяца с момента его выписки из больницы и получением собственной комнаты в отделе токийской полиции. Последний месяц осени сменился необычно суровой зимой, которая в свою очередь довольно плавно перешла в раннюю весну. На дворе стояла последняя неделя февраля, а снег уже сошёл и на земле местами пробивалась первая трава. Под окнами отделения распустились жёлтые и бордовые примулы — удивительные цветочки, ничто их не берёт! — а на ветвях старой сакуры наметились почки. Видимо, апрельское цветение начнётся несколько раньше обычного.
Ещё недолго постояв у распахнутого настежь окна, вдыхая морозный чистый воздух — насколько он мог быть в городе, — Девятый закрыл окно, отсекая холод и позволяя телу вновь погрузиться в блаженную теплоту кабинета. Поискав глазами голубя и не найдя, юноша тихо вздохнул, поправил чёлку и вернулся к столу, практически упав в мягкое сидение компьютерного кресла.
В принципе, обычно ему было чем заняться: помимо Шибасаки подкидывать идеи для интересного времяпрепровождения очень любил Мукаса (они даже успели сдружиться с полненьким полицейским) и они частенько устраивали дружеские поединки в ММО — для этого пришлось незаметно стащить смартфон у Хамуры и установить игру (не то чтобы молодой мужчина сильно возражал) — сначала Девятый не особо пытался вникнуть в правила и нужные комбинации для атак, но к собственному удивлению быстро втянулся и уже даже ждал очередного онлайн-спарринга.
Но сейчас у Мукасы, как и у остальных из отдела, появились неотложные дела по работе и времени болтать о том — о сём с подростком ни у кого не было. Разве что Шибасаки упрямо выкраивал час на совместное времяпрепровождение и не давал сойти с ума в одиночестве. Несмотря на интровертову натуру, Девятому тоже нужно было общение. Хотя бы с одним человеком. И пока эта потребность удовлетворялась, находились силы смотреть на мир через призму если не оптимизма, то хотя бы надежды на лучшее. Однако на данный момент заняться было совершенно нечем и отрицать сей факт было невозможно.
Было жутко скучно.
Оттолкнувшись от ножек стола, Девятый проехался на кресле до середины кабинета, недолго покрутился на месте и в итоге сел задом наперёд, обхватив руками спинку. Подбородок уткнулся в твёрдое пластмассовое основание, несколько впиваясь в кожу, но юноша предпочёл не обращать внимания на мелкие неудобства. Глаза в который раз метнулись к висящим на стене часам — прошло всего пять минут, — и Девятый подавил вздох раздражения. Время обладало крайне неприятным свойством ускоряться, когда его и так не хватало, и ползти со скоростью покалеченной улитки, когда не было идей на что его тратить. Если закон подлости и существовал, то проявлялся именно так.
Юноша подрыгал ногой, промурлыкал под нос мотив недавно засевшей в голове песенки и лениво перебирая ступнями подъехал к столу, вновь утыкаясь в экран. Очки, сделанные на заказ спустя три дня после посещения медкрыла, были в тёмно-синей оправе и визуально практически не отличались от предыдущих. Наверняка тут внесла свою лепту Лиза — она частенько захаживала после окончания уроков и порой долго беседовала с Шибасаки. Девятый подозревал, что о нём. Потому что иначе откуда мужчине знать, что он любил синий цвет, обожал шахматы и булочки со сгущёнкой, а также был готов сутки напролёт слушать спокойную мелодию без слов. Так в скором времени, вдобавок к остальным подаркам, появились большие наушники — потому что для слуха так безопаснее — и они были слишком удобными, чтобы протестовать.
До обеда оставалось чуть больше получаса.
~*~*~*~
Кенджиро прикрыл ладонью зевок и потёр веки, пытаясь прогнать сонливость. Документы сыпались как из рога изобилия, словно мстя за пару месяцев безделья, и времени даже перевести дух практически не оставалось. А ведь ещё нужно было придумать, чем занять мальчишку, не то тот заскучает и тогда — пиши пропало. Мысль подключить Арате Интернет становилась всё навязчивее и уже не казалась такой безумной. В самом деле, пацан уже скоро четыре месяца как живёт в участке и успел перечитать не только архивные записи, но и ознакомиться с Уголовным Кодексом, выяснить, кто ответственен за то или иное действо и показать полное соблюдение установленных специально для него правил. Он не станет лезть на рожон, рискуя потерять те немногие привилегии, что ему всё же оставили — не дурак.
