В кузнице радостно позвякивали молоточки, ворчали клиенты и бормотали затесавшиеся попрошайки. На улице стояла летняя жара, изнутри тянулась тягостная духота. Над речкой гудели комары и мухи, роем порхающие над домашним скотом. В городском балагане единственное спокойное местечко нашлось аккурат за кузней, в тенечке. Они расселись на косых пеньках, балансируя пятками. Скоя’таэль с рубленной прической пронзительно уставился на Куроо. Даже спустя пару лет белки не изменили привычек и все также ходили в стеганом одеяле вместо нормальной одежды. То, что политический климат развернулся на все сто восемьдесят и северяне еще острее реагировали на белок, их не смущало.
Этот конкретный светловолосый эльф разговорчивостью не отличался. Впрочем, и сажать Куроо обратно в темницу тоже не собирался. Радуясь такой возможности, Куроо поглощал краюшку, пожалованную эльфом. Откуда тот ее спер — ведьмаку было неведомо. Но на свете божьем любая еда сытнее, чем в сырости подземелий.
— Ну, — поторопил эльф, — ты умеешь хоть что-то, кроме как жрать?
— Это… как там, бишь, тебя? Не прикидывайся, светловолосик, ты мне жизнь спас, а я даже твоего имени не знаю.
— Шир’рабу, — после короткой заминки поделился эльф. — Скоро приедет этот ваш мастер тайной разведки, Сугавара. Мне важно составить донесение сейчас.
— Так вот, Ширабу, — повторил Куроо, получив злобное сопение в ответ, — как ладно вышло, что ты здесь оказался, да еще вовремя. Давай так: ты мне дашь сведения, что сталось с Фалькой и магами, а я подсоблю в тексте донесения, лады? Начинаешь первым.
— Это не твое дело.
— Экая оказия, так ведь дело моей задницы касается! Тем более, раз за нее переживает не абы кто, а темерская разведка. Только вот с чего бы им присылать белок, с которыми они всегда не в ладах были? Нет, тут явно кто-то повыше озаботился, и сдается мне, что постарались наши нильфгаардские знакомые.
Эльф насупился. Получив нужную реакцию, Куроо продолжил:
— И знаешь что, Ширабу?
— Шир’рабу!
— Да-да. Знаешь, что? Я буду должен тебе даже больше, если ты все же откроешь хлебальник и начнешь говорить. Желательно, по делу. Прости уж, что не блещу эпитетами и дворянскими манерами, но год в тюрьме и из туссентского рыцаря вылепит кодлу подзаборную.
Белка пронзительно молчал. До тех пор, пока на плечо Куроо не легла чужая ладонь, заставив резко обернуться. Сугавара не дрогнул, но мягкая улыбка стала чуть шире.
— Говорят, любезность к спасителям иногда творит чудеса, — подсказал он, кивая на хмурого скоя’таэля.
Куроо глухо хмыкнул и озадаченно потер затылок. Дипломатических умений ему все еще недоставало.
— Говорят, много чего напиздеть можно… Но ты присаживайся, присаживайся, — Сугавара окинул последний незанятый обрубок взглядом, — уж прости, что без хлеба-соли встречаю. Но мне донельзя хочется услышать, что там во внешнем мире произошло, пока я гнил за решеткой. А мой спаситель, видишь ли, говорливостью не отличается.
Сугавара мягко приподнял брови. Казалось, он нисколько не удивлен.
— Эльфы не рождаются говорливыми, особенно лесные. Могу ответить за него. Предполагаю, что печальный конец реданского восстания ты и сам знаешь, ведьмак?
— Только половину. Фалька и ее свара продули отцу, которому подоспели на помощь южные соратники. То есть нильфы. А потом началась она: охота на ведьм. Всех магов, колдунов, да и магических существ выслеживали и убивали. Кого вешали, кого сажали на кол. Ведьмакам тоже досталось на орехи.
Куроо прокашлялся, сделал глоток из незамысловатой чарки.
— Мы внимательно слушаем.
— А что тут слушать? Мой треп будет больше похож на нытье, а я сомневаюсь, что мужицкое нытье входит в список вещей, приносящих удовольствие.
Сугавара мягко рассмеялся.
— А ты попробуй для начала.
