Погода стремительно портилась. Небо полностью затянулось грязно-серыми тучами, окуная город в тень. От поднявшегося ветра крупные хлопья снега обращались в быструю, взвихряющуюся пляску, заметая всякие следы. Издалека снегопад походил на густой туман, особенно если сощуриться и расфокусироваться, не разглядывая отдельных снежинок. Просто наблюдать за метелью, находясь в прогретом печкой салоне автомобиля, было до мурашек холодно. Младший Учиха не представлял, каково сейчас Узумаки, что, со слов его матери, не захватил с собой даже кофты или свитера. Человек не может быть долго на морозе — это очевидно любому дураку, но «приятель» и тут побил все рекорды тупости. Конечно, он крепкий и выносливый, но зимой без тёплой одежды ему не продержаться и часа. Эта истина настойчивее стучалась в голову брюнета, поскольку более на звонки Наруто не отвечал, и интуиция подсказывала, что вредность тут ни при чём. Не надо было бросать трубку, но идиотская выходка настолько разозлила, что парень напрочь забыл позаботиться о предосторожности. Если бы не эмоции, возможно, он бы сообразил что-нибудь получше совета «не уходить». Вот только, если память не изменяет, там, куда предположительно свистнул «друг», банально зайти погреться некуда. И люди там бывают крайне редко… Самые что ни на есть ебеня. Хотя со временем то место могло застроиться, но встает другой вопрос, а смог ли этот балбес дойти? Судя по засыпающему голосу, нет, либо недалеко. До какого-нибудь здания он бы не добрался. Чёртов Узумаки! Надо ж было додуматься! Младший раздражённо цыкнул, признавая, что и сам он умом не отличился. Знал же, что блондину начинает срывать башню, знал же, что тот не спал несколько суток кряду, но всё равно сбросил. На холоде температура тела снижается, скорость кровотока замедляется, как и прочие процессы обмена веществ. Всё потому что организм старается спастись, всячески сохраняя энергию. Тогда активность существенно падает и у человека появляется желание вздремнуть. Если учесть бессонницу Наруто, то ему не понадобится много времени, чтобы отключиться прямо на улице. Если он уснул, а найти его не удастся, на нём можно ставить крест…

Почти весь путь братья молчали. Надежда на то, что Узумаки улыбнулась удача в лице как-нибудь подобравшего его прохожего таяла вместе со снегом на лобовом стекле. И всё ж застроек не оказалось… Напротив, жилые дома, тротуар и качественная дорога остались где-то позади. Даже странно, что снегоуборочная машина когда-то здесь проезжала: предположительно из-за того, что населённый пункт не столь далеко. Это можно было назвать крупным везением, ибо будь путь заметён, старший Учиха не знал, как бы они добирались. Выехав на пустырь с горсткой голых деревьев, из-за которых проехать дальше не предвиделось возможным, машина притормозила.

— Это здесь? — ставя на паркинг, спросил Итачи, попутно осматривая скудную местность.

— Да, — в правильности маршрута Саске не сомневался. Он не был тут уже лет семь или восемь, что-то здесь да успело поменяться, но и знакомые пейзажи всплывали в памяти. Удивительно, что Узумаки ещё помнит это место. — Там, — пробежавшись по округе взглядом, указал парень.

Расчищенный снег, наваленный горами вдоль дороги, на пару с засыпанными кустарниками создавали подобие невысокого заборчика, из-за которого выглядывала какая-то конструкция, метрах так в двадцати. Мост. Он и годами ранее особой красотой не блистал, а сейчас и вовсе был в плачевном состоянии. Потрёпанный временем, он отчего-то ассоциировался с плешивой бездомной животиной: такой же неприглядный, забытый и брошенный людьми. С расстояния точно не скажешь, но покрытые сколами и трещинами кирпичи наверняка рассыпались на глазах. Едва ли не вплотную прилегая к окну, Саске машинально приподнялся, чтобы видеть всё, что пряталось за «заборчиком» сугробов. Сообразительность и самоконтроль его подвели, а вот зрение нет: на мосту кто-то валялся, присыпанный снегом. Хотя почему это «кто-то»? Футболку лежащего парень моментально узнал. В такой же «приятель» был у него утром.

Не только младший заметил на мосту тело.

— Жди, — кратко кинул Итачи, выскакивая из машины, второпях не закрыв за собой дверь.

Саске норовил метнуться следом, но ручка ему не поддалась.

— Итачи! — задняя дверь оказалась заблокирована, так что парень лишь безрезультатно врезался в неё плечом, полагая, что та без усилий распахнётся.