Успокоив себя такими мыслями и пообещав себе ещё раз подумать над доступом в Сеть, мужчина стукнул стопкой листов о стол, выравнивая, и вложив в дырокол. Количество бумаг было аккурат впритык и пришлось чуть ли не всем весом навалиться на нехитрое приспособление, прежде чем то согласилось выполнить свою работу. Подшив отчёт в папку текущих дел, Кенджиро принялся за изучение следующего документа. Скользнув глазами по строкам, почти приложился лбом о стол, но умудрился сдержаться.
— Эй, Хамура!
— Чего?
Молодой детектив нехотя поднялся со своего места, бросив недовольный взгляд на стопки собственных бумаг, и подошёл к старшему товарищу. Вместо ответа Кенджиро сунул ему под нос только что просмотренный файл. Хамура бегло прочитал текст по диагонали.
— Вот дерьмо! — выругался молодой детектив и сразу залился краской стыда, — прошу прощения.
Ставшие невольными свидетелями разговора остальные из их отдела оторвались от своих дел, с интересом посматривая на коллег. Кенджиро прикрыл лоб ладонью, устало покачав головой. Он не хотел выносить это на всеобщее обозрение, но, видимо, выбора уже не было. Спасибо Хамуре — серьёзно, этот парень порой был слишком эмоциональным для полицейского. В любом случае, реабилитировать коллегу в глазах старших товарищей, когда он сам же всё испортил, Кенджиро не был намерен. Чем раньше Хамура научится держать эмоции в узде тем лучше для него же.
— Это… Отчёт запорол… по Сфингам. — Хамура почувствовал, что жестоко краснеет. Скосив глаза на невозмутимо сидящего за своим столом Кенжиро, поняв, что помогать ему не собираются, молодой человек поспешил сунуть злополучный отчёт, неведомо как оказавшийся на столе Шибасаки, а не начальства (и хорошо!), под подмышку и вернуться за рабочее место. Коллеги проводили его удивлёнными взглядами, но промолчали. И Хамура был бесконечно признателен им за учтивость.
Кенджиро покачал головой, сбрасывая беспокойство, сделал глубокий вдох и такой же глубокий выдох и вернулся к работе. Хорошо, что отчёт Хамуры по делу Сфингов попал на глаза сначала ему, а не Курахаши или — что страшнее — кому повыше. Начальство было в курсе их афёры с Девятым, но за оным водилась грубейшая привычка подписывать отчёты подчинённых практически не читая, основываясь на глубоком к ним доверии. И в этом случае всему их небольшому отделу пришлось бы объяснять, почему один из террористов чувствует себя терпимо и отбывает наказание, помогая полиции. Особенно учитывая, что парами абзацев выше было чётко прописано, что оба пацана скончались из-за вмешательства в дело американцев.
Бросив взгляд на наручные часы, Кенджиро принялся перебирать папки быстрее — время неукоснительно подползало к обеденному и хотелось разобрать большую часть работы до желанного перерыва. Тогда можно будет спокойно по-болтать, пообедать и даже прогуляться по ближайшему парку, пока стрелки часов вновь не позовут в офис.
Детектив давно привык распределять своё время с пользой.
~*~*~*~
Когда в дверь коротко постучали и вошли не дожидаясь ответа, Девятый почти что расплылся в восторженной улыбке: наконец-то рутина хоть ненадолго развеется и можно будет размять затёкшие ноги. Тем не менее, в общении со своим спасителем и заключителем в одном лице юноша предпочитал контролировать собственные эмоции, всерьёз опасаясь быть не так понятым. Это с Двенадцатым всё было легко и просто. Ну, может с Мишимой Лизой он тоже особо не напрягался — во всяком случае, последнее время. Но Шибасаки Кенджиро был взрослым человеком, к тому же полицейским, и, как бы ни хотелось отпустить свои тревоги да страхи и наконец действительно довериться кому-то, было банально страшно. Страшно, что его слова или действия поймут превратно, что всё в итоге станет только хуже.
— Здравствуйте. — поздоровался он в ответ на приветствие мужчины, поднялся с дивана и по привычке разгладил появившиеся на покрывале неровности.
