Как голем, восставший ото сна, Лысорог пришел в движение, стоило только крестьянам вернуться с болот. Словно бы и не было запустения. Бурная деятельность разлилась по улицам потопом, разбудив спавшие дома звуками деревенской жизни.

Когда же Куроо уточнил, почему стало чересчур оживленно, бортник утер морщинистую щеку:

— Дак ведь, милсдарь, праздник Саовины на носу. Замешкалися мы сильно, пока в туманах блуждали. 

И правда, деревья вокруг пожелтели, знаменуя середину осени. Проведя последние полгода в погоне, Куроо не осознал, когда же сменились сезоны.

Теперь, когда злокозненная магия исчезла с болот, поселок откатывался к прежней жизни и традициям. Для сельчан само возвращение мужичья было добрым поводом отпраздновать.

После ночи на болотах Куроо захватил с собой голову монстра, тщательно обмотав в несколько слоев ткани. Вонь, впрочем, еще долго не исчезала, так что Куроо на время запер ее в хлеву.

Прошел целый день, прежде чем поселок оброс праздничными венками да суконными флажками, сшитыми на скорую руку. Вместе с ними пришел и шум балагана, веселье застолья и звуки дуделок с гармонью. Дети веселились на улице, водя хороводы, пока старшие развлекали себя в таверне. 

То же место, что два дня назад казалось стылым и отчужденным, теперь было битком забито.  Они вновь заняли дальний столик с куцей свечой. Отличие было только в том, что теперь к ним присоединился новый гость, который стоял над столом хмурой тучей. Куроо кинул ему обмотанную голову, хохоча:

— Вот, Яку, обещанное доказательство. Живым взять не смогли, уж прости. Впрочем, даже так будет, что вернуть барону. Пусть полюбуется, лживый ублюдок. 

Куроо отправил голубя с письмом на следующий же день после бойни. Сам он не хотел возвращаться в Хаггу, даже если бы ему посулили сверх обещанного двойную сумму. Он был сыт по горло враньем. А вот соблазнительная возможность остаться подольше в компании с Дайшо маячила прямо перед носом.

Яку примчался аккурат к началу Саовины. За окном вечерело, и он нехотя снял дорожную куртку, медленно опускаясь на стул и полосуя взглядом Дайшо. Тот в привычной манере откинулся на спинку, перекинув ноги на стол и попивая из добротой чарки. 

— Отойдем, — коротко мотнул головой на дверь Яку, намекая Куроо поднять пятую точку. 

— Серьезно? В самый разгар трапезы? — заныл Куроо, который меньше всего хотел покидать Дайшо. 

Яку фыркнул. Куроо нехотя поплелся за ним, стараясь не выпускать из поля зрения змееныша. Тот оценивал пространство вокруг ленивым взглядом, но вроде никуда не собирался. 

Яку сердито поставил вонючий сверток на землю. Через секунду в Куроо прилетела звонкая затрещина. Сколько бы лет ни прошло, он до сих пор не мог понять, как старший ведьмак, обладая столь низким ростом, все равно умудрялся выдавать затрещины высокими ученикам. Наверняка и Льву перепало на орехи.

— Ты хоть имеешь понятие, с кем связался? — зарычал Яку. 

А вот это было уже серьезно. 

— Ну… С ведьмаком. 

— Не абы с каким, а со змеей! 

— И что в этом такого? Все ведьмаки как ведьмаки, а эти тебе чем-то не угодили?

— Я тебя чему учил, дурья ты башка! Это хладнокровные убийцы, которые и мать родную зарежут с безмятежным лицом! Стоит тебе отвернуться, а он уже обставит все в свою пользу!

— С этим мы уже справлялись, тоже мне, — Куроо деланно пожал плечами, — и нечего так нервничать. 