За попавшим в передрягу «приятелем» брюнет ринулся по привычке. Всё-таки призирать за тем входило в его обязанности, он отвечал за Узумаки, прикрывая его ищущий неприятности зад. Однако, что он, инвалид-колясочник, смог бы сделать? Да ничего. Ему оставалось только наблюдать за тем, как старший пробирается к мосту по сугробам. Слышно, как он окликает Наруто, и не слышно, как тот отзывается. Но куда больше напрягало то, что Узумаки не вставал, не ворочался, даже минимально не двигался. Он мирно лежал, пока его заметало снегом. Холодная тяжесть комом подкатила к горлу от сего зрелища, и Саске всерьёз посетила мысль, что отсюда они заберут труп. И что делать в таком случае? В голове быстрыми кадрами промелькнуло, как они везут мёрзлое тело «не чужого» домой, как вручают его родителям, как организуются похороны и как бледная кожа замёрзшего навсегда отпечатывается в памяти… К такому раскладу Учиха не был морально готов ни на сколько процентов. Стоит ему вблизи увидеть бездыханное тело того, за кем он обязывался присматривать, посиневшие губы и веки мертвеца, и здравый рассудок гарантированно покинет его. От рассуждений становилось дурно. Чем больше парень гадал, тем явственнее ощущалась тошнота и слабость в мышцах. Быть бы в этот миг рядом с Итачи, чтобы видеть и знать то же, что и он. Младшему не сиделось на месте. Мало-мальски он покачивался то ли от намерения ничего не упустить, то ли от стресса, то ли от всего сразу. Ну почему он вынужден бесполезно отсиживаться в машине? Вынужден безучастно следить за тем, как старший брат поднимает блондина, давая тому опереться на себя. Запрокинув руку парнишки себе на плечо, Учиха зашагал обратно. А что Наруто? Саске напряг зрение. Тоже ковыляет. Вяло, но бредёт, кое-как переставляя ноги. И глаза вроде как открыты. Живой…

— Уф, ёп твою мать… — нервно и одновременно облегчённо выдохнул юный альфа, прикрывая рот. Аж голова закружилась.

Итачи стремился поскорее добраться до машины, но периодически запинающийся Наруто, что сам по себе так-то не пёрышко, замедлял общий темп. Тяжко далось преодоление снежного «заборчика». Выглядело так, словно паренёк был в сознании наполовину. Тело его почти не слушалось, то и дело обмякая. На то, чтобы пройти через высокий сугроб, у него не хватало сил, поэтому старшему пришлось подхватить его на руки. Саске пялился на это со стойким ощущением, что на месте брата полагалось быть ему. Сия несостыковка злила, но было не до неё. Затащив Узумаки в машину, Итачи усадил того на сидение, после чего принялся вертеть в руках его ладони.

— Надо осмотреть его, — протараторил он, переключившись на снятие с омеги кед и носков. Смекнувший младший присоединился к нему, задрав сперва футболку «приятеля», а после штанины. — Если есть признаки обморожения, поедем сразу в больницу. Сообщи Кушине и Минато, что мы нашли его, — дав указание, мужчина снял с себя пуховик, укрывая беглеца.

Кожа того местами сильно покрасневшая, но не похоже, чтобы тканям грозило омертвение. Везунчик. Из чего он только слеплен? На ощупывания Узумаки реагировал смазано, не противясь и не задавая уймы вопросов. Более подходящего слова, чем размазня, для его описания было не подобрать. Сидел нестойко: дабы он не накренился и не сполз на пол, Саске придерживал его, попутно набирая ёмкое сообщение родне «не чужого» свободной рукой. Мыльный, лишённый всякого понимания происходящего взгляд скользил то по одному Учихе, то по второму, то вовсе упирался в крышу. Для него всё было сродни чудаковатому сну. Обув молодого, старший уселся за руль. Пока дорогу не замело, хорошо бы убраться отсюда.

Телефон пиликнул, уведомляя о поступившем сообщении.

— Кушина написала, что они всё же вызвали скорую, — прочтя, проинформировал младший. — Через несколько минут они с Минато тоже подъедут к дому.

— Ну и отлично, — глядя в зеркало заднего вида, старший потихоньку сдавал назад, выкрутив руль для разворота. Из-за снега почти ни черта не видно. — Подождём их, если задержатся.

Саске согласно хмыкнул. Самое паршивое позади, но никакущий вид «приятеля» доверия не внушал, не давая спокойно выдохнуть. Бдительность играла на полную катушку. Видя его «таким», парень сомневался, а точно ли всё хорошо. Да уж, не такого сценария он ждал от этого дня. Думал, что тихо и без потрясений посидит с братом в по-дурацки стилизованном заведении, а после вернётся к себе, устроившись в кровати с книгой и чашкой чая. Но хрен там плавал. Экстрим нагрянул внезапно, и Учиха манал его в рот наоборот. Так и поседеть недолго. Юный альфа ощущал некое опустошение от чёткого осознания того, что они могли опоздать, от осознания, что сегодня придурка-Узумаки могло не стать. Получается, он бы не справился со своей обязанностью присматривать за тем… Брюнет и не думал, что внушаемый топью страх не самый сильный и существует ужас куда хуже.

Вырвавшись из плена леденящих кровь мыслей, парень зыркнул на «не чужого». Не шевелится, но по незначительному движению пуховика вверх-вниз видно, что дышит. Глаза приоткрыты — не спит, чертила.

— Руки давай, — грубо потребовал Саске. Безрассудство «друга» злило с каждым взглядом на того всё яростнее.

— …Зачем?.. — с дебильно-озадаченной интонаций пробурчал тот, раздражая альфу.

Не дожидаясь, пока мозг блондина оттает, он сам схватил того за пунцовые кисти, проворчав:

— Пальцы отрезать будем.

Лицо омеги скудно выразило удивление, но без всякого отпора.

— …Чего?..

— Того, — съязвил Саске, держа и осторожно растирая чуть потеплевшие кисти беглеца. — Идиот, о чём ты думал? — сперва прозвучало более-менее невозмутимо, но расшатанные нервы вскоре не выдержали, и речь ускорилась, перерастая в громкое недовольство: — Тебе слово «думать» хоть знакомо?! Может, разъяснить значение этого глагола??? — он был готов вцепиться в ворот омежьей футболки и как следует тряхнуть того пару-тройку раз. — Или по слогам объяснить, почему нельзя разгуливать зимой по улице в грёбаной пижаме?!