В некотором роде это уже стало привычкой: в обеденное время Шибасаки приходил к нему в комнату, дожидался пока он завершит все свои дела, и уже вместе они сначала шли в столовую напротив отделения, а потом прогуливались по парку, если погода позволяла, или возвращались обратно, чтобы обсудить любые возникшие вопросы или просто поговорить о чём-либо. Как бы Девятый порой ни уверял, что одиночество — самое желанное и спокойное для него времяпрепровождение, но даже ему порой недоставало простого человеческого общения. Особенно когда Мукаса утопал в работе и не мог выкроить время навестить его — пусть этот мужчина и был порой слишком доставучим, но с ним было весело. А ещё он совершенно не обижался на дёрзкие комментарии. Так что да, Шибасаки неплохо разбавлял давящее одиночество.
Девятый окинул комнату внимательным взглядом, задержался на выключенном из розетки ноутбуке и пришёл к выводу, что полностью готов к прогулке. Внутренне скривившись от того как по-собачьи это прозвучало, юноша закинул на плечо небольшую сумку с мобильником, ключами и мини-журналом с головоломками и направился к двери. Шибасаки всё понял без слов, посторонился и не спеша побрёл в сторону лестницы, прекрасно зная, что подопечный скоро нагонит его.
Так и случилось. Раздавшиеся сзади быстрые шаги известили о подходе Араты, и мужчина даже не вздрогнул, когда юноша вдруг появился перед ним, заставив остановиться. Выглядел он на удивление беспокойным и вопреки привычке смотреть собеседнику в глаза блуждал взглядом по полу и стенам, будто бы собираясь с мыслями. Открыв рот, ещё раз огляделся по сторонам и, не заметив никого кроме них двоих, наконец решился:
— Я хочу навестить Твелва и остальных.
Вопреки ожиданиям, Шибасаки не выразил и намёка на недовольство и, с минуту задумчиво посмотрев сквозь, кивнул. Не ожидавший такой лёгкой победы юноша на миг растерялся, но быстро взял себя в руки и благодарно кивнул. Это не было похоже на розыгрыш или ложь потому что: во-первых, представить всегда серьёзного и учтивого Шибасаки насмехающимся над чем-то, что действительно важно другим, никак не получалось; во-вторых, он ещё ни разу не пообещал чего-то что не был уверен что сделает. И это импонировало.
Они спустились по лестнице на первый этаж, минимизировав встречи с коллегами, и вышли через чёрный ход, запасные ключи от которого Кенджиро передал Мукаса, ранее носивший их с собой из-за опасений опоздать на работу и потом идти через проходную — выговора от начальства и возможного лишения премии не хотелось. Отойдя от отделения на достаточное расстояние, Девятый хотел по привычке свернуть на тропинку, ведущую к кафе, в котором они постоянно обедали, но детектив вдруг потянул за рукав, уводя куда-то в противоположную сторону.
— До «Поселения» ехать минут двадцать, если не хочешь уехать едва прие-хав, лучше взять на вынос в бистро и поесть по пути в машине. — пояснил тот на вопросительный взгляд юноши, указывая в сторону небольшой забегаловки.
Не найдя что ответить, Девятый скованно кивнул.
Отсутствие очереди перед ними и её немедленное появление позади здорово подняло настроение как Девятому, так и его куратору и к машине они вернулись c полными пакетами разогретой еды и ледяными баночками сока. Вернее, сок взял только Девятый — Кенджиро ограничился сухомяткой. Пока юноша возился с насмерть завязанными целлофановыми пакетами, детектив бесцеремонно разорвал свой и, повернув ключ зажигания, принялся жевать куриные наггетсы. Они оказались нежными и сочными, и мужчина даже пожалел, что не покупал их раньше. Пару палочек картошки фри также внесли лепту в общий вкус обеда, и Кенджиро довольно замычал.
— Вообще-то это вредная пища. — Как бы между прочим заметил до этого молчавший Девятый. Ему наконец удалось развязать завязанные продавцом морские узлы и теперь он разрывался между онигири и булочкой со сгущёнкой. Это была серьёзная дилемма. В итоге решив, что перебивать аппетит не стоит — тем более, когда только что сам заговорил о правильном питании — юноша взял один из рисовых колобков и откусил небольшой кусочек. Реальность превзошла ожидания, и он не сдержал удивления: — А очень вкусно.
