Ветер без стеснения забирался под одежду, губя вырабатываемое телом тепло. Стоя перед дверью родительского дома, Наруто медлил, не торопясь поскорее спрятаться от колючего холодного ветра и оседающих на волосах белых снежных хлопьев. Кисти рук ютились в карманах тонкой куртки, не желая покидать нагретого убежища и будто бы решая, на кого же падёт участь — коснуться дверной ручки. Уже как минут пятнадцать Узумаки без интереса ощупывал ту взглядом. Заходить не то чтобы хотелось, да и гулять не тянуло, к тому же матушка, перед которой он обязан показаться, ни на какую улицу его не пустит, стоит ему только перешагнуть порог. Домашний арест никто не отменял, и погода наверняка покажется родне неподходящей для пеших гулянок. В иной раз это бы расстроило и взбесило парнишку, но сейчас в мыслях стелился ветер, не холодный уличный, а пустой, сметающий всякие идеи и стремления. Улица, дом, плохая погода или хорошая, заняться чем-нибудь или нет — ничто не цепляло за душу. Хоть прямо тут падай в сугроб и лежи. Матушка ждёт. На это тоже было как-то всё равно, Узумаки пришёл чисто из соображений совести и по зову какого-никакого воспитания. Надо и всё.


В голове так по-неприятному безмятежно лишь что-то тихо-тихо жужжаще звенит в самых её недрах и дребезжит подобно струне. Немного пестрит… злостью. Пока ещё отдалённо, фактически на уровне обычной фантазии. Всё, как и прежде, хуже не стало. Не на кого и не на что сердиться, но струнка нервов дрожит, слабо, но в ускоряющимся темпе. Было бы славно достать до неё, притормозить, заглушить и резко выдернуть, но Наруто не дотягивался.


Глубокий вдох, лёгкие щекотнул мороз, а после густой белый пар притупил зрение на пару секунд. И блондин таки опускает десницу на мёрзлую поверхность ручки, опускает и приоткрывает дверь, чуть навалившись на ту. Пара шагов вперёд, навстречу теплу из коридора. Конечности ватные, но самую малость — всё-таки не так уж много он не спал, чтобы валиться с ног. Два дня — это пустяк, хотя точность движений пошатнулась от приливающей к мышцам усталости. Кривая, стопорная координация. Помнится, парнишка уже ощущал нечто подобное, когда вопреки запретам старших свистнул с кухни бутылку то ли коньяка, то ли виски. Горькая дрянь, жгучая и совершенно невкусная, но он из вредности сделал несколько добротных таких глотков, опустошив бутыль до половины, и, дабы родня ничего не заподозрила, отпитую часть подменил водой из чайника. Тогда тринадцатилетнему мальчишке это показалось гениальной идеей. Однако его шалость раскрылась быстро, и дело даже не в подозрительно посветлевшем спиртном — уж больно блондин стал весёлым. Нынешняя ватность чем-то напоминала то опьянение, разве что со всякой чуши не прорывает на хохот. Мысли вьются с натугой, как всё, в общем. Так ведь и после сильных драк бывало, когда отбитое до костей тело наполнялось свинцом, становилось неповоротливым и непослушным, и в голове звенело, но громче и яростнее, досаждая похлеще припекающих ран.


Очередной вдох полной грудью, и растянуто-радостное:


— Я дома! — громко разносится по коридору в унисон с хлопком входной двери. Впервые за долгое время Узумаки испытал отвращение к собственной интонации. Она у него сама собой яркая и лёгкая, но сегодня пришлось выжать из себя это жалкое подобие. Пропасть усталости сразу же углубилась, как только он открыл рот. Не хотелось корчить из себя невесть кого, улыбаться и завышать голос, дабы тот достиг довольных нот. Наруто вообще не знал, чего ему хотелось. Уйти? Остаться? Говорить или молчать?


Из-за угла с вальяжной походкой показалась рыжая фигура, дугой выгибаясь в спине после дрёма. Распушившийся хвост извивался горделивым столбиком.


— Курама, — приветствующе обозначил своё присутствие блондин, добившись, чтобы наглая морда кота лениво повернулась к нему. — Скучал по мне, а? — присев на одно колено, Узумаки расставил руки в стороны, готовясь поймать приятеля, что по его представлению вот-вот должен был разбежаться и игриво прыгнуть в его объятия.


Курама нерадиво покосился на хозяина. Янтарные бусинки глаз деловито пестрили вопросом: «Ну и че ты припёрся, кожаный?». Задрав моську, кот как ни в чём не бывало возобновил ход, поди, направившись на кухню. Даже не промяучил.


— Гад рыжий… — пробурчал парнишка, вставая с пола.


И чего он ждал от кота? Это ж не щенок. Наглая, самолюбивая морда, ещё и царапается иногда! Пушистый чертила! А ведь был таким озорным в детстве и ластился постоянно. А ныне что? Лишь бы поспать да покушать. Делает что хочет и когда хочет. Кошки — одним словом. Что с них взять? Пушистый комок хладнокровного высокомерия и недотрожливости. Чем-то даже Дураске напоминает.


Кстати о нём. Ухватившись за язычок молнии, Наруто на миг застыл.


— Интересно, как там этот дурень… — вырвалось задумчивым шёпотом.