Куроо махнул рукой. Ныть так ныть. Он рассказал обо всем, что случилось после Саовины. Все без утайки — даже те моменты, которые хотел бы оставить при себе навечно.
В тот год, когда Дайшо исчез, все пошло наперекосяк. Фалька заявила о правах на престол, и вместе с крестьянскими повстанческими силами, ковирскими войсками и финансовой помощью от знати двинулась на Третогор. Как ни старались реданцы — не смогли сдержать Кровавую Соколицу.
В столице она совершила ужасную месть: своими руками казнила королевскую чету и двух сводных братьев. Началась неразбериха, дошедшая до того, что была похищена темерская невеста. Ох, и жестко тогда прижала Темерия соседей и беснующихся повстанцев! Саму Фальку, коварную и беспринципную женщину, отловили только через пару лет и прилюдно сожгли. По иронии судьбы — снова в ночь Саовины. Багряное марево коптило осеннее небо, знаменуя нехорошие последствия.
За те два года, что Редания была охвачена пожарами и стычками, Куроо судорожно искал. Искал Дайшо и бесследно исчезнувший лиловый наконечник, по счастливой случайности доставшийся ото Льва. Искал ответа на вопрос, почему Дайшо предпочел уйти, когда готов был остаться. Ведь именно это чувство он и прочел в его глазах в ту ночь.
Выслеживал Куроо еще тщательнее, чем раньше. Теперь на руках оказалось полным-полно зацепок. Нашлись даже информаторы, разбросанные сетью по ближайшим королевствам. Куроо пришлось отстегнуть солидную сумму заработанного от Ямагучи богатства, но чувства на тот момент перевесили жадность.
Куроо и сам испытывал странное, алчущее чувство. Та ночь могла бы стать прелюдией к внезапно разгоревшемуся между ними пламени. Пламени, которое рисковало вылиться в ураган.
И Дайшо просто взял и исчез.
Раздражение скребло в душе Куроо разъяренными кошками.
Благодаря информаторам Куроо несколько раз удалось увидеть Дайшо вблизи, но мотивы его действий еще долго оставались туманными.
Первый раз он застал его на границе Редании и Новиграда. Непримечательная захолустная таверенка располагалась на перепутье и вмещала бесконечный поток идущих по тракту путников.
В самом углу Дайшо о чем-то переговаривался с ведьмаками-змеям, поименовав их Нумаем и Сакиджимой. Они вполголоса обсуждали планы — какие именно, Куроо едва расслышал сквозь шум таверны. После Дайшо достал целый мешок свитков и фолиантов. Мешок тут же исчез под столом и тяжелыми плащами. Кажется, подобные мерзкие одеяния были знаковым отличием их школы — лицо Куроо все еще помнило нанесенную обиду.
Каждый раз приходилось держаться на большом расстоянии: Дайшо прекрасно слышал и видел в широком радиусе, был внимателен к происходящему вокруг. Особенно к недругам.
Куроо чувствовал глубокую обиду, душевный надлом, который не мог просто объяснить себе. Дайшо оставил его с носом, провел, как котенка. Ему хотелось то ли отомстить, то ли выяснить отношения. Но и с этим успели справиться до него.
Холодной зимой он застал драматическую сцену: магичка Мика, до того виденная лишь через мегаскоп, явилась собственной персоной. Они избрали уединенное место, оттого Куроо мог насладится содержательной беседой, скакавшей на повышенных тонах, как окрики скеллигских моряков в шторм. Куроо спрятался в замковой кладовке, подслушивая и подглядывая сквозь щель.
Мика рвала и метала молнии:
— Ты провалил задание! Мало того, что магов не уберег, так еще и настраиваешь против нас всю Реданию!
— Не мели чепухи, — Дайшо холодно скрестил руки на груди, — ничего такого не будет.
— Чепухи, значит? Я могла бы забросить тебя прямо сейчас на пики Амелл или в открытое море, но я же сдерживаю себя! Я выполняю свои обещания вместо того, чтобы спеться с каким-то плешивым уродом, которого знаю без часу неделю!
— Ну так забрось, — Дайшо даже не переменил позу, — оборви все связи, как ты это делала с другими шестью претендентами последние лет двести.