— Если бы цены не так кусались, я бы ходил сюда чаще, — согласился Кенджиро. — А относительно вредной пищи, — он заглотил ещё картошки, — я не часто её употребляю, так что вреда от одного раза не будет.
Девятый неопределённо хмыкнул, но продолжать дискуссию не стал. Шибасаки и так здорово отвлекался на еду и если к этому добавить ещё и разговоры последствия такого вождения могли стать крайне неприятными для них обоих. Конечно, вероятность, что ГАИ станет останавливать своего же была крайне мала, но она была. И рисковать не хотелось. Особенно когда кто-то из копов вполне мог узнать его — опасного и мёртвого террориста.
Путь до «Поселения» и правда занял чуть больше двадцати минут и, глянув на электронные часы в салоне, Девятый ещё раз уверился, что Шибасаки был прав, предложив перекусить по пути. Иначе бы они просто ничего не успели.
Детектив свернул в испещрённый ямами и поросший молодой травой переулок, заглушил двигатель и решительно открыл дверь. Девятый намёк понял и поспешил повторить действия куратора, совершенно не желая тратить время напрасно. Слабый ветер всколыхнул волосы, путая чёлку, из-за чего чёрные пряди начали лезть в глаза даже через очки. Фыркнув, пригладив волосы ладонью и коротко пожалев, что не прихватил с собой шапку — оказалось довольно прохладно — Девятый двинулся в сторону виднеющегося колеса обозрения. Этот аттракцион, неизвестно что забывший в пристанище учёных, никто из двадцати шести подопытных ни разу не видел работающим. Была догадка, что территория когда-то принадлежала парку развлечений, но проверить её правильность не представлялось возможным — чудесным образом все данные касательно этого места были уничтожены и восстановлению не подлежали.
«Только людскую память так просто не сотрёшь», — вспомнились вдруг слова Шибасаки, когда он рассказывал, как удалось за столь короткое время столь многое узнать о двух безымянных подростках, невесть что затеявших.
Грустная улыбка появилась на губах без разрешения, но Девятый не спешил её стирать. Действительно. Они с Твелвом удалили все бумажные и электронные данные о себе, но совершенно упустили из виду, что на каждой их подработке их видели не только камеры, но и самые обычные люди. И если в том что Твелв мог врезаться кому-нибудь в память своим порой совершенно бесшабашным поведением не было чего-то неожиданного, то, что кто-то запомнил его, Найна, было для Девятого открытием. Он ведь всегда был незаметным: ни с кем почти не общался — если только по делу, — обедал в одиночестве, глупых историй с ним не случалось… Так почему же кто-то из рабочих всё-таки заметил его? И не просто заметил, а даже запомнил. В груди появилось странное давящее чувство, назвать и объяснить которое юноша не мог.
— Так… Арата, нам сюда.
Лёгкое прикосновение к плечу и тихий голос Шибасаки Кенджиро вырвали Девятого из смятения. Крепко зажмурившись и резко открыв глаза, прогоняя ненужные мысли, юноша последовал за своим куратором, попутно осматриваясь. «Поселение» выглядело так же, как когда они с Твелвом и Лизой навестили это место после последнего взрыва. Заросшее плющом здание, решётчатые окна, сетка-рабица (уже не) под напряжением вместо обычного ограждения. Разбитая дорога и зловещая тишина вокруг. Тут не было слышно даже шелеста листвы и пения птиц, а ведь лес находился совсем рядом! Впрочем, успокоил сам себя юноша, тут и раньше было так же: будто кто-то поставил невидимый барьер, сквозь который не проникал ни звук, ни какой-либо другой намёк на жизнь кроме той что кипела внутри.
Пройдя по каменистой ухабистой тропинке в самый центр «Поселения», миновав полуразрушенное здание лаборатории и выйдя на пустую поляну, Кенджиро повёл своего подопечного в сторону леса, сосредоточенно смотря под ноги, будто что-то выискивая. Девятый наблюдал за ним с лёгким недоумением: уж слишком всё это напоминало какой-то дешёвый детектив, в котором злодей зарыл награбленное и считал шаги да рисовал на земле знаки, чтобы потом легко найти нужное место. Фыркнув от накативших ассоциаций, юноша чуть ускорил шаг, не желая отставать. Они прошли вперёд ещё немного, вышли на небольшую песчаную поляну и тогда Девятый увидел их.