Столь скорый приезд Итачи был для него неожиданностью. А хотя у всех выходные же… Можно было и предугадать. Наверное, блондин просто отвык от него. Он был с «приятелем» слишком долго и не заметил, как сузил круг общения с роднёй и остальными, уместив в центре себя и Учиху. Периодически создавалось такое впечатление, будто бы есть лишь они вдвоём и всё. Весь его мир сосредоточился на грубом паршивце, завертелся, прямо как планеты вокруг солнца, пускай на горячую яркую звезду тот мало чем походил — скорее уж на ледяной булыжник. Но и с таким уживаешься. Наруто нервно усмехнулся. Подумать только, Саске вне дома и не с ним. И это ведь отлично? Дураске больше не гложет ссора с братом, он доволен и наконец находится в приятной для себя компании. С ним Итачи, а значит, переживать не о чем. Звучит неплохо. Но парнишка не мог перестать думать, как там «не чужой». Не мог не фантазировать, чем тот занят, о чём разговаривает, каким взглядом смотрит на брата. Саднящее ощущение какой-то странной жадности стремительно портило убывающее настроение.


На языке перчила неконтролируемая язва, и Узумаки был на миллион процентов уверен, что сейчас ему предпочтительнее всего молчать, если он не намерен дать ей волю. Чутьё подсказывало, что он точно не стерпит и устроит конфликт с пустого места. Просто настрой такой — ругаться. Во избежание этого, парнишка решительно намеревался пробраться к себе, будучи незамеченным. Шум он уже создал, хлопнув дверью и подозвав неблагодарную рыжую морду, но на него каким-то чудом никто не явился, а следовательно, шанс проскользнуть невидимкой всё ж был. Тихонько стянутые кроссовки были плавным движением поставлены в свободную ячейку в полке, куртка повисла на вешалке. По идее, носки обязывались скрыть шлёпанье ног о ламинат. Наруто полагался на них, но стоило ему достигнуть первой ступеньки лестницы, как за спиной послышалось скрипучее, протяжное, подобное замечанию:


— На-аруто.


Голос матушки заставил воздержаться от шага на вторую ступеньку. Со стопорной неохотой, сродни пойманному с поличным воришке, блондин обернулся. Опираясь плечом о стенку, матушка стояла в паре шагов, демонстративно скрестив руки на груди. Надо было радоваться, что при ней не было скалки или поварёшки, которую женщина бы угрожающе постукивала о маленькую, но такую тяжёлую ладонь. Стоит ли говорить, что за свои проказы подзатыльники Наруто получал исключительно от матушки? Это ему не мягкая на характер тётушка, что в ответ на пакость максимум озадаченно головой покачает, мол, как же так. От матушки могло влететь, да и влетало частенько: несильно, но злить её парнишка не любил. С малых лет так сложилось. Её строгий взгляд прожигал насквозь, испепеляя глупые и бойкие амбиции в дурной голове молодого, заменяя их послушанием. Однако с переменным успехом, и унять пылкость сына Кушине удавалось отнюдь не всегда. Чем старше тот становился, тем сильнее ослабевал рычаг давления, что вполне ожидаемо, но так пугающе стремительно для родителя. Эту рвущуюся ниточку контроля хотелось сохранить, растянуть, дабы неопытное чадо с острым нравом не учудило чего.


— Поздороваться с матерью не хочешь? — хитровато поинтересовалась женщина, указывая на причину своего недовольства.


Наруто терпеть не мог эту наводящую интонацию, что для него условно переводилась как: «Я сделаю тебе одолжение и озвучу, почему сержусь и что от тебя хочу, а ты будь умницей и исполни, а вообще мог бы сам догадаться». Подсказка, которая ему совершенно не нужна.


— Зачем? — парень попытался сгладить острые углы в своём голосе, но вышло колюче. — Я же сказал, что дома.


Видно, матушка совсем не это надеялась услышать. Кроме того, жгучие нотки были ей замечены.


— И что? — она отстранилась от стенки, явно не собираясь отстать и вернуться к своим делам. — Я тебя пару дней в лицо не видела. Неужели сложно подойти?


Что-то в ней, такой не вовремя нравоучающей, начинало злить. Эти провоцирующие тупые вопросы, пристальный взгляд, придирки по пустякам… чёрт возьми, даже этот кухонный фартук в цветочек заставлял Наруто неосознанно хмуриться. Он ведь сам подарил его на Восьмое марта в прошлом году, сочтя за милый. Теперь же он казался нелепым, как и всё вокруг. Что-то внутри закипало, подобно воде в чайнике. Обжигающее раздражение… Оно возникло постепенно, и какое-то время было совсем мелким и незаметным, но стремительно распространялось, захватывая и дурманя. Парнишка не смог назвать точную причину своей злости, но он знал наверняка, что будет лучше, если он поторопится уйти от разговоров в комнату. В противном случае его ждёт ссора. Он не хотел ни с кем ругаться, но предчувствовал, что попросту взбесится и не сумеет себя заткнуть.


— Ну ладно, — пожал плечами Наруто. Интонация, что должна была обозначить его согласие и бесконфликтность, отчего-то исказилась то ли в равнодушие, то ли в дерзость. Голосовые связки упрямо не выдали ничего миролюбивого и доброжелательного. Казалось, это за гранью их возможностей. Да что там связки? Всё тело воспротивилось: каждое телодвижение было наполнено резкостью и агрессией. Не притворишься, улыбки не натянешь, и что ни скажи — всё хуже.


Смекнув, что подавить «закипание» не выйдет, Наруто замолчал, не решаясь более ничего добавлять, дабы не усугубить своё положение. За неподобающий тон ему светил подзатыльник или выговор, но ни того, ни другого не последовало. Матушка безмолвно смотрела на него, вместе с тем не давая разрешения уйти. Под её непродолжительным, но давящим взором становилось не по себе. Её немота могла длиться вечно, пока «Извини, мам» само не вырвется из уст юноши. Но вдруг она с недоверием сощурилась:


— Что с лицом?