Чёрная радужка блеснула бордовым, но до того, как алость полноценно расцвела, вмешался Итачи:

— Саске, — его тон велел брату угомониться и не переступать черту приличия. Адресовывать красные глаза, высшую степень гнева, членам семьи считалось неприемлемым перебором. Так смотрят на врагов, но никак не на близких.

— Что?! — рыкнул младший. — Хочешь, чтобы ему эта хрень просто так сошла с рук?!

— Всё потом, — водитель невозмутимо, но строго усмирял пыл юноши. — Сейчас его нужно доставить домой. Дай ему прийти в себя, — расставил приоритеты он. — Жив, и слава Богу.

— Мгх! — сердито выдохнул Саске, с неохотой подчинившись. — Ладно.

_____________

— Что он там? — подъезжая к дому, разведал обстановку Итачи.

— Спит, — хмуро буркнули ему в ответ.

— Согревается понемногу? Хорошо.

Устроившись на плече «приятеля», Наруто достаточно слышно пыхтел и посапывал, что, должно быть, неплохой признак. На претендента в мертвецы он уже мало смахивал. От его наивной дрыхнущей рожи у младшего Учихи знатно подгорало, но, слушаясь совета брата, он решил оставить возложение санкций. Вот ведь… Узумаки. Учудил дел, а теперь так мирно валяется в отрубе, лицезря десятый сон. Ему следовало бы благодарить своего кота. Если бы тот после побега хозяина не поднял на весь дом ор, Кушина и Минато не обнаружили бы пропажу сына вовремя и спасать было бы некого. Пялясь на омегу, Саске сердился так, как не сердился при учинении тем проблемных шалостей, аж придушить охота. И всё же, часть его чувствовала неестественное, счастливое умиротворение, что им всё-таки свезло отыскать этого болвана. Брюнет даже не пытался отодвинуть от себя навалившееся тело «не чужого», жертвуя личным пространством. Обычно его бесит чьё-то дыхание под ухом, но в данный момент оно лишь успокаивало и, наверное, радовало.

— Ита, — вполголоса позвал младший, — есть салфетки?

— Что-то случилось? — заезжая на площадку возле дома, поинтересовался тот. Припарковавшись, Итачи достал из бардачка упаковку влажных салфеток, передав ту на задние сидения.

— Этот слюни пустил, — вытащив из пачки одну, Саске без намёка на омерзение вытер влажную дорожку с нижней губы и подбородка спящего.

_____________

Пяти минут с побега Узумаки было достаточно, чтобы навести во дворе шороху, так что искать едва одетого пропавшего метнулась не только родня, включая Учих, но и некоторые из соседей позапрыгивали в свои машины, чтобы объездить округу. Поднялся настоящий кипеш, за который парнишке придётся ответить, но позже. Когда чуть позднее Минато и Кушины подъехала скорая, суматоха вокруг набрала дополнительных оборотов. Отец «приятеля» вместе с одним из прибывших врачей вытащили того из машины, чтобы далее перенести в дом. Рядом с ними неустанно кружила матушка, которую сопровождали остальные медработники. Они о чём-то говорили. Вероятно, переволновавшуюся женщину старались успокоить. Микото также не отходила от неё, робко приобнимая за плечи. Воротившиеся соседи в открытую наблюдали за творившейся картиной, подходили, тоже болтали то с родителями сбежавшего, то друг с дружкой.

Саске догадывался о благополучном исходе, но происходящее ему совершено не нравилось. В миг, когда с него убирали блондина, что-то внутри противно и жалко съёжилось.

— Итачи, — хватило всего-то маякнуть тому, чтобы брат понял его просьбу.

— Сейчас, — выйдя из салона, тот обошёл авто, намереваясь достать из багажника кресло.

_____________

Чересчур много народа для маленькой гостиной. В спальню, на второй этаж, парнишку было решено не тащить. Его уложили на диване, укутав в одеяло.

— Понаблюдайте пару дней. Если появятся волдыри, потемнения или общее ухудшение, обращайтесь в больницу. Там Вам скажут, что делать, чем мазать, как лечить, собственно говоря. А пока к показанию тёплые ванны, разумеется, под присмотром; чай и отдых.

Все толпились возле найдёныша, разве что младший Учиха сидел на кресле поодаль. Краем уха он слушал, как один из бригады скорой помощи консультировал родителей омеги после повторного осмотра.

— Будешь с ним? — уточнил подошедший Итачи, кивнув по направлению к дивану. Он полагал, что братец так и поступит, но лимит заботливости у того, видать, израсходовался и достиг нуля.

— Нет, — с непоколебимым равнодушием, — я домой.

Оставаться парень не видел смыла: за Узумаки есть кому присмотреть. Его миссия здесь выполнена, в груди ютилось тёплое чувство выполненного долга. Из множества людей, отправившихся на поиски, именно он нашёл Наруто. Не без помощи брата, но всё-таки ему принадлежали воспоминания о старом месте для игр. Быть может, проявляй юный альфа эмоции более открыто, он бы рискнул улыбнуться. Надо же, от него по-прежнему есть какой-то толк.