Много длинных ровных дощечек-столбиков с вырезанными на них номерами. Мозг попытался сосчитать, но сердце упрямо подсказывало, что всего их двадцать шесть, включая номер девять.
К горлу подступил ком.
Усилием воли заставив себя сглотнуть и начать дышать ровнее, юноша на деревянных ногах приблизился к могилам тех, с кем рос бок о бок. Что-то перевернулось внутри, когда он увидел эти столбики. Что-то очень хрупкое и призрачное сломалось, растворилось в пучине накатившей боли, исчезло. Девятый протянул руку, касаясь ладонью ближайшего к нему столбика с номером «5», провёл вдоль, чувствуя шероховатость дерева, и, отыскав глазами номер «12», полностью переключился на него.
— Твелв…
Горло снова сдавил спазм. Краем глаза юноша заметил, что Шибасаки, до этого стоявший неподалёку, тихо скрылся за деревьями, оставляя его наедине со своими товарищами. Со своей болью. И Девятый был несказанно благодарен ему за этот жест молчаливого понимания. Очень хотелось поговорить с другом, ребятами, но если бы рядом маячил полицейский или вообще хоть кто-нибудь, сделать это было бы невероятно тяжело. Возможно, он бы так и не решился.
— Я… У меня всё хорошо, полагаю… Этот детектив, Шибасаки, ну, тот самый, помнишь? Так вот, он отыскал нескольких учёных, задействованных в нашем эксперименте, и вытащил признательные показания. Громкой огласки пока не было, но я знаю, что Шибасаки работает над этим. Кажется, он и правда хочет помочь. Судебный процесс над участниками ещё не начался — полиция всё ещё собирает доказательства, — но их уже вроде как арестовали… — Девятый перевёл дыхание, помолчал, думая, что ещё хотел бы услышать Двенадцатый.
Друг не был сторонником унылых речей и юноша чувствовал, что должен сказать что-то забавное или, по крайней мере, интересное. Что-то очень важное. Вот только мысли почему-то никак не хотели плыть в хорошее русло и информация, что правда предана миру казалась самой-самой. Но ведь должно было быть что-то ещё, верно?
В голове будто щёлкнуло.
Ну конечно! Как он мог забыть? Об этом стоило упомянуть в самом начале!
— Знаешь… У меня теперь имя есть. Настоящее. Шибасаки отказался использовать номер и его вариации, поэтому теперь я не Девятый или Найн, а Арата Коконоэ. Даже паспорт сделали… Никак не привыкну, правда.
Губы юноши тронула грустная улыбка. Как бы ему хотелось, чтобы столь знаменательное событие как обретение имени случилось и в жизни Двенадцатого! Если бы они только не вышли тогда на открытый участок, если бы спрятались!.. Ноги вдруг стали ватными и против воли подогнулись. Он опустился наземь, больно ударившись коленями и безнадёжно измазав грязью и травой совсем ещё новые штаны. Мелькнула мысль, что надо бы поаккуратней с вещами, но она была быстро заглушена накатившей волной эмоций. Сжав ладонь в кулак, сгребя землю и редкие травинки, Девятый склонился ниже к земле, понимая, что ещё немного — и всё выйдет из-под контроля.
Боль не просто глушила, она будто разрывала на части изнутри. Сжигала внутренности и отзывалась рвотными рефлексами где-то под челюстью.
~*~*~*~
Шибасаки нашёлся спустя четверть часа блужданий по внутреннему двору «Поселения» сидящий под раскидистым клёном с сигаретой в зубах и болтающим по телефону. Наверное, если бы не этот самый разговор, Девятый бы прошёл мимо, не обратив никакого внимания на дерево, полагая, что детектива стоит искать внутри здания. Впрочем, в этом случае Шибасаки наверняка сам бы окликнул его.
Медленно приблизившись к мужчине, перед этим будто невзначай проведя ладонью по лицу, желая убедиться, что слёз точно нет и ничто его не скомпрометирует, юноша несколько виновато склонил голову, отказываясь встречаться взглядом с куратором. Они безбожно опоздали. Из-за него. Но почему Шибасаки не прервал его слезливый монолог у могил, напомнив, что время поджимает? Будто прочтя его мысли, детектив нажал кнопку отбоя и убрал телефон во внутренний карман куртки.