Наруто не понял сути вопроса. Была ли она недовольна его хмурой миной? Или он чем-то испачкался? Быть может, синяк? Так давненько уже не дрался ни с кем. Удар с машиной пришёлся на ноги. Неоткуда синяку или ссадине на лице взяться.


— Обычное, моё, — всё с той же борзостью, с какой отвечают приставшему недругу. — Шестнадцать лет живу с ним. Пора бы привыкнуть.


Напрочь игнорируя язвительность сына, Кушина шагнула к тому. Уже через секунду она стояла почти вплотную. Ещё миг — на щёки парнишки легли её ладони. И тут как молнией прошибло: блондин едва сдержался, чтоб не скривиться от сего действия и не ляпнуть чего. От рождения тактильный, он в новинку ощутил, как ему до омерзения неприятны чьи-либо касания. Бурлящая злость неумолимо подстрекала оттолкнуть, отстраниться, но парень стерпел, стиснув зубы.


— «Трень.» —


Мысленная струна натянулась, когда матушка, как назло, аккуратно повернула его лицо сначала вправо, а после влево, пристально разглядывая, точно в том что-то было не так.


— Ты что, пил? Где успел?


От такого обвинения в свой адрес Наруто опешил:


— Чего? Нет! — он ухватил руки женщины, дабы убрать те подальше от себя, но напористость матери не позволила прервать соприкосновение.


Та всё никак не отставала:


— Ну-ка, дыхни, — шагая вслед за отступающим сыном, продолжала Кушина. Она никак не могла понять, что это за странный, даже безумный, что ли, блеск у того в глазах. И откуда эта болезненная бледность? — Дыхни, сказала.


Волна злости ударила о черепную коробку изнутри, и струна нервно дёрнулась:


— «Трень…» —


— Мам, ну хватит! — не сдержавшись, юноша с силой отмахнулся от злящих касаний.


В тишине дома шлепок о запястья, отрывающий от щёк женские кисти, померещился неприлично звонким. Или так почудилось лишь Наруто, что оторопел от своего же действия? Он бы так и стоял немым истуканом, если б слух не зацепило невозмутимое замечание матери:


— Ну не то что-то.


— Да что? — шикнул блондин, отшагивая дальше назад. Стопы упёрлись в следующую по очереди лестничную ступеньку. Подняться бы выше, но матушкин взгляд не отпускал. — Я в порядке.


— «Просто оставь меня в покое!» —


— Заболел? — сперва с волнением и неуверенностью, а после более приставуче: — Заболел, а?


— Нет!.. — Наруто тут же воспротивился лжи, но поток нравоучений было не остановить.


— А я тебе сколько раз говорила, чтобы ты одевался по погоде? — правда ли сын болел или нет, это уже не играло столько роли, сколько возможность быть правой в давней конфликтной ситуации, касаемо темы лёгкой одёжки парня. — Шапка, шарф, куртка нормальная, а не вот это вот «одно название». — Снова любимой жёлтой куртке досталось… Предсказуемо. Она матушке с самой покупки не давала покоя. — Но ты ж не слушаешь, ты ж у нас самостоятельный. Вот и пожалуйста.


Как же эти поучения капали на мозг… Капля за каплей.


— Мам.


— «Замолчи уже!» —


Запас спокойствия балансировал на грани, норовя вот-вот соскользнуть в пропасть и утонуть в ярости. Едва блондин освободился от касаний, как к его лицу вновь потянулась рука.


— Дай лоб потрогаю.


— Мам!..


— «Прочь!» —


К удивлению для себя, Узумаки в кой-то веки был в состоянии понять, что чувствовал «друг» недотрога, когда он настырно лез к тому при удачном случае, дабы изрядно взбесить забавы ради. Признаться честно, отвратительное ощущение… Желая не допустить чужого прикосновения, Наруто упрямо перехватил приближающуюся ко лбу руку, не дав той дотянуться. Под натиском ядовитой злости пришлось прибегнуть к крохам самоконтроля, дабы хват не был крепким и болезненным для женщины. Парнишка сквозь пелену шалящих нервов прилагал усилия, чтобы не забыться: перед ним не враг, не соперник, а матушка. Матушка, и ей нельзя вредить. Нельзя!


— Болеть на каникулах — вот так радость! — саркастично почти что ругалась красноволосая. — Дай-ка, — она упорствовала, стремясь высвободить пятерню. Ту не держали крепко, и ладонь юрко выскользнула, вернувшись к изначальному курсу.


И это стало последней каплей. Струна тренькнула заметно громче, так что вибрация с силой шибанула по вискам, обдавая голову жаром. Раскалённая горечь вмиг поднялась по гортани, точно ту обволокло расплавленным железом, и вылилась на язык ярым выкриком:


— Отвали от меня, наконец!!! —непродолжительный возглас выжал весь воздух, заставляя после громко и глубоко дышать. Плечи на пару с грудной клеткой не оставались статичны.


— Наруто… — убрав от сына руку, словно обжёгшись, вполголоса проговорила женщина. Наруто не разобрал, что преобладало в её голосе: удивление или же волнение.


Всего на миг… на краткий миг ему показалось, что матушка смотрит на него, как на чужого человека. Без испуга или разочарования, но не узнавая того, кто стоит перед ней. Восстановивший дыхание юноша осёкся, уловив этот странный, не признающий его взгляд матери. Злость никоим образом не погасла, но в мыслях стало ощутимо «тише», дозволяя сквозь агрессивное треньканье струн протиснуться вопросу: требовалось ли вообще срываться и кричать. Вероятно, не стоило. Но стыда парнишка не почувствовал. Ни стыда, ни успокоения, ни сожаления — ничего, что подтолкнуло бы его к извинению. Он чувствовал лишь непреодолимое желание уйти, убежать ото всех, на ком можно было бы выместить злобу.