***

Парнишка как убитый проспал полтора суток: беспробудно, всё на том же диване, без всяких снов, лёжа на спине и не меняя положения. В аномально морозный для их города день, когда температура упала ниже двадцати пяти градусов, он пробыл на морозе по меньшей мере двадцать минут, и то, что жизнь и все части тела остались при нём, — поистине великая удача. То ли подобие закалки спасло его, ведь Наруто уже какую зиму на своём счёту провёл в лёгкой одежде, приобретя какую-никакую устойчивость к холоду, то ли врождённая энергичность, побуждающая к активному, разогревающему кровь бегу.

Но последствия есть у всего…

Боль была первым, что почувствовал юноша, придя в себя. Режущая, она пронизывала влажные ушные каналы, будто в те была воткнула длинная раскалённая спица, проходящая через черепную коробку насквозь. Пульсация залазила на лоб, а оттуда тугим поясом тянулась до затылка. Но преимущественно она опускалась от мочек вдоль по шее, превращая в пытку стремление хоть как-то открыть рот или повернуть голову вбок. Эти ощущения были Узумаки известны, он сразу их узнал — отит, мать его за ногу. И, наверно, на сей раз наружным он вряд ли обойдётся… Лежащий чем-то смутился. Что-то в комнате было не так. Не хватало посторонних звуков, что отличали бы жилой дом от заброшенного. Настенные часы, попадающие в поле зрения, не тикали. Подумалось, что сели батарейки, но, всмотревшись, омега увидел, что стрелки тех как и прежде шагают. Он видел их дёрганое движение по циферблату, но не слышал. Чёрт возьми, и дыхания своего тоже: чувствовал, как грудная клетка поднимается и опускается, как кислород наполняет лёгкие, и всё в сопровождении беззвучия. Узумаки сделал вдох глубже, но слух не уловил ни втягивание воздуха ноздрями, ни протяжного выдоха. В уши словно щедро напихали ваты. «Мяу!» Курамы, чьё появление парнишка не заметил, будучи напрочь погруженным в омут недоумения, прозвучало тихо и глухо. Логика от столь неправильного соотношения дистанции и громкости звука ломалась напрочь. Не должно быть так. Рефлекторно потянувшись руками к ушам, паренёк наткнулся на ещё один неприятный сюрприз: те были забинтованы марлей по локти, ладони жгло и припекало. Пальцы еле сгибались — и то через боль, так что Узумаки скоро оставил те в покое. Откидывать одеяло он не стал, по схожим ощущениям догадавшись, что с ногами ситуация относительно та же.

Блондин смутно помнил, чем закончился его побег. Он был на мосту и разговаривал с… точно, с Дураске, хрен знает о чём. С моста каким-то образом переместился домой, на диван. Затем очнулся, и на тебе — пиздец со всех фронтов. Всё болит, ни черта нормально не слышно. Могло ли быть хуже? О, ещё как! Сей ответ стал очевидным, когда на горизонте объявилась матушка… Ничьих шагов не было слышно, а потому её приход оказался неожиданным настолько, что парнишка дрогнул, так по-нелепому испугавшись.

Женщина поспешила к сыну, заприметив, что тот наконец-то проснулся, а Наруто успел пожалеть о своём решении открыть глаза, стоило ему увидеть её выражение лица: в глазах читалась полыхающая ярость, губы поджаты до побеления, от нахмуренных бровей на переносице сложилась гармошка морщинок, и на лбу, казалось, вот-вот проступит извилистая вена. Боже, какой же сердитой она была… как никогда прежде. Под давлением её гнева блондин почувствовал себя мелким и незначительным. Теперь-то ему понятно, почему при разногласиях отец выбирал сторону матушки… Её беззвучный шаг отдавался в воображении тяжёлыми ударами о пол. Отчего-то у юноши они ассоциировались с ударами кувалды по наковальне. Убегая, он знал, что родители будут ругаться на него, но сейчас складывалось впечатление, что его не отчитают — его прибьют.

— Наруто, — резко и грозно окликнула женщина. Её голос походил на волчий рык, и даже заложенность ушей не помешала это распознать.

Удрать бы, раствориться в диване, спрятавшись. Пока смерть в кухонном фартуке неумолимо надвигалась, судорожно парень размышлял, чего ещё он не помнил. Что ещё он мог натворить? Избить кого-то? Ограбить банк? Наруто сжался, когда красноволосая встала к нему почти вплотную. Он замер, затаился в предвкушении того мгновения, когда ему пропишут самую смачную затрещину в его жизни. Женская рука приблизилась, и младший Узумаки шустро зажмурился, и вся боль ушла на второй план. Но удара не последовало. Вместо этого мать прижала сына к себе, садясь на колени, чуть ли не падая на те. Притупленный слух посещает всхлип:

— …Ну почему?.. — и злость тает в жалостливом вопросе.

Нос утыкается в ключицу. Наруто ощущал, как ладонь несильно давит на его макушку, периодически приглаживая пряди. Его обнимают крепко, не ослабляя хватку. Не отпускают. Матушка мелко дрожит и… плачет? Как давно Наруто не видел её слез и видел ли вообще? Он не рисковал ей как-либо ответить, да и нечем было. В горле сухость. Обескураженный и оставшийся в напряжении, словно приготовившийся к спасательному рывку, малец лишь прислушивался:

— …Ну почему ты такой неугомонный?.. — без всякой претензии и измученно. За те часы, что сын спал, значительная доля гнева женщины поглотилась испугом, а далее тоской и облегчением. — Почему такой непослушный?.. — как маленькому мальчику говорила она, неустанно гладя того по волосам.