На глазах Яку становился все свирепее и свирепее. Того и гляди — вместо затрещин пойдут кулаки. А там и мечом огреть недалеко. А набалдашник на мече старшего ведьмака был отменной гномьей работы и Куроо искренне не хотел проверять на своем скальпе, выдержит ли он.

— Идиот! Нельзя быть таким самоуверенным с теми, кого взрастили во лжи и предательствах. Для них это так же естественно, как для нас — дышать! 

Куроо устало вздохнул. По человеческим меркам Яку уже был стариком, которому подобает ворчать и брюзжать чуть что. К  тому же, он не знал даже сотой доли их похождений, а значит, не догадывался, какие чувства они друг к другу испытывают. 

Вокруг продолжала греметь деревенская музыка и нестройный хор девиц, не попадающих в такт. На празднике жизни страшно не хотелось поддаваться провокациям, особенно от старших. 

— Послушай, Яку, — Куроо потер затылок, раздраженно хрипя, — я понимаю, нужно быть бдительным и все такое. Но ты не знаешь Дайшо. Он другой.Он отличается от всех змей. 

Глаза Яку налились кровью. Казалось, он вот-вот кинется отлупить нерадивого ведьмака, но…. Ничего не произошло. Он резко сбросил напряжение в дерганном выдохе и поднял с земли вонючий сверток.

— Как знаешь. — Яку выпятил подбородок, а по щекам загуляли желваки.— Но не говори потом, что я тебя не предупреждал. 

— О чем?..

— Рано или поздно он предаст тебя. 

Куроо рухнул на скрипучий стул напротив. Без наставника и в не очень уверенном расположении духа. Дайшо молча проводил его взглядом — все такой же расслабленный ведьмак, закинувший руки за голову. Абсолютная безмятежность для человека с отличным слухом. 

— На его месте я бы поступил точно так же, — деловито заметил он и крикнул трактирщику долить еще хмельного. 

— Ты все слышал, — качнул головой Куроо, разворошив форменный бедлам на голове. Он даже не спрашивал — утверждал. 

Дайшо только поднял брови, что на его языке жестов означало «а ты как думал?» Разве же не значило это, что Куроо теперь знает ведьмака, как облупленного?  Знает, что с насиженного места он просто так не сдвинется, даже если бы еще сотня таких озабоченных Куроо поджидала за стеной трактира. 

Именно поэтому Куроо достал колоду карт, решив поставить все на кон — мельче он и не играл никогда. Гвинт всегда был отличным времяпровождением в спокойные дни, как этот, а Куроо нужна перчинка. Что-то, что заденет тонкие струны внутри Дайшо. 

На стол карты легли рубашкой кверху, придавливаемые ладонью.

— Я выигрываю — мы идем наверх прямо сейчас. А коли выигрываешь ты… Что ж, будем считать, что у тебя в руках все козыри. Развлекайся как хочешь. — Куроо криво улыбнулся. Знал, что играет с медленно разгорающимся пламенем.

Глаза Дайшо блеснули опасным огоньком интереса, граничащим с безумием. Он убрал ноги со стола и смел колоду с раздачи.

Наконец Куроо получил то, чего так долго ждал: страстно и крепко целуя Дайшо, языком он разомкнул губы. Дайшо победил во второй партии, разделывая оппонента всухую. Теперь он победоносно скалился и поднимался следом, сочтя идею с уединением не такой уж дурной. Поторопил его пинками, толчками в грудь. Осоловело хлопнул дверью. 

Куроо вторгся в чужой рот бескомпромиссно, чувствуя рецепторами горечь чего-то необычного. Язык то и дело натыкался на клыки, и мазохистская боль только раззадоривала.  Он обогнул клыки, пальцами стараясь избавиться от множества ремней на груди. Тактильный голод не унимался и сейчас он был готов облапать всего Дайшо. 

Воздуха в легких стало критически мало, и Куроо нехотя отлип, прикусив на секунду Дайшо за губу. Глядит в расширившиеся зрачки, он попытался отыскать там хотя бы намек на честность. Они то сужались, то расширялись, и похоже, Дайшо и самого уже проняло.