Застывшее на лице женщины замешательство перелилось в укоризненный прищур:


— Что с настроением? — ранее обеспокоенные нотки бросили тень строгости.


— Ничего, — фыркнул блондин. — Надоела уже, вот честно.


Сразу после его ответа руки матушки вновь в недовольном жесте скрестились на груди. Сама же она склонила голову на бок, будто с такого ракурса становилось виднее, что творится в голове у её дурного отпрыска.


— Мне отца позвать?


Эта манипуляция никогда не работала. Наруто с малых лет просёк, что отец не отличается строгостью и не падок на раздачу наказаний. Его предел — профилактическая беседа, разъясняющая, что хорошо, а что плохо и почему. С ним схема поведения была проста: слушай, кивай головой да и всё, а опосля безнаказанно твори, что душеньке угодно, пока опять не поймают. С матушкой не так. Такое с ней не прокатывало. Потому-то компания отца для юного Узумаки была удобнее. Больше вольности и меньше последствий — сплошные плюсы! Но и минус у отца имелся. Зачастую при разногласиях он примыкал к жёнушке, как и сейчас:


— Наруто, не груби матери, — в поддержку ей раздалось из гостиной.


— И ты туда же? Вы издеваетесь? — выпалил Наруто. Он ничего не натворил, не разбил и не сломал, никого не побил, а к нему пристали с тупым расспросом на ровном месте! — Да вы достали!


— Поогрызайся мне тут! — лопнуло матушкино терпение. — Марш в комнату, — приказно произнесла она, указывая на второй этаж.


Ни к чему повторять дважды, но молча принять, судя по всему, второй домашний арест Наруто помешала заигравшая гордость:


— Я и так собирался! — бросил он, а затем демонстративно громко побежал по ступенькам. Ушибы жгло, стреляя острой болью в коленки, и натирало одеждой, но парнишке было на всё плевать.


— Не умничай, — раздалось ему вслед.


_____________


С хлопком и ветром закрылась дверь в комнату, в которую Наруто влетел на всех парах после преодоления лестницы. Курама кое-как поспел за хозяином, просочившись в сужающуюся щёлку. Свезло, что импульсивный хозяин не прихлопнул сдуру! Матушкины негодующие причитания доносились с первого этажа, но благо она не стала подниматься, как разъярённая бестия, дабы отчитать сына за шум и неаккуратное обращение с дверью. Хотя случись так, парнишка бы нашёл, чем ответить. Ещё как нашёл бы! Порыв поругаться полностью овладел бы им, и он уже не считал этот расклад столь плохим. Эмоции бесновались, стуча о стенки черепа в надежде вырваться, и от этого в мыслях было невыносимо горячо и громко. Парень рад бы их выпустить, но натравить не на кого. Невыносимый гул. Хоть головой об стенку бейся, чтоб через пробитую трещину выпустить всю ярость, чтоб наконец стало легче. Нелепость, но Узумаки заскучал по школе, по бесчисленным лицам, которые он мог разбить. По чёртовому Кибе… Он бы начал с него. Затем перешёл бы на типа, что так похож на Саске. Вроде… Сай? Даже две первые буквы имени одинаковые. Мерзость. Он стал бы вторыми. А затем… затем кто-нибудь ещё или целая толпа, и чхать на камеры. На последствия чхать.


Парень с гневной готовностью потупил на дверь с полторы минуты. Матушка так и не заявилась на порог, её голос не покинул первого этажа. Сморщив нос, едва ли не оскалившись, Узумаки всё ж побрёл к кровати. Небрежно бросил на ту телефон и по пути скинул рюкзак с плеча на пол.


— Да к чёрту всё…


После чего и сам упал на пружинистый матрас, уткнувшись лицом в подушку. Остывшие одеяло и наволочка, увы, не могли потушить внутренний жар, и на фоне прохлады от постельного тот ощущался лишь сильнее. Глухой шлепок и покачивание — Курама заскочил на койку, усевшись подле хозяйской макушки. И без зрительного контакта Наруто знал, что пара янтарных камешек глаз направлены прицельно на него, блестящие и любопытные. Рыжий недоумевал, что нашло на его двуногого. Может, чего-то ждал. С неохотой паренёк повернулся к нему, но промолчал. Ему было нечего ответить. Ничего хорошего на языке не вертелось, а коли так, правильнее притвориться немым. Вообще ничего лучше не делать. Надо унять злость, абстрагироваться, отключиться… Надо поспать…


***


Приглушённое и туманное:


«…Саске?..»


Уложив подбородок в ладонь и оперевшись локтем на столик, Саске бездумно пялился в панорамное окно. Почему кто-то решил, что устанавливать в кафе стекло по всю стену — это хорошая идея? Как вообще может быть комфортно что-либо есть или пить, когда проходящие на улице люди смотрят тебе в рот? Неловкая витрина. В детстве, когда брат водил его сюда, младший Учиха как-то не придавал этому значения. Сейчас сие место импонировало гораздо меньше: приторно цветастое, несерьёзное, с дурацкой весёлой мелодией. Позвать аниматоров и шарики к стульям подвязать — самое то для празднования детского Дня рождения. Чёрт знает, почему Итачи выбрал именно это заведение. Может, из-за того, что оно было близко к дому, относительно прочих заведений. Или дело в воспоминаниях, в ностальгии. Они частенько приходили сюда, когда были детьми: освобождаясь со школы, старший забирал из сада младшего, и вдвоём они дожидались отца с работы за каким-нибудь столиком. Причина так-то неважна. Факт, что Итачи тут нравилось, потому Саске не сказал ничего против.