Сквозь вату Наруто кое-как распознавал её слова, но этого было достаточно. Он и не хотел ясно слышать, как плачет матушка, её шмыганье носом, прерывистое дыхание, о котором свидетельствовали скачущие туда-сюда плечи. Не было нужды рассказывать, как они с отцом искали его, как не находили себе места, как нервничали. Всё и без лишних пояснений было понятно. Наруто наконец полностью расслабился, отдаваясь в объятия, не сопротивляясь.

— Прости, мама… — стыд и сожаление кольнули в груди острее ушной боли. Он сделал глупость, ранил и расстроил. Он подвёл…

_____________

Глухой хлопок откуда-то. Похоже, источником шума служила входная дверь. Наруто прислушивался, но шебуршания из коридора до него не доставали. Скорее всего, вернулся отец, а матушка пошла его встречать. Наверно. Сложно сориентироваться. Парнишка старался по минимуму двигаться и не вертеть головой — так не дающая уснуть боль успокаивалась, и терпеть её становилось проще. Да уж, кто пришёл — непонятно. Может, вовсе никто, а всего-навсего померещилось. Наруто тупил в потолок, ожидая хоть чего-нибудь. Ему наскучило валяться, однако это единственное доступное развлечение. Матушка чем-то занята, с ней не поболтаешь, да и рот открывать проблематично. Маслянистые капли, закапанные ей в уши, снимать воспаление и жар не спешили. Вот так и гуляй с мокрой головой… Что за подстава? Раньше они действовали куда эффективнее, ещё и бинты эти на руках, и обжигающее жжение на них же… Чёрт побери, он был готов к бронхиту, а не к этому!

И всё-таки то был отец. Юный Узумаки убедился, когда тот вошёл в зал с маленьким полупрозрачным пакетом. Содержимое целлофановой майки не разглядеть, какие-то коробочки.

— Ну что, дезертир, как спалось? — мужчина уселся на кресло, что стояло близь дивана, не выпуская пакета из рук.

Судя по голосу, ругать сына он не намеревался, но и похвала тому очевидно не улыбалась. Отцовская речь отнюдь не громкая, не пестрит эмоциями и разобрать её с ватой в ушах не так-то просто… Он звучал мерно, показывая готовность слушать, с тенью несерьёзности и, возможно, беззлобного ехидства, в чём Наруто не был уверен. Его реакция на шалости сына всегда уступала в бурности матушкиной. Отпрыск в малые-то годы на звание послушного ребёнка не претендовал, чего уж ждать в подростковые? Бунташный возраст, подстёгивающий на совершение ошибок молодости. Будь у Минато дочь, он бы отнёсся к случившемуся по-другому, но тут пацан, а у них в голове долго ветер витает, энергия бьёт ключом в команде с тестостероном, оттого страх и благоразумие неведомы. Ум придёт лишь с взрослением, с опытом.

— Обсудить произошедшее не хочешь?

Парнишка в немоте смотрел на отца. Не то чтобы он был против почесать языком, но подгадал папаня неудачно. Или это он специально? С виду умиротворённое лицо того явно скрывало издёвку, мол, ну как тебе последствия, сынок, понравилось? Поговорить не желаешь? Вот ведь… Наруто насупился, разгадав намерения старшего. Он и так уже признавал то, что затея с побегом была паршивой и обернулась ему боком, и повторять её не стоит. Урок усвоен.

— Вижу, ты понял, — довольно заключил отец. — Я знаю, признавать свои ошибки непросто, и ты молодец, раз умеешь это. Но, к сожалению, лишь этим тут не обойтись. Пройти через неприятное ещё предстоит, — старший зашуршал пакетом, кладя тот на столик.

Наруто не взял в толк, о чём это тот, пока не глянул на уже видимое содержимое майки. Гора упаковок то ли от таблеток, то ли от мазей, то ли от всего вместе. Видать, намёк на то, что намечающиеся лечебные процедуры ему не понравятся. Чудненькое закрепление усвоенного урока…

— Ладно, отдыхай, — отец оттолкнулся от коленей и поднялся. Уходя, добавил: — Если тебя вдруг всё-таки что-то беспокоит и тебе есть о чём поговорить, но мы с мамой по какой-то причине не подходим на роль собеседников, то всё равно лучше найди того, кто выслушает. Такие люди всегда есть. Лучше делиться своими мыслями, чем грузить себя ими и доводить всё до нежелательных последствий.