— Это яд, — пропыхтел Куроо, пытаясь снова дышать нормально. — Сукин ты сын, зачем? 

— Догадливый мальчик. — Дайшо смотрел на него влюбленно-злорадно и растягивал одну из своих мерзких улыбочек. — Он не убьет, но сделает прелюдию немного интереснее. Только и всего. 

Куроо зарычал и крепко сжал его под ребра, обхватывает мощными ладонями эту тонкую лозу, спускаясь все ниже, к бокам. Чешуя под руками трещала прямо как настоящая, и в какой-то момент ему показалось, будто он держит в ладонях всамделишную змею, а не человека. Впрочем, ощущение моментально растворились, потому что Дайшо ждать был не намерен и щенячьи нежности его мало интересовали. Он прямолинейно стиснул Куроо за пах и надавил грудью, заставляя пятиться. 

Куроо огрызнулся коротким рыком, но что тут поделать, когда твои яйца оказываются в руках у лучшего недруга? Дайшо впился ему в шею, как чертов вампиреныш, слизывая проступивший пот. Куроо задрал голову и неудобно сглотнул, ежась. Показалось, будто над ухом шипят, но сквозь шум собственного сердца понять невозможно. 

В паху нестерпимо заныло и он поддался бедрами в ладонь Дайшо, пьяно хохотнув. Призывно укусил мочку уха. Рваный вдох-всхлип Куроо слизал с блядски тонких губ. Он начал чувствовать, как яд проникает в его вены, заставляя сердце сбиться с привычного медлительного вальса и перейти на чертово танго.

Мир вокруг становился все насыщеннее и контрастнее, как будто какой-то забывчивый маг выкрутил ручку на максимум и так и оставил. Куроо наслаждался вкусом чужой кожи на губах, от которого готов был взвыть, как волк на луну. Проклятый, мать его, Дайшо.

Они целовались еще и еще. Дайшо вслепую нашарил пряжку ремня и его пальцы оказались под штанами быстрее, чем Куроо успел сообразить. Они попятились по лестнице наверх и в какой-то момент в голове промелькнула шальная мысль: а закрыл ли Дайшо вообще дверь в комнату?

Бес с ней. 

У Куроо настолько мало времени об этом думать, насколько же мало места в штанах между плотной тканью, тонкой холодной рукой и его изнемогающей плотью. От движения он почувствовал, как член трется о пальцы, смочив их первой смазкой, и это маленькое унижение снесло к чертям все барьеры в голове. 

Как потоп, в сознание влетела сокрушительная волна желания, мешая сосредоточиться, сливаясь с ядом-афродизиаком. Они сбивали пятками пороги в номере, торопливо, жадно. Пытаясь снять вещи: поясные сумки, доспехи, поддоспешники, штаны, рубаху… Лебеда преподобный, сколько же у ведьмаков вещей, когда они так не нужны!

Когда они остались без исподнего, Куроо оценил то, на что никогда не мог взглянуть наверняка: на мощную грудь, жилистый торс в зарубках, на подтянутые ноги и на член. Блядь, какой у него ебейший член!

Головка уже вышла за крайнюю плоть и тот стоял колом, покачиваясь вместе с шагами. Не длинный, но большой, каждая жилка от уздечки проступала и пульсировала, пульсировала…  В зобу так дыхание сперло, что Куроо захрипел:

— Да у тебя стоит. 

Все дифирамбы он решил оставить исключительно у себя в голове. Нечего змей баловать, когда они только-только начали играть по твоим правилам. 

Дайшо сощурился так, что без слов читалась убийственная ненависть вперемешку с адским желанием. Похоть застилала прежде ясные, наполненные язвительного превосходства глаза. Закатное солнце в большом окне наверху, к которому они так долго поднимались, обрамило бледно-молочные плечи алыми всполохами. 