«…Саске?..»


Серой массой толпа прохожих суетилась и кучковалась за окном. Каждому куда-то надо, у каждого какие-то свои планы. Парень не заметил, как с незнакомых лиц перевёл внимание на их походки. Такие разные: торопливые, заторможенные, кривоватые, строгие, прихрамывающие, уверенные… Самостоятельные и дающиеся без усилий и боли. Учиха невзначай насупился. Эти люди не задумываются над тем, насколько ценным умением обладают. Не задумываются, что такого привычного элемента жизни, как шаг, они могут в любой момент лишиться. Для них это машинальное движение ног, просто… шаг.


— Саске, ты слушаешь? — донеслось до того более отчётливо и громко, более реально.


Парень едва вздрогнул, когда голосу старшего брата наконец-таки удалось дотянуться до него и вырвать из плена неважных раздумий.


— Да, — вырвалось рефлекторно, но почти сразу же Саске замешкался, поняв, что не помнит последних слов Итачи: — То есть…


В голове туман из бессвязных отрывков разговоров с Итачи, начиная с момента, как тот приехала за ним. На чём же они остановились? Найти бы эту ниточку, что приведёт к нужному ответу, но бесполезно — она оборвалась слишком давно. Наблюдение за прохожими полностью увело внимание, так что младший Учиха не знал путь возвращения к слаженной беседе. Чёртово панорамное окно! Вот так по-идиотски застопориться было для Саске абсолютно непривычно и неприемлемо. Будь то вопрос учителя, брата, матери, отца, он всегда был готов ответить и не абы как, а верно. Раньше. Раньше он был куда собраннее. Пока юноша старался что-нибудь сообразить, взгляд суетливо метался: то поднимался на лицо Итачи, то падал вниз, на салфетницу и стоящие подле солонку с перечницей, то вовсе убегал куда-то вправо, выпрыгивая на улицу сквозь стеклянную преграду. Секунды чудились вечностью, и в ней Саске лишился всякой способности думать. Ему даже показалось, что если у него спросят два плюс два, то он не сумеет сосчитать. Было бы логично почувствовать себя глупым, но младший ощутил себя скорее пустым, не имеющим в арсенале необходимых фраз, и оттого беззащитным.


Боковое зрение ловит яркое пятно, внезапно всплывшее посреди бесцветного потока прохожих за окном, и улица вновь цепко пленяет внимание Учихи. Знакомый силуэт и что-то жёлтое. Куртка, принадлежащая тому, чей образ картинкой рождается в голове ещё до того, как удаётся осознать и перехватить фантазию. Средь капюшонов и шапок светлая макушка выделялась так, что слепой заметит.


В рывке Саске обоими руками опёрся о столик и ненадолго приподнялся, едва не выскочив из кресла. Будь его воля, он бы встал как штык, опрокинув каталку. Он бы мог гадать, что этот белобрысый придурок тут забыл, мог бы сетовать на то, что неугомонный дурень бестактно следил за ними, — да многое мог бы, но… это не он. Какой-то блондин в жёлтой безвкусной куртке, но не Узумаки. Кто-то, всего-навсего напоминающий его.


Как-то разочарованно тело обмякло, и Саске откинулся на спинку.


— То есть нет, — спокойно пробормотал он. — Извини, брат. — И хотя по ту сторону окна оказался обычный «двойник», не такой уж и похожий, если всмотреться, парень отвернулся не сразу: взгляд приклеился к носителю жёлтой куртки и отлип от того с задержкой. — Я отвлёкся, — честно признался младший, окончательно «вернувшись» к брату.


Не сводя с того глаз, Итачи с хитрецой прищурился. Обсуждаемая ранее тема не откликалась у Саске ни одобрением, ни любопытством. Тот предпочитал пропускать её мимо ушей, не вдумываясь. Братец откровенно скучал львиную долю встречи, пусть и старался делать вид, что это вовсе не так. Однако, едва ли не засыпающий, он вдруг отчего-то оживлённо подскочил. Примечательная и занятная перемена настроя. Тех секунд, за которые младший выдал контрастно бурную реакцию, хватило, чтоб Итачи зрительно отследил причину сего поведения. Мимолётный зырк на улицу, и он ловко сложил пазл:


— Может, стоило всё-таки позвать Наруто с нами?


— С какой это радости? — возмутился юноша. Как правило сообразительный, он искренне не просёк, к чему было сие коварное предложение. Итачи без стеснения забавлялся от его сердитой и недоумевающей моськи. — Достаточно с меня Узумаки.


— Ты так считаешь? — с той же ехидностью, обёрнутой в невинность, произнёс старший, повторно глянув на улицу.


Уж такой намёк Саске разгадал моментально. Его и без того недовольное выражение лица стало ещё мрачнее. Да, возможно это сработало бы на Наруто или матушке, но только не на Итачи. Тот видел в сидящем напротив подростке маленького мальчика, что отчаянно пытался казаться серьёзным, знающим всё лучше всех взрослых. И так будет всегда: сколько бы лет ни прошло, Саске останется для него несмышлёным братишкой, упрямым, нетерпеливым, в меру капризным, родным.


— Итачи, ругаться будем, — спокойно пригрозил младший. — Его и так в моей жизни слишком много, а я… — силуэт в жёлтой куртке настырно всплыл перед глазами. Был ли то «двойник» или уже настоящий Наруто, парень не успел определить, еле мотнув головой, гоня приставучую фантазию прочь. — …просто схожу с ума от его компании.


— Как скажешь, — смиренно вздохнул Итачи, сдаваясь упёртости братца. Коли тот решил закрыть тему Наруто, подходящее время вернуться к изначальной: — Так и что ты думаешь о моём предложении? Его-то ты не забыл, не так ли?