— Ну как, стало легче?
Не найдя в себе сил ответить, Девятый скованно кивнул, помялся и неловко опустился на землю. Подтянув колени к груди, обхватил их руками и уткнулся лбом. Одновременно хотелось и компании, и одиночества.
— Я отпросил нас до конца дня.
— Угу.
На этой ноте диалог закончился, и Девятый был несказанно благодарен мужчине за понимание. Тронула и проявленная забота: до этого никто, кроме Двенадцатого, ещё не отменял свои дела ради его душевого равновесия. Но говорить об этом вслух было совершенно не тем, чего хотелось Девятому. Закрыв глаза, юноша тихо вздохнул, позволяя себе расслабиться.
Сколько они так просидели в тишине осталось загадкой, ведь времени никто не засекал, но, когда млявость прошла и вернулось желание двигаться, солнце уже клонилось к западу.
Хлопнув себя по коленям, крякнув от защемившего в спине позвонка, Кенджиро неуклюже поднялся. Постояв совсем недолго, протянул руку мальчишке. Девятый ухватился за предложенную ладонь машинально, совершенно забыв, что старался избегать телесного контакта. Что-то изменилось в их отношениях. Будто невидимая ниточка доверия, возникшая в тот самый момент, когда мужчина не позволил американцам расстрелять его как Двенадцатого, укрепилась, превращаясь в более прочную ленту. Почему-то Девятый видел её в бежевом цвете. Возможно сказались слова Двенадцатого о цвете его (Девятого) голоса, возможно вспомнились прочитанные когда-то давно психологические статьи, утверждающие что цвет беж — цвет спокойствия и надёжности, возможно его мозг просто не хотел загружать себя подобными вопросами и выбрал наиболее нейтральный и не вызывающий отторжения. Что из этого послужило причиной Девятый не знал. В любом случае, рядом с Шибасаки он чувствовал непривычное умиротворение и уверенность в собственной безопасности. Хотя вслух никогда бы в том не признался.
Отряхнув и так измазанные штаны от земляных комьев и пыли, юноша вопросительно посмотрел на своего куратора. Шибасаки Кенджиро ответил ему усталой полуулыбкой и махнул рукой в сторону выхода из «Поселения».
— Что-то мы засиделись.
Девятый отвёл взгляд:
— Извините…
— Всё нормально, если ты наконец разобрался со своей болью и выговорился, — мужчина ободряюще хлопнул его по плечу и, заметив запутанный взгляд, пояснил: — ты всё это время ходил как в воду опущенный. Слишком напряжённый и безэмоциональный для подростка. Дураку было ясно, что тебя что-то тяготит. Теперь выглядишь много лучше.
— Спасибо. — немного помолчав ответил Девятый. — Из-за меня вы бросили работу.
— Ерунда, — Шибасаки махнул рукой, — и тебе разрядку дал, и сам отдохнул. Работа никуда не денется. Но я здорово проголодался, поэтому предлагаю перед возвращением в отделение забежать в кафе перекусить.
Девятый кивнул, позволив себе ухмылку.
— Мукаса упоминал, что недалеко открылась кофейня с «просто восхитительными пирожными». Всё сетовал, что никак не может купить на весь отдел — раскупают мгновенно.
— Тогда, думаю, он будет очень удивлён, когда нам удастся то, что у него никак не выходит. — Кивнул Шибасаки, сразу поняв задумку подопечного. — К тому же, я уже давно обещал им всем что-нибудь вкусное в знак благодарности.
Последнюю фразу мужчина пробубнил себе под нос, но Девятый всё равно услышал и смутился. Не нужно было быть гением, чтобы понять, о благодарности за что именно шла речь. И это несколько напрягало юношу. Такими темпами ему придётся сделать что-то уж совсем невероятное, чтобы вернуть долг. Девятый помотал головой, прогоняя осадившие мозг мысли — он только-только начал работать на полицию и наверняка выдастся не один случай, в котором его помощь будет весьма кстати.