Лицо магички вобрало в себя весь спектр эмоций от шока, непонимания, до злобы и ненависти, тошноты. Дайшо продолжал:
— Наверное, когда не впервой, легко обманывать сопливых мальчишек с мечами, готовых кинуться ради красивой ведьмы в пекло. А ведь среди этих сопляков были даже августейшие персоны… Подумать только.
— Сильно нос не задирай, ведьмак.
— Да, я всего лишь ведьмак, а ты сильно опустила планку. Скажи честно, — Дайшо наклонился и бросил проникновенный взгляд, — я нужен был для красивой циферки, правда? Маги просто обожают нумизматику. Особенно цифру семь.
Дайшо, знающий больше, чем ожидалось, смутил Мику. Куроо, испытавший на себе тот же эффект, подавил в горле хмык. Дайшо пошел даже дальше, чем Куроо успел выяснить.
Мика сняла тяжелую, обшитую жемчугом перчатку и влепила Дайшо пощечину. Тот даже не покачнулся, не тронул стремительно алеющую полосу на щеке. Эта пощечина лишь подтверждала подозрения.
— Можешь забирать свои манатки и проваливать прямо сейчас.
В конечном счете Редания ополчилась против магов и ведьм всего континента. За происки Кровавой Соколицы, которую считали не иначе, как магическим выродком, суждено было отплатить невинным.
Пока Куроо рыскал в поисках конкретного ведьмака, до него успели долететь ужасные слухи: крестьяне вместе с местными самоуправцами и выпущенной на волю нечистью напали на Гортур Гваэд. Оставшиеся в нем старшие не смогли выдержать напора, и замок пал. Глава, Ивар Злобоглаз, бесследно исчез. Многие полагали, что Император расформировал школу Змеи, однако ни одного официального документа так и не дошло до народа.
Куроо, переживший многие взлеты и падения, мог представить те эмоции, что терзали Дайшо. Ведь всех учеников и опытных мечников еще тогда, выходит, разослали по свету. Подальше от зреющей трагедии. Теперь они остались без дома, без крова, куда могли вернуться. И вряд ли им позволят, ведь в Нильфгаард путь заказан.
Непонимание, обида и гнев сменились в груди Куроо запустением и тоской. Он скорее по инерции брел туда, где слышал о Дайшо. На сей раз — в последний.
Во времена Охоты на магов обострились повстанческие настроения. В местах, недосягаемых для реданской кавалерии, повылезали, как грибы, радикально настроенные организации разных толков. Маги обходили десятой верстой северное королевство.
Даже в непогрешимой вере Вечного Огня выискались сектанты. Они нападали на простых жителей поздней ночью, жгли алхимические лаборатории и лавки травников. Чтобы сдержать растущий гнев, реданским монаршим особам требовалось хоть какое-то обещание чуда. Так они и созвали полсвета на конклав в Лок Муинне, старый эльфийский город в горах.
Перевалочный лагерь каэдвенских магов расположился в вызимских предместьях. Они готовились к дальнейшему переходу, ведь до Лок Муинне было еще прилично идти.
Дайшо деловито торговался с подмастерьем. Куроо пришлось схорониться в кустах, чтобы не привлечь к себе внимание. Когда компания направилась в противоположном направлении, Куроо попытался привстать и догнать, но — дорогу преградили мечи. Позади стояли рыцари из реданской кавалерии.
Если бы Куроо тогда дернулся и попытался улизнуть — поднял бы шум. Рыцари готовы были использовать специальные перепонки навроде барабанов на боках, издающие громкие неприятные звуки. Они бы привлекли магов и Дайшо. А он хотел как можно дольше оставаться незамеченным, чтобы выяснить подробности.
— Нелюдям здесь тоже не рады, — вполголоса бросил рыцарь, — так что либо ты с нами сотрудничаешь, ведьмак, либо попадешь под трибунал.
Был ли у него выбор? Куроо нехотя поднял руки. Он еще не знал, какую гнусную вещь затеяли реданцы.
Облава на лагерь магов состоялась ближе к ночи. Ничего не подозревающих, их повыхватывали из палаток да стойл. Не успел сбежать и Дайшо, хотя порывался это сделать. Куроо посадили в отдаленном реданском лагере под стражей, предоставив возможность издалека наблюдать, как скручивают магов. Их уводили дальше, к границам, где реданцы могли действовать в полную силу. И только ведьмака доставили прямиком в лагерь.