***


Мягкая кровать радушно принимала отсутствующего несколько суток парнишку, но расслабиться у того никак не получалось, как ни ворочайся и ни вертись. Наруто редко приходилось жаловаться на головную боль, но сегодня черепушка гудела и по кругу сдавливалась невидимыми перстами по вине неясной бессонницы. Стойкое ощущение, что в ближайшее время давка не пройдёт, действовало на нервы. Не сказать что больно, но раздражает прямо как пищащий над ухом комар в летнюю ночь, которого не удаётся прихлопнуть. Мерзкое чувство, выматывающее. Но противнее было то, что блондин был по-настоящему без сил, но, как ни странно, не сонным. Изнурение впивалось в кости, в мышцы, даже в мысли, утяжеляя те; охватывала непреодолимая лень, и веки ноюще побаливали, но, закрывая их, Узумаки не встречал сон ни через пять минут, ни через десять, ни через час. Да чёрт с ним, со сном, он и на бессюжетную темноту был согласен. Но нет, он лежал, закрыв глаза, и больше ничего не происходило. Находясь в каком-то плавающем состоянии, омега чувствовал, как не отдыхающий несколько дней подряд мозг закипал. Двигаться не хотелось, но отсутствие движения усугубляло положение.


— Не могу, не могу… — перетащив на лицо подушку, Наруто вжался в ту, отчаянно, точно та была способна вытянуть из него всю скопившуюся усталость. Но для набитого пухом мешка это невыполнимая задача. — Я не могу уснуть.


Удобно устроившийся Курама недоумённо поднял мордочку, уставившись на усевшегося хозяина. Тот молчал, интенсивно покусывая нижнюю губу и утопая подбородком в подушке, которая так и осталась в его объятиях. Не похоже, что он куда-то собирался. По крайне мере, в его глазах не читалось никакой идеи. Человек сидел и в ускоренном темпе то смыкал, то размыкал челюсти, зацикленно и сконцентрированно на чём-то своём, не ведомом коту. Нос рыжего нервно дрогнул. Паренёк облизнулся, не позволив выступившим каплям крови стечь вниз, а затем полностью втянул губу, проглатывая металлический привкус со слюной. И вот тут уж взгляд Узумаки воспылал каким-то замыслом. Откинув подушку к изголовью, омега соскочил с матраса, юркнул к шкафу и вытащил оттуда скомканное полотенце. Подбежавший рысцой Курама ненавязчиво потёрся о ноги, обращая внимание засуетившегося хозяина на себя. Вздыбленный хвост обеспокоенно повиливал, задевая пол, жёлтые камешки глаз неуклонно искали зрительный контакт, но не получали его, вынуждая рыжего прибегнуть к подаче голоса. Только после настойчивого «Мяф!» Наруто бегло посмотрел на четвероногого приятеля.


— Мне надо остыть, — объяснился парнишка. Вряд ли кот разбирался в человеческой речи, но болтать с тем было в порядке вещей у всех членов семьи. — Оставайся тут, — приказно бросил омега и шустро сиганул из комнаты.


Не успевший за ним Курама врезался в закрывшуюся перед носом дверь. Проигнорировав шкрябающий звук царапающих когтей, блондин скорым шагом, дабы избежать контакта с матушкой, добрался до ванной. Замок единично щёлкнул. Отойдя левее и прильнув спиной к прохладной плитке, Узумаки обессиленно откинул голову назад, глухо стукнувшись затылком. Писклявый звон дрожью прошёлся по ушным каналам, туже затягивая обруч головной боли. Тяжело вздохнув, юноша неаккуратно повесил полотенце на крючок и заторможенно глянул на душевую кабину. Пожалуй, он ещё никогда не возлагал на ту таких надежд.


_____________


Холодные, почти ледяные струи стекали с плеч и ключиц по рёбрам и дальше вниз, по животу, бёдрам и ногам, после закручивались возле слива мелким водоворотом. Тело непослушно подрагивало: то одну мышцу сведёт на миг и та от напряжения сократится, то другую. Чаще прочего дребезжали губы, и зубы постукивали, пока из приоткрытого рта вырывалось прерывистое в такт дрожи дыхание. Мокрые пряди липли на лоб, загораживая обзор, и капли срывались на кончик носа. Ладони, упирающиеся в стену, соскальзывали на пару сантиметров при особо ощутимых дёргах, но Наруто тут же возвращал их на прежнее место. Из-за бьющих по макушке ледяных струй головная боль из тупой и давящей превратилась в колющую и резкую. Узнай матушка, чем он промышляет, точно прописала бы по щам. Но её здесь нет, как и её причитаний о высокой вероятности заболеть. Ну заболеет он, и что дальше? Не впервой уже, это дело поправимое и совершенно неважное. Парнишку больше волновало то, что тело охлаждалось разве что снаружи, а внутри он продолжал кипеть. Возникающая бодрость смывалась вместе с водой.