***

До чего же дома скучно… И как Дураске не надоедало проводить свободное время в четырёх стенах? Странный тип. Облокотившись на одну из подушек, почти что приросший к дивану парнишка томно вздыхал от безделья, периодически следя за беззвучно шагающими по циферблату стрелками. Секунды тянулись как минуты, минуты как часы, а те и вовсе как вечность. Иногда парнишка забывался, и тогда взгляд опускался на скетчбук, что лежал на журнальном столике. В груди загорались идея и желание, и также шустро они потухали, снова обрекая на скуку, стоило только вспомнить о забинтованных руках. Ими карандаш не взять — ни левой, ни правой. К тому же матушка запрещала почём зря напрягать ладони, аргументируя тем, что так те быстрее заживут. Когда парнишка впервые увидел их без марли, он был, мягко говоря, поражён: отёкшие, еле сгибающиеся, местами пунцовые, а местами обычные, телесные, усеянные небольшими волдырями с прозрачной жидкостью. Вид такой, словно ладони варились и кипели в масле, пока сам блондин был в отключке. Он до конца и не понял, как так получилось. По болевым ощущениям было крайне похоже на ожог — та же жгучая, окутывающая пульсация, которую никак не смахнуть, не остудить. Вкупе с ушной болью омега мог забыть о спокойствии и здоровом сне, но хвала анальгетикам. Последнюю неделю он жил на обезболивающих, и чёрт его знает, сколько ещё придётся. Наруто по натуре не нытик и мог бы терпеть без всяких таблеток, но к чему выпендриваться? Он и так уже «выпендрился» на славу… Расстраивать матушку капризами не хотелось. Забавно, но столик у дивана теперь очень напоминал заставленную различными лекарствами тумбочку в комнате Учихи. Их с Узумаки положения в принципе обзавелись схожестью, ведь, как и Саске, тот оказался почти полностью лишён движения, ведь со стопами была почти что та же история, что и с руками. Собственно, по этой причине Наруто не переехал в свою комнату, застряв на первом этаже, в гостиной. Всё-таки каждый раз бегать по лестнице до туалета туда и обратно — не комильфо, да и бинты разбалтываются за несколько таких марафонов. Комфорта проживание в зале не добавляло, но от нытья юноша воздерживался — сам виноват. И в скуке своей тоже: скетчбук не пополнить новыми творениями, тихий телевизор надоел, книги априори неинтересны и по дому не погулять толком. Надо было думать головой. Но есть и плюсы! Он тешил себя мыслью, что возвращение в школу отсрочено на месяц точно, а то и поболее.

До визита матушки где-то полчаса, и потом ряд неприятных процедур опять повторится. Капли в уши, приём таблеток, но хуже — промывание и обрабатывание ран каждые пару часов, и перевязка, благо происходила та реже. Не любил Наруто всю эту лечебную тему, а особенно тем, что в основном всё за него делала матушка. Это унизительно, что ли… В частности стыдно было, когда его, уже взрослого парня, приходилось кормить с ложки. Держать ту самостоятельно юный Узумаки сумел не сразу, да и сейчас он способен на это с перерывами. Ну и позорище. Возможно, не в полной мере, но Наруто на себе прочувствовал ту мерзкую беспомощность и бесполезность, которую Саске был вынужден чувствовать в последние месяцы. Действительно противно и в какой-то степени жутко утратить былую самостоятельность. Стрёмные «следы» от холода обязательно заживут через пару недель, у этого факта есть все гарантии, а вот Учихе их никто не давал. Пожалуй, на его месте всякий вёл бы себя неадекватно, сходя с ума. В самом начале его поведение омегу бесило до скрипа зубов, но чем настырнее он старался того понять, чем внимательнее наблюдал, тем меньше зудело раздражение, постепенно уходя. Да, поиграть на нервах Дураске горазд, но парнишка более не испытывал той глубинной злобы и зависти. Осознавать это было как-то непривычно, всё-таки эти чувства служили основой для всего его восприятия Учихи. Ныне эта основа разрушена, а замену ей Наруто пока не представлял.

Блондина нисколько не удивляло то, что за прошедшую неделю Учиха ни разу не явился проведать его. Это же Дураске! Он никогда его не навещал, не подавал признаков беспокойства, и блондин подозрительно бы отнёсся к нему, будь оно наоборот, заподозрив неладное. Интересоваться здоровьем у них в общем между собой было не принято. Ну, так было до аварии. Нынешнее состояние «приятеля» заставило Узумаки изменить принципам, а вот отношение альфы к сему вопросу не изменилось. Ему, холодному и отстранённому, открыто проявлять заботу о ком-либо — чуждо. От него слова-то доброго не дождёшься, какой уж там! Он не единожды заявлял о том, что судьба придурковатого «друга» его не волнует, и тот в это с малых лет верил. Учихе просто не нужны были лишние проблемы. Он называл свой призор за пакостливым омегой обязанностью, считай, что работой или навязанным долгом, или привычкой. Видать, отделаться от этого нелегко. Матушка рассказала, что тогда его нашли благодаря Саске. Подчиняясь привычке, он вернул младшего Узумаки домой: не целого, как оно чаще и бывало, но живого. Правда, в памяти Наруто этот эпизод не сохранился. Ух, Дураске, должно быть, зол из-за сорванной встречи с братом. Что ж, столкнуться с его недовольством так или иначе придётся. Если Учиха не фанат гостить у «не чужого», то у того позиция противоположна. Нужно лишь подождать, когда ему будет разрешено напяливать обувку.

***

Думал ли Наруто, что Саске успеет соскучиться по нему? Разумеется нет! Он, может, наивный дурень, но не настолько же. Но на то, что его гнев поуспокоился, всё-таки чуточку надеялся. Почти три недели не виделись, как ни крути. Нельзя же Учихе дуться вечно? Но когда наконец добравшегося до приятельской спальни Узумаки встретил сердючий взгляд чернеющих глаз, тот понял, что вполне себе «льзя». Скрестив руки на груди, «друг» восседал на кровати, каждой клеточкой тела излучая неодобрение. Вошедшему в комнату омеге он не сказал ни слова: ни «привет», ни «пошёл вон», даже не цыкнул. О, да ладно! Будто то была их заключительная встреча с Итачи. Будет же ещё, ну чего обижаться?