На подступах Дайшо обезоружили и избили, лишь бы тот не извивался и не пытался сбежать. Заломили руки за спину и подвели ближе. Их стравили лицом к лицу. Прилюдно реданцы объявили, что данного ведьмака опознали, как сообщника Фальки. Куроо лишь требовалось подтвердить это. Но Куроо упрямо молчал. Ничего не мешало здесь и сейчас навсегда засадить Дайшо за решетку, отомстить ему за обиду, но…
Куроо не мог. Не хотел. Это личные счеты, и только между собой они могли решить их. Не в связанном состоянии, не под надзором солдат.
Офицер, нависший над ним, хмыкнул себе в усы:
— Ну, значица ведьмакам нужна время, чтобы освежить память. Это ничего, милсдари, это мы умеем. Развести их по разным клеткам!
Под конвоем пленников довели до Лок Муинне. Не пришлось долго сидеть под замком: обещанные разъяснения, как реданцы окрестили трибунал над магами и магическими существами, и прочими пособниками Фальки, состоялся на следующий день.
Куроо развязали и переодели, сварганив из него нечто подобающее реданскому двору. Он должен был стать свидетелем по делу о магах и ведьмаке, опознать учеников Бан Арда, которых видел больше полугода назад. И, конечно, засвидетельствовать предательство Дайшо.
Новый король, Визимир Старый, лично прибыл посмотреть на расправу над магами. Один за одним, выступала скорбная процессия пред очи суда. Магов ставили на колени, заставляли давать показания против себя же. Признать вину, что все манипуляции Бан Арда были направлены на помощь эльфийской девке. Никто и не подозревал, что почивший полгода назад Ямагучи и в мыслях не чаял, что его драгоценный исследовательский отряд будет вмешан в политические дрязги соседей.
Куроо сидел в первых рядах под надзором двух одутловатых дипломатов соседних королевств. Они знали, что ведьмак между ними поклялся освидетельствовать зачинщиков беспорядка. Но они не знали, что ложь эта кусала его за пятки не хуже клыков варгов. Он пытался сбежать в пути, но офицер не спускал с него глаз. Одна только возможность еще раз встретиться лицом к лицу с Дайшо обнадеживала.
Когда ведьмак вошел в зал под охраной, гомонящая публика испуганно стихла. Дайшо ступал медленно, спокойно поглядывая на собравшихся. На короля. Зрачки-иголки мазнули по Куроо стылым взглядом.
Солдатам не помогали даже пики, которыми они пытались подгонять пленника. Лицо его посерело за время заключения, щеки впали. В отличие от него, условия у Куроо были просто таки божескими.
— Это какое-то недоразумение, — наклонился Куроо и шепнул одному из дипломатов, мучаясь от непонятных угрызений совести.
Ему не ответили. С Дайшо сняли цепи и толкнули к низенькой трибуне, годившейся разве что для низушка. Дайшо не издал ни звука. Подошел ближе и обернулся к королю. Ему зачитали полный список прегрешений: помимо пособничества в восстании, Дайшо обвинялся в кражах, убийствах, вымогательстве, в подмене людей и других, более скверных деяниях.
Что же это за бред такой? Куроо знал Дайшо слишком хорошо: птицу такого полета мелкие пакости не привлекали. Да, Дайшо действовал в интересах аретузских магичек, но ему было незачем ввязываться в конфликты королевств. Даже за деньги. Он был слишком занят личной трагедией, развернувшейся вокруг Гортур Гваэд.
С другой стороны, Дайшо мог соврать или недоговорить о личных интересах. Все, что Куроо знал о нем, исходило из личных наблюдений и слухов вокруг его фигуры.
— Признаешь ли ты, ведьмак, свою вину? — грозно спросил реданский монарх, подперев голову сжатым кулаком.
Дайшо помедлил. Кивнул безучастно.
— Среди нас присутствует тот, кто может доказать твою вину. Куроо Тетсуро, приказываю тебе встать и доложить господам в суде, как обстоит дело касательно этого ведьмака.
Куроо встал, чувствуя, как шея краснеет от волнения. Он хотел возразить, хотел остановить эту нелепую сцену. Он, мастер молоть языком в любой непонятной ситуации, внезапно почувствовал себя бестолково блеющим ребенком. Зато Дайшо сощурился, предвещая недоброе.