Узумаки и сам был не в курсе, почему зол. Не было ничего и никого конкретного, чтоб можно было указать пальцем, чётко обозначая за источник гнева. Он сердился на всё и ни на что одновременно. Его раздражали матушка, вечно лезущая куда не просят; отец, согласный с ней во всём; вечно придирающийся и несносный Дураске; непросыхающий Фугаку и мягкотелая тётушка; расцарапывающий дверь Курама. Все они, и вкупе с ними бесило всё остальное, вплоть до морозной погоды, из-за которой приходилось носить куртку. Дверные скрипы, пружинистость матраса, соприкасающаяся с кожей одежда, незнакомые прохожие, скользкая плитка — всё действовало на нервы, но ничего из этого не было источником злости. Скорее, в ней всё утопало. Всё как часть чего-то большего, и без разницы, на чём конкретно срываться: на ком-то дышащем, состоящем из крови и плоти, или на мирно стоящих рядочках шампуней и гелей для душа, что удобно находились прямо под рукой. Один размашистый мах — и бутыльки слетели с полки, врезаясь друг в дружку, сталкиваясь с матовыми стенками душевой кабинки и, гремя, падая на пол. К ним же слетела сорванная с крючков вторым махом пластмассовая полочка. И никакого облегчения. Стиснув зубы в оскале и пропустив через те разочарованное, еле сдерживаемое рычание, омега наградил плитку несколькими ударами кулаков. Шум воды маскировал юношеские психи, пока костяшки до красноты сдирались о твёрдую поверхность со швами, обрамляющими глянцевые квадратики. Удар, и снова, и ещё, а дури не уменьшалось.


— Наруто, — донёсшийся из коридора голос матушки останавливает нелепое избиение стены. — Я слышала шум. У тебя там всё в порядке?


Пальцы дрожат, саднят и кровоточат, кулаки расправляются в ладонь с трудом и не до конца.


— Да… да, всё путём! — вынужденно туша ярость в горле, выкрикнул Наруто, дабы быть услышанным. — Случайно задел полку. Несколько шампуней упало.


— Ничего хоть не разбил? — уточнила матушка, и её интонация резанула слух: занудная, придирчивая, с тенью высокомерия. С Наруто так общался Саске, демонстрируя, что их взаимодействие ему надоедает, становясь в тягость. Этот тон идеально подходил для фразы: «За что мне это наказание…». Во всяком случае, сам Узумаки воспринимал его именно так. — Боже, Наруто, — и опять эти мерзкие, осуждающие нотки… — вечно у тебя всё из рук вон.


— Ага… — туманно пробормотал парнишка, почти перейдя на шёпот, так что вряд ли мать расслышала. — Именно.


Этот короткий диалог дал ему явно осознать, что остыть с помощью душа не выйдет. В целом ничего не получится до тех пор, пока он дома. Пора уходить, но не при родне, не через первый этаж… Всё же снежная погода, оставляющая под окнами горы снега, имеет свои плюсы.


***


— Ни за что, — непреклонно шикнул Саске. Его попытка проигнорировать брата очевидно не сработала, так что тот поставил вопрос ребром, вынуждая действовать более доходчиво, заставив голос затвердевать в грубом тоне.


— Наруто считает…


— Да плевать мне, — перебив брата, выпалил юноша. — Я сказал нет — значит, нет.


Ему было совершенно без разницы, кому принадлежала эта глупая идея, будь то Итачи, матушка или даже отец, менять позицию он не собирался, равно как и спокойно мириться с уговорами.


Видя агрессивный настрой младшего, Итачи малость отстранился, убрав руки со стола. Увеличив дистанцию, он также увеличил свой обзор, дабы было удобнее наблюдать за поведением своенравного собеседника.


— Почему ты так негативно настроен? — ему хотелось понять, почему ранее рвавшийся вперёд, вопреки запретам врачей, братец ныне отвергает свои мотивы. И почему он делает это с такой злостью и испугом. Вернее не так… Он прекрасно знал, но желал, чтобы Саске сам озвучил то, что так усердно утаивал как от других, так и от самого себя, не признавая и отрицая. — Это же отличная возможность. Матушке я пока не рассказывал, но думаю, она поддержит, — невзначай надавил старший, полагая, что пойти против воли родителей братцу будет стократно сложнее. — Отец наверняка тоже согласится со мной.


На миг Саске ослабленно опустил плечи, как будто признавая поражение, но в следующую же секунду капризно буркнул:


— Я не пойду, — добавив безразличное: — Это пустая трата денег.


— Если вопрос упирается исключительно в финансы, то…


— Да какой в этом всём смысл?! — вспылил было младший, но быстро затих, воровато оглядевшись. Несколько людей за соседними столиками успели привлечься его возгласом. Этого ещё не хватало… Перспектива навести шуму в людном месте парня не особо подкупала. Чёртово кресло и без того ненароком привлекало чужие взгляды. — Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, — через силу проговорил Саске, усмиряя внутреннее буйство язвительности, но нервы были на пределе.


В чём проблема оставить эту тему и не возвращаться к ней? Он же несколько раз продемонстрировал свою неприязнь к ней, а старший брат прежде всегда умело распознавал эдакие звоночки и корректировал ситуацию. Так чего ж он так прицепился в этот раз? Специально провоцирует? Но зачем? Или разлука сказалась на их навыках чтения друг друга? Как бы то ни было, после своего рявка Саске рассчитывал, что Итачи всё-таки отстанет от него. Но тот не отступил, вопреки ожиданиям:


— Там тебе могут помочь.


Юношу еле перекосило от чувства выплёскивающегося внутрь черепушки кипящего яда и от распирающего, яростного выкрика:


— «Да не нужна мне ничья помощь!!!» — которому не суждено было вырваться, обрести звук. Молчание недолго висело в воздухе:


— Итачи, — предупреждающе начал младший. Он крайне редко позволял себе такое обращение к старшему. — Если ты продолжишь, то… — и он бы непременно завершил свою угрозу, если бы не вмешавшаяся мелодия звонка и короткие вибрации в кармане. — Да кто ещё? — прошипел Саске, достав телефон из кармана и сердито глянув на включившийся дисплей. Тотчас злость на лице сменилась то ли на удивление, то ли на интуитивное беспокойство. — Да, здравствуйте?