~*~*~*~
Заброшенный архивный кабинет токийского отделения полиции встретил Девятого привычной тишиной, мигающим индикатором спящего ноутбука и льющимися в окно полосами света от уличных фонарей. Бросив сумку возле рабочего стола, и повернув замок на двери в кабинет Девятый первым делом снял очки и опустил на окнах жалюзи — если кто и увидит горящий свет, то хотя бы не узнает, кто так поздно задержался на работе. Впрочем, с земли вряд ли можно было различить интерьер третьего этажа. Совсем другой разговор о соседних высотках, но чутьё подсказывало, что мало кто из гражданских рискнёт понаблюдать в бинокль за полицией — проблем потом не оберёшься, да и интересного мало. Однако рисковать всё равно не хотелось. Об охраннике юноша не беспокоился — полненький мужичок не имел привычки обходить здание, предпочитая пешим нагрузкам просмотр камер наблюдения, объективов которых, если знать пути, вполне можно было избежать.
Включив небольшой ночник, что кто-то из коллег Шибасаки принёс ему в качестве подарка на «новоселье», Девятый плюхнулся на диван, согнул ноги в коленях и закрыл глаза предплечьем правой руки. День выдался насыщенным. Прежде всего в эмоциональном плане. Несмотря на рекордно небольшие объёмы работы, что ему обычно давали, он пережил сильный стресс из-за посещения «Поселения», созерцания могил остальных подопытных — пусть они не были ему друзьями, но всё же чужими их нельзя было назвать — и понимания, что наконец-то больше не надо бояться за свою жизнь. Наконец-то правда действительно вышла наружу. Юноша сглотнул ком слюны, скривившись от крайне неприятного ощущения: во время истерики, охватившей его перед могилами товарищей, он едва не сорвал голос и теперь горло жутко першило и царапало. Шибасаки, к счастью, не заметил его проблем, приняв неразговорчивость за усталость и нежелание обсуждать свои проблемы. А о работе говорить не хотелось ни одному из них.
Девятый перевернулся на бок, свесив руку вниз.
Он не обратил на это внимания по дороге в отделение и в кафе, но… его самочувствие определённо ухудшилось. Кофта пропиталась потом, горло болело и перед глазами нет-нет, да появлялись тёмные круги. Тихо застонав, юноша заставил себя принять сидячее положение и вытащить из-под подушки пижаму — спать в джинсах и кофте было не только непрактично, но еще и банально неудобно. С горем пополам переодевшись, швырнув снятые вещи в сторону стола, Девятый плюхнулся обратно на диван, про себя порадовавшись, что стелить его особо не нужно было — достаточно было сбросить на пол пушистое покрывало. Нырнув под тёплое одеяло, он обнял подушку и закрыл глаза.
Усталость вкупе с плохим самочувствием сыграли свою роль, и он уснул практически мгновенно.
Блаженное неведенье прервалось в начале четвёртого часа утра. Девятый проснулся из-за очередного кошмара, в котором вновь пытался сбежать от учёных с их бесконечными инъекциями, капельницами и заданиями, но никак не мог вырваться из лабиринта бесконечных коридоров. Стены, одежда, даже редкая мебель — всё было белого цвета и жутко давило на мозги. Гробовая тишина прерывалась лишь топотом босых детских ног. Где-то рядом бежали Двенадцатый, Пятая и пара других подопытных, но всех их ловили и отправляли обратно в белые холодные комнаты. Чувство страха и отчаянное желание вырваться из плена были слишком сильны для обычного сна, и по пробуждении Девятый ещё некоторое время тяжело хватал ртом воздух, пытаясь разделить реальность и кошмарные видения. Мозг работал на удивление медленно, потребовалось около четверти часа прежде чем паника прекратилась и в памяти всплыли события минувших дней.
Он был в безопасности. Он был жив.
Облегченно выдохнув, юноша подтянул левое колено к груди, утыкаясь в него лбом и заставляя себя дышать как можно глубже, не позволяя эмоциям снова захлестнуть его. Просидев так пару минут, Девятый понял, что горло просто убивает его своей сухостью и неуклюже поднялся. Голова сразу закружилась, и накатила слабость. Машинально юноша приложил тыльную сторону ладони ко лбу и про себя ужаснулся: кожа была настолько горячей, что было удивительно, как он ещё не метался в бреду. Впрочем, несмотря на пылающее лицо холод пробирал до костей и его почти трясло; не помогало даже одеяло, которое он накинул на плечи и в которое завернулся будто в кокон. Трудно было сказать, что послужило причиной — то ли в «Поселении» он умудрился простыть, то ли сказались пережитые потрясения, то ли вообще внезапно начались проблемы с давлением. Учитывая, что нанятые Шибасаки врачи так и не смогли точно выяснить, на что повлиял введённый учёными двенадцать лет назад препарат, Девятый бы не удивился и последнему объяснению.