— Йоу, Дураске! Давно не виделись! — игнорируя сверлящий взгляд альфы, выдал Узумаки, ковыляя к койке. Зрительно брюнет следил за его движениями.

Из-за высоких носков выглядывала марлевая повязка. Скрыть её полностью не получилось, но не гольфы же девчачьи покупать! С рук бинты также не исчезли, но скорее в эстетических целях: сетчатая ткань куда симпатичнее, нежели не сошедшие покраснения и остатки волдырей, некоторые из которых по неаккуратности юнца умудрились лопнуть и наследить россыпью ранок. Вряд ли привередливому и брезгливому Учихе было бы приятно смотреть на такое. Справедливости ради, блондину сие зрелище тоже удовольствия не доставляло. Марля плотно обматывала ладони, и бреши имелись разве что на пальцах, чтобы не сковывать те.

Усевшись на матрас, Узумаки выжидающе уставился на молчуна. Жаль, что природа обделила его терпением:

— А ты знал, что не здороваться это невеж..! — звонко начал было он, как вдруг его цепко ухватили за оба уха. В тот миг омега был искренне благодарен антибиотикам и каплям, что успели подлечить отит. Схвати его так полмесяца назад, он бы охерел от боли и наверняка случайно всёк брюнету по роже.

— Конченый дебил, — с силой потянув парнишку за уши, поприветствовал Саске.

— Пусти-пусти-пусти! — пищаще протараторил тот.

Годы знакомства позволили альфе вычислить слабые места неугомонного «товарища», выработав жест наказания. При шалостях мать прописывала тому подзатыльник, а Учиха нацеливался на другое, более чувствительное, чем затылок, место. В основном работало безотказно. То ли придурок-Узумаки такой тупень, то ли что, но он никогда не вырывался из захвата, не убирал чужие руки от себя. Поскуливал, корчился, вопил, но не буйствовал. Всё равно что взять котёнка за шкирку.

Просьба пустить Саске только раззадорила, и он жёстче сдавил пальцами раковины:

— У тебя вообще есть хоть какой-нибудь намёк на мозг? Хоть какая-то его доля? — прозвучало надменно и с издёвкой. — Ты — грёбаный самоубийца!

— Чего?! — в ответ на обвинение воспротивился омега. — Я гулял! Я не собирался умирать! Я ж не ты, — язвительная концовка явно не пришлась брюнету по вкусу, и он опять дёрнул. — Ауч! Да ты что! — по-смешному пискляво воскликнул парнишка.

— Ты хоть понимаешь, насколько легко отделался? — голос Учихи стал суровее. Его выговор напоминал Узумаки то, как обычно матушка отчитывала его за проступки. Из-за испорченной встречи альфа сетовать не спешил, и у Наруто сложилось впечатление, что того она совершенно не волновала. — Если бы мы тебя не нашли, ты бы замёрз насмерть! — закос под хладнокровие сорвался на строгий, нравоучающий рявк.

— Меня не нашли, я сам сказал, где нахожусь. — И снова Наруто отхватил за уши. До него туго доходило, какие ответы принимались за неприемлемые. —Ай-яй-яй! Да хватит! Я всё понял, понял! — но всё ж доходило.

Заслышав нотки не наигранной покорности, Саске ослабил давление, а завидев через брешь бинтов почти зажившие царапины на костяшках, вовсе переключился на руки друга. Эти очевидные следы драки он всегда узнает. Тогда, в машине, в суматохе он не сразу их заметил.

— Это ты с кем? — приблизив омежьи пятерни к себе, требовательно поинтересовался он. Когда этот придурок только ухитрился вляпаться в перепалку?

Удобно, что на пониженных тонах произношение Учихи не теряло внятности, и пареньку не приходилось концентрироваться на слухе в попытке разобрать услышанное.

— Ни с кем, — без утайки признался он. Однако в честность ответа «не чужой» не поверил, тут же приподняв свою ладонь, грозясь повторно пленить ухо. Узумаки моментально смекнул: — Да ни с кем, клянусь! — зашуганно выпалил он, принимая защитную позицию. — Это я об стену!

Не такого объяснения брюнет ждал. Он ненадолго замер, отставив посягательство на мочку. Заняться этому дурню, что ли, больше нечем? Ну какой нормальный человек станет дубасить стену? Осмыслив, парень риторически произнёс:

— Ты идиот?

Наруто аж растерялся. Не то чтобы он считал себя идиотом, но на фоне его крайней выходки ответ «нет» прозвучал бы неубедительно. В немом ступоре он пялился на «приятеля», думая лишь о том, как бы его не поймали за покрасневшие раковины. Видок у него при этом был далеко не умный.