***


Сидеть на кирпичном бортике моста было, мягко говоря, прохладно, но Наруто этого почти что не ощущал. Он также не замечал, как колет зарытые в снежный настил пунцовые ладони, как коченеющее тело прекращает дрожать, как невысохшие волосы морозят макушку, как в ушах зарождается пульсирующая боль, предвещая отит, как от холода горят стопы в летних кедах, которые матушка всегда убирает в шкаф перед наступлением осени, освобождая место на полке для обуви в коридоре. Удачно, что парнишка вспомнил о последнем, а не то был бы в одних носках, не считая домашних штанов и футболки. Грудная клетка ходила ходуном, восполняя запас кислорода, а горло неприятно першило и шкрябало, но вовсе не от надвигающейся болезни, а от нескольких добротных воплей. Но заболеть омега, скорее всего, всё ж умудрился, и бронхит по расписанию себя проявит через сколько-то дней. Или нет, кто ж его знает. Накричался парнишка вдоволь, попутно с тем попинав пустоту и сугробы. Какой-никакой пар он выпустил. Тогда он ещё дико дрожал, а теперь… теперь уже нет. Сидя на маленьком мостике, он не размышлял ни о чём тяжёлом, разве что гадал, сколько там пропущенных от матушки? Может, пять? Или семь? Узумаки не считал, поставив вызовы от матушки на беззвучный режим, когда та в край надоела трезвонить. И наступила тишина, невыносимая в любой другой день, но не сегодня. Прикрыв глаза, блондин болтал свешенными ногами, пока ветер теребил столь бесполезную одежду. Что-то похожее на сонливость опускалось на плечи, приобнимая, постепенно замедляя пульс и дыхание. Прилечь было бы славно. Теряя равновесие, Наруто чуть не завалился назад, но вовремя «проснулся», рывком качнувшись вперёд. Проморгался. Краткая волна адреналина прокатилась по мышцам, и далее растворилась в опять нагрянувшей усталости. Юноша не противился слипанию век. Умиротворение казалось слишком сладким, чтобы отказываться.


Энергичная трель зазвенела в перепонках. Телефон. Если играет музыка, то это не матушка. Наруто не обдумал вероятность варианта, что на сей раз звонит отец, сконцентрировавшись исключительно на той, что достать до него мелодией явно не сумела бы, и природное любопытство подначило прочитать имя контакта. «Не отвечать». И предсказуемо, и нет. Паренёк с хилым смешком хмыкнул и провёл онемевшим пальцем по экрану, принимая вызов не с первой попытки.


— «Придурок, — с ходу раздалось по тут сторону, — где ты?»


Омега знал, где находится, но на кой-то повертел головой вправо-влево. Видать, сонливость и холод отупляли.


— …Да так, гуляю, — пожал плечами Узумаки.


— «Марш домой. Твои тебя обыскались.»


Беглец глуповато и как-то нетрезво улыбнулся. Напоминало старые добрые, когда «не чужой» приглядывал за ним и чуть что тащил за шкирку в безопасный дворик, к родне.


— …Не строй из себя мамочку…


Голос по натуре резвого и весёлого приятеля смутил своей монотонностью и затуханием под конец фразы. Саске слишком хорошо знал его, чтобы с первых нот почуять неладное, а если учесть слова Кушины, то…


— «Живо отвечай, где ты», — выдвинулось строгое требование.


— …На мосту.


— «На каком еще?!»


— …Ну мост, этот… — омега соображал туго, не беря в толк, отчего его допрашивают с такой срочностью. Поспать бы, а не вот это всё… Поддавшись вялости, парнишка откинулся назад, свалившись с бортика в снег, не почувствовав ни мягкости, ни соприкосновения с сугробом в целом.


— «Узумаки?» — с подозрением подозвал Учиха, услышав шебуршащий «шмяк».


— …С катакомбами, — паузно, — ну, мы играли ещё.


— «Понял, — сухо буркнул догадливый собеседник и, заключив, что им добраться до беглеца будет быстрее, поставил того в известность: — Подъеду через десять минут. Будь там, или я тебя прикончу, ты понял?» — хоть Саске и пригрозил, правда в том, что у мороза шансы были выше.


Не впечатлившись, блондин от нечего делать вытянул губы трубочкой. Странное состояние, балованное и сонное одновременно. Напоминает опьянение.


— …Мне теперь и перед тобой отчитываться? — но ответом стали гудки. Дураске, гад, сбросил трубку.


_____________


Приземляющиеся на лобовое стекло снежинки таяли, и, попискивая, дворники сметали скопившиеся капли. Всё говорило о надвигающемся снегопаде, что совсем некстати. В этом году зима поистине аномально снежная и… холодная.


— Что, прямо через окно полураздетый удрал? — уточнил Итачи. Он не фанат болтовни за рулём, но выходка Узумаки чересчур поразила дуростью и безрассудством.


— Ага, — с безучастным видом фыркнул Саске.


Однако старший подметил, как тот прильнул в окну, ловя взглядом каждого встречающегося прохожего. Младшему было известно местоположение Наруто, но он не счёл настороженность лишней: мало этому придурку взбредёт на ум свинтить куда-нибудь, если он, конечно, ещё способен двигаться.


— И почему же?


— Потому что идиот, — не раздумывая отчеканил младший. — Не знаю, — более сосредоточено.


— На улице середина зимы, — проговорил Итачи, пожалуй, самый очевидный факт. — Ничего не стоит замёрзнуть, если он уже не… — впрочем, договаривать было необязательно. — Как давно он на улице?


— Достаточно.


— Но на звонок ответить был в состоянии, — будто бы это должно было кого-то успокоить. Саске без энтузиазма глянул на брата, вскоре отвернувшись обратно к окну. — И что в голове у этого парня?..


— Бардак.


***