Тряхнув чёлкой, юноша потянулся к стоящему рядом небольшому столику, на котором стоял прозрачный электрический чайник и пара чашек разного объёма. Плеснув в большую воды, залпом осушил её. Было трудно дышать — воздуха катастрофически не хватало, но как раз с этой проблемой Девятый был в состоянии разобраться самостоятельно.
Нужно было только открыть окно.
Полежав совсем немного, юноша собрался с силами, кое-как поднялся на ноги и шатаясь подошёл к окну. Противная ручка никак не желала поддаваться и открывать доступ к спасительному кислороду, и Девятый почти сдался, когда всё-таки сумел справиться с поставленной задачей. Ветер ворвался в кабинет ледяным вихрем. Одеяло сползло по плечам, упав на пол, полностью открывая его перед холодом и, казалось, внутренности разом оказались заморожены. Съёжившись, обхватив себя руками за плечи, юноша непроизвольно отступил на несколько шагов. Уставший, затуманенный болью мозг плохо соображал и потребовалось около семи минут прежде чем пришло осознание, что прозябать и дальше не лучшее решение и следует-таки закрыть окно. В тот момент перед глазами уже всё плыло, ноги окоченели даже в тёплых носках, а тело непроизвольно покачивалось взад-вперёд.
Двигаясь по зигзагообразной траектории — каким-то чудом он ещё мог понимать это — Девятый дошёл до окна, усилием воли оторвал руку от плеча и протянул её к ручке. Пришлось постараться прежде чем рама вернулась на место, но вот повернуть ручку и окончательно зафиксировать её оказалось задачей непосильной. Тупо смотря перед собой, Девятый почувствовал, как в сердце проникает страх: он был один, ночью, в запертом изнутри кабинете и чувствовал себя откровенно паршиво. По правде говоря, подобное он испытывал только один раз до этого — когда умудрился поскользнуться зимой на ровном месте и слететь в пруд, пробив своим весом тонкий слой льда. Твелв тогда всю голову сломал, пытаясь найти врача и лекарства…
Очередная порция озноба заставила вздрогнуть всем телом и застучать зубами словно в каком-то фильме. Нахмурившись на собственное поведение, почти тотчас поплатившись за это головной болью, Девятый повернулся к двери — следовало открыть замок и попытаться найти на столе тонкую записную книжку, в которой Шибасаки предусмотрительно записал свой домашний. Воспользоваться номером до сих пор не приходилось, поэтому просмотреть и запомнить нужные цифры он не успел. В голове шевельнулась мысль, что звонок в три ночи вряд ли поспособствует улучшению их отношений, но выбора не было.
Не в этот раз.
Звон в ушах — уже, казалось, забытый — пронзил мозги словно раскалённой стрелой, выбивая почву из-под ног. Вцепившись пальцами в голову, стиснув зубы до противного скрежета, Девятый согнулся пополам. Обычно приступы длились несколько секунд, но в этот раз желанного облегчения не наступило и звон лишь усилился. Сердце в панике заколотилось о рёбра, ничуть не облегчая ситуацию. Колени прошило болью, и Девятый с малой долей удивления понял, что уже не стоял, а сидел на ногах.
Приступ не отступал, звон уверенно захватывал всё новые части его бедного мозга, и в итоге терпеть стало настолько невозможно, что юноша закричал. Насколько громко это было и как долго длилось он не знал, да и не желал интересоваться — не до того было, но только когда сил уже не осталось и он обнаружил себя лежащим ничком на полу, пришло понимание, что Шибасаки он так и не позвонил. Не было никого, кто мог бы помочь ему в этот момент. Онемевшие от холода конечности намекнули, что незакрытое окно вновь распахнулось, но не было сил даже пошевелиться. Боль накатила новой волной, в ушах зазвонило ещё громче, практически оглушая, и Девятый сомкнул веки, не замечая, как постепенно уплывает его сознание.