Они сгорали от нетерпения и от невысказанных слов,  что та свечушка на столе. Каждый мог передать правду только так, в сексе и грубых фрикциях, говорящих сами за себя. 

Куроо подхватывает Дайшо под бедра, относя к просторному окну, отделанному непомерно длинным подоконником-жердочкой. Усадил и уперся руками по бокам. Дайшо понял без слов и стиснул их члены в стальной хватке. Куроо заскулил,  накрывая поверх своей ладонью Ощущение плоти, трущейся о плоть, скользящей в проступающей смазке, отдавало острым покалыванием в пальцах. Дайшо замычал, покрываясь неровными пятнами румянца. 

Ненадолго он отклонился спиной, и не запертое окно предательски скрипнуло створкой. Кожу овеял ветерок. Снаружи еще бродили сельчане, возвращающиеся с базара. И хоть видно было только плечи Куроо и спину Дайшо, они все же застыли на пару секунд удивленными взглядами на окне.

С невесомым «насрать» Дайшо свободной рукой ухватил Куроо за горло и с силой притянул к себе, глубоко целуя. Его клычки сталкиваются с языком, прошивали. Наполняли треклятым ядом, как у настоящей гадюки. Вдоволь нацеловавшись, Куроо заглотил ртом воздух, пытаясь прийти в себя от удушья. Он выплюнул что-то про сраного извращенца и стянул Дайшо по подоконнику еще ниже, заставляя закинуть ноги на пояс. 

— Я затолкаю тебе по самые гланды, — пообещал Куроо, пока пальцы скользили по бедрам к соблазнительной ложбинке. Он подразнил Дайшо, толкаясь членом по яйцам, прежде чем вставить сразу два пальца, а следом и третий в расслабленное колечко мышц. Сразу на три фаланги. А лучше бы сразу член.

Куроо запоздало осознал, что из-за яда Дайшо не почувствует боли. А значит, такие методы и выеденного яйца не стоят, так что лучше бы поторопиться с тем, что оставили на десерт.

Дайшо принял его без слов, только елозил от пальцев с непривычки. Куроо нравилось его мучить, нравилось чувствовать сильное давление пальцев на собственном члене, как бы подгоняющее. Когда он вынул пальцы, влажные и пропахшие смазкой, на его члене осталась не просто хватка, а выпущенные когти. 

Откуда вообще у змей когти? Этот вопрос проплыл мимо сознания походя, легкой дымкой от костров. Нажав большим пальцем на чужое запястье, Куроо заставил Дайшо ослабить хватку и высвободить и без того изнывающий член. Глубоко внутри его заводил тот простой факт, что пальцы Дайшо сейчас были в его сперме.

Он примеривался секунд тридцать, потому как зрение предательски расфокусировалось. Дайшо обхватил  его ногами за пояс. Так блядски-открыто приглашал, как не рискнут даже шлюхи в Пассифлоре.

Куроо резко вошел и останавливается на середине ровно на секунду, чтобы потом с широкими оттягивающими махами начать вбиваться на полную катушку.

Внутри Дайшо ощущался жарко и тесно, и Куроо застонал в унисон тихому мычанию, потому что его переполняло это странное, неестественно-сильное желание обладать другим человеком. Обладать ведьмаком, за которым он гонялся дольше, чем за любой девкой. 

Найдя нужный угол, под которым мычание Дайшо превращается в охуеть какие стоны, Куроо стал вбиваться сильнее. В какой-то момент член полностью исчезает внутри Дайшо и и Куроо кончил. Он почти повалился поверх, не в силах удерживать себя больше. Его окутывала блаженная нега, однако чутье подсказывает, что это не конец. 

Неожиданно сильный в таком состоянии Дайшо отпихнул его за грудь и скатился на пол. Куроо переворачивается, чтобы оценить слегка помятую и нетрезвую, но чертовски привлекательную змеюку со стояком. Теперь Куроо оперся бедрами о подоконник, пока Дайшо исследовал  губами его торс, его руки и предплечья. Поздно дошло, что засранец метит самые открытые зоны на руках и ему явно было плевать на чужое мнение. 