Н-да, тяжёлый случай. Чёртов Узумаки неисправим. Догадавшись, что ничего путного от него не добиться, Учиха устало вздохнул, смиряясь. Он высказал то, что хотел ещё в машине, и в мыслях воцарилась беззлобная тишина. Он сердился скорее не на «не чужого», а на отсутствие у того инстинкта самосохранения. Он так беспечно разбрасывается своим здоровьем. Относится к нему, как к чему-то само собой разумеющемуся. Он не ценит его, потому что до сих пор не потерял. Ему неведомо, насколько оно ценно, как без него бывает плохо, как при его утрате значительно падает уровень жизни и сколько возникает сложностей из того, что ранее было пустяком. Что, если бы он пробыл на морозе дольше? Если бы из-за некроза тканей ему пришлось ампутировать руки или ноги? То, как легко и тупо он мог стать калекой, выводило альфу из себя. Это же такой дебилизм! Если бы у него было то, что имел Узумаки, он бы ни за что… он бы ценил и не завидовал белобрысому болвану. Но нынче это уже неважно.

Учиха не засёк момент, когда погрузился в раздумья и завтыкал, рассматривая руку «приятеля».

— Шрамы останутся? — на кой-то спросил он, тихо и словно печально, как если бы забинтованная ладонь принадлежала ему.

— А я не знаю, — простодушно пожал плечами парнишка. Его такая ерунда не заботила. — Если и останутся, то всё равно как бы. У тебя вон, — кивнул он в сторону брюнета, — вся спина в шрамах, — отчего-то полоска губ не торопясь стала загибаться в ухмылку. — И как-то неправильно, что у тебя больше! — тут же вспоминалось, как они частенько соперничали, соревнуясь во всякой чепухе. И, поди, количество шрамов пополнило сей список. — Это вообще такая странная хрень! — демонстративно выставив руки перед собой, воскликнул омега. — Я думал, такое бывает только от ожогов!

— Это и есть ожоги, но холодовые, гений, — умничая, пояснил брюнет, на что паренёк выразил ярчайшее изумление, точно ему вселенскую тайну открыли:

— Что? Реально??? — звонкости у него не отнять, но сегодня он особенно громкий.

— О, Боже… — закатив глаза, потёр переносицу Учиха. Было б чему удивляться. Хотя речь же об Узумаки… Пора бы нервам закалить невосприимчивость к его скудоумию.

— Не знал, что такое существует…

Не, ну сказочный придурок. То под машину бросается, то стену лупит, то смерть на морозе ищет. Чем размеренная и беспроблемная жизнь его не привлекает?

— Ты не участвовал в драках несколько месяцев и всё равно весь искалеченный. Какого хрена, Узумаки?

— Когда ты такой эмоциональный, мне аж не по себе, — пробормотал тот.

— Умолкни.

— Ты ж сам спрашиваешь!

Этому Дураске не угодить. Чего ему надо? О сорванной встрече он даже не заикнулся, ну и на что тогда он сердится? Кричит, обзывается чаще обычного… Может, всё-таки соскучился в своей манере? Или крыша течёт? Выглядит вроде адекватным. Бледный, синяки под глазами чуть углубились и потемнели, но никакого безумства на лице.

— Скажи, — вопреки «умолкни», раздалось с любопытством, — ты всегда возвращал меня домой, чтоб меня наказали?

— Ты идиот? — и снова этот вопрос. — Я делал это, чтоб не наказали меня. И чтобы ты не умер где-нибудь из-за своей тупости.

— О, — отреагировал на разбавленный эгоизм «друга» омега, давя ехидную лыбу: — всё-таки переживаешь за меня?

— Нет, — сказал как отрезал. — Я не переживаю за тебя. Просто не хочу, чтобы ты по-дебильному помер. Не путай.

— А если не по-дебильному? — с хитрецой подловил Нару, не отставая от альфы. — Хочешь, чтобы так?

Тот с раздражением пялился на него, прекрасно зная, что омега специально косит под дурочка, чтобы побесить его и чтобы услышать желаемое: «Да, мне тревожно за тебя». Но это не так. По крайней мере, тревога за кого-то в представлении Саске выглядела и ощущалась по-другому. Для того, чтобы за кого-то волноваться, нужно этим кем-то дорожить. Узумаки ему не дорог. Узумаки — это привычка.

— Не твори херни и всё, — холодно бросил Учиха.

Узумаки промолчал, но для себя он всё решил в тот день, когда очнулся в гостиной. С него не хватит дурости, не хватит пакостей, сомнительных затей, драк, необдуманных действий, но… с матушки хватит. Со всех достаточно его авантюр. Парнишка ненавидел уступать чьему-то мнению, а тем более Дураске, но тот был прав, говоря про «легко отделался». Наверно, случись вся эта ситуация полгода назад, парнишка не придал бы его словам какого-либо значения. Ну отделался и отделался — всё ж хорошо в итоге. Он бы не задумывался о варианте «А если бы не хорошо». Он его даже в фантазии не воспроизвёл бы интереса ради. Но ныне в этом не было необходимости — он видел этот воплощённый в жизнь вариант на примере семьи Учих, а плачущая матушка помогла его в кой-то веки осознать. Видя подавленную горем тётушку, блондин попросту не мог обречь матушку на такую же жизнь. Да и Дураске бросать никак нельзя.

Общительность Учихи растворялась на глазах. Он не поменял позы, не отсел, но ощутимо отстранился. Устал? Паренёк предположил, что тот прибегнет к излюбленному ходу — дальнейшему игнорированию всего вокруг, но, наперекор ожиданиям, «не чужой» с хрипотцой пробурчал:

— Я не хочу больше представлять твою смерть.

Весьма лицемерная фраза для того, кто не так давно просил столкнуть себя с лестницы. Узумаки перестал ухмыляться и как-то невесело оглядел «приятеля».

— И я твою.

***