— Ваша милость, извольте мне сказать последнее слово прежде, чем меня оклеветают, — он пошарился на груди, но вместо привычного медальона достал… его. — Я хочу, чтобы вы все видели это четко и ясно, господа.
Зал озарил яркий лиловый свет, заполнивший пространство. Король замер с кулаком, занесенным над столом. Судья выпучил рыбьи глаза, не в силах сказать ни слова. Стражники наклонились, сжимая оружие, но не успели сделать ни шага к пленнику. Весь зал окаменел, и даже Куроо не мог сдвинуться с места.
Прошли считанные секунды прежде, чем Куроо понял, что что-то не так. Он тупо проморгался, приходя в себя. Люди едва отходили от шока. Но подсудимый был на месте. Дайшо все так же скучал за стойкой, как будто ничего не произошло.
— Он даже сейчас вытворяет проклятую магию! Небось сбежать хочет, колдун! Снести ему голову!
Толпа загудела. Никому не нравились происки магии на разборках против магов. Дайшо схватили за локотки и отвели к помосту. На нем казнили особо опасных преступников Редании.
У Куроо сердце закололо так сильно, что он чуть не рванул вперед, перепрыгивая через чужие головы. Вместо этого ноги вросли в пол. Дайшо с силой толкнули, головой выкидывая вперед. Замахнулся в воздухе топор, кровавый от подтеков. Послышался хруст дробящихся костей. Куроо зажмурился и отвернулся.
Суд продолжался весь день. Целый день Куроо не отпускала мысль о странном происшествии и о том, что Дайшо был мертв. Он не мог поверить, что все кончено. Под вечер, когда все начали расходиться, Куроо задержали стражники. Офицер остановился тоже:
— Твои показания еще не окончены, ведьмак. А раз ты тоже умеешь колдовать, то можешь быть замешан в том, что мы сегодня видели. — Куроо чуть не задохнулся от накатившей злости. — До выяснения обстоятельств ты не выйдешь из-за решетки.
****
Условия содержания пленников были наидерьмовейшие. Реданцы позаботились, чтобы они ни в чем себе не отказывали и испытали все прелести монаршего гнева. За стеной периодически слышались стоны и проклятья, свист плети. Куроо повезло чуть больше: его просто морили голодом. Конечно, его сразу же обезоружили, оставив в одной рубашке да портянках. Спасибо хоть ведьмачий медальон оставили при нем!
Гости пожаловали только через день, но Куроо упрямо молчал. Он твердо для себя решил устроить побег, даже с голыми руками. Пока Куроо грезил наяву, к нему подошли. Он вскинул голову, наконец соизволил рассмотреть визитера. Сверху вниз взирал барон: такие нередко встречались на ленных территориях и охотно помогали монархам укреплять власть. Этот ничем не отличался от остальных; все такой же упитанный и мерзкий в своей самоуверенности. От него смердело вином и белой рыбой, отчего живот Куроо натужился и заурчал.
Барон подошел ближе и Куроо привстал, надеясь, что барон соизволит сказать что-то интересное. Он тут же получил кулаком по морде.
— Давно хотел это сделать. Оставьте нас, — фраза была адресована к двум стражникам, скучавшим по обе стороны от двери.
Те переглянулись, нехотя кивнули и вышли. Между этим действом и тем, что произошло дальше. прошла целая вечность. Упавший на задницу Куроо и барон наблюдали, как неуверенно стража покидает тюремную камеру. Цокот каблуков по полу постепенно удалялся в сторону казарм.
А теперь… Барон обернулся и смерил ведьмака сальным взглядом из-под брыла. Наклонил голову вниз и поддел за третий подбородок пальцем. Кожа вместе с двумя подбородками начала отходить и медленно задираться наверх. Фальшивые подбородки сдулись и оказались на лбу, не успел Куроо и моргнуть — маска уже была сброшена на пол.
По ту сторону решетки стоял всамделишный Дайшо, целый и невредимый. Мастер, блять, маскировки и притворства. Куроо, который все это время мучился угрызениями совести, во второй раз подорвался на ноги.
— Проклятье, — Куроо сплюнул кровь на пол, прямо рядом с его ногами. — Надо было догадаться, кто стоит за дешевыми фокусами.