— Вот ты скоти…хааах! — Куроо успел вовремя заткнуться, когда губы накрыли его член, но вместо того, чтобы отсосать, Дайшо лишь прогрел головку губами, после чего подался выше, не заглатывая целиком. Юркие пальцы сжали основание и ритмично надрачивали. Дошло до того, что Куроо едва не трахнул его в рот.

Дайшо перекинул одну ногу поверх и на согнутом колене самостоятельно насадился на стоящий колом член. Куроо положил ему руки на грудь и, зажмурившись от непрекращающегося удовольствия, сжал пальцы. Грудь у Дайшо шершаво-горячая, мощно вздымалась и опускалась от потяжелевшего дыхания. Соски, чертовы твердые соски задевали его пальцы, доводя до исступления. По груди мерно качался туда-сюда медальон с головой змеи.

Куроо и сам подмахивал бедрами, почти полностью выходя и снова вбиваясь, в бешенном ритме, который не выдерживала ни одна старательная шлюха. Под конец стенки внутри Дайшо сжались болезненно-сильно. По его животу стекали вязкие белые капли семени.

Так жарко, что Куроо был готов выть и лезть на стенку. Его вело от этого чувства, зубы заскрипели, а сквозь них вылетел один из самых громких стонов за весь день. Дайшо, этот образец непредсказуемости и эгоизма в обычной жизни, позволил сперме вытечь наружу, не спешит слезать. 

Они повторили раза три или четыре, меняя позы, исследуя тела друг друга прежде, чем действие яда сошло на нет. Силы покинули их и, кое-как доковыляв до постели, они свалились в глубокий сон. Последнее, что видел Куроо — как их мечи стоят друг рядом с другом, словно так и должно быть. 

****

Утро после Саовины выдалось безбрежным и тихим. Куроо еще не разомкнул глаз, но чуял этот пленительный змеиный запах полыни и диких трав. Запах оседал на подушках и постельном белье. В нем так же приятно укутывалось сознание, как и в худом одеяле. 

К утру стало холоднее, и Куроо, который все это время лежал с распростертыми руками, согревая собой Дайшо, теперь на ощупь натянул одеяло повыше. 

Он повернулся, чтобы руками нащупать лежащего рядом змееныша. Тот был еле теплый ночью и будет чудом, если за все это время он не замерзнет. Такое приятное, уютное чувство заботы уже давно не посещало Куроо. 

Но рука нащупала только пустоту. Куроо мгновенно открыл глаза и рывком сел на постели. 

Его нет.  Кроме запаха, в комнате абсолютная пустота. Исчезли его мечи и одежда.

Сердце гулко сорвалось вниз. Кровь застучала в ушах кратковременной паникой. Куроо заметался по комнате в одних семейниках, проверяя каждый уголок — а ну как уменьшился и спрятался, чтобы посмеяться над ним?

Но Дайшо нигде не было. Лишь окно, возле которого они предавались любовным утехам, скрипело открытой настежь форточкой. Дайшо сбежал, ни слова не сказав, даже записки не оставив. И это — после всего, что с ними было! После того, как Дайшо ответил взаимностью на его чувства!

Однако… Дайшо ведь и правда вчера выиграл. Куроо сам предоставил ему карты в руки и теперь Дайшо волен был делать все, что пожелает. В том числе и уйти без слов. 

За окном мирно трещали синицы. Солнце начинало выходить из-за макушек леса. Сельчане возвращались к привычному ремеслу, а сельские дети — к привычной грязи.

Голова у Куроо затрещала с такой силой, что захотелось выть. Он сел на кровать, уронив лицо в ладони. Внутри так и звенел сварливый голос Яку: «Рано или поздно он предаст тебя».