— Ну что ты, — оскалился Дайшо, поправляя пряжки на груди. — Разбираться с каждым пленным — вовсе не дешевое удовольствие для реданцев. Можно даже сказать, они дорого заплатили, поймав такой редкий экземпляр.
— Но такому, как ты, это, конечно же, не стоило ни кроны.
— Как знать. Иногда иметь в бывших магичку капитула очень даже выгодно. Она хоть и изъела мне нервы, но все же помогла в обмен на… Некоторую грязную работу, которую я для нее выполнял все это время. Так что ничего не стоило устроить с магами Бан Арда баш на баш: они спасают меня несмотря на некоторые разногласия, а капитул помогает умаслить правительство, чтобы еще сотню лет Редания милостиво жила бок о бок с такими, как мы с тобой.
— Это как же?
— Ну, скажем так: Визимир Старый помилует магов, позволит им проводить дальше свои дела на территории редании. Нелюдям повезет чуть меньше, но жить они будут.
— Проворачиваешь мировую за спинами королей, помогая другим, а своих же бросаешь в клетку?
Дайшо поморщился, как от назойливой мухи.
— Ты был слишком надоедлив. Я четко дал понять: не преследуй меня.
Куроо зарычал и вцепился в клетку, сотрясая.
— Слишком надоедлив?! Может быть, ты забыл, змея ты подколодная, о болотах и о блядках под Саовину? Забыл о своих собственных словах?
Дайшо насупился, но не отступил. Сделал шаг вперед:
— Я все прекрасно помню. А еще помню, как ты проиграл, выложив все карты на стол, и мы занялись сексом. Неужели ты решил, что после этого я вечно буду приклеен к тебе, Куроо? Мое сердце никогда никому не принадлежало. Наивный идиот.
— Может быть я и наивен, — кипел Куроо, не собираясь сдаваться. — Но я отчетливо слышал те слова на болотах. И я нахрен выбью из тебя правду, почему ты решил от них отказаться.
Дайшо зашипел в ответ, подскочил и схватил его за шею, пытаясь то ли придушить, то ли стукнуть лбом о решетку. Куроо сопротивлялся, вцепившись ему в ворот. Он потянул на себя, гремя цепями. В любой момент могли заявиться стражники — но в такой момент ему было плевать.
Он вгрызся в губы Дайшо, сжатые до побеления. Чувство прежней теплоты вернулось — но лишь на секунду, потому что давящие на шею пальцы никуда не делись. Дайшо насильно отодвинул его и теперь мерил злобным прищуром.
— Ты все еще любишь меня, — не спросил — утвердил Куроо.
Ноздри Дайшо резко дернулись, исторгая из себя горячий воздух.
— Ты пришел не чтобы спасти меня, но чтобы поговорить, так? — продолжил выплевывать Куроо. — Не гляди на меня аспидом, Дайшо. Если бы я тебе был безразличен, ты бы сбежал еще тогда, когда случилась облава на магов. Не посмотрел бы, что я тоже там. Ну так чего же ты медлишь? Я здесь, и, в отличие от тебя, никуда не сбегу. Знаешь, ведь вместе мы могли бы…
— Заткнись. Это ложь, навязанная извне: жить, ничего не подозревая, бредить спокойствием и уютом совместной охоты вместо того, чтобы сопротивляться неизвестности и грядущей катастрофе. Вся эта вера в предназначенность чему-то — кому-то — лишь детские погремушки, которые отвлекают, мешают выполнять задачу.
Пока говорил, Дайшо отошел еще дальше, почти к заднему ходу. С каждым его словом стекал медленно действующий яд, все больше и больше заставляя Куроо нервничать. Куроо перешел к другой стенке решетки, лишь бы стать поближе к удаляющемуся ведьмаку.
— Но ведь ты сам видел, что мы можем быть друг другу полезными! Можем довериться. Можем попытаться изменить происходящее совместными, блять, усилиями!
Дайшо застыл возле покосившейся двери, наклонив голову. Свет с улицы расчертил его лицо тонкой сбитой полосой. Снова этот знакомый излом, за которым не следовало ничего хорошего — только тоска бесконечной, одинокой дороги.
— Протрезвись наконец, — процедил он. — Мир никогда не будет добр к таким, как мы.